Стану тебе женой (СИ)

Глава 1

Дрожащими руками пытаюсь удержать тест на беременность. Секунду назад появилась вторая полоска и в этот момент моё сердце замерло в груди.

Я не ожидала этого. Потому ошарашенно смотрю на положительный тест и не могу поверить глазам.

— Малыш… Я стану мамой, — вырывается из меня надсадным хрипом.

Радость. Боль. Отчаяние. Злость. Всё перемешалось.

Оттого меня душат слёзы, словно на шею накинули удавку и с каждой секундой затягивают сильнее, чтоб задохнулась наверняка.

В дверь стучат. Вздрагиваю. Испуганно зажимаю тест в кулаке.

— Наташа, у тебя всё хорошо? — спрашивает муж, находясь по ту сторону двери.

Хочу ему ответить “да”, но вместо этого странно хриплю и срываюсь на плач. А затем прикрываю рот ладонью, чтобы не реветь так громко.

Тщетно. Теперь меня накрывает настоящей истерикой.

— Наташа, открой дверь, — требует, но я не реагирую.

Вместо ответа, встаю с бортика ванной и становлюсь напротив умывальника. Включаю в кране холодную воду и подставляю ладони под тугие струи.

Тру лицо до красноты, надеясь, что таким способом получится скрыть следы от слёз.

Стук в дверь становится громче. Дёргается ручка. И я уже закончила умываться, но старательно игнорирую требования.

— Наталья! — рычит. — Открывай эту чёртову дверь, иначе я её вышибу.

И он вышибет. Снесёт с петель. Разрушит. Сломает! Уничтожит любую преграду на своём пути, как однажды уничтожил меня.

Делаю глубокий вдох носом. Выдыхаю через рот. На мгновение прикрываю глаза, пытаясь расслабиться, а потом, осмелев, шагаю вперёд и открываю дверь.

Он врывается внутрь словно ураган. Едва не сбивает с ног, заглядывает мне за спину.

Ищет что-то? Бесполезно. Ничего не найдёт. Я похоронила: себя, ЕГО и нашу любовь. И муж знает про это! Должен знать.

Взгляд переводит на меня. Изучает. Скользит глазами по всему овалу лица. Вдруг напрягается и о чём-то думает хмурясь.

— Ты плакала? — спрашивает спокойным тоном, но я же вижу, как его изнутри распирают недовольства.

— Я умывалась.

— Поэтому так долго не открывала мне дверь?

Киваю в ответ и он делает вид, что верит.

Рукой тянется к моему подбородку, указательным пальцем гладит ямочку посередине. Я отворачиваюсь, а затем и вовсе убираю его руку.

— Прекрати, — презрительно смотрю в глаза, — я ничего не забыла, Вова.

— Всё ещё страдаешь по своему Сташевскому? Наташа, очнись! Жизнь она здесь и сейчас. Хватит уже его оплакивать!

Я улыбаюсь через слёзы.

Больно.

Раздирает на куски.

И если бы ОН сейчас воскрес из мёртвых, я бы простила ему абсолютно всё!

А ещё… взяла бы его руку в свою и приложила к животу, чтобы почувствовал, как там внутри меня растёт плод нашей любви. Маленький сынок. Или дочка.

— Что с тобой происходит, родная? Как я могу тебе помочь? Может, обратимся к специалистам? Ну я не знаю… психолог или кто этим занимается? Тебя надо вытягивать из депрессии! Ты себя так в могилу загонишь с этими страданиями.

— Хватит! — взрываюсь. — Мы с тобой соседи, Вова. Прекрати делать вид, что между нами что-то есть. Меня это раздражает. Да и вообще, когда ты съедешь к своей маме, ты же обещал мне?

— Всё-таки хочешь, чтобы я съехал? — киваю и муж от злости сжимает челюсти. — Хорошо. Я съеду прямо сегодня. Но ты мне скажи, как вы тут будете одни? Я за дочку переживаю. Ты сама на себя непохожа, Наташа. И я продолжаю настаивать, чтобы ты прошла полное обследование. Ты чуть не умерла в том ДТП. Разве так можно?

— Да что ты всё время ко мне лезешь? Прочь из моей жизни! Я видеть тебя не могу. Уходи!

Кричу, толкая в грудь, но муж не уходит. Он словно скала, не сдвигается с места ни на сантиметр. А я продолжаю тарабанить по его широким плечам, с требованиями оставить меня в покое.

Из руки выскальзывает тест и падает на пол. Ошарашенно смотрю вниз, а Вова тоже смотрит.

Внутри всё сжимается. Сердце пропускает удар, когда муж задаёт вопрос в лоб:

— Ты беременная, Наташа?

Он смотрит мне в глаза пронзительным взглядом, от которого холодеет внутренности.

А я прикладываю ладонь к плоскому животу и коротко киваю.

— Чёрт… — муж ругается матом и вдруг впечатывает кулак в дверь.

И он хочет сказать что-то ещё, но поднимает руку вверх и со словами: "Да пошло оно всё…". Разворачивается и уходит прочь.

Я смотрю ему вслед, а мыслями сейчас с другим.

Радмир умер, но оставил на память частичку себя… Разве это не счастье?

***

После того как мы с мужем поругались в очередной раз, я закрываюсь на кухне и завариваю себе зелёный чай без сахара. Последнее время аппетита нет совсем. Тошнит. И если ещё буквально утром я списывала это на последствия черепно-мозговой травмы, то сейчас с лёгкостью узнаю токсикоз во всей своей красе.

И как я сразу не догадалась, что беременная?

Задержка есть. Но я даже не знаю сколько дней. Последние два месяца были настоящим адом и я совсем не следила за циклом. Стыдно в тридцать четыре года так наплевательски относиться к женскому здоровью.

Звонок мобильного телефона заставляет вздрогнуть. Я лениво тянусь к мобильнику и принимаю вызов, ткнув на зелёную трубку.

А на том конце провода вещает взвинченный голос любимой подруги.

— Ты сейчас упадёшь! — вываливает на меня без какого-либо приветствия — Сидишь?

— Сижу.

— Знаешь, кто ко мне перевёлся в отдел?

— Да откуда ж мне знать?

— Макаров! — восклицает подруга, но я никак не реагирую. — Ну ты чего, Натали? Не помнишь его, да?

— Что? Прости?

Татьяна вздыхает:

— Опять со своим козлом поругалась?

— Просто с козлом. Не с моим.

— Ты паспорт свой гражданский открой. Кто там у тебя записан в качестве козла?

— Тань, — вздыхаю, давая понять, что сейчас мне не до стёба, — я полчаса назад узнала, что беременная. Поэтому прости. Не в настроении. Совсем.

На том конце провода повисает тишина. А я, закрыв глаза, прижимаюсь спиной к стене и пытаюсь глубоко дышать, чтобы побороть приступ тошноты.

— Так! — командует строгий голос Танюхи, — ты сейчас дома? — бубню в трубку “угу” и Татьяна продолжает раздавать свои ЦУ: — ложись на диван, ноги кверху задери и ничего не делай. Я скоро буду.

Я даже не успеваю ответить, как Танюха кладёт трубку. Время за ожиданием визита подруги просто пролетает. И я даже не удивляюсь, когда через час после телефонного разговора обнаруживаю у себя на пороге квартиры майора полиции.

— Ты с работы, что ли, сбежала? — оценивающим взглядом скольжу по форме.

Таня молча снимает своё пальто, вешает его в шкаф и с важным видом топает на кухню. Достаёт из пакетов: фрукты, выпечку, бутылку молока и белого полусладкого.

— Это тебе, — кивает на молоко, — а эта бутылочка для меня. Ты у нас теперь не пьёшь.

— Я и так не пью после травмы, — обидчиво хмыкаю.

— Давай. Рассказывай. Что делать будем с твоей жизнью?

И пока я пытаюсь сложить слова в предложения, Татьяна вовсю хозяйничает на моей кухне.

— Я вот главное не услышала, Натали. Ты рожать собираешься или пойдёшь на аборт? Кстати, какой там у тебя срок?

— Не знаю.

— Что именно не знаешь?

— Ничего не знаю. Я давно не слежу за циклом. Возможно, мне и аборт уже делать нельзя, — отвечаю равнодушно, а руки сами тянутся к животу и гладят его вверх-вниз, — и я не хочу аборт, если честно.

— Угу, значит, будем рожать с Островским?

— Нет. Ты что?! — возмущённо. — Мать-одиночка не так уж и плохо. По крайней мере, государство мне будет платить пособие.

***

Вова действительно съезжает к своей маме. Вечером, вернувшись с работы, он демонстративно расхаживает по квартире, собирая вещи. А я вижу, как он поглядывает на меня и ждёт, что вдруг передумаю и попрошу остаться.

Но я ничего у него не прошу. Мне дышать больно рядом с этим человеком, а на сердце всё ещё кровоточат раны.

— Лизок, — Вова подходит к детской спальне, но становится хмурым, обнаружив малышку спящей.

— Не буди её, — прошу я, демонстративно закрывая дверь перед его носом.

— Я хотел попрощаться. Когда теперь увидимся?

— Да хоть завтра! Не вижу проблемы. Было бы желание.

В коридоре Вова обувается, а затем достаёт из кармана куртки связку ключей и кладёт её на тумбу.

Поднимает на меня печальный взгляд. Вздыхает.

— Наташа, а если бы тогда я тебя не ударил? Ты бы сейчас вернулась ко мне? Мы друг другу изменили. Один-один. Считай, квиты.

— Значит, это всё-таки была измена, — ухмыляюсь я, а он стыдливо отводит взгляд.

— Но тогда, в машине, резинка реально была не моя!

— А это уже неважно. Прошлое не изменить, поэтому твой вопрос глупый. Я даже отвечать не буду.

— Что ты решила с ребёнком?

— Для начала стану на учёт в женскую консультацию.

— Будешь рожать?

— Буду.

— И как же ты с ним справишься одна?

— Пока не знаю. Справлюсь как-нибудь.

— Наташа, — вздыхает муж и я чувствую, что он готовится что-то сказать, но у него никак не выходит подобрать нужные слова. — Мы столько лет были вместе и чтобы между нами не произошло, ты никогда не будешь мне чужим человеком. Я тебе всегда помогу, ты обращайся за помощью, хорошо?

Вымученно улыбаюсь. И киваю. Но лишь потому, что мне надоел этот никчёмный разговор и я хочу, чтобы Островский поскорее ушёл.

И когда он уходит, я закрываю за ним дверь на несколько замков, а затем скатываюсь по стенке вниз и тихо плачу.

А ещё просматриваю в Инстаграме фото Радмира и тогда мне совсем становится хреново. Слёзы душат горло. Я с трудом дышу, но что-то щёлкает в голове и я растираю по лицу солёную влагу.

Не плакать. Не истерить!

Во мне живёт маленький человечек и я просто не имею никакого права доводить себя до такого состояния.

Ради будущего малыша я обязана быть сильной… и спокойной.

Засыпаю с телефоном. А утром просыпаюсь с улыбкой на губах от того, что этой ночью мне снился он и его золотисто-карие глаза, которые смотрели на меня пристально и влюблённо.

А потом я прихожу в себя.

Приснился. Просил поговорить с ним. Наверное, хочет, чтобы я его помянула.

И перед работой, после того как отвожу дочку в садик, я решаюсь зайти в церковь и заказать Раду панихиду за упокой. В пакете всё, что я посчитала нужным: хлеб, пачка риса, мука и бутылка подсолнечного масла. Оставляю это всё на столе перед ликом Иисуса Христа, распятого на кресте. Ещё покупаю свечку и ставлю её в положенном месте. Глаза не свожу с крохотного огонька, ощущая, как по щекам катятся не слёзы, а горячий воск.

Опять больно. Снова нечем дышать. И к горлу подкатывают противные спазмы.

Выхожу из здания церкви и, оказавшись на улице, жадно хватаю воздух ртом, но надышаться не могу…

Я всё ещё не привыкла к его смерти.

Не смирилась!

И по-прежнему жду его звонка.

Сколько раз я била себя по рукам, чтобы не набрать его номер? Даже не посчитаю. И я мозгами понимаю, что нужно его отпустить, попрощаться, но не могу! Я даже на его могиле ни разу не была и, наверное, не буду, потому что похоронили его в Швейцарии. И я даже не знаю, где именно…