Глава 31

— Это место очень опасно, — говорила девица в зеленом платье, наблюдая за лихорадочными сборами своей подруги. Та складывала в наплечную сумку вещи, которые намеревалась взять с собой в Розовый лес: флягу с водой, сырную лепешку для перекуса, нож из кухни на случай, если понадобится защититься от угрозы. — Как ты надеешься вернуться оттуда, откуда никто не возвращается?

— Не волнуйся, Маргарет, — повернулась к ней сеньорита Грация Войс. Ее грудь, обтянутая тканью желтого платья, тяжело вздымалась от дыхания. — Я все продумала.

Из складок пышной юбки она извлекла на свет стеклянный пузырек с порошком малинового цвета.

— Я покрашу волосы и стану похожа на одну из местных фейри. Все знают, какие они могущественные. Фею Розового леса не посмеет тронуть ни одна нечисть.

* * *

— Ты готов? — спросила я Саилрима, когда призрачная музыка, доносящаяся со второго этажа, стихла и солнечный свет за окном померк. — Теперь ты расскажешь, что тебя терзает?

Мой партнер по танцу вздохнул и, как галантный кавалер, подвел меня за руку к креслу, где я смогла бы с комфортом выслушать его исповедь. Сам он опустился в соседнее и нервно стиснул деревянные подлокотники.

Лицо Саилрима застыло маской, взгляд остекленел. Эльф будто смотрел вглубь себя, мыслями обращаясь к своему нелегкому прошлому. Его голос, когда он заговорил, звучал глухо и безжизненно.

— В тот день я взял с собой отряд и тоже отправился в Розовый лес за Поцелуем феи. Если хочешь использовать цветок для себя или для кого-то из своих близких, то должен сорвать его сам. Мы были на полпути к поляне, где растут эти волшебные целебные цветы, когда из леса навстречу нам выбежала девушка с малиновыми волосами до талии. Она была растрепана, бледна от страха, тяжело дышала и выглядела так, будто за ней кто-то гонится. Заметив наш отряд, девица подбежала к моей лошади и вцепилась в мою ногу. Помню, ее пальцы дрожали. Да что там — она тряслась вся, всем телом, словно в лихорадке. Когда говорила, зуб на зуб не попадал. Глаза огромные, на пол-лица, на лбу крупные капли пота.

Саилрим не смотрел в мою сторону. Его застывший взгляд был устремлен вниз и немного вбок. Мой собеседник словно пытался отгородиться от меня и от своей истории, поэтому рассказывал ее бесцветным механическим тоном робота.

— Она плакала и молила о помощи. Повторяла и повторяла: «Зверь, там зверь, хищная кошка с гигантскими зубами» — и оглядывалась на темные деревья за своей спиной. А я смотрел на нее и думал: «Как смеет эта человеческая девка просить о защите меня, эльфа?! После того, что ее народ сотворил с моим народом!»

— И что ты сделал? — я затаила дыхание.

Пальцы Саилрима крепче сжали подлокотники кресла.

— Отогнал ее от своей лошади и велел проваливать. Мой отряд продолжил путь. Она бежала за нами, что-то кричала вслед, но я ни разу не обернулся. Мы бросили твою мать одну в опасности.

— Что было дальше? — от откровений Саилрима горло сдавило спазмом, и я поняла, что могу говорить лишь шепотом. — Ты больше ее не видел?

Саилрим заерзал на сидении.

— Видел. На обратной дороге, когда мы набрали волшебных цветов и возвращались с поляны в замок.

Повисла гнетущая тишина. Под ложечкой засосало от дурного предчувствия. В глубине души я знала, что услышу.

Собравшись с духом, Саилрим продолжил.

— Она сидела на земле. Там, где мы ее оставили. Платье на ней было разорвано в клочья, вся грудь наружу, а на ногах… — Он страдальчески зажмурился. — По внутренней стороне ее голых бедер текла кровь.

Я замерла в кресле, переваривая его слова. Мне не надо было объяснять, что случилось в лесу, когда отряд эльфов ушел и молодая красивая Грация Войс осталась наедине со своим преследователем.

«Хищная кошка с гигантскими зубами…»

Сегодня я получила ответы сразу на несколько вопросов.

Стало понятно, почему мать так ненавидела Лиену и кто передал бывшей хозяйке моего тела звериный ген. Каждому жителю Аликанса известно, что в Розовом лесу обитает нечисть. Не только красноволосые фейри, но и оборотни всех мастей, в том числе огромные хищные кошки с острыми зубами — пантеры.

Грация Войс шла за цветком, чтобы спасти сестру от смерти, а вместо этого…

Саилрим молчал и только морщился как от боли, опустив веки.

—Ты не мог знать, что все так обернется, — сказала я, потому что тишина давила на уши и мой собеседник выглядел готовым сожрать себя изнутри.

— Нет, я знал, — простонал Саилрим. — Знал. Видел темный силуэт за деревьями, на которые она оглядывалась. Но на меня будто нашло затмение. Застарелая ненависть помутила рассудок.

Он посмотрел на меня осторожно, с опаской, словно боялся разглядеть на моем лице то, что его убьет.

— И чем теперь я лучше людей, которых презираю?

В порыве чувств Саилрим повысил голос, и его вопрос эхом отозвался в разных уголках обширной библиотеки. Почти сразу он устыдился своей несдержанности и сгорбился в кресле, будто пытаясь стать незаметным.

— Что было потом? — спросила я, видя, как горит и корчится в агонии его душа.

— Потом, — Саилрим уставился на свои колени, — мы отвезли ее к границе леса, чтобы она вернулась домой. Помогли ей, но было уже поздно. До сих пор перед глазами ее шатающаяся походка, изодранная юбка и ноги в потеках крови.

Со вздохом он поднял на меня взгляд:

— Теперь ты ненавидишь меня, Лиена?

Будь я на самом деле Лиеной Войс, то сейчас не знала бы, что ответить, меня бы разрывало на части от урагана мыслей и чувств. Наверное, это больно — осознать, что не была плодом любви, а родилась от насильственной связи, и что твой отец — подонок, нелюдь, чудовище из кошмарной сказки. Пожалуй, от такого известия недолго и умом тронуться.

Со смиренным видом Саилрим ждал, когда я вынесу свой вердикт. От его былой гордости не осталось и следа. Сейчас в кресле напротив меня сидел раскаявшийся грешник, измученный угрызениями совести. Весь серый, сгорбленный и с отчаянием в глазах.

Самозванка, я могла позволить себе быть великодушной и считала, что за годы в замке этот несчастный мужчина искупил свою вину. Надо было найти слова, которые облегчили бы его душевные муки, ибо я не видела в этих муках смысла. Хватит. Сколько уже можно себя изводить? У каждого преступления есть срок давности.

Но что сказать? С чего начать?

Внезапно меня осенило.

Я положила руку на стол открытой ладонью вверх, безмолвно предлагая переплести наши пальцы.

— Твой поступок, конечно, плох, и мне до безумия жалко свою мать, но знаешь, я счастлива, что появилась на свет. Да, мне очень нравится жить, и я рада, что родилась, пусть даже меня зачали при таких ужасных обстоятельствах. Если бы ты в тот день поступил по чести, меня бы не было.

Всё, я сказала это. То, что, по моему мнению, сказала бы ему настоящая Лиена Войс, чья воля к жизнь была сильна, несмотря на ее характер амебы и тяжелое детство нелюбимого ребенка. Как бы то ни было, жизнь — бесценный дар.

Мои слова заставили Саилрима вздрогнуть. На дне его глаз зародился теплый мерцающий огонек, изгнавший из них отчаяние. Вздохнув, теперь уже не обреченно, а с облегчением, Саилрим накрыл мою руку, лежащую на столе, своею.

— Если бы я знал, что твоя мать отправилась в лес за Поцелуем феи… Мы могли бы отдать ей все наши цветы. Хотя бы как-то возместить то зло, что причинили. Хотя бы немного очистить совесть. Спаси я от смерти ее сестру, мне стало бы чуть-чуть легче. Но я даже не подумал об этом. В тот момент я был в таком ужасе, что ничего не соображал. А твоя мать… Она вся ушла в себя. Даже не плакала. Пустое лицо. Застывший взгляд. Я боялся, как бы из-за случившегося она не потеряла рассудок.

— Не надо об этом думать. Что сделано, то сделано. Время не обратишь вспять и в прошлое не вернешься, чтобы исправить свои ошибки. Ты сполна заплатил за свое злодеяние. Пора отпустить это и жить дальше.

Саилрим молчал, уронив голову на грудь.

Некий внутренний порыв заставил меня взять в руки книгу, которую он читал, когда я вошла в библиотеку, и зашуршать в тишине бумажными листами.

Надпись, подчеркнутая кровью, изменилась. Раньше там значилось: «Лишь тогда ты выйдешь из сумрака, когда осознаешь свои пороки и докажешь, что они более не властны над тобою». Теперь слова были другие. Я знала, что новая надпись в книге — лишь отражение моих мыслей, но, увидев материальное воплощение этих мыслей, уверилась в своей правоте еще больше.

— Почему-то мне кажется, что в замке тебя держит чувство вины, — шепнула я, скользя подушечкой пальца по буквам на засаленной желтоватой странице. — И выйдешь ты отсюда тогда, когда себя простишь.

Видя, что собеседник никак не реагирует на мои слова, я взяла его за руки. Тогда Саилрим поднял голову, и наши взгляды встретились.

— Я прощаю тебя, — сказала я со всей искренностью, на какую была способна. — Я тебя прощаю, и ты себя прости.

Возможно, я не имела права говорить от лица настоящей Лиены Войс, в чьем теле сейчас находилась моя душа. Мне, Елене Орловой, Саилрим не причинил никакого горя, это была не моя трагедия, чтобы так легко раздавать прощения, но история слишком затянулась. Пора было поставить в ней жирную точку.

Чтобы придать своим словам вес, я поднялась с кресла и обняла этого раскаявшегося страдальца. Саилрим ответил на мои объятия своими — судорожными, полными невыразимой благодарности.

— Спасибо, — шептал он, цепляясь за мое платье с отчаянием потерявшегося ребенка. — Спасибо, спасибо, спасибо.

Мы больше не касались этой темы. Немного посидели в библиотеке, каждый в своих мыслях, и отправились спать, потому что очень устали, ведь выворачивать душу наизнанку — весьма изматывающее занятие.

Пробудилась я резко. От того, что мне не хватало воздуха.

Вместо привычной мягкой перины, подо мной была твердая холодная поверхность. Как я вскоре поняла, не просто жесткий матрас, а голый камень.

Я очнулась не там, где легла спать?

Темнота вокруг стояла абсолютная, беспросветная, такая, к которой глаза не приспособятся даже по прошествии времени. Задыхаясь, я попыталась подняться с этого неудобного ложа — и запаниковала, ударившись головой о что-то твердое.

Лоб взорвался болью.

Я вскинула руки. Потолок внезапно оказался прямо надо мной. Пальцы нащупали шероховатый камень.

Самое ужасное — каменные стенки окружали меня и слева, и справа.

Я была в ловушке.

Загрузка...