Золотистые лучи рассветного солнца осторожно проникли сквозь полупрозрачные занавеси на окнах. Скользнули по пестрому ковру, вскочили на кровать и, нежно коснувшись век Когъёку, запутались в ее длинных густых ресницах.
Приоткрыв глаза, Когъёку тут же увидела спящего рядом Синдбада, который едва заметно улыбался своим грезам.
Прошло уже больше трех лет с тех пор, как они поженились, но для нее каждый раз подобное пробуждение вместе было сродни сотворению мира заново. Несколько минут Когъёку всматривалась в знакомое до каждой черточки лицо Синдбада, убеждаясь, что он настоящий. Что она проснулась не в пропахшей благовониями спальне борделя, а в семейной постели. В такие моменты на сердце всегда разливалось приятное тепло и становилось так хорошо, как, пожалуй, не бывало даже во время любовных ласк.
Протянув руку, Когъёку осторожно убрала со лба Синдбада прилипшую прядку волос. Эгоистичная мысль, что теперь не приходится делить его с другими женщинами, приносила несказанное удовлетворение. Да, конечно, Синдбад все равно на первое место ставил дела страны, но Когъёку это вполне устраивало, ведь если бы он не был тем, кто прилагает все силы ради процветания своего государства, она бы, возможно, не полюбила его столь сильно.
Убрав руку от лица Синдбада, Когъёку прижала ладонь к животу, где росла новая жизнь. Ямурайха с помощью магии определила, что их вторым ребенком будет девочка. Синдбад уже выбрал для малышки имя своей покойной матери. Когъёку легко передала ему это право, ведь у нее в прошлой жизни не было никого, в честь кого она захотела бы назвать ребенка. Но зато ее дочь будет расти совершенно по-другому. Окруженная любовью и заботой, рядом с родителями и старшим братом, всегда готовыми защитить. Когда-то Когъёку не смела о подобном и мечтать.
Безусловно, жизнь королевы совсем не походила на пребывание в райских садах. Ежедневно у Когъёку было много работы, которой прибавлялось, если Синдбад покидал страну и оставлял жену «на хозяйстве». Однако синдрийцы всегда окружали свою любимую королеву добротой, а вот за пределами чудесного острова начинались настоящие испытания. Хотя вельможи были вынуждены оказывать Когъёку почтение, они не давали ей ни на миг забыть, что она в их глазах лишь жалкая бывшая шлюха. Едкие шепотки за спиной, тонкие шпильки от знатных дам, иногда откровенное хамство. Синдбад первое время старался оберегать Когъёку, но она четко дала ему понять, что справится сама. Какая она королева, если не может поставить на место парочку зарвавшихся придворных дам Рема? И как она может стать Синдбаду опорой, если ее все время надо защищать?
Трудности Когъёку даже распаляли, ведь без них стало бы совсем скучно.
А уж сколько раз на ее жизнь покушались! Причем убийцам иногда удавалось проникнуть даже в Синдрию. Иногда Когъёку даже приходилось отбиваться самой или на пару с мужем, но большую часть ассасинов Джафар устранял еще до того, как те подбирались к королевской чете.
Особенно участились нападения, пока Когъёку ждала первого ребенка. Но врагам Синдбада оставалось лишь кусать локти — наследник у него все-таки родился…
Раздался грохот распахнувшейся двери, затем топот маленьких ножек и на кровать к родителям плюхнулся Бадр.
— Мама, папа, мне та-а-акое приснилось!
— И тебя с добрым утром, постреленок. — Зевнув, Синдбад сел на кровати и потрепал Бадра по вихрастой макушке.
Когъёку знала, что муж несмотря ни на что сохранил с бурной юности чуткий сон, даже появление сына будило его мгновенно. Полностью расслабиться он мог лишь рядом с супругой, поэтому когда Когъёку просыпалась, Синдбад оставался дремать, полностью ей доверяя.
Иногда ей казалось, что они слишком уж балуют Бадра, позволяя ему многое, в том числе в любое время дня и ночи врываться в родительскую спальню. Единственное правило дисциплины, которое он признавал — не ломиться за пертую дверь. Раз закрыто, значит, мама и папа очень-очень заняты.
В остальном же отказать Бадру было совершенно невозможно, хотя внешне он пошел в Когъёку, но полностью унаследовал природное обаяние отца и уже в таком юном возрасте легко очаровывал людей.
Бурно жестикулируя и путая слова, Бадр принялся пересказывать сон о том, как победил напавшую на Синдрию орду чудовищ. Синдбад внимательно слушал, хвалил сына за храбрость. Когъёку просто молча умилялась, наблюдая за ними.
Вдруг она ощутила слабое движение в животе. Легчайшее, как прикосновение крыла бабочки. Совсем не похожее на те пинки, которые устраивал во чреве матери Бадр.
Когъёку замерла, прислушиваясь к себе и полностью окунаясь в чувство материнства.
— Милая, что-то не так? — Синдбад тут же насторожился, мгновенно улавливая изменения в настроении жены.
Молча покачав головой, Когъёку взяла его руку и прижала к своему животу. Ребенок внутри, будто почувствовав присутствие отца, толкнулся чуть сильнее. Синдбад расплылся в счастливой улыбке.
— Что такое? Что такое? — Бадр тут же принялся подпрыгивать и теребить отца за руку.
— Твоя сестренка у мамы в животе впервые пошевелилась, — сообщил ему Синдбад.
— Хочу потрогать!
Бадр прижал обе ладошки к животу Когъёку и, почувствовав вместе с ней очередной толчок, радостно воскликнул:
— Она меня узнала! Привет, я твой брат Бадр… А она уже сейчас родится?
— Нет, еще несколько месяцев, — мягко ответила Когъёку.
— Скорей бы. — Бадр заерзал на кровати. — Я буду с ней играть и катать на спине. И еще покажу свое тайное место в джунглях.
В этот миг на глаза Когъёку навернулись слезы. Как же чудесно родить желанного ребенка! Как чудесно, когда ты знаешь, что тебя будут любить.
Синдбад тут же привлек ее к себе и ласково погладил по волосам.
— Ну ты чего, малышка? Что-то болит?
— Мама, я тебя толкнул? — Бадр всполошился и тоже начал хныкать.
— Нет. Нет. — Когъёку улыбнулась. — Это от счастья.
И она действительно чувствовала себя в этот миг самой счастливой женщиной на свете.