Статьи и проповеди. Часть 13 (07.03.2017 — 14.05.2018)

Проповедь после литургии преждеосвященных даров /28.02.2018/ (23 марта 2018г.)

Сегодня – Вторая в этом посту Литургия Преждеосвященных Даров.

И как вы, может быть, заметили – время поста проходит быстро. Полторы недели прошло. Оно пройдёт ещё быстрее, дальнейшее. Оно с нарастанием, со свистом, будет улетать. Эти дни, эти недели будут.

В молитве по окончании Литургии говорится, что Бог дал нам эти дни к воздержанию страстей, к надежде воскресения.

И просится далее, чтобы мы достигли через Святую четыредесятницу радости поклониться и Святому Воскресению.

Посты имеют свою цель, направленность.

Направленность христианских постов – это Воскресший Господь. В высшем смысле пост – это самоумерщвление, это умирание.

На Пасху будет пропета неоднократно такая фраза:

«Вчера сраспинахся Тебе, Христе, совозстаю днесь воскресшу Тебе». То есть, вчера я умирал с Тобою, но вот Ты воскрес, и я воскрес с Тобой вместе.

Это уже было однажды в Крещении, потому что мы крестились в смерть Иисуса Христа. И в Его Воскресение. Погрузились в воду и вышли из неё. По третьем погружении мы восстали с Воскресшим Господом.

И пост таким же образом имеет свою цель сораспинаться со Христом в меру человеческих сил. Потому что, когда человек отнимает от себя что-либо, – это маленькая смерть. Философы древние, лучшие из них, например, Платон, говорили, что цель философии – научиться умирать. Имея в виду, что человек постепенно отвращается от того, что любят все. И то, что всем интересно, ему не интересно. И то, что раньше поглощало всё его внимание, постепенно от него отдаляется. В плане проведения досуга, в плане разговоров, болтовни. В плане утучнения себя излишней пищей. Это что-то потихоньку похожее на умирание. Действительно, мы учимся умирать.

И святые отцы повторяли эти слова. Силуан Афонский говорил, что человек в жизни христианской умирает. Павел сказал: «Если Христос в вас, то тело мертво для греха, но дух жив для Господа (праведности)». Такой критерий оценки представляют нам:

«Есть во мне Христос или нету».

Часто люди говорят: «У меня Бог в душе есть». Хорошо, если есть. Если есть, как проверить? Павел говорит: «Если Христос в вас, то тело мертво для греха, а Дух жив для Господа (праведности)».

Это драгоценное состояние. Если у кого-то это есть, то можно только присматриваться к нему и брать с него пример. И стараться жить так, как он живёт, потому что это великое дело. Умереть для греха прежде смерти и жить для Господа до Страшного Суда.

И вот, мы сегодня, повторяю, отслужили вторую службу. Каждый раз мы читаем молитву Ефрема Сирина. В эти дни, на этих богослужениях. Давайте с вами, перед тем как попрощаться, обратим внимание на первую просьбу. «Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми!» Даже не будем всего разбирать.

Начнём с праздности.

Многой злобе научила праздность – говорит Соломон. Человек праздный – это ничем не занятый. Вот как называется беременная женщина в славянском языке, в Евангелие? Непраздная. В Евангелие о Страшном Суде, о приближении казни, Господь говорит: «Горе же непраздным и доящым, (т.е. кормящим грудью) в тыя дни».

Непраздная, она же – занятая. Она – не пустая.

В ней есть благословение. В ней есть будущая ещё одна жизнь. Праздный человек – это человек пустой. Праздными могут быть слова. Празднословие. Когда произносятся слова, но, вместе с тем, они могли бы не произноситься. И никто бы не пострадал, потому что в них нет ничего смыслового. Это просто пустой трёп, из которого состоит 95 % человеческого речевого общения. Бывает, люди специально прячут свои мысли за словоблудием, а бывает, просто говорят ни о чём. Вот так, смотришь, все с телефонами. Все непрестанно с кем-то разговаривают. О чём? Там, в общем-то, смысловых вещей не так уж много. Праздность – это пустота, это та самая суета, о которой Соломон пишет в книге Экклесиаста. Человек, ничем не занятый, пустой, – он, непременно постоянно грешит. Во-первых, он – громкий и заметный. Как пустая бочка. Когда она катится, она слишком громыхает. Пустое, как погремушка какая-то, она заметная и шумная. И, конечно, очень не хочется быть похожим на это существо. Пустое, гремящее, пустопорожнее, бесполезное. Произносящее много шума, но не производящее никакого смыслового движения в мире.

Кроме того, человеку нужно трудиться.

И это обязательно надо каким-то образом внедрить в детей наших.

Мы хотим, конечно, чтобы они были менеджерами высокого звена, чтобы они стояли у руля каких-то компаний или целого государства. Чтобы они разбирались в каких-то очень сложных высоких предметах, связанных с мировой экономикой или с чем-то ещё.

Но, если они не будут завязывать себе шнурки сами; если не будут чистить свою обувь с утра, выходя из дома; если не будут заправлять за собой постель; если не будут бросаться к матери на кухню, чтобы отодвинуть её от умывальника, от раковины, и самим помыть что-то: какую-то чашку лишнюю или тарелку; если не будут присматриваться к отцу, поднявшему капот автомобиля и ковыряющемуся там чем-то, какой-то отвёрткой; если они будут, так сказать, воспитаны нами в таком режиме жизни, где всё готово и всё уже есть; то, конечно же, мы сильно согрешим. И у них ничего не получится.

Человек должен быть трудолюбив.

Он обязательно должен трудиться. Всячески трудиться должен. Поскольку, мы имеем душу бессмертную, мы должны совершать душевный, умный труд. Это очень важная задача жизни. Но поскольку мы имеем и тело, тело многострастное и многотребующее, то мы должны и телесно трудиться. Причём, все. Без изъятия всякого. По возможности. Хоть чуть-чуть. Мне один человек описывал такую трогательную ситуацию. Про то, как в одном из монастырей на покое жил известный митрополит. Этот человек видел план уборки на кухне. Там, «… иеромонах, например, Дорофей, … послушник, например, Иван и митрополит такой-то… » Митрополит в череде стоит. Наступает его день. Он одевает поверх рясыфартук, берётв руки тряпку или что-то иное, необходимое, и «возится» на этой кухне.

Убирает её, приводит в порядок.

Это – нормально. Это – не удивительно. Это – хорошо.

Многой злобе научила праздность. Даже каким-то образом это можно связать, например, с советской армейской жизнью. Я помню, говорили нам отцы-командиры, что солдат без полезной занятости – это потенциальный преступник. Солдату нужно иметь в день не более одного часа свободного времени. Если дать ему три часа, пять часов, шесть часов свободного времени, то ну всё, жди беды. Надо где-то кого-то ловить, где-то за кем-то идти, где-то за кем-то наблюдать в четыре глаза. Потому что, действительно, в некотором возрасте, в некоторых состояниях, люди не способны держать себя в руках самостоятельно, пока их не поставят в рамки, не дадут им работу. Вот, солдат с лопатой – это хорошо; а вот, солдат, не занятый ничем – это потенциальный преступник. И в этих словах есть жёсткая, но правда. Большая правда жизни. Праздность. Дух праздности. Это же целый дух праздности. «Ничего не хочу делать! Не буду ничего делать! И не знаю, чем себя занять!»Вот в таком состоянии живёт немалое число людей.

От этого нам надо добровольно самим избавляться.

И, конечно, это касается воспитания тех, которые от нас родились.

Интересно, что праздные, они же – и унылые. «Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми… »

Унывают, как правило, те, которые ничего не делают. Даже есть такие рекомендации. Они смешные, но они очень действенные. Вот, человека уныние взяло за горло, ему жить не хочется.

Он спрашивает: «Что мне делать?» А ему ответ: «Десять отжиманий,прохладный душ и какое-нибудь полезное занятие!» Человек опять: «А может какую-нибудь молитву почитать?»

«Не надо никаких молитв читать. Десять отжиманий, десять приседаний, прохладный,а то и холодный, душ и какое-нибудь полезное занятие».

Всё! А то, понимаешь, «… у меня душа болит, тоска-печаль, жить не хочу». И так далее, и тому подобное. И «какую молитву почитать?». Никакую. Просто, ленивый – он же и унылый. Те, которые возятся и бодрствуют, которые постоянно чем-то заняты, они – не унывают. А если и унывают, то, по крайней мере, не так люто, не так жестоко, как унывает лентяй и ничего не делающий человек.

Вот, ещё какая хорошая вещь преподаётся нам через молитву для учения. В житиях святых даже есть примеры бесполезных занятий. Такой – мартышкин труд. Такой, знаете, выкопал – закопал, выкопал – закопал. Был такой Порфирий Кавсокаливит на Афонской горе. Он строил себе из камней небольшую хижину, таскал эти камни туда-сюда, бегал с ними, потел. Построит хижину, потом переночует в ней пару ночей и разваливает её в пух и прах до основания. Потом из этих же камней метров через двести строит на другом месте такую же хижину. Этим он занимался постоянно. Порфирия спрашивают: «Что ты делаешь? Чем ты занят?» А он говорит: «Я делаю это для того, чтобы пришёл диавол и нашёл меня занятым». Потому что, когда человек не занят ничем, приходит диавол и начинает с ним собеседовать. Это есть в литературе, это есть в Библии.

Вспомните Фауста, вспомните другие какие-то произведения. Этот Мефистофель, сопровождаемый серным запахом, он приходит к человеку, который вот замер в кресле, и печалится сидит. Говорит: «Что, скучаешь?» И начинает с ним разговор. И после этого разговора начинается беда. А так он приходит, а человек занят. Он – уходит. Опять приходит, а тот опять занят. Он – уходит. Когда ни придёт, он всегда занят. Всё время. Всегда.

Серафим Саровский, уже когда был с переломанным позвоночником, с горбом, когда вот он уже в дугу ходил согнутый, опираясь на топорик; носил с собой всегда два мешка. В одном мешке, за плечами, было Евангелие всегда, а в другом мешке, который ещё он носил с собой, были камни. А он уже еле ходил по старости. Его спрашивали: «Зачем ты камни с собой таскаешь?» А Серафим говорит: «Я томлю того, который меня томит. Томлю томящего». То есть, лукавый меня томит, а я томлю себя и отгоняю его от себя. Трудится человек.

Иногда городскому жителю полезно подняться вверх по лестнице, не садясь в лифт. Какую-то, кажется, совершенно неважную вещь сделать. Вот просто подняться на лестнице наверх. На пятый этаж, на четвёртый, на восьмой. Кто где живёт. Не садясь в лифт. Вроде бы мелочь. Нет мелочей в духовной жизни. Нет. Кровь разогналась, разбежалась пока ты поднялся. Отдышался. Потом руки помыл. Что-нибудь перекусил такое. А потом вдруг тебе молиться захочется.

А когда вот такое всё, как распаренная репа, такое.

Римляне говорили, как «дважды сваренная капуста». Такое, когда всё разлезлось уже. Вот такое разлезшееся, оно ни к чему не годно. Поэтому, дух праздности не должен быть у нас. Должен быть дух трудолюбия, противоположный. Уныния не должно быть у нас. Должна быть некая духовная бодрость.

Любоначалие. Вы знаете, что это такое. Это – любовь командовать. Это тайная страсть, которая в человеке спит, потому что из нас командиров немного. Пока человек не поставлен на маленькую командную должность, он может не знать, что ему очень нравится командовать. Ну, это можно и так в жизни проверить. Вот, например, когда тебя не спрашивают, а ты лезешь с подсказками. Это точно – в тебе эта зараза гнездится. Вот разговаривают люди о чём-то, а ты краем уха слышишь о чём они говорят, и тебе кажется, что ты знаешь правильный ответ на их проблему. И ты берёшь и влезаешь туда. Тебя не спрашивают, ты мимо шёл… Тогда точно в тебе это живёт. Ты уверен, что ты всё знаешь, и ты можешь покомандовать. «Я сейчас вам подскажу. Сейчас я вам скажу. Сейчас вы всё узнаете!»

А уж когда человека ставят на какую-то командную должность, ну, тут раскрывается в нём всё, что в нём есть. Тогда уж… Говорят, проверь человека – дай ему власть. Маленькую, большую – это уже детали.

Вот ещё что может быть в человеке – любоначалие. Желание быть выше других, и уверенность тайная в том, что «я выше других, точно». – «А чего ж ты не выше других по факту?» – «Ну, как-то так, судьба распорядилась несправедливо. Все меня обошли. Но вообще-то я достоин быть повыше».

Вот такая тайная зараза живет. Не знаю, в каждом ли человеке? Наверно, в каждом. Потому что – все же читают эту молитву.

И не даром же её читают.

Итак, праздность, уныние, любоначалие. Ну, и – празднословие.

Это то, о чём отчасти тяжело и говорить. Великое искусство – говорить только то, что нужно. И ни капли больше. Помните, в книге Экклесиаста есть перечисление. Такое длинное перечисление противоположностей. Время обнимать – время уклоняться от объятий, время сшивать – время раздирать, время строить – время разрушать, время убивать – время врачевать…

Там такой длинный перечень. Я сейчас не помню, сколько там по точному числу этих антонимов, противоположностей таких. И там ещё есть: время говорить – время молчать.И вот, однажды, я прочёл такую интересную фразу. Делюсь с вами ею.

Один человек сказал: «Всё то, что Экклесиаст перечислил, невозможно делать одновременно. Нельзя зашивать и раздирать одновременно. Нужно вначале зашить,потом – разодрать. Или – разодрать, потом – зашить. Также строить, разрушать. И только одну вещь можно делать одновременно. Говорить и молчать».

В каком смысле? В том, что можно много сказать и ничего не сказать. Говорил, говорил, говорил, говорил. – «А что он сказал? – Не знаю». Так бывает и с проповедью. «Какая проповедь была хорошая!»-«А что там сказал батюшка, перескажите мне». – «Ой, а я всёзабыла».

У нас в церквях это анекдот такой.

На всю Церковь размазанный, как масло по бутерброду.

«Такая проповедь была сегодня!» – делятся друг с другом – «Боже, как хорошо сказал! Я так плакала. Все плакали». – «А что сказал-то? О чём хоть говорил?» – «Ты знаешь, я пока шла домой – всё забыла». Типа, вроде помню. А – не помню. Вроде знаю. А – не знаю. Вроде чего-то говорил, говорил. А что сказал-то? А чего приходил-то? – Не знаю. Понимаете – празднословие. Для того, чтобы научиться правильно что-нибудь говорить, нужно научиться молчать.

Мы сегодня с детьми одного из классов говорили про монашеские ордена. И что есть у них такие подвиги различные. Вот молчальники есть. Вот молчат. Есть такой целый орден на западе – тропистов. Они молчат вообще, они только знаками разговаривают друг с другом. И молчат. Там, где апостол Павел был убит, там, где ему голову отсекли, в окрестностях Рима, есть такое место. «Три фонтана». Там – орден тропистов. «Тихо, молчите! Тут никто не разговаривает». Они говорят только на богослужении. Когда Псалтирь читают, что-то поют. И мы попробовали до конца урока. Кто захочет попробовать до конца урока помолчать? Ну, не получается! Двадцать минут, тридцать минут. Нет-нет, да и вырвется. Знаете, такое, как у лягушки – путешественницы: «Ква! Это я – понимаешь – лечу!»

Ну, не может человек молчать. Даже полчаса не может. Не может. А значит – и не умеет говорить. Потому что Давид сказал, что – Я умолчал, я положил печать на уста. И в сердце моём разгорелся огонь.

Когда уста молчат, сердце продолжает думать или молиться. И там огонь разгорается. И потом, когда человек открывает уста после перерыва, этот огонь прямо вырывается. Ощутимо и сильно. Опаляет людей слушающих. «Вот вам слово моего опыта». Люди думают: «Боже, откуда он это знает?» А это он молчал, думал и молился. Сердце разогрелось, как котёл. Уста раскрылись, и жаром пахнуло таким. «Ничего себе! Вот этослово!Вот это сила!» Словом же можно весь мир развернуть в любую сторону. Слово – это же страшная сила. Действительно – страшная сила. Но оно даётся тому, кто умеет молчать. Кто молчать не умеет, у того слова бессильны. Оно какое-то такое, такое… Как та же самая, уже упомянутая, дважды сваренная капуста. Вот чего Ефрем Сирин просит не давать ему.

Итак, переведём на современный русский. Праздность. Уныние. Желание командовать. И болтовня.

Нужно уметь сдерживать свой язык. Научи нас, Боже. В быту, в семье, на работе, где-то там, сям. Нужно быть деятельным и активным. Сопротивляться унынию. И не стремиться начальствовать над людьми. Не стремиться. Если Бог захочет, он тебя поставит. Он Давида взял от овец, от пастушеской сумки. Взял и поставил его самым любимым Царём. Бог знает кого из какой грязи вытащить, и на какую высоту поставить. Сам не лезь. Не люби командовать. Сядь пониже. Тебя позовут. Не переживай. Заметят. Не забудут. Если нужно будет, скажут: «Эй, тебе нужно сесть повыше!» Так и Евангелие говорит.

Вот четыре вещи, которые можно сегодня из Храма Божьего унести. По дороге себе идёшь и размышляешь.

Дух праздности – не Дай мне!

Уныния – не Дай мне! Отгони от меня. Любоначалия – не Дай мне! Празднословия – не Дай мне!

Вот тебе уже пища до самого часа наступления сна. А завтра будет другой день и другая пища.

Продолжайте поститься, братья и сестры по мере ваших сил.

Не запащивайтесь, но и не расслабляйтесь. Идите царским путём. «Псалтирька» пусть читается. Евангелие пусть читается. Кушайте так, чтобы не обременяться, не объедаться постной пищей. Делайте всё, что положено по семейным и рабочим обязанностям.

И молитесь Богу чаще. В посту нужно чаще и горячее молиться Богу. Чтобы, как сказал папа Григорий, нам смирить свои страсти, очистить свою душу и достигнуть, поклониться Святому Воскресению.

И мы к этому движемся. Аминь. И Богу Слава!