Спасительная любовь

Глава 22

Оливия чувствовала, как жизнь покидает ее. Итак, все закончилось этим.

— Нет, неправда, — сказал Джек, крепче обнимая ее. Улыбка Джервейса стала шире.

— Ты хочешь, чтобы я рассказал тебе о симпатичной родинке, которая у нее под левой грудью?

Ливви отчаянно хотелось защитить себя. Ей хотелось, чтобы это не имело значения. Увы. Ее будущее захлопнулось. Зная, что другого не дано, она обхватила себя руками, чтобы отстраниться от гнева Джека.

Но он смотрел на Джервейса так, словно видел впервые.

— Может быть, ты и видел ее родинку, — сказал он, — но ты никогда не был ее покровителем. Для этого она слишком уважала себя и нашего ребенка.

Земля уходила у Ливви из-под ног.

— Но я потоптал ее, Джек. И потоптал хорошо.

Оливия попыталась возразить. Не дать Джервейсу торжествовать.

Но Джек снова удивил ее.

— Ты воспользовался ее положением — я не сомневаюсь в этом. Мне грустно, потому что я виноват во всех ее бедах. Хуже того — она настолько перестала доверять мне, что не рассказала об этом, и потому я не мог сказать ей, что это не имеет никакого значения.

Странное чувство овладело Оливией. Слова Джека отлетали от нее словно камешки, не проникая в сознание, — таким глубоким был шок.

Джервейс засмеялся.

— Ну не надо. Ни один мужчина не может быть настолько святым, чтобы добровольно водрузить рога на свою голову.

Джек повернулся к Оливии и, улыбаясь, пальцем нежно закрыл ей рот.

— Я знаю, любовь моя. У тебя есть причины мне не верить. Но я запомнил уроки, которые жизнь преподнесла мне в последние годы. Один из них преподал мне сержант Харпер, который сказал, что ты самая преданная девчушка, которую он когда-либо знал. Другой урок в том, что доверие основывается на вере. Не на свидетельствах. Ох, Ливви, как я мог не верить тебе?

Слезы застилали ей глаза.

— Это случилось примерно через месяц после дуэли, — произнесла она, стараясь говорить спокойно. — Ты исчез. Мои родители отреклись от меня. У меня не осталось… никого. Он казался таким… — Последнее слово она сумела произнести не сразу, — участливым.

Она все еще ждала, что Джек снова будет обличать ее. Когда он крепко обнял ее и поцеловал в темя, она почти лишилась чувств.

— О, Ливви. Я никогда не прощу себе, что поставил тебя в такое положение.

Из ее уст вырвалось рыдание.

— Он не мог дождаться, чтобы рассказать тебе. Я знала, что он не промолчит.

— Тсс, — зашептал он, укачивая ее в руках. — Это ничего не значит. Он… ничего не значит.

Она услышала, как Джервейс вздохнул, словно бы с отвращением.

— Ну, Джек, ты перестал быть забавным.

Джек еще раз поцеловал Оливию в голову и повернулся к кузену.

— Боюсь, на этот раз ты напрасно тратишь время, Джервейс. Ты официально находишься под арестом и будешь препровожден в Ньюгейт.

Джервейс рассмеялся так, словно Джек сказал что-то необычайно смешное.

— Ты не сделаешь этого. Подумай о скандале, о том, как он скажется на семье.

Удивительно, но Джек осклабился в ответ.

— К черту семью. К черту тебя. Сержант!

Джервейс круто повернулся, собираясь бежать, и налетел на несокрушимую стену — сержанта Харпера с вооруженными людьми.

— Неужели, Джервейс, — зло воскликнул Джек, — ты в самом деле думал, что я позволю тебе уйти?

Джервейс только моргал, удерживаемый железной хваткой Харпера. Но тут он увидел Дрейка, и к нему вернулась безмятежность.

— Превосходно, — злорадно сказал он, пряча табакерку. — Бегать от закона — занятие слишком утомительное. Я уверен, за несколько раскрытых имен вы охотно позволите мне комфортно проживать где-нибудь подальше отсюда.

Дрейк не удостоил его ответом, он просто махнул рукой, и Джервейса подхватили под руки и повели.

— Au revoir, старина, — произнес Джервейс, проходя мимо. — Есть много мест, куда можно отправиться, назвав имена предателей.

Когда его уводили, Джек поднял голову.

— Еще одно, Джервейс. Если ты когда-нибудь еще раз упомянешь моих жену и сына, я задушу тебя собственными руками. И знаешь, Джервейс? — Джек по-волчьи улыбнулся. — Ты будешь не первым, с кем это случится.

— Твой сын? — Джервейс оторопело посмотрел на Ливви. — Черт, так он не умер?

— Нет, Джервейс. Он жив.

Вместо того чтобы клясть вероломство Оливии, Джервейс хохотал всю дорогу до двери.

Оливия едва могла сидеть спокойно. Они с Джеком весь день ехали в направлении Шорхэма, чтобы сберечь время и морем доплыть до Девона. Ей не терпелось увидеть сына, а до него еще оставался день пути.

На отдых они остановились в принадлежащем Джеку поместье Оук-Гроув. Прекрасный дом из красного кирпича был построен в архитектурном стиле королевы Анны. В другое время она с удовольствием походила бы по ухоженным лужайкам и даже прошла бы дальше, туда, откуда можно увидеть морское побережье. Но сейчас она ни о чем не могла думать, кроме как о Джейми.

— Тебе надо поесть, — услышала она.

Очнувшись от своих мыслей, она повернула голову и увидела входящего в комнату Джека. Сердце у нее замерло и подпрыгнуло, как всегда бывало при его появлении. Прекрасный камзол табачно-коричневого цвета все еще болтался на нем, но выглядел Джек намного лучше. Он определенно выглядел лучше, чем она.

Не испугается ли ее Джейми? Она была в синяках, свежий шрам был розовым и неровным. Она и раньше не считала себя красавицей, но сейчас… она видела, как женщины оглядывались на нее в таверне.

— Я не могу есть, — сказала она, глядя на сладкую булочку, к которой едва прикоснулась. — Я хочу ехать.

— Скоро поедем, — сказал он, подходя к столу. — Сэм чинит упряжь.

Ей не сиделось, она захотела встать и походить. И тут она увидела, что Джек что-то держит в руках и смотрит так, словно чего-то побаивается. Он явно нервничал не меньше ее самой.

— Джек? Что случилось?

Он широко улыбнулся ей.

— Мне нужно поговорить с тобой.

У нее ослабли колени.

— Что-то случилось?

— Нет. — Он выдвинул стул наискосок от нее и сел. — Я собирался вручить это тебе рано или поздно. — Он засмеялся, как мальчишка, пытающийся вручить девочке букет полевых цветов. — У меня есть кое-что для тебя, Ливви, и я хочу отдать это тебе до того, как мы встретимся с Джейми. Мне кажется, это важно.

— Что? — спросила она, пугаясь. — Твоя семья? Твой отец? Они против? Ты обещал, что они… не будут… не будут…

Он, нежно улыбаясь, успокаивающе дотронулся до ее руки.

— Они тоже будут рады познакомиться с Джейми. Но не будут вмешиваться. Я сказал, что защищу тебя от могущественного маркиза, и защищу. Нет, Лив. Это между тобой и мной.

Она старалась справиться с дыханием. Дом был так близко. И вот теперь разочарование.

— Что это, Джек? — потребовала она ответа. — Пожалуйста. Я утратила вкус к сюрпризам.

Когда он поднял голову, она увидела робкую улыбку, которая тронула ее сердце.

— Знаю, Лив, это выглядит неуклюже. Я всю дорогу думай, как поступить. И придумал, что мне сделать, чтобы облегчить твои страхи насчет Джейми и вашего будущего. Даже если мы не станем снова семьей, я не хочу, чтобы тебе когда-либо пришлось туго.

Теперь Ливви видела, что у него в руках документы. Он взглянул на них и протянул ей.

Она, нервничая, развернула первую бумагу.

— Это документ о передаче в собственность, — сказала она и подняла на него глаза.

Он кивнул:

— На это поместье. Тебе, кажется, нравится здесь, а оно мое, я могу им распоряжаться. Я отдаю его тебе и Джейми, на нем нет долгов. Чтобы ни случилось, оно ваше. Оно даст вам средства к существованию. Это очень доходное маленькое поместье.

Она посмотрела на бумагу в своих руках, которая вдруг задрожала, потом на Джека.

— Но почему?

— Я отнял у тебя все, Ливви, — сказал он, и в его глазах блеснули слезы. — Я не хочу, чтобы это могло повториться.

Теперь слезы жгли и ее глаза. Она не знала, что делать. Что говорить. Слишком много накопилось всего. Сердце не выдерживало.

— Есть еще один документ, — сказал он, вытаскивая снизу вторую бумагу.

Она вытерла слезы и взяла ее. Джек выпустил ее руку и поднялся на ноги, словно он не хотел наблюдать, как она читает. Он молчал, и его молчание пугало ее.

Второй документ был толще, чем первый, на нем были печати и ленточка. Она открыла его так, как открывала свои ящички, преодолев желание зажмуриться, перед тем как взглянуть на него. Расправив страницы, она начала читать.

Потом прочитала второй раз.

Она посмотрела на Джека, но тот застыл на месте и молчал.

— Как тебе это удалось? — спросила она дрогнувшим голосом.

— Я постарался. — Его быстро промелькнувшая ухмылка была совсем такой, как раньше, — дерзкой и ослепительной. Очень похоже улыбался его маленький сын. — Хотя это было дьявольски нелегко. Как ты можешь себе представить, маркизу это совсем не понравилось. Но я сказал ему, что если он когда-либо попытается снова вмешаться в жизнь Джейми, то никогда больше не увидит ни меня, ни его. У отца, может быть, дикий нрав, но он по-своему любит меня.

Она неожиданно всхлипнула.

— Но, Джек….

Он встал перед ней на колени и взял ее за руку.

— Я люблю тебя, Ливви. И всегда буду любить. Но может случиться так, что мы не поженимся. Тебе нужно знать — что бы ни случилось, ты защищена. Этот документ удостоверяет, что ты являешься единственным опекуном Джейми до тех пор, пока не захочешь изменить такое положение вещей.

— Но ты его отец.

Он пожал плечами:

— Мы в разводе. А так даже у моего отца не будет прав на Джейми, если ты не согласишься на это. Никто не сможет забрать у тебя ребенка. Клянусь честью.

Она зарыдала, рыдания душили ее, но он улыбался.

— Ну вот, — сказал он, забирая у нее бумаги и опуская их в свой карман. — Мы же не хотим, чтобы чернила расплылись.

Он обнял ее, и она вдруг тоже оказалась на коленях, прижалась головой к его груди; пять лет горестей, печали и одиночества изливались из нее, как старая отрава. Он гладил ее волосы, качал ее и шептал, что все хорошо, что ей теперь ничто не угрожает, что он никогда не покинет их снова, пока они живы. И в глубине ее сердца начал расти сбереженный крошечный росток надежды.

— Я никогда не плачу, ты знаешь, — последний раз всхлипнула она и засмеялась. — Ты превратил меня в мокрую гусыню.

— Пусть, если это счастливые слезы, — бормотал он.

— Я думаю, Джек Уиндем, — смогла в конце концов заговорить она, — ты стал именно тем мужчиной, в которого я влюбилась пять лет назад.

Когда он дрожащими пальцами вытирал ей слезы, глаза у него были ясными, как рассвет.

— Ты сможешь снова полюбить меня, Лив?

Она улыбнулась, зная, что ее сердце снова открыто для него.

— Я всегда любила тебя без памяти, Джек.

— И ты ничего не имеешь против моего сватовства?

— Н-ничего…

Он издал страдальческий звук, но продолжал улыбаться.

— У тебя были причины желать моей смерти, — признал он. — Но ты спасла меня.

И он стал целовать ее, его руки блуждали в ее волосах, его сердце стучало ей навстречу, его губы были такими нежными, что она закрыла глаза и наслаждалась незнакомым ощущением счастья.

А потом он осторожно поцеловал ее в мокрый нос.

— У меня есть еще один сюрприз для тебя, Лив.

Она потерялась в его сладких поцелуях и не сразу поняла его.

— Еще сюрприз?

Но Джек уже смотрел куда-то за ее спиной и с широкой ухмылкой поднял ее на ноги.

— Милорд, — важно, как на торжественной мессе, произнес дворецкий Харрисон, — ваши гости здесь.

И вдруг, подобно чуду, появился он.

Высокий для своего возраста, тоненький мальчик. Его зеленые глаза цвета морской воды — отцовские глаза — сияли счастьем, он смеялся.

— Мама! — завопил он и бросился к ней.

— Джейми! — крикнула она и раскинула руки.

— Боже, — сказала Джорджи от двери, — что случилось с вами обоими?

Но Оливия была слишком занята, чтобы ответить. Она кружила своего сына, вдыхала его детский запах и думала, как замечательно чувствовать его тяжесть в своих руках и каким все было серым и унылым без него. За последние годы она жила только немногие дни — дни, когда могла видеть своего мальчика.

Потом Оливия оказалась перед ним на коленях; она отвела волосы с его лба и стала слушать возбужденный рассказ о лодке, на которой он только что плыл, о шторме, в который они попали, и о буквах, которым его учила тетя Джорджи; и вообще, где она была?

— Я уехала, чтобы привезти к тебе одного человека, любовь моя, — сказала она. Наклонившись, она зашептала ему в ухо: — Ты видишь того мужчину позади меня?

Он широко открыл глаза.

— Кто он?

— Он твой папа.

Джейми, очень серьезно, с широко раскрытыми глазами уставился на человека, который, оказывается, был его отцом.

— И где ты был? — требовательно спросил он.

Голос мальчика прозвучал неприветливо.

Джек опустился перед ним на колено.

— Старался вернуться к тебе и твоей маме.

— Почему так долго?

— Потому что был на войне. И к тому же сначала мне надо было научиться стать хорошим отцом.

И Джейми, поставив руки на бедра, откинул назад голову и нахмурился.

— Хорошо, — сказал он. — Я считаю, нам надо дать тебе попробовать.

— Это все, чего я прошу, — сказал Джек, и глаза его заблестели от слез.

Наконец-то, после пяти долгих лет, у Оливии появилась надежда.

Могло быть хуже, думал Джервейс. Он по крайней мере содержался в государственном секторе Ньюгейта — до окончания переговоров с правительством. Они знали — он будет говорить. Ему просто нужно убедить их, что полученная ими информация стоит запрошенной компенсации, а это будет, не трудно. И у него есть еще козырь про запас.

Поэтому он и торопился закончить письмо, когда дверь позади него распахнулась.

— Подождите, я сейчас освобожусь. Пишу своему дяде, маркизу, предлагаю назначить мне денежное содержание в обмен на то, что имя семьи не будут трепать в скандальных газетенках.

— Ах, не думаю, что это необходимо.

Джервейс повернулся с улыбкой облегчения. Ему не хотелось признаваться, насколько он напуган тем, что здесь его могут найти не те люди.

— А, хорошо. Это ты. Он несколько натужно хохотнул. — Так они собираются заплатить мне больше за молчание? Прекрасно! Признаюсь, я опасался обернуться и увидеть этого маньяка Хирурга, охотящегося за мной. — Его передернуло. — У парня нет чувства юмора, знаешь ли.

— Знаю, Джервейс. К счастью для тебя, он все еще надежно заперт в тюрьме. Поэтому здесь я.

Джервейс натянуто засмеялся.

— Вот и хорошо. Как думаешь, тебе понравится Вест-Индия? Я слышал, там отлично.

— Да, конечно. Эта тюрьма, она не идет тебе, как мне кажется.

— Я не задержусь здесь долго.

— Нет-нет, не задержишься. А сейчас закрой глаза и позволь мне сделать тебе приятное.

Джервейс хохотнул.

— Ты сделаешь приятное мне, а я сделаю приятное нашим друзьям. Я знаю кое-что интересное, и, думаю, мне хорошо заплатят за информацию. Достаточно, чтобы мы смогли отправиться на Барбадос.

Хитро подмигнув, он немного откинулся назад, вытянул ноги и закрыл глаза, как ему было сказано. Не следовало ему этого делать. Прежде чем он смог вскрикнуть, его горло было перерезано от уха до уха.

Глаза его удивленно открылись, удивление в них успело смениться ошеломлением. Он глянул вниз, как если бы его привел в замешательство вид ярко-красной крови, хлынувшей на его опрятный костюм и затем на пол. Глядя на того, кто сделал это, он медленно оседал, как выброшенная тряпичная кукла, пока его голова не упала на незаконченное письмо. На лице его застыло выражение, словно он успел подумать: «Меня оставили в дураках».

Так и есть, подумала Мими, вытирая нож о светло-коричневые панталоны покойника и вкладывая его в ножны на бедре.

— Бедняжка, — сказала она мягко его тускнеющим глазам. — Плохо, что ты не знал — не только Хирург любил ножи. На самом деле, — она склонилась к его уху, — он научился этому у меня.

На прощание она поцеловала Джервейса в голову, натянула капюшон, осторожно ступая, прошла по залитому кровью деревянному полу к двери и постучала.

— Все кончено? — спросил надзиратель, отводя глаза.

Она похлопала по его груди рукой с безупречными ногтями и прошла мимо.

— Да, конечно.

Потом, зная, что вопросов не будет, Мими спокойно вышла из Ньюгейта и отправилась домой.