Ветер начинает усиливаться и по городу разносится механических гул, словно лопасти большого вентилятора, пропуская через себя воздух, задевают мятую фольгу. Мы с Серегой бродим по городу еще часа два и решаем возвращаться обратно к лагерю раньше, чем было оговорено с Князем. За все это время нам не повстречался ни один душегуб, и это вызывает у меня массу вопросов. Впрочем, такие же вопросы, как мне кажется, крутятся в голове и у Сереги, потому что с тех пор, как мы покинули мастерскую Митяя, он сказал от силы лишь пару фраз, да и те касались сугубо «рабочих моментов».
Собственно начинать светскую беседу намерений нет и у меня.
С одной стороны, зная, что за нами наблюдают, говорить и обсуждать что-то вслух не хочется, с другой же, любая тема неизменно привела бы нас к Нине. Мысль о том, что у нее были жетоны, вызывают у меня ностальгические чувства от испытанного Тохой предательства. Вдобавок к этому я не знаю, было ли известно Сереге и Маше об этом секрете или для него эта новость стала такой же неожиданностью, как и для меня. Можно ли им доверять после всего, что случилось? Или же я, как и прежде, должен рассчитывать лишь на себя? Но теперь помимо ответственности за свою жизнь, я несу ответственность и за жизнь Саши, который оказался здесь из-за меня.
Чертов идиот, кто его просил спускаться за мной?
— У меня сейчас голова лопнет, — внезапно произносит Серега, заглушая в моих ушах звук гула.
— Из-за шума?
— Нет, из-за информации.
Понимаю, сам такой же.
— Я не знал о том, что у нее были жетоны, — говорит Серега, когда мы останавливаемся у автобусной остановки.
Зачем она была здесь построена, если в городе не было ни одного автотранспорта? В лучшем случае я находил велосипеды, самокаты и ролики, да и то последние были детскими и принадлежали, по всей видимости, тем, кто раньше жил в Клоаке до того, как город получил такое название. Но автобусная остановка внушает какую-то внутреннюю гордость за страну, от которой остались лишь воспоминания, да страницы в учебниках. Бетонное сооружение не имеет названия, поэтому понять, как именовали остановку, я не могу, но ее мозаичный рисунок с изображением не то космонавтов, не то астронавтов из далекого будущего оживляет серую пустынную улицу.
Я вспоминаю нашу с Ниной первую встречу. Возможно, мне стоило больше внимания уделить самой Нине, а не ее одежде. Она стояла передо мной в одном белье и мест, куда бы она могла спрятать жетоны, оставалось не так много. Заметь я их у нее, то что бы сделал?
— Но повторюсь, — продолжает Серега, — будь они у меня, я бы тоже никому не сказал.
— Почему?
Серега пожимает плечами, а затем смотрит на меня как на какого-то несмышленыша. Удивляется, наверное, как я могу этого не понимать? Но дело в том, что я прекрасно понимаю причину, по которой ни он, ни Нина никому бы не сказали о своем сокровище. И в этом Митяй ошибся, посчитав, будто я приму за правду то, что Нина утаила от нас наличие у нее жетонов из злого умысла, мол, имея в кармане ключ к свободе, она бы им обязательно воспользовалась, а нас бы всех бросила.
Нет, дело не в этом.
— Я бы испугался, — озвучивает Серега мою догадку. — Испугался бы того, что их у меня отнимут. Думаю, Нина тоже боялась.
Я в этом уверен, поэтому лишь киваю, соглашаясь с его выводом.
Нина боялась, и винить ее за это, ни у кого из нас нет права. У меня мои жетоны украли, поэтому я знаю, о чем говорю. И я, возможно, заметь тогда у нее жетоны, поступил бы с ней так же, как со мной поступил Тоха. С одним лишь отличием, я бы отобрал жетоны и оставил на произвол судьбы совершенно незнакомого мне человека, в то время как Тоха оставил с носом меня — по меньшей мере своего приятеля.
— Но твой друг пугает меня куда больше.
Разговор о Митяе должен был возникнуть.
— Он всего лишь пацан, — говорю я, сам особо не веря собственным словам. — И он помог мне, когда я остался один.
— Он тобой одержим. И эта одержимость в конечном итоге или тебя погубит, или его. — Серега переходит на шепот. — Прости, конечно, но я ему не доверяю.
И твои сомнения мне понятны.
— Видел бы ты, как он себя вел, когда в прошлый раз ты с Ниной остался наедине. У него с головой непорядок, — Серега крутит пальцем у виска, и опасливо озирается по сторонам в поисках камер, — и если он правда помог Нине сбежать, то сделал это не по доброте душевной. Он от нее в прямом смысле слова избавился, чтобы глаза не мозолила.
Я качаю головой.
— Ты преувеличиваешь.
Теперь головой качает Серега.
Не соглашаешься со мной? Что ж, твое право. Я бы, наверное, тоже не согласился.
— Как ты вообще на него наткнулся? — спрашивает он. — Не пойми меня неправильного, но…как бы выразиться? Ты не производишь…
— Нужного первого впечатления? — подсказываю ему я.
Да, я знаю об этом.
— Он ведь не из лагеря, — продолжает Серега, будто пропустив мою подсказку мимо ушей. — И вряд ли попал сюда так же, как и мы. Согласен?
Согласен.
— Так зачем ему помогать тебе, если он местный? Никогда об этом не задумывался?
Было дело, но как-то за неимением другой поддержки я быстро отбросил эти мысли в сторону. Теперь же чувство благодарности за все, что он сделал, не дает мне в полной мере проанализировать нашу с ним дружбу. Но со стороны Сереги она, наверное, действительно кажется странной. Как и сам Митяй.
— Если он покажет нам, где центр управления, то плевать я хотел на все его странности и скрытые мотивы, — говорю я. — Главное, найти то, что от нас требуется найти, а потом нужно будет использовать легкий шантаж для того, чтобы манипулировать Князем. Он нас не отпустит.
— Я об этом уже думал.
— Да? И что надумал?
— Что шансов на победу у нет.
— Ты хотел сказать на «честную» победу?
— Я сказал то, что сказал. Найдя центр управления, мы лишь подпишем себе смертный приговор. Сам же сказал, что Князь нас не отпустит. Казнит, наверное, у всех на виду, чтоб неповадно другим ему перечить было.
Именно так все и случится.
— Но искать центр управления вечно мы тоже не можем, так?
— Так. К чему ты клонишь?
— К тому, что нам надо утроить саботаж.
— Саботаж?
— Да. Если твой друг завтра покажет нам центр управления, то нам нужно будет лишь что-нибудь там… — Серега делает характерный знак руками, словно разламывает в них ветку или упаковку спагетти. — Пусть Князь страдает головной болью от очередного нашествия горожан, а мы под этот шумок сбежим.
— И где предлагаешь прятаться?
— В нашем распоряжении целый город.
— Допустим. А на поверхность мы как сбежим?
— Угоним поезд, как и собирались до этого с Ниной.
— Мы не знаем, где он.
— Не беда. Найдем рельсы — найдем и поезд. В крайнем случае, прижмем твоего дружка и выпытаем у него всю нужную нам информацию.
Говорить о том, что Митяй еще совсем пацан и обращаться с ним нужно помягче, как я полагаю, смысла нет. Но идея со всеми ее белыми пятнами и впрямь хороша. Если бы мы только знали, где они прячут поезд…
Я пытаюсь вспомнить все места, в которые умудрился пробраться за эти два года, но депо, в котором душегубы во главе с Князем могли прятать поезд, так и не нашел. Понимая, что место стоянки у него все же быть должно, я достаю карту и, развернув ее, глазами ищу место предполагаемой парковки поезда. Но ничего приметного не нахожу.
В очередной раз. И мы продолжаем возвращение в лагерь.
Наш путь лежит через двор-колодец. Постройки такого типа встречались мне на нашем юге еще когда я был ребенком и мы с семьей жили то в одной части страны, то в другой, в зависимости от того, куда начальство забрасывало отца по его службе. Поэтому их внешний вид не вызывает у меня такого удивления, как у того же Тохи, когда мы с ним впервые забрались в неизведанные части города.
— Эй, смотри туда, — шепчет Серега, пальцем указывая куда-то в сторону. — Прячься!..
Не успевая сообразить, что к чему, я прячусь за ближайшей скамейкой. Когда-то на ней сидела мамочка, выгуливавшая свое чадо на качелях. Теперь же на ней не спят даже в самую теплую ночь лица без определенного места жительства.
Интересно, а в Клоаке такие вообще были?
— Что они делают? — прищуриваясь, спрашивает Серега не то у меня, не то у самого себя, просто озвучивая вслух свои мысли.
Я тоже щурюсь, но лучше бы у меня был бинокль.
Мне удается рассмотреть несколько фигур, и в одной из них я признаю знакомого уже нам великана. Еще один такого же размера человек идет перед ним и вскоре оба скрываются от наших глаз за подъездной дверью.
— Что они там делают?
Я пожимаю плечами. Любопытно, конечно, но оно нам надо? Узнавать, чем эти переростки, не понятно на чем в этих условиях откормленные, промышляют вдали от чужих глаз. И стоит только мне подумать о всевидящих глазах, как я начинаю вертеть головой в поисках камер и нахожу несколько черных полусфер. Возможно, за нами сейчас наблюдает Митяй и думает, какого черта мы делаем. А возможно, за нами наблюдает и кто-то еще.
«Но кто?» — назревает тогда другой вопрос.
И он падает в копилку из десятков других вопросов, ответы на которые я вряд ли смогу найти в ближайшее время.
— Смотри, выходят.
Инстинктивно мы с Серегой стараемся слиться с окружением, опускаясь еще ниже к земле. Великаны выходят из подъезда, вероятно изображая из себя санитаров, потому что в руках у них носилки и белой тканью накрыт еле различимый человеческий силуэт.
— Что за фигня?.. — бубнит Серега, хотя мне кажется, что в его лексиконе есть ругательства куда сквернословнее. — Разве в домах кто-то живет?
Я уверенно качаю головой.
Никто в этих домах не живет.
— Тогда чей труп они выносят?
И куда?
Мы дожидаемся, когда двор вновь опустеет. Выждав еще некоторое время, мы переглядываемся и, не сговариваясь, начинаем медленно идти к подъезду. Чем мы руководствуемся? Точно не здравым смыслом. Но попасть в подъезд оказывается легче, чем заставить себя вернуться в лагерь под надзор к Князю. Сбоку от лестницы, ведущей к почтовым ящикам, еще одна дверь. Железная. Она открыта и ведет в подвал.
— Рискнем? — спрашивает Серега.
И мне почему-то кажется, что своим вопросом он будто перекладывает на меня ответственность за все, что может с нами там произойти.
Какая наглость.
— Кто первый?
Мы одновременно выбрасываем вперед кулаки и, проговаривая считалочку «цу-е-фа» лишь губами, за один ход решаем, кто из нас двоих больший неудачник.
Разумеется это я. Никогда не любил эту игру.
Я уже имел удовольствие поползать по местным подвалам, и все они оказывались как под копирку темными, сырыми и вонючими. И ничего интересного в них кроме труб не оказывалось. На этот же раз я будто попадаю в лабораторию из фильма ужасов. Где-то шумит генератор, по полу змеями тянутся толстые провода, работают компьютеры. На металлическом столе со свисающими вниз кожаными ремнями застывшими ошметками, размазанными по полу, скоплена какая-то слизь.
Серега хлопает меня по плечу и кивает головой в сторону дальней от нас стены. Там, роясь в каких-то бумагах, стоит мужик в белом халате. Что такого интересного написано на этих листах, что он нас до сих пор не заметил?
Я снимаю с плеча автомат, передергиваю затвор и только звук этого щелчка наконец-то заставляет мужика поднять от бумаг глаза.
— А?.. — только и может вымолвить он, поправляя свои очки.
— Без глупостей, — говорю я, делая несколько шагов к нему навстречу. — У меня нет желания разбрызгивать твои мозги по всему подвалу. Понятно?
Мужик выглядит растерянным, он как-то по-глупому смотрит на Серегу, словно прося его дать какие-то разъяснения по поводу того, что сейчас происходит.
— Я так понимаю, вы не от Дмитрия?
Дмитрия? При чем здесь он?
— А как выглядят те, кого он сюда посылает? — спрашивает Серега.
— Они…не направляют на меня оружие, — говорит мужик, храбрясь и стараясь держать спину ровнее. — Во всем остальном вы вполне схожи. Что неудивительно, учитывая тот факт, что вы из лагеря. А раз так, то позвольте спросить, что душегубы Князя забыли в моей лаборатории и по какой причине решили зайти в дом?
Я прислушиваюсь к окружающим меня звукам, боясь того, что те великаны вернутся и свернут нам шеи своими огромными руками. Но единственное, что создает в подвале шум, это тарахтящий генератор, благодаря которому, как мне кажется, здесь есть электричество.
— И не мог бы ты опустить автомат? — добавляет моя мишень, вновь поправляя съехавшие на нос очки. — Направлять оружие на безоружного человека, по меньшей мере, грубо. Тем более я — человек науки, и придерживаюсь в жизни доктрин пацифизма, все можно решить миром, просто поговорив.
Я перевожу взгляд на металлический стол с ремнями. Он прослеживает за моим взглядом и спешит оправдаться:
— Это не для людей!
— Да? А для кого тогда?
Только сейчас в мою голову приходит мысль, что труп, который те великаны вынесли из подъезда, вполне мог находиться на этом самом столе. Но что тогда это за слизь? Неужели…
— Это был «горожанин»? — угадывая мои мысли, спрашивает Серега. — Они вынесли отсюда тело «горожанина»?
Мужик качает головой, но мы с Серегой понимаем, что это отрицание направлено не на наш вопрос.
— И почему я должен кому-то что-то объяснять?.. То Семен со своей девчонкой, то теперь вы…
Семен с девчонкой?..
— Нина рассказала нам об этом месте, — второпях говорю я и, замечая в глазах мужика удивление, добавляю: — Семен не сказал? Она сбежала.
— Сбежала? Из города?
— Да, на поверхность.
— Прошла по дороге, выложенной из желтого кирпича, — говорит Серега. — В лагере становится неспокойно, и перед тем, как сбежать, Нина рассказала нам об этом месте.
— Вот как… — Мужик чешет свой кудрявый затылок, и я перестаю чувствовать тревогу. — Вот как значит… А я-то думал, чего Семен такой расстроенный в последний раз пришел? Сбежала-таки значит. Рановато, конечно, ну что ж…везучая девчонка оказалась.
Я опускаю дуло автомата к полу, но на всякий случай палец с пускового крючка не убираю.
— А вы-то чего сюда пришли? На «горожанина» вблизи посмотреть захотелось?
Мы с Серегой переглядываемся и киваем.
— Так помер он, пришлось избавиться. — Он машет рукой и направляется к компьютеру. — Мне новый нужен, вот и решил, что Дмитрий вас ко мне отправил, чтобы вы мне отловили одного для продолжения эксперимента. Где ж его подручные?.. Опаздывают что-то…
Меня посещает идея.
— А где их брать? «Горожан».
Серега смотрит на меня как на умалишенного.
В чем дело? Сам же говорил не так давно, что нужно устроить саботаж. Так может, начнем с того, что разузнаем, где взять саботажную силу?
— Добровольцами вызваться хотите? — удивляется мужик. — Впервые с такими сталкиваюсь.
— Да не, нам бы узнать просто.
— Не то вдруг пока по городу лазать будем, — подключается Серега, — нечаянно наткнемся на них. Нехорошо получится, если выпустим их откуда-то. Вы так не считаете?
— И то верно… Почему раньше никто об этом не подумал?
И он рассказывает нам о том, о чем вряд ли известно хоть одному среднестатистическому душегубу в лагере. Остается только узнать, кому же все-таки об этом месте так же известно?