Спасительная любовь

Глава 20

Ему надо выбраться отсюда. Надо найти Брэкстона, попасть на Уайтхолл, поговорить с родственниками. Ему надо отыскать Джервейса и выяснить, где правда. Оливия говорила с такой уверенностью, но ведь это никак не могло быть правдой.

Не Джервейс.

У него болели глаза. Ему казалось, что земная ось наклонилась и Земля вот-вот погибнет. Казалось, сердце вот-вот разорвется и расколется череп.

Этого не может быть. Не Джервейс. Не улыбающийся, забавный, безвредный Джервейс.

Но и не Ливви.

Она ушла от него не раньше, чем к нему стала возвращаться память, какие-то разрозненные обрывки, часто ничего не значащие.

Он видел коридоры своего дома, вытертые тысячами ходивших по ним ног, изношенные временем и тщательным уходом. Дом не был громадиной с разновеликими крыльями. Дом был в его любимом якобитском стиле, с кессонными потолками и панельной обшивкой. В памяти всплывал кусочек из жизни в нем — Ливви рядом, смеющаяся Ливви. Она всегда смеялась.

Она не была такой, как сейчас. Сейчас у нее измученный вид, она грустная и опустошенная.

Да, ребенок. Она потеряла ребенка? Очень может быть. Отчего еще у нее взгляд женщины, понесшей невосполнимую утрату?

Он взглянул на свою руку и увидел, что она дрожит. Вспомнилось — он прикладывает эту ладонь к ее ставшему немного выпуклым животу, ее ладонь оказывается сверху, ее глаза светятся от благоговения и наслаждения.

— Ты чувствуешь, как он шевелится? — спросила она. — Чувствуешь?

Он почувствовал. Больше у него не было такой возможности.

А теперь их ребенка нет.

Потом, как ни странно, он увидел себя сидящим на великолепной гнедой лошади, а перед его глазами расстилалось море. Но это не было море, которое он знал по Йоркширу. И это не был Скарборо, Рамсгит или Бристоль. Вокруг были пологие дюны, он смотрел на серое море и ждал. Он не знал, чего ждет и почему. Он только помнил владевшее им тревожное чувство. Нетерпение. А если копнуть глубже — отчаяние.

В его памяти возникали обрывочные картины: семья, друзья, места, неизвестно где находившиеся, голоса, говорящие по-английски, по-французски и по-испански.

Мими. Смеющаяся, счастливая Мими.

И снова Ливви. Он вдруг увидел ее, заплаканную, застывшую на подъездной аллее аббатства. Он вспомнил, с каким удовлетворением он захлопнул дверь перед ее лицом, а потом поспешил к окну, из которого мог видеть, как Роджер, егерь, вывел ее за ворота. Он вспомнил кислый вкус предательства, которое питало его, и удовольствие, которое он получил от ее жалкого вида.

Кто возник за его спиной? Он не видел, но слышал его.

— В следующий раз она, может быть, подумает, прежде чем предавать своего мужа.

— В следующий раз она предаст своего покровителя, — услышал он свои слова, и ему стало стыдно.

Тот, кто стоял сзади, засмеялся. Так смеялся Джервейс.

Память замолчала, оставив Джека с горьким чувством ненависти к себе. Он в самом деле был таким жестоким? Неужели он так и не выслушал ее объяснений?

Неужели Джервейс сумел убедить его? Джервейс подходил ближе, выглядел таким расстроенным, таким смущенным и неуверенно рассказывал — для его, же блага — еще одну сплетню о том, что делала Оливия, когда Джек отлучался куда-нибудь.

Неужели Джервейс такой монстр, каким изобразила его Оливия?

Потирая разболевшуюся голову, Джек встал и подошел к окну, выходящему в сад. Было уже поздно, луна серебрила почти неподвижную листву. Она все еще была там, застывшая как статуя. Она сидела так давно. Джек видел, как приходили и уходили люди; большей частью они просто оставались стоять в дверях библиотеки, иногда что-то говорили ей. Один раз вышла леди Би и села рядом, не касаясь ее. Ему показалось, что Оливия отрицательно качнула головой. Больше она не двигалась.

Отчего ему так больно? Отчего ему страшно за нее? Пусть она провела утро в его объятиях, говорила, что любит смотреть, как первые лучи солнца пробуждают его. Пусть он еще ощущал ее запах и слышал ее смех, когда тыкался носом в ее шею. Пусть он не мог себе представить, как женщина, которая всецело доверялась ему, может одновременно предавать.

Он не мог вообразить такое и раньше.

Потом он вспомнил отца. Как отец с покрасневшим лицом стучал по столу, бросая обвинения в адрес Оливии, словно ошметки грязи. Но относились ли эти всплывшие из глубин памяти воспоминания ко времени его решения жениться или ко времени его решения развестись?

Он узнает. Ему нужно попасть на Гросвенор-сквер и надеяться, что его семейство будет на месте. Сначала, конечно, надо убедиться, что Ливви в безопасности. Захватив куртку, он пошел к двери.

— Ну нет, — сказал сержант Харпер из коридора. — Сегодня вам ни к чему бродить по улицам. Право, стоит вам высунуть голову со двора, как мы окажемся там, с чего начинали.

Джек замер. Ему и в голову не могло прийти, что этот кривоногий солдат не просто так торчит в коридоре.

— Почему вы думаете, что я хочу сбежать?

Харпер дерзко осклабился и оторвался от бледно-желтой стены.

— Думаете, мне не приходилось видеть, как выглядят решившие улизнуть новобранцы? Небольшая стычка — и они уже хотят домой, к маме. Боюсь, именно это вы и собираетесь сделать, прошу извинить за такие слова.

Джек оторопел.

— А кто вы такой, чтобы остановить меня? Харпер продолжал скалить зубы.

— Я тот, кто сейчас намного сильней, да и ноги у меня покрепче… ну, в любом случае одна нога.

Он, кажется, посчитал это истерикой. Джек чувствовал себя запертым в клетку.

— Ну, если вы все предусмотрели, почему бы вам не спуститься вниз и не посмотреть, в безопасности ли Ливви? Она сидит там слишком долго. Ее могли увидеть.

Харпер склонил голову набок.

— Вас это тревожит?

Он вспыхнул от стыда и отвернулся.

— Вы не знаете людей, которые выслеживают меня. Они ни перед чем не остановятся.

— Вы что-то вспомнили?

Он только покачал головой.

— Скорее ощущение. Будьте рядом с ней, если я не могу.

— Не беспокойтесь. Этот славный майор Брэкстон прислал нескольких человек, чтобы пополнить штат. Мы наблюдаем.

Джек вскинул голову.

— Брэкстон? Он был здесь?

— Всего лишь передал записочку с одним из людей.

— Хорошо. — Джек покрутил пуговицу. — Ну, если есть помощники, я вам не нужен.

— Так вы считаете, что спросите у ваших родственников и они скажут вам правду?

Джеку никогда не приходилось видеть таких всезнающих голубых глаз, как смотревшие на него сейчас из-под рыжей щетки волос.

— Откуда вы знаете? Харпер пожал плечами.

— Вы припомнили такое, с чем не можете смириться, и думаете, что ваша семья будет счастлива помочь вам. Вы считаете, дружище, они это сделают? Я-то думаю, у них не хватит милосердия пописать на мою бедную девочку, если она будет гореть.

Джек нахмурился.

— Вы имеете в виду Оливию?

— Я имею в виду ту бедняжку, которая подумала, что вам можно верить. Я многое повидал на своем веку, но никогда не видел таких блестящих счастливых глаз, какие были у нее, когда она думала, что вы любите ее, и таких безрадостных, когда она узнала правду. Да, вы не видели, как она пустыми глазами смотрела в никуда, как если бы у нее больше не было слез.

Джек неприязненно смотрел на маленького человека.

— Она говорила, что знакома с вами не больше двух месяцев. Что вы можете знать о нас?

Харпер покивал, как если бы раздумывал над вопросом.

— Вы когда-нибудь спрашивали, как получилось, что мисс Оливия нашла вас, ваша светлость?

Джек почувствовал, как по нему проползла волна ужаса.

— Что вы хотите сказать? Меня нашел Чемберс.

— И привел вашу жену спасать вас. Разве ее светлость не работала в Брюсселе за жалкие гроши компаньонкой у одной отвратительной старой калоши, которая была недостойна чистить ее башмаки? Когда началась битва, ваша леди могла бы не рисковать, вернуться в Англию, как другие англичанки. Но нет. Она пошла в палатки к медикам с моей мисс Грейс и не жалела себя, ухаживая за ранеными. А если вы думаете, что знаете, каково это было, мне придется назвать вас лжецом, милорд, и я готов отвечать за последствия.

Неукротимый маленький солдат покачал головой, как если бы тот день стоял у него перед глазами. Джек представил себе все это и ужаснулся.

— Но и этого было мало, — продолжил сержант. — Разве ваша маленькая леди не села в карету с мисс Грейс, положив ружье себе на колени, и не поехала с нами прямо на поле сражения, чтобы переворачивать мертвые тела и помочь моей девочке отыскать ее отца? Там она и нашла вас, на поле сражения, милорд. На поле сражения.

Джек чувствовал, что слова этого человека хлестали его словно плеть. Его Ливви? Как это могло быть?

Но сомневаться он не мог. Та Ливви, которую он знал, не стала бы колебаться.

Он не мог смотреть на сержанта.

— И вы считаете — это доказывает, что она не могла наставить мне рога?

— Я считаю, что никогда в жизни не видел более правдивой девочки и что, если вы не знаете этого, вы самый тупой англичанин, которого мне приходилось встречать. Простите за такие слова, но за тридцать лет службы в армии я встречал немало тупых англичан.

Джек снова подошел к окну и посмотрел вниз. Она еще была там. И не двигалась. Он покачал головой.

— Мне нужно поговорить со своим кузеном.

— Вот уж чего вам не нужно делать, сэр. В любом случае не раньше, чем вы поговорите с герцогиней.

Джек повернулся к нему.

— Почему?

— Ну, она, сдается мне, скажет вам, кто лишил мисс Оливию работы у старой грымзы. Кто позаботился, чтобы ей некуда было деться, пока герцогиня не увидела, откуда дует ветер.

Почему ему стало трудно дышать? Он вдруг почувствовал себя совершенно обессилевшим и сполз на пол.

— Черт, — промычал Харпер, ковыляя к нему. — Я перестарался и убил вас.

— Нет-нет, — сумел возразить он, сжимая руками голову. — Мне просто нужно минутку отдохнуть. Вы не могли бы прислать ко мне герцогиню?

— Как только она закончит с распоряжениями относительно обустройства другой комнаты для мисс Ливви. Разве нам не следует позаботиться об этом?

Не сказав больше ни слова, Харпер, тяжело ступая, вышел.

— Позаботьтесь о ее безопасности, — крикнул Джек ему вслед.

Этих слов оказалось достаточно, чтобы всплыли новые картины прошлого. Но они не были связаны с Ливви.

Белокурые волосы. Большие голубые глаза. Груди как гранаты.

Мими.

Она смеялась, закрываясь рукой, ее большие голубые глаза блестели. Был вечер, они возвращались в отель. Она пахла лилиями и кофе. Должно быть, шел мелкий дождик, потому что булыжники под ногами были мокрыми. Из кафе доносилась музыка — визгливая скрипка и фальшивая гармоника. Он улыбался, глядя на нее, но мысли его витали за сотни миль от этого места.

А в следующий миг мир распался на части. Мими бросилась бежать и закричала. Он услышал сзади хлопок. Он увидел, как кровь внезапно хлынула из ее груди. У нее был такой удивленный вид, когда она подняла руку, чтобы взглянуть вниз, — она хотела увидеть, что ударило ее. А затем ее колени подогнулись, и она потянула его вниз, на поблескивающую булыжную мостовую.

Кричала ли она? Он не мог бы сказать. Больше он ничего не помнил. Только ее удивленное, опускающееся вниз лицо. И кровь.

— Боже, — простонал он, закрывая глаза. — Она мертва.

— Кто мертв? — спросила, входя, герцогиня.

Джек растерянно смотрел на нее.

— Мими. Я видел, как она умерла.

Леди Кейт кивнула:

— Я сожалею. Но еще больше я сожалею, что вы снова причинили боль моей дорогой подруге. Я была о вас лучшего мнения, граф.

Он заморгал, неуверенный, что в состоянии объяснить свои воспоминания. Все, что он знал, — возвращающаяся память приносила страдания. И больше всего ранило то, что он вспоминал о Лив.

— Это происходило во Франции, — прямо сказал он.

— Да, — произнесла леди Кейт с вызывающей замешательство откровенностью. — Мы так и думали.

Ее слова заставили его вскочить.

— Вы так думали? Что вы хотите сказать?

— О, сядьте. Я слишком маленькая, чтобы поднимать вас с пола.

Он послушался, она пододвинула к окну второй стул, как если бы они оба не хотели спускать глаз с Ливви, которая всё еще сидела в саду.

Усевшись с видом дебютантки за чаем, леди Кейт подняла ранец, который раньше ему показала Ливви.

— Узнаете это?

Он уставился на нее.

— Они не там ищут, — с нажимом сказал он. — Мне нужно сказать им.

— Сказать кому?

Он ждал, когда внутри что-то откликнется, но напрасно.

— Не имею представления.

— И вы были во Франции.

Он снова стал тереть голову. Казалось, голова никогда больше не перестанет болеть.

— В Париже. И на берегу, ожидая кого-то.

— И больше вы ничего не помните?

— Мими. Я видел, как она умерла прямо на моих глазах. Бедная девочка…

— Да, конечно.

Непохоже было, что герцогиню это в самом деле расстраивало.

— Вы могли бы по крайней мере выразить сожаление по поводу отлетевшей души.

Смеющаяся девушка, которая спасала его от отчаяния. Кто сказал ему… сказал ему что?

На герцогиню его слова не произвели впечатления.

— Поймите, что прежде всего нам следует подумать о Ливви. И пока вы не вспомните, что делали в стране, с которой мы воюем, и как появились на поле сражения во французском мундире и с французскими депешами…

Он вскинул голову так быстро, что подумал: так она может и оторваться.

— Что вы хотите этим сказать?

Ее личико сморщилось от досады.

— Черт. Я намеревалась быть очень осторожной.

— Какие депеши?

— К генералу Груши. Это наводит вас на какие-нибудь мысли?

— Да. Он командовал резервными войсками на правом фланге.

— На левом фланге, Джек, — сказала она, — если бы вы смотрели со стороны расположения британских войск. А такого генерала там не было.

Он почувствовал, как кровь отлила от его лица.

— Вы говорите, что я предатель?

— Я говорю, что мы не знаем. Ну, Ливви не верит в это, но насчет вас у нее предвзятое мнение. И пока не узнаем, мы не выпустим вас из этого дома. А до тех пор пока мы не сможем отпустить вас, Ливви будет чувствовать себя совершенно несчастной. Так что мы попросили Кита Брэкстона приехать сегодня к ночи.

Джек не знал, что привлекло его внимание к окну. Он размышлял о том, что герцогиня, должно быть, сошла с ума, если считает его предателем, когда повернулся к нему, чтобы проверить, на месте ли Ливви.

Ее там не было.

— Она могла войти в дом, — непоследовательно сказал он. — Свяжитесь с Маркусом Белденом.

Герцогиня нахмурилась.

— С графом Дрейком? Зачем?

Но Джек уже не слушал ее. Он не сводил глаз с опустевшего сада. Внизу сгустились тени, было трудно рассмотреть что-либо. Да и что там можно было увидеть, кроме цветов?

Но он увидел.

Он стремительно вскочил на ноги. Ливви была все еще в саду. Она боролась с кем-то… с мужчиной… и Джек увидел, как при свете луны что-то сверкнуло в его руке.

— Помогите, — выкрикнул он. — На Ливви напали. Герцогиня еще не успела подняться с места, как он уже выбежал за дверь.

— Чертова кукла, — шипел он ей в ухо. — Где он?

Оливия извивалась под его рукой, зажавшей ей горло.

Она не могла дышать. Она не могла двинуться с места. В другой руке у него был нож, и, волоча ее по цветам в глубь тени, он метил кончиком ножа ей в глаз.

Ее ноги волочились по гравию дорожки, он дышал на нее табаком. Был еще какой-то запах… что-то… Боже. Он возбудился. Паника начинала подниматься в ее груди.

— Где… эта вещь?

Этот человек ел лук. Странные вещи приходят в голову, когда борешься за глоток воздуха. Действительно ли перед ее глазами промелькнет вся ее жизнь?

Она видит только Джека. И Джейми.

Боже, Джейми.

— Я не могу…

Напавший на нее, должно быть, понял. Он ослабил хватку ровно настолько, чтобы она могла вдохнуть глоток воздуха. Они оказались в дальнем углу, где тени были особенно густыми. В руке у него по-прежнему был нож. Он поднял его, чтобы напомнить ей об этом.

Втягивая воздух, она пыталась подтянуть под себя ноги.

— Где — что?

Какой глупой она была. Даже после поджога она не ожидала такого. Она была уверена, что ее добьет гадкий язык миссис Драммонд-Баррелл. Не верзила с ножом.

— Не надейтесь обмануть меня, графиня, — шептал он, сильнее сжимая ее горло, так что стало нестерпимо больно. — Я знаю, что вы послали за Брэкстоном. Значит, вы нашли его. И еще — я знаю, вы не хотите, чтобы вашего красавчика мужа повесили как предателя, а так и случится, если они найдут его раньше нас. Но если вы отдадите эту вещь мне, у меня не будет причин оставаться здесь.

Она пыталась оставаться спокойной. Сердце ее стучало, ей не удавалось вдохнуть достаточно воздуха.

— У него ничего нет. Только записка для генерала Груши. И все. Клянусь!

— У него есть список!

Она в отчаянии покачала головой:

— Нет. Никакого списка нет.

Надо заставить его поверить ей. Как только он перестанет ей верить, она не будет больше нужна ему. Разве что для устрашения. Труп с перерезанным от уха до уха горлом покажет другим, какова цена неуступчивости.

Она должна рискнуть.

— Где, как вы… думаете… этот список? — спросила она, борясь за глоток воздуха. — Я могу посмотреть.

— Зачем вам делать это?

Она знала, что ее смех выдает отчаяние. Вцепившись в его руку, она пыталась ослабить давление на горло.

— Я не хочу, чтобы его… повесили. Пожалуйста.

Он потряс ее, как терьер крысу.

— Я не верю вам, графиня. Мне кажется, вы хотите, чтобы я убедил вас сказать правду. Мне кажется, вы хотите, чтобы вместо меня заговорили мои ножи. — Притянув ее к себе так, словно он был ее любовником, он зашептал ей в ухо: — А они любят разговаривать.

Она содрогнулась, ощутив сладострастие в его голосе, и стала еще больше сопротивляться.

— О да, — бормотал он, приставляя кончик ножа к ее горлу. — Вырывайтесь. Это такой приятный спорт.

Она не успела ответить, как шее стало очень больно.

Это было похоже на то, словно подожгли фитиль. В ней вспыхнула ярость. Ослепляющая горячая ярость, которую она напрасно пыталась усмирить, сидя в саду, охватила ее, и она обрадовалась этому. Ярость вернула ей решительность. Силы. Она, наконец, знала, что делать с негодованием, болью и возмущением, которые так долго копились в ней.

Она вырвется из рук этого сумасшедшего. Ей нужно предупредить остальных. Она расскажет Джеку всю правду, а потом уйдет прочь.

Она почувствовала, что сможет сделать это.

«Соберись, Ливви, — сказала она себе. — Оцени обстановку».

— Я поищу его, — пискнула она, стараясь выглядеть еще слабее, чем была, хотя кровь уже текла по ее шее. — Обещаю.

Ей следовало позаботиться о себе раньше. Она может сделать это сейчас. Следя за покачиванием полоски ножа, отражающей лунный свет, она дала себе безвольно повиснуть, словно была парализована паникой. Она примерила расстояние от смертоносного лезвия до своих рук.

«Пожалуйста. Боже, не дай мне ошибиться».

— И почему же я должен поверить вам? — спросил он.

— Я не хочу умирать, — молила она.

Закинув руку за его плечо, она напружинила ноги. Вторую руку она держала так, чтобы он не видел ее, и старалась отыскать равновесие. Лезвие было слишком близко. Только бы сработала неожиданность. Только бы ей удалось выбить нож.

В окнах библиотеки зажегся свет. Насильник повернул голову, чтобы взглянуть. Это был шанс. Она изо всей силы ударила вверх прямо ему в нос. Не обращая внимания на боль, она схватила его руку и дернула ее вниз. Он взвыл. Она наступила ему на ногу и извернулась, чтобы стукнуть коленом в пах.

— Сука!

Ливви услышала, как захрустели кусты. Раздался топот. Ей спешили на помощь.

— Сюда! — крикнула она. — Помогите! — Она дернулась, пытаясь бежать.

Не получилось. Негодяй успел схватить ее за волосы.

— Плохой выбор, графиня.

У него по-прежнему был нож, и он смеялся.

— Ливви! — услышала она вопль Джека. Он звал других, указывал им путь. Ей надо было выиграть время.

— Сюда, Джек! — кричала она.

Она боролась, царапалась и толкалась, но противник был очень силен. Он стукнул ее по голове, и ноги изменили ей. Он придвинул рот к ее уху.

— Вам следовало бы слушаться меня, дорогая.

Она слышала, как к ней бегут на помощь, видела блеск ножа. Подняла руки, пытаясь защитить горло. Ее потащили к задним воротам.

— Убей ее, — услышала она за спиной и подумала, что знает этот голос.

— Их двое! — крикнула она.

Тащивший ее мужчина ударил ее в лицо. Она пыталась не потерять равновесие. В ушах стоял звон, болела челюсть. Джек так долго не шел на помощь.

Вдруг луна скрылась за облаками. Оливия услышала какое-то первобытное рычание, и ее погубитель застыл. Нож начал опускаться на ее горло, когда Джек налетел на них, и она оказалась на земле.

Она оказалась свободна, могла двигаться. Она смутно видела быстро приближающиеся огни, к ним бежали. Где-то близко послышались глухие удары и ужасный хруст костей. На миг ей показалось, что у задних ворот был еще один человек.

Оливия пыталась отползти подальше. Почему на руки падают капли дождя, удивлялась она, ведь небо было чистым.

— Второй убегает, — предупредила она, не уверенная, что ее кто-нибудь слышит.

— Недолго ему бегать, — ответил Джек, и она подумала, что никогда не слышала таких стальных ноток в его голосе. — Скорее за ним! — крикнул он кому-то. — И узнайте, что случилось с людьми Брэкстона.

Это Харпер склонился над ней? Нет, Финни. Харпер был рядом с Джеком.

— Полегче, ваша светлость, — сказал он. — Вы ведь хотите, чтобы он остался жив и ответил на кой-какие вопросы, так?

— Не… обязательно.

— Джек? — прошептала она, пугаясь, что он снова пострадал.

— Я здесь, Лив. — Она почувствовала, как его дрожащие руки ощупывают ее.

— Со мной все хорошо, — прошептала она. Слезы текли по ее щекам.

Болели коленки, на которые она упала. Болело лицо. Болела голова. Ее тошнило, голова кружилась, она сомневалась, что сможет подняться на ноги. Вдруг сразу множество рук помогли ей встать.

— Ведите этого ублюдка в дом, — велел Джек кому-то. — Я хочу расспросить его.

— Придется подождать, пока он сможет двигаться, — сказал Финни. — Вы чуть не вышибли из него дух.

— Ба! — услышала она восклицание Трэшера. — Это же Хирург!

— Мы позаботимся о нем, — сказал Харпер. — Позаботься о своей леди.

Кажется, Джек снова командовал.

— Пошлите кого-нибудь за графом Дрейком. Он знает, что делать с нашим непрошеным гостем. — А потом он осторожно поднял Ливви на руки. — Идем, любовь моя. Давай пойдем в дом.

Ей надо оттолкнуть его, но было так холодно. Голова кружилась, все вокруг качалось. А в его руках было так хорошо.

Она была не в силах собраться с мыслями, только удивлялась, что он ведет себя очень уверенно, совсем иначе, чем раньше, И думала, что пора рассказать ему все. Он-то найдет, как защитить их от Джервейса.

— Я с тобой, Ливви, — сказал он. — Я не отпущу тебя.

— Нет, Джек, — шептала она, не сводя с него глаз. — Тебе снова досталось.

Но он не смотрел на нее.

— Мне лучше.

Ей пришло в голову, что она слишком измучена, чтобы плакать. Тогда почему перед ее платья такой влажный? Может быть, она ошиблась? Джек понес ее в библиотеку, и Оливия поняла, что на ее руках был не дождь. Это была кровь.

Оливия растерянно смотрела на нее, не понимая, откуда она.

— Джек?

Он наконец взглянул на нее.

— О Боже, Лив.

В его глазах она увидела тревогу.

— Черт, — произнесла герцогиня, появившаяся в дверях. — Положите ее на кушетку. Грейс, пошлите за доктором Хардуэлом. Би, дайте нам немного бренди.

— Всем понемножку, — провозгласила старая дама. Все двигались очень быстро, но казалось — невероятно медленно.

— В чем дело? — спросила Оливия, видя вокруг себя встревоженные лица.

— У тебя еще где-нибудь болит? — спросил Джек, опуская ее на обитый коричневой кожей диван и сдергивая с себя шейный платок.

— У меня красные руки.

— Я знаю, милая. Тебе нужно лечь.

Он прижимал платок к ее шее. Было больно. — Порез идет по всей шее, — прозвучали слова герцогини. — Нужно снять медальон.

Оливия приподнялась, высвободила руки.

— Нет! Нет, это невозможно.

— Но нам придется, дорогая, иначе доктор не сможет помочь вам.

Оливия чувствовала, как по щекам ее потекли слезы.

— Я никогда не снимала его. Ни разу.

— Вы сможете держать его в руке. Хорошо?

Руки Джека тут же оказались у нее на затылке. Кто-то прижимал тампон к ее щеке, и она вспомнила. Да. Нож. Тот человек порезал ее. Ему был нужен список. Он чуть не убил ее.

Джек смотрел на медальон, лежавший на ее ладони.

— Ведь это я дал его тебе.

— Отдай! — умоляюще сказала она, понимая, что это звучит некрасиво. — Верни его мне!

Замешательство и боль отразились в глазах Джека. Ей было все равно. Ей надо получить свой медальон, зажать в руке, или… или…

Когда Джек вложил маленький золотой овал в ее руку, она всхлипнула. Она зажала медальон в руке так, словно это была ее единственная связь с жизнью. Так и было. Всегда так было.

— Это все, что у меня есть, — всхлипнула она и удивилась, что сказала это вслух.

— Разумеется, не все, — утешал ее Джек. — У тебя есть все мы.

Она вздрогнула, успев заметить печаль в его глазах.

— Нет, — твердо сказала она.

— Джек, — приглушенно сказала леди Кейт, — она повредит себе, если не успокоится. Лучше, если вы поможете мужчинам.

— Нет, подожди, Джек, ты должен пообещать, — произнесла Оливия.

Он был напуган. Ей показалось, что он дрожит.

— Все, что угодно.

— Если со мной что-нибудь случится, найди Джорджи. Поезжай к ней. Обещай мне, Джек.

— Найти Джорджи? Что ты хочешь сказать?

— Обещай мне, — молила она, сжимая его руку. — Найди ее.

— Конечно.

Она кивнула. Хорошо. Если он встретится с Джорджи, то узнает правду.

— Ох, — пробормотала она, — голова болит.

— Что он хотел, Ливви? Ты знаешь?

— Не сейчас, Джек, — сказала леди Кейт. — Пусть она отдыхает.

— Нет, — не согласилась Оливия, — не дайте мне забыть. Ему нужен список. Мне надо сказать Джеку.

Грейс опустилась перед ней на колени и стала осторожно обтирать ей лицо чем-то холодным и жгучим.

— Он слышал меня, Грейс? — спросила она, вдруг испугавшись, что она только подумала об этом.

— Конечно, дорогая.

Она вздохнула и закрыла глаза.

— Хорошо. Тогда все будет хорошо. Он защитит их вместо меня.

— Кого, дорогая?

— Джейми. Джек позаботится о Джейми, если я не смогу.

— А кто такой Джейми?

Она улыбнулась, но слезы продолжали струиться по ее щекам.

— Наш маленький мальчик.