Спекулянтъ

Глава 4

Глава четвертая

Москва. 15 апреля. 2009 год.

«Вниманию жителей столицы!

Гидрометцентр объявил о штормовом

предупреждении. Не рекомендуется

покидать без особой необходимости…».

(Прогноз погоды на ТВЦ)

***

Уфимская губерния, 16 июня 1896 года

Федька, застенчиво покраснев, скороговоркой поведал об Анютке и исчез на обратном пути. Денис свернул в незнакомый переулок — так показалось короче! — и очнулся уже на набережной. Присел на замшелый валун, любуясь чистыми водами Агидели, понаблюдал за рыболовной артелью, поражаясь размерам бьющихся в неводе рыбин, побросал камешки в реку, целя в стайку сонных диких уток.

По соседству босоногая мелюзга гоняла береговых ласточек. Достанут бедолагу из норки, раскрутят с силой в руке и с радостным визгом запустят в небо. Лети, родная, наслаждайся полетом. Она и летит: пьяно, бездумно кувыркаясь, исходя в гневном крике. А мальчишкам все забава — хохочут звонко, да по голым ляжкам от восторга хлопают.

Солнце парило в зените. Если бы не мальчишки, Денис еще долго бродил бы по окрестностям. Следуя подсказкам, до особнячка добрался сравнительно быстро. Удивился непривычной тишине: дворня ходила на цыпочках, крадучись, лохматый сторож, приветственно вильнув хвостом, бесшумно скрылся в конуре.

Странно.

Заглянул в столовую, прошел в гостиную. Ни души. Со второго этажа донесся едва слышный хрустальный перезвон. Поднялся по лестнице в кабинет, осторожно приоткрыл дверь. Иван Кузьмич с угрюмым видом сидел в кресле, отрешенно уставившись в одну точку. Наглухо задернутые шторы погрузили комнату в полумрак, под стать настроению хозяина.

— Что случилось, батя?

Денис ловко перехватил из рук купца кувшинчик с вишневой наливкой, отставив его на дальний край стола.

— Разорили меня, сынок, вороги клятые до сумы довели! — отец с силой сжал тонкостенный фужер. — Без гроша мы с тобой остались, впору по миру идти, да подаяньем пробиваться.

Стекло звучно хрустнуло, осколки брызнули в разные стороны. Не обращая внимания на кровоточащие порезы, он продолжал сокрушаться.

— На кривой козе старого дурня объехали! Объегорили, словно несмышленыша!

Купец грохнул кулаком по столу. Графинчик жалобно тренькнул, выплеснув наливку на полированную поверхность. Матовая лужица заискрила под мерцающим, неровным пламенем свечей.

— Это надолго, — озабочено произнес Денис, устраиваясь напротив. — Бате кровь из носу нужна жилетка поплакаться… Что ж, подождем, нам не к спеху.

— Дом заложил в пятнадцать тысяч, лавки в торговых рядах, маслобойню…— купец с безнадегой взмахнул рукой: — Все нечистому под хвост пошло, чтоб им пусто было! Чтоб их черти в аду жарили на сковородах огненных, в смоле кипящей без устали варили!

Купец зацепил графинчик и шумно хлебнул из горлышка. Темно-рубиновая струйка скользнула по бороде. Вздохнул тяжело.

— Как дальше жить, ума не приложу… — и вновь забормотал: — Дом в пятнадцать тысяч, маслобойня в двадцать пять…

Делано зевнув, Денис равнодушно заметил:

— Пациент начинает повторяться.

— … лавки по четыре тысячи!

— На прошлом допросе, гражданин Черников, вы давали другие показания, — удивился Денис. — Лавки шли за десять тысяч скопом.

— … кожевенный цех!

— Этой бяки я вообще не припомню.

— … пилораму хотел поставить!

— Дельная мысль! Одобряю.

— … тебя женить!

— А вот это зря! Здесь ты, батя, слегка погорячился.

— …уже и девку справную присмотрел!

— Федьке отдадим, не пропадет.

— … одари геенной огненной отродье жидовское!

— Стоп! — Денис громко хлопнул в ладоши. — Третий круг марафонского забега — это уже слишком! Давай-ка, батя, хлопнем наливочки и внятно, без истерик все расскажем.

Он не издевался, нет. В минуты опасности нет места для жалости, решения надо принимать быстро, безошибочно. Злые слова ранят больно, обидно, но лучше ярость и злость, чем паника и безволие.

С силой сдавив пальцами плечо отца, Денис жестко повторил:

— Давай, батя, излагай все по порядку! И с самого начала, в подробностях.

Купец ощутимо вздрогнул. Глянул мутно на сына, пожевал губами в раздумьях и глухо, отрывисто роняя фразы, повел сказ:

— Прииск по случаю прикупил я в прошлую зиму. Добрый прииск, золото в тех краях издревле мыли. Ссуду взял под процент немалый в банкирском доме Полякова, последние портки заложил без оглядки. Мыслил, сладится дело скоро, долги покрою, тебя женю…

— Так, батя, вопрос с женитьбой предлагаю считать закрытым! — нетерпеливо перебил Денис. — Не отвлекайся, продолжай.

— Шнеер Абрашка, отродье бесово, меня под монастырь подвел, — горестно поведал купец. — Купил участок по соседству с пустой породой, а золотишко у моих артельных на «монопольку» # # 1 выменивал, особо не чинясь. Инженера горного, что прииском ведал, мздой совратил, да на свою сторону обратил … И я, дурень старый, отчеты липовые за чистую монету держал, все ждал, что жила богатая откроется.

# # 1 монополька (народное) — казенная водка

Иван Кузьмич вновь вздохнул, тяжелее прежнего.

— Ну а дальше? — подстегнул его Денис.

— А что дальше… Мое золото Абрашка записывал в шнуровую книгу # # 1своего прииска — все чин по чину, с казной шутки плохи. И ведь что удумал стервец! Пустышку свою продаст за хорошие тысячи, а прииск мой заберет за долги — закладные-то в конторе банковской он загодя выкупил. Следом и остатнее с молотка пойдет: и дом, и лавки, и маслобойня…

# # 1 Шнуровая книга — прошитая, пронумерованная казенная книга, в которую заносились данные о пробах, дневной добыче золота на прииске и пр. В этой же книге оставлял записи о нарушениях горный исправник. Раз в год книга сдавалась в Горное управление на ревизию.

— Далее по списку идут кожевенный цех, пилорама и девка справная, — задумчиво пробормотал Денис. — Хотя нет, девку мы Федору обещали, здесь захватчику облом-с выйдет… Ты мне другое скажи: срок по закладным когда истекает?

— Времени кот наплакал, на следующей неделе к оплате и предъявят, — понурил голову купец. — Мне бы полгодика продержаться, инженера честного на прииск поставить, да никто без заклада в долг не дает. А закладывать больше нечего. И жаловаться без толку — власти у них много.

Денис глубоко задумался. Судя по всему, купец попал под банальный рейдерский наезд. Наглый, не завуалированный, но эффективный… И банкир Поляков, в чьей конторе ссуда бралась. Знакомая фамилия…Тьфу ты, ну конечно! Самуил Самуилович, Ротшильд российского розлива. Погорел на банковских махинациях, но Витте — министр финансов — вытащил его из дерьма. На государственные деньги. Ну, это как обычно: когда дела идут в гору, банки протестуют против вмешательства государства в экономику, а как прижмет — сразу же в бюджетный карман лезут.

Идея возникла моментально — сказался богатый опыт в отражении рейдерских атак.

— Сколько у тебя есть свободных средств? — вкрадчиво спросил Денис.

Купец смущенно крякнул:

— Чего — сколько?

— Денег, спрашиваю, сколько сможешь набрать?

— Да тысяч пять-семь наскребу, не более того... А ты к чему интересуешься, сынок? Иль удумал чего? — с надеждой в голосе спросил Иван Кузьмич.

— Есть мыслишка одна, — отмахнулся Денис. — Погоди, не мешай, дай додумать.

Все-таки не зная местных реалий можно запросто сесть в лужу. Поэтому схема должна быть простой и эффективной. Но что мешает разбавить ее технологиями следующего столетия?

— Ты мне вот что скажи: этот Шнеер какими предприятиями владеет? Общую капитализацию # # 1 сможешь назвать хотя бы примерно?

# # 1 Капитализация — стоимость компании в текущий момент по оценке рынка.

— Чего назвать? — удивился купец.

— Стоимость активов, — терпеливо разъяснил Денис.

— Не понимаю тебя, сынок, уж больно мудрено ты изъясняешься, — с сокрушенным видом признался Иван Кузьмич. — Откуда только слова такие знаешь?

В его комнате на втором этаже имелась приличная библиотека. Видно, прежний владелец тела был большой любитель литературы. Денис, не моргнув глазом, сообщил:

— В книжке прочитал по финансам. Ты мне сам ее подарил, помнишь?

— Это когда такое было? — изумился купец.

— На прошлую пасху… вроде бы.

Купец почесал бровь в великом сомнении.

— Решительно не припомню такого казуса, ты уж не обессудь. Матушка покойная по большей части тебя книгами баловала, мне недосуг было твоим обучением заниматься.

— Ну, может и матушка подарила, — не стал спорить Денис. — Сам знаешь, у меня после молнии все в голове перепуталось.

— Может быть, доктора позовем? — обеспокоился купец.

— В задни… не надо никого доктора! — рассердился Денис. — Говори толком, что в загашнике у нашего друга имеется?!

— Какого друга? — вновь не понял купец.

— Абрама Шнеера! — гаркнул Денис.

— Окстись, какой он нам друг? Чтоб его перевернуло да грохнуло! Чтоб его дьявол прибрал поскорее… прости мне, господи, мои крамольные речи!

Купец размашисто перекрестился. Денис глубокомысленно поддакнул:

— Ну да, здесь я с тобой полностью согласный: таких друзей — за хрен, да в музей!

И тут же кубарем покатился от оглушительной затрещины. Иван Кузьмич навис над ним разъяренным медведем.

— Не много ли воли взял, сынок?! Слова непотребные речешь, отца родного в грош ни ставя! Не погляжу, что хворый, вожжами отхожу за милую душу!

— Виноват, батя, исправлюсь! Честное пионерское! — подняв руки в примирительном жесте, торопливо заверил Денис. Кряхтя поднялся с пола, мысленно наказав себе следить за языком: другое время, иные нравы. — Но вернемся к нашим баранам… Ты так и не ответил, чем владеет наш визави… тьфу ты!.. в общем, ты понял, о ком я говорю.

Бросив сердитый взгляд из-под кустистых бровей, Иван Кузьмич принялся сосредоточенно загибать пальцы.

— Лесопильный цех, механические мастерские, кирпичный завод. Еще ресторация имеется модная, доходный дом дюжины на три нумеров и по мелочи кое-что. Тысяч на триста пятьдесят все потянет... Может и поболее.

Не уступающие в диаметре говяжьим сарделькам конечности гнулись с трудом, заставляя хозяина морщить и без того напряженный от нерадостных мыслей лоб.

— А форма собственности какая?

— Чего — какая? — поперхнулся Иван Кузьмич.

— Товарищество, акционерное общество, артель, — терпеливо пояснил Денис.

— Они же спекулянты — все в звонкую монету обращают. Акционерное общество «Юго-восточное товарищество».

Денис азартно подался вперед.

— Биржа в городе есть? С фондовым отделом?

Схема сложилась окончательно. Оставались мелкие штрихи.

— Есть, как же ей не быть, — растерянно пробасил купец. Ход мыслей сына был для него тайной за семью печатями. — Аккурат рядом с Большой сибирской гостиницей и стоит... Нет, ты скажи: что удумал-то?

— Позже все объясню! — раздраженно отмахнулся Денис. — Слушай, что необходимо будет сделать. Во-первых, извернись, но разыщи тысяч пятнадцать-двадцать сроком на неделю-полторы. Обещай любой процент, особой роли это сыграет: тут либо грудь в крестах, либо… ну, далее по тексту, это ты и без меня знаешь. Во-вторых, мне потребуется свой человек в типографии для… — он задумался на мгновенье и, пробормотав «это тебе пока рано знать», продолжил: — В-третьих, хоть из-под земли достань грамотного маклера, не связанного родственными узами с нашей разлюбезной братией.

— С кем не связанного? — обескуражено уточнил купец.

— С Изей Шниперсоном, — отвлеченно пояснил Денис, почесал в затылке и с надеждой в голосе спросил: — Телеграфный аппарат, что ленты печатает, раздобыть сумеешь?

— Да где ж я его раздобуду? — искренне удивился Иван Кузьмич. — Они, чай, в лавках не пылятся, это тебе не фунт изюма на базаре сторговать.

Денис придвинул кувшин с вишневой наливкой и, проигнорировав гневный взгляд отца, нацедил полный фужер. Пригубил, причмокнул, покачал головой.

— Ладно, с этим разберемся. Как гласит народная мудрость, степень неразрешимости проблемы обратно пропорциональна толщине кошелька… Ну а с остальными-то вопросами как? Сможешь решить?

Купец, в глубине души махнув рукой на непонятные высказывания сына, неуверенно произнес:

— На недельку-другую деньги я займу, друзья в беде не оставят. В типографии, дай бог памяти, племяш Марии Ильиничны наборщиком трудится… — и удивленно искривил брови: — Ты же с ним с малых лет не разлей вода, неужто не помнишь?

— Помню-помню… — поспешил заверить Денис. — И племяша помню, и Надежду Константиновну, и мужа ее, товарища Крупского, прекрасно помню… С маклером-то что?

— Есть у меня давний знакомец. Хитрован известный, в аду с чертями торг вести будет, но слово свое крепко блюдет… Коль дело прибыльным окажется, с радостью ухватится, уговоров излишних не потребуется.

— Вот и славно! — Денис отбил замысловатую дробь по столешнице. — И последний вопрос: финансовые газеты в городе издаются?

— В городе — нет… Но из столицы раз в неделю специальным курьером «Биржевой вестник» шлют… — купец сделал неудачную попытку перехватить фужер у сына. В голосе прозвучали укоризненные нотки: — Не рано ли хмельным баловаться начал?

Денис скорчил выразительную гримасу: отвяжись, мол, не видишь – думаю! Терпкая горечь вишневой настойки окончательно связала несложную конструкцию предстоящей спекуляции.

— В Петербурге родственники у него есть?

— У кого?

— У Шниперсона нашего.

— У них везде родственники имеются, — тяжело вздохнул Иван Кузьмич. — Дядя родной немалую должность в Петербургско-Азовском банке занимает. Брат в особенной канцелярии Министерства финансов служит.

— То, что нужно! — удовлетворенно потер ладони Денис. — Ну что, батя, будем делать им маленькую бяку? Полный цимес, так сказать, и аллес капут.

— Чего делать? — вконец растерялся купец.

Денис, заговорщицки оглянувшись по сторонам, наклонился к отцу:

— А вот что...

Всю следующую неделю Иван Кузьмич ходил, словно его пыльным мешком из-за угла приголубили. Размеренная, устоявшаяся жизнь вдруг обрушилась водопадом событий. Вот он голову и потерял в растерянности великой.

Последний раз такое потрясение случилось, когда его любимого первенца едва не затоптал племенной бык. Слава богу, выжил тогда малой, телом не пострадал, но речи лишился в одночасье. И духом надломился: угрюмым стал, нелюдимым. Благо, что к чтению пристрастился, в книгах ученых себе отдохновение нашел.

Когда выяснилось, что закладные выкуплены его конкурентом, племянником всесильного Полякова, Иван Кузьмич пал духом. Хоть и грешен он — а кто, скажите на милость, нынче без греха? — но такой подлости от судьбы купец никак не ожидал. Мало того, что новую ссуду не возьмешь, так жди в любой момент каверзы от хитрого и бесчестного племени.

Затем Дениску едва не убило молнией. Почернел, осунулся купец от горя, да вильнула хвостом судьба-злодейка, чудо дивное явила: заговорил первенец, избавился от многолетнего недуга. Ему бы свечку в церкви поставить, да возблагодарить всевышнего со всем усердием, но суета и неурядицы не оставили и капли свободного времени.

Наказание не заставило себя ждать — вскоре последовал жестокий завершающий удар. Вернувшийся с прииска доверенный приказчик доложил о результатах тайной ревизии, выявившей неприглядную картину воровства на золотом руднике. Купец окончательно впал в прострацию, в душе распрощавшись со всем своим капиталом. Впору руки на себя наложить, да грех это великий, позор несмываемый на весь род ляжет.

Потому-то и принял он безропотно предложенную сыном комбинацию, слабо доступную в понимании, по-иезуитски коварную и беспощадную. Иван Кузьмич хмыкнул в бороду, покатал незнакомое словечко на языке. Комбинация. Где Дениска их находит только, выражения эти нерусские? Впрочем, то не диво, до книг он всегда охоч был безудержно.

Вновь задумался Иван Кузьмич, вспоминая события последних дней. Дениска пропадал ни свет ни заря, возвращаясь лишь поздней ночью — уставший, похудевший и злой, что пес цепной. Не подступишься, а дело страдает. Стеснялся купец переспрашивать у сына, что иное слово означает. Иное угадывалось интуитивно, но, бывало, смысл ускользал, что налим верткий из садка рыбацкого.

Ухватив себя за бороду, Иван Кузьмич потеребил ее привычно, огляделся по сторонам и рявкнул зычно, подзывая Федьку:

— Поди-ка сюда, оглоед!

Сорванец, с беззаботным видом бредущий по двору, испугано вздрогнул и выпустил из рук истошно голосящую курицу. Пригладил непослушные вихры, приблизился степенно и с независимым видом вопросил:

— Звать изволили, барин?

— Нет, почудилось тебе! — недовольно буркнул купец. — Ты Дениску не видел? Куда он запропал, неугомонный?

Расправив крылья, голосистая птица устремилась к дверям сарая, оставляя за собой пыльный шлейф.

— В типографиях они заседают, ворожат чего-то с дружком своим.

— Ночь на дворе, — удивился купец. — Они там что, ночевать удумали?

— Мне не докладываются, барин, — нахально заявил паренек.

Засопев в гневе — а не угостить ли наглеца хорошей оплеухой? — купец раздраженно буркнул:

— Ты, часом, не ведаешь, что за диво такое: фри-флоат?

Наткнувшись сослепу на миску с водой, курица опрокинула ее на мирно спящую собаку. Дворовой пес очумело вскинулся, заливаясь хриплым лаем.

— Количество акций находящихся в свободном обращении, — с гордостью отчеканил сорванец.

— Отколь знаешь?

Можно подумать, он что-то понял из ответа! Скрывая смущение, купец ухватил сучковатую палку, размахнулся от плеча и ухнул, что есть силы. Дворняга ловко увернулась, обиженно взвизгнув.

— Денис Иванович поведали! — похвастался Федька. — Еще обещались на кулачках хитростям разным обучить, они в этом деле горазды преизрядно.

Коряга со свистом залетела в открытую дверь летней кухни. Пес с глухим, недовольным ворчанием улегся на подстилку. Пернатая живность совсем страх потеряла, произвол творит, бесчинствует безнаказанно, а он виноватым остался. Впору и обидеться на собачью жизнь.

— Самое важное дело, — недовольно пробурчал купец. — Ума на двоих, что у курицы безмозглой, так и крохи остатние повыбьете друг другу… А что такое схема, ведаешь?

Давеча Дениска огорошил очередной просьбой: вынь да выложи ему человека лихого, отчаянного, по столбам гладким лазить умелого. На кой ляд он ему сдался? И схему телеграфных линий в лепешку разбейся, но отыщи. И без этого забот полон рот, умом того и гляди тронешься скоро, так нет – исполняй что велено, и вопросов лишних не задавай.

Иван Кузьмич сплюнул от досады, в сотый раз помянув нечистого. Много загадочного обнаружилось в сыне, правду старики про тихий омут молвят. Другим стал Дениска, изменился в одночасье. Не тихий и скромный молодой человек, что в увечности своей кроме книг да церкви иной отрады не ведал, а… Купец вновь затеребил бороду, подыскивая подходящее слово.

Еще и Федька масла в огонь подлил, взахлеб рассказывая о потасовке с ногаревскими. Встречал купец этих парней в кулачной «стенке», иной раз по перволедью и сам забавой молодецкой не брезговал. Иван Кузьмич покачал головой в удивлении немалом: ногаревские бойцами не последними слыли. Как только Дениска с ними управился в одиночку?

Чудеса!

— Это, барин, такая вот штука…

Федька сложил из пальцев непонятную загогулину, оглядел ее скептически и, подумав немного, оттопырил мизинец в сторону.

— Какая — такая? — сердито засопел купец.

— Врать не буду, барин, сам не знаю, — виновато потупился паренек. — Дениса Ивановича попытайте, он скажет.

Попытаешь его, как же! Третьего дня выдал пятнадцать целковых лихим парням. На дело. Бог с ними, с деньгами: снявши голову, по волосам не плачут. Но ты отцу-то родному разъясни, что за дело такое тайное! Разъяснил, называется… Это, говорит, батя, информационная диверсия будет. Иван Кузьмич вздохнул огорченно. Тех слов чудных, надо думать, и дьякон ученый не слыхивал.

Вчера знакомца старого, что на бирже маклером служит, насилу в гости зазвал. Оплошал купец при разговоре, обмолвился ненароком, мол, Дениска прожект имеет по финансовой части, пособить просит в малом. И дивиденд сулит нехилый.

Хоть и надежный друг Василий Прокопьевич, к словам тем с опаской отнесся — мальцу какая вера! — отнекиваться начал, на занятость ссылался. Насилу уговорил его Иван Кузьмич, поросем молочным соблазнил, да наливкой доброй, урожая прошлого.

Дениску поначалу друг-маклер вполуха слушал, в спеси своей непомерной ехидства не скрывая, но… Иван Кузьмич хмыкнул в бороду удовлетворенно, застолье упомнив. Хоть и грех это, но гордость тогда за сына взяла. Василий Прокопьевич прожект дослушал, да и так и застыл с открытым ртом, о жарком позабыв. И когда прощался честь по чести, физиономия разве что от довольства не лоснилась.

Словом, выглядел старый друг, как заметил Дениска, малость охреневшим.

— Ты, часом, не ведаешь, что сие значит: «охреневший»? — очнувшись от воспоминаний, вкрадчиво спросил купец.

Федька, всецело занятый суматохой, что поднялась в летней кухне, пояснил отвлечено.

— А ну брысь отсюда, негодник! — рассердился купец, не забыв угостить охальника добрым подзатыльником. — Совсем распустились, пороть вас некому!

Вчера за сыном заезжала в рессорной коляске красивая молодая особа — племянница самого Михаила Рябушинского. Приглашала покататься Дениску и смотрела на него влюбленными глазами.

Иван Кузьмич с тайной надеждой, боясь отпугнуть удачу, перекрестился: вот бы с кем породниться! Глянул на закатное небо — пора и почивать. Завтра будет трудный день: завершающая фаза «Операции Ы».

И откуда Дениска только словечки такие берет?

***

Уфимская губерния. 22 июня. 1896 год.

Александровская улица. 09—00.

— Сенсационная новость! Специальный курьерский выпуск «Биржевого вестника»! Раскрыт очередной жидо-масонский заговор! Арестованы главные фигуранты! Только пятьдесят номеров! Налетай — покупай!

Конопатый мальчуган, размахивая зажатой в кулак газетой, бежал по Александровской улице в направлении Уфимской биржи. Свора кудлатых дворняжек, радуясь бесплатному развлечению, с громким лаем сопровождала курьера, норовя ухватить его за пятки.

Городовой Омельянчук поднес было свисток ко рту, надувая щеки, но мельком отметив тусклую медь номерной бляхи разносчика, махнул рукой: «Нехай себе, видать брата подменяет. Но старшине артельному выговор устрою — нельзя по закону мальцов к службе ставить».

Мальчишку окружила толпа горожан. Мелочь сыпалась в холщовый подсумок, газеты рвали из рук. Спустя пять минут курьерский выпуск был раскуплен. Опоздавшие тянули шеи, пытаясь ухватить текст новости из-за

Заглянув через плечо знакомого купца, увлеченно читавшего «Вестник», Омельянчук профессионально выделил фамилии арестованных. « Поляков…Шнеер…Уринсон…Шнеер… Черт, у меня же бумаг абрашкиных на сто семьдесят пять целковых лежит! На старость отложенных. Если братьев евойных схватили, то и за нашего Шнеера примутся».

Городовой свистнул одного из босяков, крутившихся рядом:

— Бегом ко мне домой и скажешь Марфе Петровне, чтобы все бумаги «Юго—восточного товарищества» несла к маклеру. Пусть срочно продает. Все запомнил? Тогда, дуй быстрей! Одна нога здесь, другая — там.

Страж порядка проводил убежавшего посыльного задумчивым взглядом: оставалось надеяться, что малец ничего не напутает. Покидать пост было рискованно, слишком уж зверствовал с утра начальник управления. Еще позавчера замолчал телеграф, и ремонтная бригада уже третьи сутки не может найти причину неисправности. С вечера, по городу поползли слухи о возможных погромах, но о причинах не было слышно ни звука. Молчали и осведомители. Всю полицейскую управу перевели на усиленный режим.

Омельянчук заметил направляющегося к нему сына купца Черникова. «Повзрослел мальчишка, после случая с молнией. И взгляд изменился — как дробовик заряженный навел» — заинтересованно, взглядом бывалого охотника, отметил он.

— Здравствуй, дядька Архип.

— И тебе не хворать.

— Куда мальчонку—то отправил? Побежал, как ошпаренный.

Городовой замялся. Оглянувшись по сторонам, горячо зашептал:

— Шнеера за микитки брать будут. А у меня бумаг евойных полно.

— Продать решил?

— Ну, да. Сейчас все купцы сполошаться, и к вечеру по полтине за рупь не получишь.

Теперь задумался уже Денис. Наказать Шнеера и помочь отцу — дело хорошее, но не хотелось, чтобы страдали посторонние. Да и городовой был ему симпатичен — никакого сравнения с родными ментами. За неделю, проведенную здесь, Денис успел оценить профессиональные качества рядового стража. А о человеческих ему рассказывал Федька. И про то, что подношений не принимает, и как босоту леденцами с невеликого жалованья угощает…

— Слушай внимательно, дядька Архип — два раза повторяться не буду. Все, что продашь поутру, в обед откупишь обратно. Когда давать будут не полтину, а по двадцати, может даже по десяти, копеек за рупь бумаги. Откупишь на все деньги. Но, к концу торгов, чтоб ни одной бумаги у тебя не осталось! Запомнил, дядька, не напутаешь? — Денис дождался ответного кивка ошеломленного городового. — Но, чтоб ни одной живой душе, иначе — пиши, пропало!..

***

Уфимская губерния. 22 июня. 1896 год.

Товарно-фондовая биржа. 14-00.

Биржа не гудела, нет. Она орала и вопила, как ведьмы на шабаше в Вальпургиеву ночь. Обезумевшие маклеры судорожно размахивали руками и пытались перекричать друг друга охрипшими голосами. Как только стало известно содержание курьерского выпуска «Вестника», фондовый отдел превратился в вавилонское столпотворение. К обеду торги по бумагам «Юго—восточного товарищества» прекратились — покупателей не было.

Председатель биржевого комитета Яков Моисеевич Левензон счастливыми глазами смотрел на обрывок телеграфной ленты, доставленной срочным посыльным. Телеграмма была подписана его давнишним агентом. Журналист—проныра, печатавшийся под псевдонимом Северский, имел прямые источники в высших кругах. Текст депеши расплывался перед глазами и читался урывками: «Высочайшие извинения…банкир Поляков… зпт… его товарищи облыжно оболганы… принят Зимнем дворце… тчк… обласкан императорскими милостями…».

Он протянул телеграмму своему собеседнику, маленькому господину с хитро бегающими глазками и редким пробором на лысеющей голове.

— Что скажешь?

Ответ последовал практически мгновенно:

— Надо начинать скупку. Когда все спохватятся, будет поздно!

— Ты выяснил, кто это затеял?

— Пока нет, но… сейчас это уже неважно.

— Ты, Абрам Иосифович, кому—то дорогу перешел.

Шнеер с показным безразличием пожал плечами. Мешковатый костюм сморщился еще сильнее, подчеркнув узкие плечи владельца.

— Не впервой. В этот раз — нам на руку пришлось.

С этими словами он кивнул на депешу.

— Повезло…

Последние часы градус настроения председателя биржевого комитета был на точке замерзания. Он успел скинуть малую часть принадлежавшего ему пакета акций «Юго—восточного товарищества» по семьдесят пять копеек. В последние минуты не давали даже и пятнадцати. Убытки исчислялись тысячами. И вот он — нежданный и радостный поворот. Мозг прожженного спекулянта защелкал деревянным стуком бухгалтерских счет.

— Подойдешь к Лазарю Соломоновичу и скажешь, чтобы начинал скупать. Только, действуйте очень осторожно. Нашим — ни звука!

Молча кивнув, Шнеер бесшумным шагом покинул кабинет, плотно притворив за собой тяжелую дверь.

Через час текст телеграммы стал известен последнему бродяге в городе. Акции «Юго—восточного товарищества» шли за полтора номинала от прежнего и уверенно двигались к двум рублям. К полудню следующего дня эксперты — криминалисты полицейского управления Уфимского губернии выдали заключение о подложности специального выпуска «Биржевого вестника» и телеграммы, подписанной журналистом Северским. «Юго—восточное товарищество» рухнуло на шестьдесят пять копеек за рубль номинала.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ