Когьёку присела на мягкий ковер сцены, выпрямила спину и, сложив руки на коленях, устремила взгляд в зал. На ее губах погребальной маской застыла улыбка.
Фаран назвала стартовую цену, и гости принялись азартно выкрикивать ставки. Для многих уже сам торг был развлечением, поэтому такие мероприятия хозяйка проводила публично, не заботясь о чувствах девушек, которых продавали, как лошадей на базаре.
— Тысяча юаней!
— Две тысячи юаней!
— Пять тысяч!
От каждого нового предложения Когьёку внутренне вздрагивала и невольно бросала быстрый взгляд на говорившего.
«Пожалуйста, купи меня, купи», — мысленно умоляла она их.
Но Боссан уверено перебивал любые ставки. На его губах играла самодовольная улыбка, с каждой секундой превращавшаяся в безумную гримасу. Перед глазами Когьёку встал изуродованный труп его последней жертвы, который она случайно увидела в пару месяцев назад. Следы от плети по всему телу, сломанные пальцы, запекшаяся кровь на губах…
«Нет, нет, нет! Пожалуйста, кто-нибудь, пожалуйста!»
Когьёку мутило, зал перед глазами расплывался, и только лицо Боссана, искаженное гримасой предвкушения, оставалось до ужаса четким.
«Интересно, если меня вырвет прямо здесь, он откажется? Тогда хозяйка выполнит свою угрозу… Ну и что. Я успею перерезать себе вены. Так проще. Почему я не сделала этого раньше? На что надеялась?»
— Десять тысяч юаней! — возвестил Боссан.
— Десять тысяч раз! — начала отсчет Фаран. — Десять тысяч два!
«Пожалуйста, кто-нибудь… Спасите!»
— Десять тысяч тр…
— Двадцать тысяч!
Сильный голос разрезал окутавшее Когьёку удушливое облако страха. Она широко распахнула глаза и уставилась на того, кто осмелился посягнуть на добычу Боссана.
Синдбад задорно подмигнул и помахал Когьёку рукой.
***
Когда начался торг, Синдбад не понял, о чем идет речь. Цайшен с плохо скрываемым злорадством объяснила, что невинность Когьёку продают тому, кто больше заплатит.
Синдбад взглянул на сидящую на сцене девушку, та вроде бы улыбалась, но в ее глазах плескался страх. И с каждой новой ставкой она все больше бледнела под слоем румян. Синдбад вскоре заметил, что все ставки старательно перебивает скользкого вида господин, сидящий за дальним столиком. Улыбочка у него была преотвратной, явно давая понять: планы у него на девушку самые скверные. Когьёку неотрывно смотрела на неприятного господина, и в ее глазах был уже не страх, а ужас. Дикий, животный ужас. Такой ужас Синдбад видел в глазах закаленных воинов, убегающих от чудовищ подземелий. Но люди, как известно, гораздо страшнее любых чудовищ.
Если бы Синдбад был трезв, он бы посочувствовал девушке, но не вмешался: лезть в чужие дела — не самая хорошая идея. Но Синдбад был пьян. А когда он напивался, его тянуло на подвиги.
Все существо Когьёку безмолвно взывало о помощи, и бравый моряк, покоритель подземелий и победитель монстров не мог оставить даму в беде.
— Двадцать тысяч! — решительно выкрикнул он.
Поднявшийся шум заглушил страдальческий стон Джафара.
Тот вместе с Масруром все это время сидел за соседним столиком, не мешая Синдбаду развлекаться. Масрур знакомился с местными деликатесами, а Джафар что-то подсчитывал на бумажке, изредка бросая осуждающие взгляды на торгующихся мужчин. Теперь Джафару было впору пожалеть, что он не следил пристальнее за своим непутевым господином.
Джафар подскочил к Синдбаду и, склонившись к его уху, раздраженно зашипел:
— Син, ты с ума сошел! Это же половина всех денег, что у нас с собой. И ты тратишь их на… на… на шлюху!
— Джафар, как ты можешь быть таким меркантильным, когда речь идет о спасении невинной девы от злодеев! — Весь пафос монолога Синдбада сильно испортил заплетающийся язык.
— Всех девушек спасать — денег не наберешься, — процедил сквозь зубы Джафар. — К тому же тот парень, что хочет ее купить, явно бандит, посмотри какие рядом с ним телохранители — настоящие головорезы. Не хватало нам еще разозлить главаря всех местных отщепенцев — проблем потом не оберешься.
— Я смогу разобраться с любыми бандитами, — отмел все возражения Синдбад и насмешливо прищурился. — Неужели, Джафар, ты… трусишь?
Джафар собрался что-то гневно возразить, но тут скользкий тип назвал новую цену. Начался горячий торг.
— Тридцать! — выкрикнул Синдбад.
Джафар схватился за голову. Масрур флегматично рыгнул.
— Тридцать пять! — истерично взвизгнул «скользкий».
— Сорок! — величественно изрек король Синдрии.
Бандит наградил его полным ненависти взглядом, но промолчал.
— Сорок раз! Сорок два! Сорок три! Продано! — объявила хозяйка заведения.
— Ох, почему ты не тихий пьяница, Син? Почему, вместо того, чтобы спокойно дрыхнуть в углу, ты вершишь подвиги? — трагично вопросил Джафар, возводя очи к потолку.
***
Когьёку словно вышла из своего тела и наблюдала за происходящим со стороны. Ход событий оказался настолько неожиданным, что такого просто не могло произойти с ней.
Внутренне она уже приготовилась к худшему. Она не собиралась покорно становиться очередной жертвой садистских игрищ Боссана. Шпилька ее матери была достаточно острой — хватит на то, чтобы проткнуть подонку шею. А затем зарезать себя. Когьёку не верила, что Синдбад будет торговаться до конца. То, что он вообще вступил в торги — лишь королевская блажь. Боссан все равно перебьет его ставки. Но Синдбад снова удивил ее.
— Продано! — крик Фаран гулким эхом разнесся в душе Когьёку.
Она все еще не могла поверить, что спасена. Синдбад заплатил за нее баснословную даже по меркам квартала удовольствий сумму — в голове не укладывалось.
Чудо. Настоящее чудо.
Словно во сне Когьёку поднялась на ноги, подошла к довольно улыбающемуся Синдбаду, произнесла положенные слова — тело двигалось само.
Когьёку повела короля прочь из зала в особые Покои Первой Ночи. В темном коридоре дорогу им преградили Боссан и два дюжих головореза.
— Это мое, — хмуро объявил Боссан, тыча в Когьёку унизанным перстнями пальцем.
Вот тут Когьёку очнулась и ясно осознала происходящее. Первым ее порывом было не закричать, не убежать. Вовсе нет.
Когьёку выхватила из-за пояса шпильку матери и встала между Синдбадом и бандитами.
— Прочь! — истерично взвизгнула она.
Когьёку была на пределе, сегодняшний день слишком вымотал ее. Она уже не осознавала, что не сможет справиться с боссанскими телохранителями своей жалкой шпилькой, если бы хоть один из них пошевелился, она бы наверняка попыталась проткнуть ему глаз — настолько она была зла и напугана.
И тут Когьёку ощутила на своем плече сильную руку.
— Все в порядке, — спокойно произнес Синдбад и небрежно добавил: — Масрур.
Перед глазами Когьёку промелькнула алая молния, а в следующее мгновение посреди коридора лежали три бесчувственных тела, пускающие пену изо ртов.
— Ничего не бойся, малышка! — заявил Синдбад, сияя, точно новенькая монета. — Я защищу тебя от любых негодяев.
Когьёку заметила, что при этих словах следовавший за ними мужчина в зеленой накидке прикрыл лицо рукой и тяжко вздохнул.
— Герой, чтоб тебя разорвало, — прошептал он.
Когьёку решила, что лучше будет ни о чем не спрашивать и отвести гостя в спальню.
Потихоньку эйфория от осознания спасения покидала душу, к Когьёку возвращался страх.
«Да, Синдбад спас меня. Он кажется добрым и благородным. Но так ли это? Мужчинам нельзя верить. За красивым лицом и манерами аристократа может таиться демон. Не попала ли я в лапы еще более страшного чудовища?»
Когьёку била мелкая дрожь, и она постаралась не показывать страха. В конце концов, ее столько лет обучали, она сможет улыбаться до самого конца.
Когда они добрались до опочивальни, красноволосый мужчина, которого Синдбад называл Масрур, молча встал возле стены.
«Телохранитель», — поняла Когьёку.
— Госпожа, передайте этому идио… — начал другой спутник Синдбада, — то есть моему королю, чтобы, когда проспится, сразу же возвращался в гостиницу.
Он вежливо поклонился Когьёку и быстро удалился.
— Джа-афар з-зануда, — протянул Синдбад, его язык заплетался так сильно, что Когьёку не сразу разобрала слова.
Синдбад широко зевнул, вдруг покачнулся и начал заваливаться на изумленную Когьёку. От участи быть раздавленной ее спас Масрур. Он ловко поймал своего господина и, перекинув через плечо, втащил в комнату.
Когьёку прошла следом за Масруром и глупо наблюдала, как тот укладывает Синдбада на широкое, устланное алым шелковым покрывалом ложе.
— Эм, — выдавила Когьёку.
— Он будет спать, — обронил Масрур. — Я буду снаружи.
Больше не вдаваясь ни в какие подробности, он вышел из комнаты.
Когьёку долго таращилась на закрывшуюся дверь, потом медленно перевела взгляд на Синдбада. Он спал сном младенца.
«Что же получается, первой ночи не будет?»
За сегодняшний день Когьёку пережила столько страхов и радостей, что такое открытие уже не удивило ее. Она без сил рухнула на кровать рядом с Синдбадом.
— Ну и странный же вы, господин, — заметила Когьёку.
Синдбад в ответ захрапел.