Стальная бабочка (СИ)

Часть 3. Единственный. Глава 1

Музыканты дули в витые раковины, били в расписные барабаны. Изящные танцовщицы кружились в хороводе, разбрасывая благоухающие цветы.

В Синдрии праздновали. Отмечали удачную охоту на морского змея. Отмечали очередной год правления любимого короля. Отмечали просто новый день. Жители чудесной южной страны любили веселиться, их радость крыльями золотой Рух поднималась над сказочным островом.

Когъёку с улыбкой наблюдала за празднующими людьми, вглядывалась в лица и нигде не видела гнева и злобы. Вот маленькие девочки в белоснежных одеждах бегают среди танцующих людей и раздают ожерелья из орхидей. Вот двое мужчин со смехом пьют на брудершафт. Вот девушки, хихикая, завязывают юноше глаза и начинают игру в жмурки.

За все семь лет, что Когъёку провела в Синдрии, эта страна не уставала поражать ее. Светом, добротой, неиссякаемой верой в лучшее…

— Эй, эй, Ко, не отвлекаемся! — окликнула бывшую куртизанку Писти. — И ты, Яму, тоже! У нас сейчас тост за любовь, девочки!

Три женщины-генерала облюбовали отдельный столик и устроили, по выражению принцессы Артемюра, «девичник». Писти обожала такие посиделки, она всегда стремилась сколотить из своих соратниц женскую компанию, чтобы ходить вместе по магазинам, сплетничать и развлекаться. Когъёку и Ямурайха отвечали на ее энтузиазм весьма вяло. Волшебница была слишком занята магическими экспериментами и не желала отвлекаться на «всякие глупости». А на характер Когъёку наложило нестираемый отпечаток детство в борделе, где каждая девочка воспринималась как враг. Когъёку была замкнутой, предпочитая проводить свободное время за тренировками в одиночестве.

Однако обе не могли устоять против настойчивых просьб Писти и ее особого оружия: «большие грустные глаза похожей на ребенка двадцатишестилетней девицы». Поэтому и Когъёку и Ямурайха каждый раз капитулировали, соглашаясь участвовать в девичнике.

— Выпьем за настоящую, верную, чистую любовь, которая побеждает все невзгоды! — объявила Писти, поднимая кубок.

Она уже порядочно захмелела, и ее потянуло на пафосные речи.

— Выпьем, — заплетающимся языком протянула Ямурайха.

Когъёку подняла свой кубок с соком гуавы. Она никогда не пила вино. В борделе куртизанкам запрещали прикасаться к алкоголю, чтобы не наделать глупостей в пьяном виде. Затем, когда на одном из синдрийских праздников Когъёку впервые попробовала вино, то обнаружила, что хозяйка Фаран запрещала выпивку не зря. После первого же кубка Когъёку набросилась на Синдбада с мечом Винеа, вопя «Ах, ты пес блудливый! Кастрирую!». Наутро Когъёку ничего не помнила, но Джафар в красках описал, как она гонялась за покорителем семи подземелий, пока не свалилась от усталости и не захрапела. Сам Синдбад вроде бы не обиделся, продолжал мило улыбаться Когъёку, однако пару дней держался от нее на расстоянии не меньше десятка шагов. С тех пор Когъёку пила только сок.

Женщины чокнулись. Ямурайха опрокинула в себя кубок и даже не поморщилась. Волшебница пила редко, но если уж пила, то по-черному.

— К шайтану ее, эту любовь, — проворчала она.

— Нет, не к шайтану, — возразила Писти и понизила голос для заговорщического шепота. — Раз уж мы заговорили об этом, то как у вас дела на любовном фронте, девочки?

Когъёку закатила глаза. Чужая личная жизнь была любимой темой для разговоров у Писти.

— Не начинай, — простонала Когъёку.

Ямурайха поддержала подругу неразборчивым бухтением и подлила себе вина.

— Почему «не начинай»?! — Писти обиженно надулась. — У меня много поклонников, но мне совестно, что мои подруги до сих пор одиноки. Я хочу вам помочь. Вот ты, Яму! — обвиняющий перст указал на волшебницу, и та от изумления икнула. — Тебе уже за тридцать, а у тебя все еще ни мужа, ни детей.

— Зато я разработала много новых заклинаний и создала арте… арте… артефакты, — выдала Ямурайха и опрокинула в себя еще вина.

— Магия, магия… Ты на ней помешалась, — Писти продолжала напирать. — Как же личная жизнь? Ты же не можешь создать ребенка с помощью магии.

Когъёку усмехнулась шутке, но вот Ямурайха не улыбнулась, а неожиданно задумалась.

— Хм, а это мысль… Голем, заполненный Рух.

— Какой ужас! — в один голос воскликнули Писти и Когъёку.

Ямурайха нервно хихикнула и замахала рукой.

— Да ладно, я тоже пошутила.

Подруги наградили ее взглядами: «Ну-ну, знаем мы твои шутки».

— Ты действительно слишком зациклена на магии, — заметила Когъёку.

— А ты — на фехтовании, — буркнула Ямурайха.

С минуту волшебница таращилась в свой пустой кубок, будто разглядывала что-то на дне. Затем грохнула кубком по столу и залилась слезами.

— У-у-у, Шарк — тупой козел! Ненавижу его! Бабник, идиот, придурок!

Когъёку и Писти ошарашено уставились на Ямурайху, озадаченные таким внезапным приступом ярости. Затем Писти бросилась утешать подругу, Когъёку тут не могла ничем помочь, поэтому тактично уткнулась в тарелку с едой, вспоминая о стычках Шарркана и Ямурайхи.

«Эх, они были бы отличной парой, если бы не были такими тугодумами и признали бы собственные чувства», — подумала Когъёку.

Ямурайха тем временем успокоилась, уронила голову на стол и через мгновение сладко засопела.

Писти переместила внимание на новую жертву.

— Ко, как насчет тебя?

Когъёку подобралась, готовая дать отпор.

— Что насчет меня?

— Ты все еще влюблена в Сина?

— Не твое дело, — несколько более резко, чем хотела, произнесла Когъёку.

Она отвернулась и посмотрела туда, где среди красавиц восседал блистательный король Синдрии. Губы Когъёку тронула легкая улыбка: мир меняется, но что-то должно оставаться неизменным, например, Син, пьющий в окружении визжащих от восторга девиц. Похоже, он вообще не собирался жениться и остепениться.

Когъёку не ревновала и не злилась: за прошедшие годы она узнала Синдбада достаточно хорошо, чтобы понять — вино и женщины лишь способ расслабиться. Трудно быть чудом. Даже легендарному герою нужно иногда побыть просто веселым повесой. Но Когъёку мечтала, что когда-нибудь сможет помочь своему королю забыться лучше вина. Однажды такое уже случилось. После тяжелых переговоров в Реме, Синдбад вернулся в гостиницу и позвал Когъёку к себе. Он ничего не говорил, просто положил голову ей на колени и уснул. А ведь он мог по обыкновению пойти в бордель, чтобы растворить злость в ласках жриц любви. Но он остался с ней…

Когъёку казалось, Синдбад относится к ней чуть теплее, чем к другим генералам. Он чаще брал ее с собой в дипломатические поездки, но этому было и рациональное объяснение: пусть у тебя семь джиннов, но лучше иметь под рукой еще одного покорителя подземелий.

Он называл ее «мой маленький рыцарь» или «малышка Ко», больше никому он не давал прозвищ, если не считать прозвищем обращенное к Джафару — «Ворчун».

Иногда король и его девятый генерал сидели вместе на большом балконе покоев правителя, смотрели на звезды и разговаривали. О жизни, о политике, о разных глупостях. Для Когъёку такие беседы были лучше поцелуев и объятий.

— Ко, тебе нужно найти хорошего парня, а не гоняться за мечтой, — тихо заметила Писти.

Когъёку обернулась к ней и увидела в глазах подруги сочувствие и жалость, на которые ответила ей загадочной улыбкой.

— Я довольна своей жизнью, — обронила бывшая куртизанка.

Писти неверяще воззрилась на нее.

— Почему? Син никогда не ответит на твои чувства! Он хороший, но в том, что касается любви он — ледышка. Бесполезно даже пытаться разжечь его. Ты так до старости будешь за ним бегать!

Когъёку вспомнила горящие янтарные глаза и усмешку ворона с черно-красными перьями. Так ли холоден король Синдрии?

— Ты не понимаешь, — спокойно произнесла Когъёку, глядя на подругу в упор. — У меня есть нечто получше любви.

Писти задумалась, но была слишком упряма, чтобы оставить Когъёку в покое.

— Тебе никогда не приходило в голову, что ты любишь Сина не потому, что он такой весь из себя замечательный, а потому, что ни разу не имела дела с другими мужчинами? — спросила Писти.

Когъёку передернуло.

— Я как раз таки имела дело с очень многими мужчинами, — прошипела она, не в силах подавить вспышку ярости.

Писти втянула голову в плечи, покаянно потупилась.

— Прости. Я не это имела в виду.

Когъёку уже успокоилась и устыдилась своей злости.

— Ничего страшного.

— Ко, я понимаю, ты видела самую грязную сторону отношений мужчин и женщин, — осторожно заговорила Писти. — Ты имела дело с ублюдками и садистами. Син был первым, кто повел себя благородно. Он обошелся с тобой по-доброму… Я понимаю, какую благодарность ты к нему испытываешь. Но благодарность не любовь!

«Ничего ты не понимаешь, — с горечью подумала Когъёку. — Тебе, с детства свободной, волной выбирать мужчину, следуя зову сердца, никогда меня не понять. Да, моя любовь родилась из благодарности. Когда я была моложе, то идеализировала Сина. Но я провела рядом с ним уже столько лет, что не осталось иллюзий. Теперь я вижу просто человека. И я люблю его».

Но ничего этого Когъёку вслух не сказала, ей не хотелось раскрывать душу даже перед подругой.

— Ко, попробуй встречаться с другими мужчинами, — продолжала убеждать Писти. — Не все они — похотливые скоты. Большинство как раз нет. Просто ты видела худших представителей и по ним судишь обо всех. Не замыкайся на Сине, поищи других — более близких, более понятных. Ничего ведь страшного не случится, если ты просто попробуешь.

«И почему Писти всегда тянет на поучения, когда она напьется?», — устало подумала Когъёку.

Но слова подруги заронили в душу сомнения.

«А что если я действительно не люблю Сина? Что если с другим мужчиной мне будет лучше? Может быть, в кой-то веки послушать Писти и попробовать?»

— Прошу прощения, вы танцуете, госпожа Когъёку?

Подруги дружно обернулись: рядом с их столиком стоял молодой человек и смущенно переминался с ноги на ногу.

Писти хитро-хитро улыбнулась и подмигнула Когъёку. Та мгновение поколебалась, а затем встала из-за стола.

— Да, я с удовольствием потанцую с вами.