Статьи и проповеди. Часть 13 (07.03.2017 — 14.05.2018)

Проповедь после воскресной божественной литургии /04.03.2018/ (25 марта 2018г)

Сегодня мы читали из Евангелие от Марка об исцелении расслабленного человека.

Обратим, наше внимание на связь между словами и делами. Христос сказал этому человеку: «Чадо! Прощаются тебе грехи!» И слышавшие Его роптали.

Это дело было в Капернауме. Напомню, Капернаум – это гнездилище учёных раввинов. Это – как Афины были у греков. Столица мудрости и философии. Капернаум был в дни Иисуса Христа, и несколько ранее, местом раввинистических школ. Там они были в большом количестве. Поэтому неудивительно, что среди слушавших Иисуса; набившихся в дом – так что и у дверей стоять было нельзя; были некоторые из учёных людей. Жадных до закона.

Тех самых фарисеев, о которых мы так часто говорим.

Христос сказал расслабленному: «Прощаются тебе твои грехи».

Это возбудило, вызвало в фарисеях роптание.

И они внутри себя, в сердцах своих начали смущаться. Имея в виду совершенно справедливую мысль.

«Кто может отпускать грехи, кроме одного Бога?»

Эта мысль и сегодня должна быть у нас.

«А кто может отпускать? – Только Господь».

Священник, отпуская грехи человеку на исповеди, делает это не своей силой, не своими дарованиями, талантами. Если вы помните молитву отпущения, то она звучит так: «Господь и Бог наш Иисус Христос благодатию и щедротами Своего Человеколюбия, да простит тебе, чадо, все согрешения твои. И я, недостойный иерей, властью Его, мне данной, прощаю и разрешаю тебя от всех грехов твоих во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь». То есть я, но властью Его.

Откуда эта власть? По Воскресении Христос сказал, апостолам, что кому свяжете на земле, будет связано на небесах, кому развяжете на земле, будет развязано на небесах. Всё, что вы делаете на земле, имеет прямое отношение к небесной жизни.

Связанное здесь – связывается там.

И наоборот, развязанное здесь – развязывается там.

Это всё Его власть…

Его власть, данная Церкви…

И без разницы – святой иерей или грешный иерей.

Старый человек, прослуживший и состарившийся у Престола Божия, достигший седой головы и долгих лет жизни; или только новорукоположенный, как говорят «батюшка-деточка». Ещё у него усики растут плохо. Лет ему двадцать три – двадцать четыре. Ребёнок еще… А у него кается какой-нибудь старик седой. И он ему отпускает грехи. Хотя он ему во внуки годится.

Но это так и есть, потому что это не от нас. Это не моё, это – Божие.

Но раввины имели законное сомнение.

Надо верить в Христа, что Он – Господь, и тогда – нет сомнений. В том, что мёртвые поднимаются… Прокажённые очищаются… Христу не страшно к прокажённому прикоснутся, нарушая закон.

«Нельзя к прокажённым прикасаться!»

Христу не страшно разговаривать с язычниками. Есть, пить с блудниками и мытарями. Нарушая закон.

Христу не страшно, потому что Он делает всё как свободный. И никакая скверна к нему не прикасается.

Солнце, светя на нужник, на отхожее место, лучей своих не оскверняет. Святое может войти всюду, не осквернится от этого.

А человек боится оскверниться. И этот страх осквернения тяготел над евреями и до сегодняшнего дня тяготится над ними.

Чтобы не съесть запрещённое…

Чтобы не прикоснуться к грешнику…

Чтобы не попасть в какую-нибудь ситуацию, где ты будешь с язычниками…

Это всё их очень тревожило. Они ещё в Христа не верили. Они присматривались. У них возникло сомнение.

«Хула такая, кто может грехи отпускать?»

Он, видя их помышления, показывает Себя знатоком человеческих сердец. И говорит: «Что вы мыслите худое в сердцах ваших?»

Ему открыты наши «книги сердечные».

Это очень интересное чтение. Если б мы имели власть и силу читать в сердцах, мы бы больше никаких книг не читали бы. Потому что это самая интересная книга. Это самые интересные, самые жуткие книги… Это фильм ужасов. Почитать в сердце человека, что там написано – это страшная вещь. Поэтому, слава Богу, мы не знаем, что в ком живёт, какие помыслы роятся в человеке. Какие замыслы вынашиваются в сердце, что там в нем творится.

Если бы мы это знали, мы бы были человеконенавистниками.

Мы бы возненавидели всю вселенную… Если бы нам Бог на один только день дал возможность почитать написанное в сердцах…

Это великая милость, что Христос знает, что в наших сердцах; и при этом у него нет ненависти к нам.

Жалость есть. Сострадание есть. Ненависти – нет.

Он пришёл как раз очищать эти гадости, которые там у нас есть. Это, кстати, одно из величайших доказательств Его милости.

Не только то, что Он распятие потерпел. Дал бить себя по щекам. Дал себя увенчать этим позорным венцом терновым. Оделся в одежду поругания. Плевки принял на лицо своё от солдат в претории. Висел на кресте между злодеями. Это всё знак его беспримерного смирения.

Но не только это. Он, зная наши сердца, продолжает нас любить.

А сердце человеческое – это такая помойка… Такая гнусная помойка… Это такой бедлам. Ночлежка такая для всякого преступника… Там живут жуткие помыслы…

Мы потом, когда согрешаем, удивляемся: «Ну, как это я мог такое сказать? Как это я могла такое сделать? Да я в жизни не думал, что я на такое способен». Это просто – мы себя не знаем.

Это как вот в воду ныряешь морскую. На пяти метрах глубины светло… На десяти – ещё светло… На пятнадцати – уже темнее… На двадцати – совсем темнее… А на ста метрах уже нет солнца… А на километре – полная тьма. Туда уже никогда солнечный луч не достигает.

Сердце человека – это море глубокое.

«Сие море великое и пространное: тамо гади, их же несть числа, животная малая с великими… »

Сказано про море. То же самое можно и про сердце сказать.

Господь, зная сердце, продолжает нас любить…

Вот какая благодарность, какая радость, какая милость Господа Иисуса.

Возвращаемся к Евангелие…

И вот, дальше там происходит вот такое.

Иисус говорит: «Что легче сказать? Прощаются тебе грехи? или сказать ему встань и ходи?»

С точки зрения грешного человека, если слова эти бессильны, то сказать можно всё, что хочешь. А вот с точки зрения духовной для Христа – оно и то, и то ему хорошо.

Заметьте себе, что Он простил расслабленному грехи. Говорит: «Чадо! Отпускаются тебе грехи».

Но расслабленный всё ещё лежит. Он ещё не встал. Он остаётся ещё больным и расслабленным. Но уже без грехов.

Но они начинают роптать, и Господь говорит: «Что легче сказать?» Прощаются тебе грехи – это ж не видно. Простились, не простились, кто его знает. Кто душу видит? Никто кроме Бога.

А, если сказать: «Встань и ходи!», то сразу всем будет видно, что Христово слово, оно дело. Оно – исполняется. Оно – с властью.

Поэтому, чтобы показать, что первое слово не было бессильным, Он второе слово произносит, которое даёт человеку здравие.

Больной «стянулся». Жилы его расслабленные напряглись, и он поднялся на собственные ноги. Это второе было доказательством первого. Оно само по себе не имеет смысла.

Вообще, можно обижаться на Господа, потому что Он не всех больных в Израиле исцелил. Прокаженных было много, но Он только некоторых исцелил. Бесноватых были тысячи, Он только некоторых исцелил. Расслабленных всяких месячных, лунатиков, они перечисляются все в

Евангелие, кровоточивых всяких жен бедных. Бесов имущих в себе. Их много было. Он далеко не всех исцелил. Почему?

Он не пришёл всех исцелять…

Он пришёл оставить человеку грехи… Он пришёл забрать беззаконие наше…

А все внешние проявления исцелений – это лишь манифестация того, что прощение грехов настоящее.

Чтоб мы знали, что раз Он сказал: «Прощаются тебе грехи!», значит, они реально прощаются.

А как проверить, как доказать? Да вот, пожалуйста…

«Что сказать легче? – Встань и ходи».

«Встань и ходи!» – Встал и пошёл.

Раз это слово сильное, значит, и то было сильное.

Поэтому, все исцеления, все очищения, вразумления… Слепых глаз открывание… Этих горбатых позвоночников распрямление.

Это манифестация других вещей. – Христос не обязан всех исцелять. Иногда человеку нужно поболеть. И святые иногда лютыми болезнями всю жизнь болеют и не просят себе исцеления. Или просят, но не получают. Других исцеляют, а сами не исцеляются. Как Амвросий Оптинский. Он всю жизнь болел. Не было такого органа, который бы у него не болел. Что бы ни назвали. Глаз ли? Зуб ли? Печень ли? Лёгкое ли? Трахея ли? Что хочешь. Всё болело. Он был живой мертвец при жизни. Он охал и стонал по ночам так, что слезами обливались его келейники. А принимал других и исцелял их. А сам болел всю жизнь. Потому что – в болезнях есть смысл.

Есть смысл в болезнях. Болезни делают лучше человека.

Как написано: «Страдающий плотью, перестаёт грешить».

Вот мне, например, интересно, пока я здоровый: «Кто на какой машине приехал. А почему он с женой развёлся, и какая у него вторая жена. Симпатичней первой или не симпатичней? А где они отдыхали? А что они ели на отдыхе?»

Мне интересна всякая чушь пока я здоровый.

Но только я начинаю болеть… Например, даже такая чепуха, как зуб заболел. Когда у тебя болит зуб, тебе не интересно ничего. Ты даже можешь забыть адрес дома. И кто у нас президент. И какой год на дворе. Пока зуб не исцелится. Тебя интересует только избавление от боли. Действительно, страдающий плотью, перестаёт грешить.

Совсем не хочется ни воровать, ни блудить, ни пьянствовать. Ни хохотать над глупыми шутками, ни присматриваться к чужой красоте, ни завидовать, ни обсуждать, ни строить козни.

Потому что болеет человек.

Раз ты не можешь здоровый исполнять заповеди, так теперь – заболей. И исполняй заповеди. Дело всё не в здоровье и не в болезни, а в исполнении заповедей. Не можешь здоровый их исполнять, грехами богатеешь, так заболей и исполняй. Исполняй заповеди.

Христос пришёл исцелять для того, чтобы показать, кто Он такой. Не для того, чтобы все больные стали здоровыми. Нет вовсе. А для того, чтобы все знали: вот Он… Он сильнее болезни… Он страшен бесам… Смерть Его боится… Его слова превращаются в дело…

У Него слова – не пар. У него слова – хлеб. Иногда – камень.

На врага – камень. На больного – хлеб. Или – лекарство. Его слова – это живое вещественное тело.

И Он доказывает первое вторым. Отпущение грехов доказывает исцелением.

Теперь, давайте, обратим внимание на наши слова…

У Бога слова и дела – одно и то же. Сказал Бог: «Да будет свет!» И стал свет. И увидел Бог, что свет хорош, и отделил свет от тьмы. И назвал тьму – ночью, а свет – днём. И был вечер, и было утро. День един.

Сказал – стало. Как псалом говорит: «Той рече, и быша: Той повеле, и создашася». Он сказал – и сделалось.

Слово и дело, в принципе, должны быть едиными, неразделимыми.

Что у нас с вами, братья и сестры?

У нас с вами печальная картина… Человек может думать – одно, хотеть – другое, говорить – третье, а делать – четвёртое. Эта «растасканность» на части, это и есть плод грехопадения, и разбития нашего на куски. Это всё равно, как, если бы красивую вазу кто-нибудь брякнул об пол, и она развалилась на сто восемьдесят кусков. Мелких и больших. Вот, мы разбиты. От этой разбитости мы страдаем.

Вот, говоришь, например, сам себе: «Обещаю бросить курить с 1 сентября!» – Наступило восьмое – а я всё еще курю. Допустим.

Или кто-то говорит кому-то: «Я обещаю тебе, что я верну тебе деньги вовремя». Однако ж вот время прошло – и не вернул.

Говорит: «Извини, прости… я забыл… , ещё не заработал..».

Вот, мы говорим – и не делаем. Говоришь: «Сделаю!» – и не сделал.

Говоришь: «Не сделаю!» – и сделал. И так далее…

Это наше страдание. Разве мы от этого не страдаем? У нас слово и дело совершенно разные. При этом они должны быть едины.

Но и у нас, в нашей жизни, слово продолжает быть делом. Например, работодатель говорит человеку: «Я беру Вас на работу». Сказано – сделано. Подписан документ о принятии человека на работу. «Идите в отдел кадров!» Что произошло? Произошло чудо.

Человек сказал слово, а у теперь у семьи есть хлеб.

У кормильца есть работа, а у «жены с дитями» есть хлеб.

Потому что: слово сказано – и дело сделано. У нас тоже слово чудесное. Или, например, парень говорит девушке: «Выходи за меня. Будь моей женой». Она говорит: «Выхожу». И кладёт ему руку в руку. Всё. Теперь родятся дети. Теперь умножится человек на земле. И будет новая семья. И будет великое чудо. Слово сказано. Дело сделано. Так и у нас.

Или командир говорит в бою: «В атаку! За мной!» И вылезает из окопа. И все – хочешь, не хочешь, со страхом, с трясущимися поджилкам; тоже вылезают и кричат. Один кричит: «Мамочка!» Другой: «Господи, помилуй!» Но побежали за командиром.

Слово сказано – дело сделано. Люди пошли.

У нас, в нашей жизни, слово продолжает действовать чудотворно. Слово всегда чудотворно. Даже при нашей разбитости грехом. Даже при нашей растасканности и при нашей греховной слабости.

Всё равно. Слово – это чудо.

Теперь, заметьте ещё такой, очень важный, момент… В Церкви все таинства предполагают слово и согласие. Вот, крещение… Вспоминайте…

Если крестится взрослый – с ним идёт диалог.

Если крестится маленький, то крёстные нужны, и с ними диалог идёт. От имени крещаемого младенца. Мы спрашиваем. Самого крещаемого, если это взрослый крестится. Или крестного, если маленький.

Отрицаешься от сатаны и от всех дел его? – Отрицаюсь.Отрёкся от сатаны? – Отрёкся.Дунь на него и плюнь на него! – Дунул. Плюнул.Сочетаешься Христу? – Сочетаюсь.Сочетаешься Христу? – Сочетаюсь.Сочетаешься Христу? – Сочетаюсь.Поклонись Ему! – Кланяюсь Отцу и Сыну, и Святому Духу.

Всё. Дальше молимся и крестим человека. Если этих слов не сказать, нельзя крестить.

Вот, если позвали священника к умирающему…

Он в коме и некрещённый. Родители или родственники хотят, чтобы он крестился, например. А он не может сказать ни да, ни нет.

Можно крестить? – Нельзя. Нельзя!

Надо, чтобы он сказал: «Хочу!»

Если будет чудо, если он разлепит глаза и прохрипит: «Хочу!», то – Всё. Смело крести его и спасай душу. А не скажет, не прохрипит, не напишет дрожащей рукой на куске бумаги: «Хочу крестится!» – нельзя.

Должно быть слово сказано.

Без сказанного слова ничего не действительно.

Венчание…

Когда мы брачующихся соединяем, мужа с женой, спрашивает священник у мужа будущего, ныне жениха:

Имеешь ли желание, доброе, непринуждённое, мысль крепкую взять себе в жены вот эту женщину? – Имею.Другой женщине не обещал ничего? – Не обещал.

Её спрашивают то же самое.

Имеешь желание непринужденное, доброе?

(То есть на за долги, не по залёту, не под пистолетом, не под ножом, не под клятвой. Доброе желание, непринужденное… ) И крепкую мысль. Взять себе его мужем, перед Богом. Имеешь? – Имею.

Другому никому ничего не обещала? – Не обещала.

Тогда можно венчать.

Дальше говорим: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа». И … «поехали» венчаться.

А если слова не сказаны, нельзя.

Также и в монашестве. Кто видел из вас монашеский постриг?

Стоит игумен на высоком месте. Ползёт на коленях в ночной сорочке будущий монах. Монахи стоят в два ряда – справа, слева. Покрывают его мантиями. И он, как бы в коридоре этих мантий, его никому не видно, проползает. Поднимается на ноги перед игуменом.

Игумен говорит ему: «Чего пришёл?» По-славянски: «Почто пришел еси, брате?»

Он ему отвечает: «Желая жития постнического» То есть – хочу жить постным, ангельским чином. Он берёт ножницы и бросает их на пол.

И говорит: «Возьми ножницы и даждь ми я».

Тот нагибается и даёт ему ножницы.

Игумен берёт их и опять на пол бросает. «Прими ножницы и подаждь ми я». – Нагибается и опять их даёт.

Игумен опять бросает их на пол. «Прими ножницы и подаждь ми я». Покажи, что ты смиренный. Что не будешь здесь пузо растить. Что будешь, как ангел Богу молиться за весь мир. Будешь каяться в грехах своих и будешь послушным. Даже в абсурдных ситуациях.

Это всё было сказано.

И, когда Господь будет нас судить,

Он скажет нам: «Раб лукавый, твоими устами я буду судить тебя. Ты же сказал, что ты отрёкся от диавола. Почему ж ты занимаешься гаданием, ворожбой. Почему ты, когда уезжаешь в Таиланд на отдых, заходишь во все буддистские капища, свечки ставить. Сандаловые ароматические палочки. Или бросаешь пожертвования в капища. Ты же отрёкся от диавола. Это же не мои храмы. Это не Мне. Это какому-то шестирукому богу в виде слона. Это не Моё вообще. Это не матери Моей, не Мне и не Моим святым. Это кому – то. Ты зачем это делаешь?»

Ты ж сказал, что будешь Мне служить? – Сказал. Сказал? – Сказал.

Вот твоими устами буду я тебя судить.

А венчались люди…

«Ты же сказал на венчании, что имеешь добрые желания, непринужденные. Ты имеешь крепкую мысль перед Богом взять в жену эту женщину. Ты почему её бросил? Почему ты бросил её? Почему с тобой другая женщина? Или третья женщина? Или четвёртая женщина? А за твоей спиной ещё хвост разных женщин, которым ты ничего не обещал. Они просто были с тобой… »

Ты же Мне обещал? Я ж тебя спросил. Ты же говорил, что имеешь крепкую мысль.

Говорил? – Говорил. Говорил? – Говорил.

Ну, и всё… Не обижайся…

Помните, как «Доцент» пришёл к завязавшему бывшему зэку в кино.

«Доцент», я тебе говорил, что я завязал? – Говорил. Я тебе говорил, чтобы ты не приходил? – Говорил.

Я тебе говорил, что с лестницы спущу? – Говорил. Ну, и не обижайся.

И «Доцент» вылетает из двери вниз. Так же Господь с нами и поступит…

Ты мне говорил, что ты будешь монахом? А ты кто? Ты в чёрное оделся – это что, всё твоё монашество. Бородищу отрастил – а остальное где? Где постническое житие?

И так везде. В браке, на исповеди. На исповеди…

Каешься? – Каюсь.

Ну, раз каешься – да простит тебе Господь именем Своим!

Слово продолжает сохранять свою актуальность во всей нашей перепутанной, раздроблённой и измученной жизни.

Оно – чудотворное. Чудотворное.

Особенно чудотворное оно, конечно, в устах людей, которые сильные в Духе. Когда евреи побивали своих врагов на поле Гайанитском, то солнце закатывалось уже. Все астрономы чешут в затылке и не знают, как это объяснить. Иисус Навин крикнул:«Встань солнце над головой!» И солнце замерло в своём закате. И они разили врагов, пока не поразили всех. И пошёл закат до конца дальше. И день закончился. Слово сказанное повелевает стихиями.

Ещё интересный случай… Пишется в древнем патерике, как какой-то бедуин ходил с луком и стрелами по пустым местам и искал себе добычу. Ну, охотник. Смотрит, монах сидит на каком-то холмике, книжку читает. Ну, думает, сейчас ограблю его. Да что там с него взять? Ну, хоть одежду сниму, книжку заберу… Хоть что-нибудь заберу…

И идёт к нему. Монах поднимает лицо от книги и говорит: «Стой!»

Он встал. Монах опустил лицо в книгу – дальше читает. Он стоит. Пробует двинуться – не может. Словно примерз. Монах читал, читал, читал… Час читал, два читал… Переворачивал страницы.

Дочитал книжку, закрыл. Говорит: «Иди»! Тот размёрз и ушёл. Вот что такое слово праведного человека.

Слово святого человека как имело, так и имеет силу. Оно похоже на Божие Слово.

«Не смей!» – «Всё. Не буду! Больше никогда не буду.»

А мы мучаемся.

Мы говорим детям одно и то же, одно и то же, одно и то же… Говоришь, говоришь, говоришь, говоришь…

Они даже не понимают, что ты им говоришь уже. На каком-то этапе твои слова превращаются в звуковой фон такой: А-а-а-а-а-а-а…

Он уже не понимает смысла слов произносимых. Слова бессильны у грешного человека.

Чтобы тебя слушались, нужно иметь сердечную силу. Нужно иметь Бога с собой. Во имя Божие нужно говорить.

Всякое слово ваше да будет приправлено солью и благодатию к назиданию слушающих.

Притом, говорящему нужно уметь молчать.

Бог же не говорит всё, что хочешь. Он же не болтун.

Он, если скажет – то скажет. А не скажет, так и молчит. Молчание Бога – это великая тайна. Молчит Бог.

«Я молюсь – ответа нету. Я молюсь – ответа нету.»

Молчание Бога – это тоже ответ. Это тоже своеобразный ответ.

«Я прошу, а Он не отвечает. Я долго, я год уже прошу. А Он молчит.»

Это тоже ответ.

Может быть, ты не того просишь.

А может, Он хочет проверить сильно ли ты хочешь. И так далее… Он не говорит лишнего.

Если мы лишнего говорить не будем, наше слово тоже будет сильным. Потому что мы выветриваем словесную силу через слова, которые не имеют смысла. Через праздные слова.

Вот мы сейчас говорим: «Празднословия не даждь ми!»

Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми! Празднословие выветривает словесную силу из человека. Если молчать, и говорить с рассуждением, тогда слово приобретает какую-то особенную соль. Какую-то духовную силу.

Вообще оно, конечно, очень сильное. Слово человеческое…

Оно есть только у него. Из всех тварей, которые есть. Деревья разговаривают только шелестом листвы.

Собака лает, скулит. Умная – всё понимает. Сказать ничего не может. Завидует человеку. И человек для неё – это бог. Собака не знает Бога. Для собаки человек – это бог.

Для кошки бога нету. Она – эгоистка.

У Метерлинка такая интереснейшая «Синяя Птица».

Прекраснейшая пьеса – как заговорил весь мир…

Заговорили часы, заговорила чашка на столе, заговорила ложка, заговорила кровать, на которой спит человек…

Заговорили кошка и собака. И собака, услышав шаги человека говорит:

«Я слышу – идёт мой бог! Я пойду оближу ему руки. Я загрызу всех, кто к нему приблизится. Я его ужасно люблю».

Кошка говорит: «Фу, какая ты глупая! Надо быть гордым и независимым!» – И пошла в другую сторону.

Почитайте, это очень интересная книга. Это чрезвычайно интересная пьеса. Там есть много чего нас касающегося.

В общем, наши слова, дорогие христиане, должны быть сильными.

Вот на работе, например, не слушаются начальников некоторых. Молчунов, между прочим, слушаются больше. Балаболов – меньше. Кто много кричит и ничего не делает, того, в конце концов, начинают презирать и не замечать. Кто говорит мало, но по делу; и за словами идут дела – того слушаются. Того уважают и боятся.

А мы же хотим, чтобы подчинённый слушался нас.

Не потому, что мы хотим быть деспотом, а, чтобы работа делалась. Мы хотим, чтобы жена любила мужа и слушалась.

Но и муж должен слушать жену.

Вот она говорит: «Не дружи с этим человеком, он опасный.» Нужно прислушаться к ней.

«Если я знаешь, что она не празднословка, она переживает за семью, я прислушаюсь к её словам. Она будет мне маленьким игуменом».

Слова мудрые – они спасают человека.

«От слов своих оправдишься, от слов своих осудишься».

Золотое яблоко в прозрачном хрустальном сосуде – это слово, сказанное вовремя.

И, наоборот, как колючий тёрн в руках у пьяного, как притча в устах у глупца. Слово – невовремя сказанное. Это бич, который ломает кости.

Поэтому, слыша сегодня, о том, как Господь исцеляет словом, и как у Него слова превращаются в дела, давайте, братья и сестры подумаем и о том, чтобы наши слова были делами.

Если мы пообещали, чтобы мы сделали.

Не давши слово – крепись, а давши слово – держись.

Семь раз отмеряй, потом – отрезал. И – всё. Раз сказал – значит, всё.

Какие купчие крепости, какие договоры были раньше у купцов на Руси? – Никаких.

«Фрол Кузьмич, договорились, берёшь мою пеньку? – Беру, Силантий Афанасиевич.»

«Хорошо. А что взамен? – Взамен сало.» –

«Хорошо. Договорились. Я тебе – завтра. Ты мне – послезавтра».

«Пойдём к иконе!»

«Отче наш» прочли. – «Господи, слышал? Укрепи!»

По рукам ударили, чаю выпили. И разошлись.

Всё. И слово купеческое было сильнее всякой бумаги.

Кстати, и у язычников было такое. И язычники знали то, что мы не знаем. Была такая страна – Спарта. Был такой у них законодатель Ликург. Он обеспокоился вопросом, как воспитать народ свой и как избавиться от воровства. Потому что он понял, – все преступления имеют имущественную подоплёку. Французы говорят – «шер шер ля фам», ищите женщину. А в принципе, во всех преступлениях денежный след ищи. Кому выгодно? Кто нажился? Любое преступление имеет денежные следы. Ликург решил – ввести в Спарте смешные деньги. Тяжёлые, большие, металлические пластины. Причём, раскалённые и промоченные в уксусе. Из которых нельзя было сковать ни меч, ни обод для бочки. В общем, бесполезные куски железа. Это были деньги. Чтобы купить там, например, бочонок масла, нужно было тележку целую нагрузить этими железяками и вести на базар. Спартанцы пристраивали к своим домам целые маленькие домики, в которых хранили деньги. Куски этого крошащегося металла.

Над ними смеялась вся Греция. Но у них пропало воровство.

Никакой дурак не воровал бы эти железяки. Оно в кармане не носится. У них действительно пропало воровство. Кражи исчезли совсем.

Кроме того, он ввёл общественные трапезы. Они кушали все вместе. Чтобы богатые и бедные ели из одной миски за общим столом. Чтобы не хомячили дома вкусненькое. А чтобы и ты, и ты, и я – ели одно и то же. И чтобы все всё видели.

Действительно, они удивительные законы придумали. Но вместо валюты денежной, они придумали валюту слова. Они считали, что нужно говорить мало, но, если уж скажешь, то, будь добр, сделай.

И у них была лаконическая речь.

С тех пор лаконизм – это краткое выражение глубоких мыслей.

Как пример – скажем, женщина, отправляя на войну, много не говорит. Даёт ему щит и говорит только «С ним или на нём».

Либо ты придёшь со щитом, как победитель.

Либо тебя на нем как на носилках принесут домой мёртвого. Или так, или так. Больше вариантов нету. С ним или на нём. Два слова – мамы с сыном. И пошёл воевать.

Или вот ещё, враги пишут спартанцам письмо: «Когда мы войдём в ваши города, все женщины ваши будут изнасилованы, мужчины убиты, мальчики обращены в рабство, дома разрушены, богатства разграблены».

Спартанцы посылают им в ответ только одно слово: «Если!»

И эти люди были сильны. Они умирать не боялись. В бою спину врагу не показывали.

Они делали такие вещи, которые мы сейчас повторить не можем.

Это всё связано с умением правильно выражать свои мысли.

Ненужное не говорить. – Нужное – сказать. В нужное время сказать нужное. Не когда хочешь. А именно – в нужное время.

Этому надо учиться. Нам всем надо учиться.

Потому что эпоха свободы слова – это эпоха бесполезной болтовни.

«При многословии не избежишь греха» – сказал Соломон.

«О словах я жалел очень часто, – говорил один преподобный отец, – а о молчании не жалел никогда. Всё о чём я промолчал – было моё. И я радовался.»

Ведь, даже если хорошие вещи скажешь не вовремя и не тому, – поссоришься. Обидятся, не поймут правильно, кривотолками окружат тебя. И так далее…

Это великая премудрость.

И мы сегодня походили вокруг неё хороводом… Для того, чтобы вы потом сами об этом читали. Думали…

И пытались в своей жизни по мере своих сил, потихонечку исполнять. Потому что мы приходим сюда, дорогие христиане, учиться.

И лечиться. Здесь у нас с вами лечебница, ибо мы больные. И здесь у нас с вами училище, ибо мы всю жизнь учимся.

Христос да примет наши молитвы. Христос да укрепит нас на начинающуюся третью неделю Великого Поста.