Глава 11

Глава одиннадцатая

Штаб—квартира ФБР. США.

Нью-Йорк. 15 апреля. 2009 год.

«… следы ядерного взрыва в центре Исламабада

ведут к террористической группировке Аль-

Кайеды. Обвинения наших спецслужб в помощи

террористам — это провокация и гнусная ложь…».

(из докладной записки директора ФБР Алена Шуста)

***

Резиденция торгового дома «Черников и сын».

Петербург. 15 июля. 1897 год.

Крепкий запах пота от разгоряченных тел, звонкие шлепки ударов по боксерским грушам и привычный лязг металла спортивных тренажеров — создавалось полное впечатление, что никакого переноса не было. Обычная тренировка в обычном московском спортзале.

Подвал под конторой торгового дома переделали практически сразу же после переезда в столицу. Немного пришлось повозиться с чертежами спортивных снарядов, но сложностей особых в изготовлении не было. У Дениса даже возникла идея организовать сеть фитнесс—клубов, что при должной рекламе могло принести неплохие дивиденды. Потом, правда, она куда—то улетучилась.

В занятиях обычно, помимо самого Дениса, участвовала пятерка бойцов—диверсантов и их командир — Платов. Иногда присоединялись Федька и Ерофеев с тройкой своих подчиненных. Остальной персонал торгового дома в непонятных забавах своего руководства участия не принимал. Сегодняшняя тренировка проходила в узком кругу: непосредственный шеф и его диверсионный отдел.

— Андрей, задняя нога отстает! Подтягивай!

Задняя нога, впрочем, как и передняя, у сорокалетнего ученика отсутствовала полностью. Матушка природа, к сожалению, не предусмотрела такую коллизию и ограничилась одной единственной парой. Но молодой тренер на эти мелочи внимания не обращал — методика занятий включала в себя и стандартные фразы, которые въелись в подкорку намертво.

— Фарит, подборок ниже опусти… и переднюю руку выше держи.

То, что у десятилетних мальчишек усваивается инстинктивно, взрослым мужикам приходится объяснять пошагово. Недаром тринадцатилетний возраст считается уже потерянным для большого спорта.

— Григорий! Прыгаешь пять минут без перерыва! Твоими ногами только по плацу маршировать!

Сорокалетний ученик беспрекословно отошел от боксерской груши и взял в руки детскую скакалку.

— Если будете халтурить, на следующем занятии устрою вам «Гавану»!

Угроза подействовала: диверсионный отдел резко увеличил интенсивность. Силовая тренировка на выносливость, придуманная специалистами кубинской сборной по боксу, могла напугать и более именитых спортсменов.

— Стоп, бойцы! — хлопнул в ладоши Денис, привлекая внимание. — Сейчас попробуем новое упражнение. Всем надеть перчатки!

Дождавшись, когда ученики выполнят команду, он продолжил:

— Слушаем вводную. Нужно проникнуть на охраняемый объект. Оружие, по условиям задачи, исключено. Вы нападающая сторона. Я — охранник. Вот это — коридор помещения.

Денис указал на две боксерские груши и встал между ними. Расстояние в два с половиной метра позволяло подойти только двум атакующим одновременно.

— Начали!

Бойцы смущенно потоптались, наконец вперед выдвинулся Платов и самый молодой член команды — тридцатилетний Фарит. Сдвоенная атака захлебнулась через несколько секунд, и нападающие бестолково отступили назад, перекрывая пространство оставшейся четверке.

— Теперь слушайте, как нужно делать по правилам.

Бывший начальник службы безопасности московского банка старался передать своим бойцам небольшую толику знаний, полученную от своих еще не родившихся подчиненных.

— Нападение производится гуськом, но не в затылок друг другу, а в шахматном порядке — полшага в сторону от впереди идущего. Понятно?

Дождавшись не очень уверенных кивков — шахматный порядок для инструктируемых представлялся явно чем—то эфемерным — Денис объяснял дальше.

— Каждому на атаку дается три—четыре секунды. Не больше. Если не успел свалить противника, проходишь дальше — каждый со своей стороны. Внимание охранника при этом рассеивается. Добивает идущий следом. Если и он не справился — передает дальше по цепочке. И так до последнего бойца.

— Денис Иванович, — обратился с вопросом Платов. — А если и п—последний не сумеет добить?

— Тогда мне придется набирать новую группу диверсов! — жестко, без малейшего намека на шутку, ответил Денис.

— Поехали!

Выдержать двадцатисекундный шквал непрекращающихся ударов, да еще и на ограниченном пространстве, тяжело даже мастерам очень высокого уровня. Практически — невозможно. На этом, собственно, и строилась нехитрая методика спецподразделений. Денис сломался на четвертом.

— Стоп, бойцы! Следующим встает Платов. Остальные — нападают.

— С—слушаюсь, шеф…

Вытерев кровь с брови — кожа на перчатках была все—таки грубоватой — он направился в душевую, но остановился, увидев в двери взволнованного чем—то Федьку.

— Денис Иванович!

В голосе верного помощника проскальзывали истеричные нотки, а взгляд был обреченно—отчаянным.

— Денис Иванович, — понизив голос до шепота, повторил он. — Юлия Васильевна пропала!

***

Москва. Большой Гнездиковский переулок.

Охранное отделение Департамента полиции.

17 июля. 1897 год.

Начальник Московского Охранного отделения подполковник Мартынов хмуро рассматривал сидящих перед ним посетителей. Одного из них, известного предпринимателя Рябушинского, он знал не понаслышке: дважды на его предприятиях арестовывали профессиональных агитаторов.

Обычные, малоприязненные отношения между жандармерией и купечеством, в данном случае были подвергнуты исключению. Павел Михайлович был уважаем во многих ветвях власти. Почетное звание потомственного гражданина, выданное Канцелярией Его Императорского Величества, было лишним тому подтверждением…

Второй, молодой человек, хоть и обладал приятной наружностью, не понравился шефу охранки сразу. Точнее, не понравился холодный, слегка пренебрежительный взгляд: именно так на Константина Петровича имел обыкновение смотреть директор Департамента полиции. Но считаться приходилось и с этим юношей: в архиве Отделения досье имелось на всех известных людей Российской империи.

После взаимных обязательных приветствий разговор начал именно молодой человек. И начал с весьма неприятного вопроса:

— Почему дело находится в ведении Охранного отделения, а не полицейского сыска?

Подполковник чертыхнулся про себя: еще и этих не хватало для полного счастья. Вчера вечером была неприятная беседа с извечными конкурентами в синих мундирах — Губернским управлением жандармерии. Дело представлялось громким, и охотников за лаврами было предостаточно.

— Потому что в карете была обнаружена записка противоимперского содержания.

Помимо фразы: «Смерть самодержавию», записка носила ряд нецензурных выражений в адрес монаршей особы, поэтому показывать ее посетителям он не собирался.

— И что удалось выяснить на сегодняшний день?

Это начинало походить на допрос. Мартынову очень хотелось поставить молодого г—на Черникова на место, но приходилось помнить и об утреннем телефонном разговоре с канцелярией московского обер—полицмейстера. Давление было не шуточным — требовали скорейшего расследования дела.

И настоятельно просили — а просьбы такого уровня равносильны приказу — со всей почтительностью отнестись к родственникам похищенной. К последним был причислен и Денис. Светская хроника столичных и московских газет взахлеб обсуждала предстоящую помолвку богатой наследницы и молодой, восходящей звезды финансового мира.

— Константин Петрович, голубчик — вмешался Рябушинский, почувствовав несколько напряженную атмосферу. — Поймите нас правильно — мы очень волнуемся за судьбу Юленьки.

— Я все понимаю, Павел Михайлович, — попытался добавить сочувствия в голосе шеф охранки. — Мы делаем все возможное и, поверьте, обязательно найдем похитителей.

— Вы так и не ответили, господин подполковник, есть ли хоть какая—то информация?

Стереотипы, намертво вбитые в голову еще советской пропагандой, сказывались и здесь: никакого уважения к охранному ведомству Денис не испытывал. Поэтому он и не старался быть любезным.

— Есть кое—какие зацепки, — неохотно ответил Мартынов. — Но, даже принимая во внимание ваше состояние, рассказать, увы, ничего не могу. Расследование проводится в глубочайшей тайне.

— Господин подполковник, — в дверь просунулся адъютант шефа охранки, молодой поручик со щегольскими усиками. — Кучер пришел в сознание.

— Выезжаем, — лаконично ответил тот, поднимаясь со стула. — И позови Сидельникова.

Допрос важного свидетеля начальник охранного отделения решил провести самолично.

— Мы едем с вами…

Как и любой житель двадцать первого столетия Денис прекрасно разбирался в трех вещах: политике, футболе и детективном расследовании уголовных преступлений. Иногда занимался и финансами.

***

Рослая гнедая лошадь, запряженная в выездной экипаж шефа московской охранки, нетерпеливо фыркала и била копытом по мостовой. Молодцеватый вахмистр лихо вскочил на козлы, в ожидании своего начальства.

Рябушинский, сославшись на плохое самочувствие, отправился домой и в больницу направились втроем. Подполковник захватил с собой своего заместителя по сыскной части коллежского асессора Сидельникова. В двухместную коляску уместились с трудом: пришлось потесниться.

Едва тронулись в путь, как Денис задал первый вопрос:

— Есть какая—нибудь информация о выкупе?

— Вечером того же дня преступники телефонировали в особняк и передали, что требования объявят через неделю.

Голос подполковника звучал сухо и неприязненно. Продолжающийся допрос его нервировал.

— Подробности похищения установили?

Денису было наплевать на переживания московского жандарма. Его больше волновала судьба любимой.

— Двое нападавших выдернули ее из собственного экипажа и скрылись в проходных дворах. Скорее всего, их там поджидала повозка. Кучер пытался оказать сопротивление, но ему проломили голову. Рукоятью револьвера.

Вместо шефа охранки ответил ветеран уголовного сыска, крепкий сорокалетний мужчина с цепким взглядом насмешливых карих глаз. В его голосе слышалось сочувствие к молодому человеку.

— Где это произошло? И когда?

Коллежский асессор охотно пояснил:

— Средь бела дня. В полуверсте от Тверского бульвара. Несколько минут ходьбы до резиденции московского обер—полицмейстера и Губернского управления жандармерии.

Мрачный подполковник дополнил его ответ:

— Похищение было дерзким и эффективным. Свидетелей много, но внятного описания они дать не могут.

— Значит, кучер — последняя надежда?

Шеф охранки молча кивнул головой и отвернулся в сторону.

— С какого номера был сделан звонок, установили?

Коляска неожиданно подпрыгнула на кочке, и Денис едва не прикусил себе язык. Рядом чертыхался Сидельников, потирая ушибленный локоть.

— Иван, не дрова везешь! За дорогой смотри! — прикрикнул подполковник на ездового.

— Виноват, ваше благородие! — раздался сконфуженный голос вахмистра. — Еще вчера этой колдобины не было.

Денис вопросительно посмотрел на сыскаря: ответа на последний вопрос он так и не получил.

— Номер одиннадцать шестьдесят семь. Телефонный аппарат доходного дома, что на Чистых прудах. Более ста жильцов и все разговаривают с вестибюля. Могли и посторонние зайти, с улицы.

Коллежский асессор взглянул на молодого человека с интересом: уголовный розыск эту версию отработал в первую очередь.

— А если установить тайное наблюдение?

— Невозможно—с, никак. Помещение маленькое, спрятаться негде.

Экипаж сделал резкий поворот, и собеседники повалились друг на друга. Шеф охранки разъяренно заорал:

— Чтоб тебя черти в аду поджарили! Будешь у меня на конюшне дежурить!

Не вслушиваясь в оправдательный лепет ездового, Денис продолжал наседать на начальника розыска:

— Может вахтера поменять? Или наказать ему, чтобы подслушивал?

— Поменять вахтера на филера можно, но преступник сразу же насторожится новому лицу. Глуховатый он, к тому же, толку не будет никакого.

— А если установить…

Денис оборвал себя на полуслове. Технология следующего столетия, пришедшая на ум, разглашению была нежелательна.

***

Москва. 18 июля. 1897 год.

Страстный бульвар. Екатерининская больница.

Бородатый мужик, с перебинтованной головой и багрово—фиолетовыми отеками вокруг узких щелочек глаз, говорил с трудом. Чтобы расслышать едва слышную речь, приходилось наклоняться к изголовью больничной кровати.

— Уголовники это были, ваше превосходительство. Никакие не анархисты.

Любой чиновник высокого ранга ассоциировался у него с генеральским чином. Мартынов нахмурился: в первоначальную версию следствия, где фигурировали подпольщики, это не укладывалось.

— Почему ты решил, что это были уголовники?

— Да я на них, ваше высокоблагородие, насмотрелся у себя в Сибири. У нас там ссыльных много было…

Свидетель закашлялся и потянулся за стаканом с водой, стоящим на прикроватной тумбочке. Сделав шумный глоток, он продолжил:

— Разные попадались: и уголовные, и политические. У меня глаз наметанный, не сумлевайтесь.

Шеф московской охранки задумался — дело нравилось ему все меньше и меньше. Во—первых, сам факт того, что похитители передвинули переговоры на неделю, уже был настораживающим. Киднепинг, перебравшись через океан, еще не получил широкого распространения в отечественном уголовном мире, но некоторый опыт у охранного отделения уже имелся.

Время, в данном случае, играло против налетчиков: полицейский розыск в любой момент мог потянуть за ниточку. Бесследных преступлений не бывает — эту азбучную истину знала каждая из противоборствующих сторон.

Во—вторых, попытка замаскировать уголовное преступление политической окраской, в практике воровского мира встречалась крайне редко. И, в—третьих, многолетний опыт сыскаря и безошибочная интуиция, подсказывали начальнику московской жандармской охранки, что дело не так просто, как выглядит на первый взгляд. Была в нем какая—то каверза.

Единственным положительным моментом было то, что осведомительная сеть отделения среди уголовной братии была намного обширней, чем в политическом подполье.

— Ну, а описать ты их сможешь? — вмешался в допрос Денис.

— Ну а что их описывать, ваше высокородие? — пожал плечами кучер, тут же поморщившись от боли. — Люди как люди. Голова, две руки, две ноги.

— Одеты были во что? Может быть, шрамы у них имелись? Родинки приметные, татуировки?

Подключившийся к процессу заместитель по розыску спрашивал медленно и отчетливо, давая возможность свидетелю обдумать каждый вопрос.

— Да не упомню я ничего, господин хороший, — смущенно ответил кучер. — Как по голове шандарахнули, всю памятку и отшибло.

Больше ничего интересного добиться не удалось. В задумчивом молчании покинув госпиталь, разговор возобновили на свежем воздухе: в тенистой аллее прилегающего переулка.

— Какие следующие действия планируете, Константин Петрович?

Денис задал вопрос ровным, холодным тоном, стараясь не выказать ни словом, ни жестом своего неприязненного отношения.

— Позвольте мне, господин Черников, самому отвечать за свои дальнейшие шаги! Перед вами я больше отчитываться не намерен—с!

Раздражение, копившееся весь день у жандармского подполковника, наконец—то вырвалось наружу. Стоявший рядом коллежский асессор с безучастным видом наблюдал за стайкой синиц, словно происходящее не имело к нему никакого отношения.

— А теперь послушайте меня, господин начальник охранного отделения. Если вы выйдете нас след преступников и решите произвести захват, не поставив при этом меня в известность, то я вам настоятельно советую этого не делать. И если с головы Юлии упадет хоть малейший волосок, то у вас, подполковник, появится личный враг.

Жесткие зеленые глаза внезапно потемнели карим оттенком и от этого, резко похолодевшего взгляда, подполковнику сделалось неуютно. Битому полицейскому волкодаву, в молодости не раз бравшему в одиночку вооруженных налетчиков, почему—то не захотелось иметь среди личных врагов молодого человека. Наплевательски относившийся к угрозам в свой адрес со стороны уголовных и политических элементов, подполковник почувствовал, что это — не угроза. Это обещание, которое господин Черников непременно исполнит.

Поэтому, молча кивнув головой, он направился к своему экипажу, поджидавшему у выхода из аллеи.

***

Денис постоял несколько минут, раздумывая, куда двинуться дальше. В гостиницу, где он поселил свою боевую группу, смысла идти не было — слишком малый объем информации не предполагал пока никаких активных действий.

Ерофеев, отправленный в свободный поиск, обещался вернуться ближе к вечеру. Город для него был чужой и собственных осведомителей здесь он не имел. Чтобы начать расследование, отставной пристав решил пробежаться по старым друзьям из полицейского сыска.

Решив, что стоит в спокойной обстановке еще раз расспросить Павла Михайловича, молодой человек свистнул проезжавшего мимо извозчика и направился на Малую Никитскую. В особняке, на диванном столике роскошного вестибюля, лежала срочная депеша, подписанная верным помошником. Текст телеграммы был лаконичен: «На банк началась атака».

Империя нанесла ответный удар.

Загрузка...