Спецкор. Любовь и тигры

Отступление первое: Тигр. Драный

— Привет Крайт! Слыхала — Тигру его симпатия подстрелила?

«Это он зря сказал…» Следом раздался двойной стук, который несведущему напомнил бы звук, с которым шар для боулинга сбивает кеглю. Сведущее же ухо мигом распознало картинку — в переборку только что влип, не сумевший сохранить равновесие десантник в защите восьмого класса — «Тортилла-2». Судя по раздавшемуся «Епст!» это был не успевший убраться с директрисы между докторшей и ее пациентом «ломовик» четвертого отделения, Аноа. Второй неудачник, долей секунды позднее встретившийся с переборкой с противоположной стороны коридора, от комментариев удержался и потому остался неопознанным.

— Тигр драный, если опять учудил — я с тебя сама шкуру сниму!!!

Упомянутый по полному прозвищу пациент задергался, малодушно пытаясь сменить укрытие, но это, само собой, не вышло — из манипуляторов стационарного медицинского комплекса вырваться удавалось лишь немногим, а уж когда тебе на шею ласково нажимает ладошка санитара весом в добрых полтора центнера, на это и вовсе не стоит надеяться.

— Лежи тихо, герой. Авось пожалеют и всю не снимут, — прогудело сверху, и сразу:

— Тамарау, тормози докторшу, а то как бы и впрямь не…

В этот момент Крайт, наконец, продралась через стоявшие насмерть два отделения десанта и ввалилась в медицинскую секцию. Тигр невольно залюбовался черно-белой, как жизнь, красавицей. Чередующиеся полоски шириной в пару пальцев при движении создавали прямо гипнотический эффект. В который раз не к месту подумалось, что быть бы ей «зеброй», да вот характер… даже для этой дикой и неподдающейся дрессуре лошади слишком уж крутоват, а вот «крайт» — в самый раз.

Второй санитар, не менее выдающихся пропорций, всей своей горой мышц метнулся на перехват, расставляя в стороны коряги рук и приседая в борцовской стойке. Имея почти полуторную фору в росте и четырехкратную в весе, он опрометчиво полагал, что сможет устоять при столкновении с ворвавшимся ураганом. Наивный.

Впрочем, ронять на пол его не стали — легкий подскок, левая стопа опирается на отставленное в сторону бедро, правая нижняя лапа цепляется за карман для пирофакелов на разгрузке, две верхние четырки упираются в плечи и выжимают тело вверх. Теперь не эта малявка санитару, а он ей «в пуп дышит», а главврач хирургического отделения — черно-белая Крайт — внимательно обозревает с высоты двух с половиной метров залитого в иннервационный гель пациента. Прямо оттуда, из-под потолка, едва не цепляя вставшими торчком ушами софиты освещения, и отдаются первые распоряжения.

— Диагноста в четвертый режим. Подключите, наконец, подачу смеси пока он у нас не утоп. И если через четверть секунды не снимете с него обувь, то всю грязь в фильтре грубой очистки кто-то будет жрать на ужин….

Легкий, почти бесшумный соскок, щелчок вставленного жетона и мягкое урчание, сигнализирующее о прохождении тестов аппаратурой. Мигом позже раздалось шипение и под маску начал поступать воздух. Все как положено — приказания в армии исполняются без промедления. Вовремя. А то становилось как-то… некомфортно.

Крайт, уже не спеша, подошла и взглянула на Тигра поверх фильтрующей маски. Некоторое время они просто смотрели друг другу в глаза. Казалось, что это встретившиеся брат и сестра — почти одинакового не великого роста. «Брат» хоть и был выше почти на пол головы, но на фоне не только санитаров, а и всех остальных бойцов своего отделения, практически терялся. Но похожими их делал не рост и цвет глаз, у обоих был редкий — карий, а расцветка. Точнее ее полосатость.

Черно-белая и рыже-черный. Вот только полосы Тигра не были врожденными, оттого очень узенькие, не шире полутора пальцев, они сплетались в замысловатые узоры по которым можно было проследить его практически двадцатилетнюю безупречную карьеру рядового, даже не заглядывая в медицинскую карту. Почему-то на местах шрамов с самого начала шерсть вырастала не огненно-рыжая (а теперь уже темно-красная с проседью), а иссиня-черная.

— Ладно, боец. Расслабься, ничего серьезного я не вижу. Эти дуболомы не иначе как в качестве учебной тревоги тебя сюда засунули. Им это конечно еще не раз икнется, но тебя это не касается. Так что давай — начинай жаловаться.

Умелые и нежные лапы ухватили за шкирку, приподняв голову над поверхностью геля, и сняли дыхательную маску. Синяя медицинская шапочка с марлевыми чехольчиками для ушей сдвинулась к нижним конечностям, почти полностью пропав из вида. Через четверть секунды оттуда раздалось фырканье, тонко намекающее, что еще миг промедления, и милость вполне может смениться гневом. Болезный мигом внял:

— Вышли на маршрут в 16–00. Задача — сопровождение групповой цели в зоне отве…

— Ты свои уставные фокусы брось. Это своему начальству будешь докладывать. А мне — анамнез пожалуйста — как двигался перед получением травмы, что хотел сделать, что вышло и чем перед этим думал.

Пациент слегка подергал ушами, пытаясь заново уложить в голове картину произошедшего, но долго думать не стал и поспешил продолжить:

— Кабан шел прямо на объект. Я попросил пилота уравнять скорость и спрыгнул прямо ему на загривок. Когти не выпускал, чтобы не оставить следов. О!

— Ага, вот это оно и есть. Растяжение сухожилий правого нижнего запястья. Есть пара небольших разрывов, на месте старых спаек. А вот тут у нас….

— Хр-р-р-р…

— А тут у нас левое колено, как ни странно — почти целое. Хотя чуть-чуть и был бы мениск. Правая лапа сорвалась, левая подогнулось, и кто-то приземлился на колено. Еще бы чуть и этот «кто-то» слетел бы под копыта очень злого и очень плотоядного кабанчика… А вот здесь у нас…

— Тут все в порядке!

— Тут-то думаю как раз и есть причина всех бед. Оторвать бы эти меховые шарики…

— Не надо.

— Да, удалять полностью здоровый орган нельзя. Хотя без него всё гораздо целее было бы. Вот скажи мне, что ты в этой девчонке нашел, неужели она красивая?

— Да. Точнее она… Как цветок… Одуванчик…

— Медицине все ясно, боюсь только психиатрия не в моей компетенции. Вернемся к травматологии, продолжайте пострадавший, вашего врача интересует — ты почему решил ковбоя на родео изображать, вместо того чтобы стрелять, убогий?

— Не хотел следы оставлять.

— Так ты что, этого кабана… — Крайт на миг отвлеклась от показаний приборов, ей даже изменила профессиональная медицинская отстраненность.

— Да, «ударником».

— Молодец, Драный, премию честно заслужил! Полагаю, это первое успешное боевое применение данной вершины прогресса. — Несмотря на смысл фразы, тембр произнесенного больше напоминал шипение.

— Пожалуй… я за двадцать лет тоже ничего путного, с ними связанного, не припомню. — Ступивший на тонкий лед Тигр не знал, как сгладить непростую ситуацию.

Раздражение, которое вызывали у Крайт ударники, не было новостью, в тесном мирке орбитальной платформы очень сложно что-то укрыть от внимательного взгляда. Неприязнь эта, к слову, имела все основания. Интегрированное гравитационно-импульсное оружие было действительно чудом маскировки и вершиной научной мысли. Выполненное исключительно на основе биотехнологий, без следа металла, оно устанавливалось (а точнее — вращивалось) в подушки лап — «спецам» и «дивам».

Предполагалось, что с помощью этого устройства можно бесшумно и незаметно (внешне) справиться с самым физически сильным противником. Также это чудо получали «дипломаты», что не говорите — внезапный инфаркт или инсульт у не слишком сговорчивого собеседника вполне может послужить делу установления мира. Удар локального градиента притяжения свободно проходил через любую броню, как естественную, так и носимую, и легко сворачивал кровь в венах или рвал сосуды, причем происходило это в местах и так природно слабых. Незаметность применения была на высшем уровне, даже при очень тщательной экспертизе найти убедительные доказательства было маловероятно.

На этом плюсы заканчивались, а дальше начинались сплошные минусы. Для эффективного воздействия рука от цели должна быть не дальше десятка сантиметров — привет от скрытности. А если вы так близко к противнику, то и обычные когти вполне эффективны, не говоря уже о ноже.

Редко когда приходится столкнуться с противником сильнее тебя физически, да еще при этом совершенно безоружным, и умудриться к тому же самому остаться буквально голым. Но военные с маниакальным упорством продолжали вставлять эту опасную игрушку — «на всякий случай».

«Игрушку» — в прямом смысле, потому как именно для игр взрослые детишки ее и использовали — строительный блок «ударом голой лапы» расколоть — на радость охающим дурочкам, выпивку в стакане «столбиком» поставить, или жонглировать мелкими предметами. Да мало ли развлечений можно придумать со скуки?!

Вот только пусть и похожее на игрушку, оружие всё равно остается оружием, и баловство с ним имеет вполне конкретные последствия. За неимением противника оно собственные сосуды порвет легко, и без труда остановит сердце.

В итоге врагам было нихолодно ни жарко, а вот своих идиотов с того света вытаскивать приходилось с завидной регулярностью.

А теперь вот одна неугомонная личность всё же нашла ему применение — перемешав гравитационным импульсом мозги парнокопытного любителя сырого мяса. Повод конечно серьезный — другие методы воздействия на почти тонную тушу слишком заметны, но как-то слабо верится, что все не было сделано из одного мальчишеского «слабо». Или всё гораздо серьезнее — и, не имеющего целого места на седой шкуре ветерана — достал-таки бес в ребро.

«Кстати, о ребрах — с бесами пусть психолог разбирается, нечего чужой хлеб отнимать.»

Тряхнув головой, Крайт вернулась к прерванному делу:

— А дальше что было?

— Ну, свин упал на передние колени, потом ткнулся пастью в землю, а она в меня попала…

— Из пушки?

— Да нет, вроде обычный револьвер…

— Ты меня не дури — у тебя вся левая половина тела спереди — сплошная гематома, это так броник давление на большую поверхность перераспределил. Там где не смог — сломано ребро, причем перелом открытый, но ребро ушло не вовнутрь, а наружу. Щит вообще отработал меньше чем на двадцать процентов, что говорит о том, что скорость была….

— А запись бота? — в голосе пациента появляется азартный интерес — шутка ли, выходит и люди и автоматика прозевали стрелка, причем с очень нестандартным стволом.

— А вот записи ящика твои слова полностью подтверждают — пуля вышла именно из ее револьвера, да и тебя, в момент попадания, очень характерно «сдуло» со спины хряка, разом погасив всю инерцию, да еще и придав приличный разгон. Ладно, это уже пусть оружейники разбираются, но новость неприятная — если у местных появились такие пули, то скоро иначе как в «горшке» на прогулку ходить не будем.

Тигр нервно дернул ухом — новость действительно не из лучших. За всеми этими разговорами он даже не заметил, как из ванны ушел гель, за что был наказан бесцеремонным захватом уха, за которое его и выволокли наружу. Уже там, вытянувшись в струнку перед старшим по званию, он дослушал остальные результаты обследования.

— С головой прядок, В том смысле, что мозгов в ней давно уже нет, потому и сотрясения не приключилось. Если вдруг будет болеть, впрочем, болеть она не будет — там сплошная кость, если такое учудить смог и целым остаться.

Крайт горестно махнула ушами, не зная, как выразить свое отношение к седому разгильдяю и продолжила с нажимом:

— Так, боец. Слушай мою команду — сегодня до вечера изображать блин на кровати. Пять дней — без физподготовки и беречь ребра, пусть срастаются. Потом на осмотр. Ты еще тут?

Радостный бег к двери — так легко уйти из медблока удавалось далеко не всегда, был оборван вопросом в спину:

— Тигр, ты хоть понимаешь, чем такие романтические истории обычно заканчиваются? Напряженная спина замерла на фоне темного люка, голос прозвучал глухо:

— Ты знаешь? А кто еще?

— Да все и всё про тебя, влюбленного дурака, знают. Думаешь, всерьез можно что-то скрыть, особенно если поседевший убийца вдруг стихами письма писать начинает? Да еще и девочке, которой в отцы годится…

— И?

— Всем тебя жалко. И ее. И помогли бы, да вот как в таком деле помочь?

«Седой убийца» — повернулся и вдруг по-мальчишески подмигнул:

— Вот и славно, не стоит умным людям за дураков их проблемы решать. Бывай, тельняшка!

И исчез за дверью под полушутливое шипение.