Старая Франция

XXIII. Мели и Жозеф на чердаке

Когда на мэрии бьет восемнадцать часов, Мели убирает квитанционные книжки, выходит закрыть ставни и спускает с защелки замок на входных дверях.

Жуаньо возвращается домой всегда только к ужину, после того как отбудет политический час у Боса.

Поглядев за супом, Мели бежит на чердак. Что ей там делать? Знает ли она сама? Посмотреть, просохла ли стирка… Это время, когда ученик, возвращаясь с работы, заходит домой, чтобы немножко почиститься, перед тем как пойти поразвлечься на площадь.

Мели ждет. На чердаке пахнет мокрым бельем, и еще — накаленной черепицей, липой и мышами.

Когда внизу хлопает дверь, она зовет:

— Это ты, Жозеф? Принеси-ка сюда стул, а?

Ветерок вздувает легкое ее платье. Ученик на площадке лестницы поднимает голову и вдруг краснеет.

Мели собирается перетянуть веревку, на которой висит белье. Но стул шатается на неровном полу.

— Погодите, — ломающимся голосом говорит Жозеф. — Я вас поддержу.

Теперь она краснеет — или думает, что краснеет.

— Полезай ты… Боюсь упасть.

Он повинуется.

— Натяни веревку и сделай еще петлю.

Чтобы достать до гвоздя, он вытягивает руки и выгибает спину. Его узкие жесткие бедра у самого лица женщины. Она могла бы коснуться их щекой, мигающими ресницами. Здоровый дух идет от этого юного тела после работы. Синяя, запачканная колесной мазью парусина облегает ляжку, круглый выступ колена. Мели опускает глаза. На нем коричневые башмаки на босу ногу. Она видит совсем близко, как бегут жилки под цыплячьей кожей. Он соскакивает со стула.

— Ну вот!

— Спасибо!

Она отодвигается, сожалея, что все кончилось так скоро.

Перед тем как уйти, она ощупывает белье и снимает с веревки чулки, которые уж просохли. Силится засмеяться.

— Недолго в такую жару!

Он — по ту сторону веревки — следит, опустив руки, за ее движениями. Из-под толстых детских полуоткрытых губ виднеются зубы. Он еще безбородый, но при скользящем свете слухового оконца щеки точно затушеваны пушистым нимбом. Роса испарины проступает над ртом. Он запустил руку за пазуху и чешет у себя под мышкой, как обезьяна, не зная, что сказать.

Она проходит мимо него с бельем на руке. Он провожает ее глазами, пока она, напевая, спускается с лестницы.

Только тогда уходит он на антресоли. По дороге маленькие женские панталончики дразнят ему лицо, а он и внимания не обращает.