Сегодня наш рассказ о великом старце, жизненный подвиг которого по сей день уничижается некоторыми «не по разуму ревностными» книжными богословами.
13 августа – день блаженной кончины архимандрита Тавриона (Батозского). Клевета и наговоры уже более сорока лет после его смерти преследуют имя подвижника. Впрочем, он это предвидел еще при жизни, предупреждая, что его, как и Иоанна Златоуста, после смерти будут опасаться еще сорок лет. Теперь эти годы уже истекли, и пришло время прославить этого доброго и ревностного пастыря.
Родился архимандрит Таврион (в миру Тихон) 10 августа 1898 года на территории современной Харьковской области. Кроме него в семье было еще девять детей. Все они воспитывались строго, в согласии с православной традицией. У Тихона с самого детства не было никаких сомнений в плане выбора жизненного пути. Он знал, что будет служить Богу.
Стремление к монашеской жизни у Тихона было настолько живым и глубоким, что семилетним мальчиком он сбежал из дому в монастырь Глинской пустыни. Его, конечно же, вернули родителям. Но со временем отец и мать смирились с тем, что их ребенок твердо намерен быть монахом.
В 1913 году пятнадцатилетний Тихон определяется послушником Глинского монастыря. Его духовником стал прославленный старец преподобный Серафим (Амелин). Вскорости началась Первая мировая война и Тихона, как и большинство послушников и рясофорных монахов, отправили на фронт. О его военных годах жизни ничего не известно. Вернулся послушник в Глинский монастырь в 1920 году, в этом же году принял постриг с именем Таврион.
Позже большевики попытались вторично мобилизовать его на фронт, уже для службы в Красной армии. Монах Таврион твердо отказался от этого, сказав, что будет служить только Богу и в братоубийственной войне принимать участия не собирается.
Возвращаясь в обитель, монах Таврион едва было не погиб: провалившись в реку, он четыре часа провел в ледяной воде. Господь спас его каким-то особым, чудесным образом, а сам подвижник еще более утвердился в намерении до конца жизни служить только Богу.
В 1922 году Глинская пустынь была закрыта, и монах Таврион поселяется сначала в Московском Новоспасском монастыре, а потом в Рыльском монастыре Курской епархии. В 1923 году он становится иеродиаконом, в 1925-иеромонахом, в 1929-архимандритом. Далее его служение проходит в Витебске, Перми и других городах России. Где бы ни служил отец Таврион всюду он беспощадно обличал обновленцев и ревностно защищал «Тихоновскую», как тогда говорили, Церковь.
С 1929 г. и по 1956 г. жизнь исповедника проходила в тюрьмах и ссылках. Хорошо понимая катастрофическую ситуацию в стране, чувствуя, что тучи над ним сгущаются и скоро придет время восходить на мученический крест, еще до заключения отец Таврион испросил у епископа Павлина (Крошечкина) антиминс с благословением служить «идеже прилучится». На этом антиминсе и служил архимандрит Таврион на протяжении всех своих лагерных лет. Престолом ему служила собственная грудь, а чашей консервная банка.
Короткие дни свободы сменялись новыми арестами и отправками по этапу. Своим главным призванием отец Таврион считал духовное окормление людей, страждущих в неволе. Старец предпочитал не рассказывать о тех страшных пытках, которые он претерпел Христа ради в заключении. Люди, которые встречались с ним в лагере, вспоминали, что проповедь его часто достигала сердец заключенных. К нему тянулись люди, которые жаждали услышать Слово Божие.
Исповедовать отцу Тавриону приходилось в самых разных местах: в таежном лесу, под нарами, в уголках холодных бараков. Не один раз его жизнь была на волоске от смерти. Но Господь сохранил Своего избранника невредимым. А за его многолетний мученический подвиг Бог наградил его дарами прозорливости и предвидения будущего. Благодаря дару чудотворений отец Таврион спас в тюрьме не одну человеческую жизнь.
«Бог избрал меня и послал служить туда, где в Нем была самая большая нужда», – говорил старец о своей лагерной жизни.
В конце 50-х годов, после освобождения из мест заключения архимандрита Тавриона назначили настоятелем Глинской пустыни. Здесь произошел конфликт между ним и Глинскими старцами. Схиархимандрит Иоанн (Маслов) так писал о тех событиях:
«В Глинской пустыни архимандрит Таврион стал вводить западные, католические обычаи церковной жизни. После окончания вечернего богослужения зажигал свечи на престоле, открывал Царские врата, начинал читать акафисты и устраивал общенародное пение. Это противоречило уставу Глинской пустыни, в соответствии с которым после вечернего богослужения братия должна была безмолвно расходиться по кельям и исполнять келейное правило в тишине. Отец Таврион ввел при богослужении вместо строгих распевов Глинской пустыни партесное пение, которое никак не соответствовало аскетическому духу обители».*
В результате этого конфликта, из Глинской пустыни архимандриту Тавриону пришлось уйти. В начале его перевели в Почаевскую лавру, а через год в 1959 году он стал служить в Уфимской епархии.
Батюшка очень много проповедовал, вел активную миссионерскую работу, всячески препятствуя закрытию храмов. В 1960 году его кандидатура рассматривалась в качестве претендента на епископскую хиротонию. Священный Синод РПЦ принял одобрительное решение, но активная деятельность архимандрита Тавриона вызвала очень сильное недовольство со стороны светской власти. Уполномоченный по делам религий не только воспрепятствовал его хиротонии во епископы, но и лишил регистрации, вынудив таким образом отца Тавриона покинуть Уфимскую епархию.
В то время батюшка был уже известным на всю страну духовником. К нему за советом и молитвенной поддержкой приезжали люди со всего Советского Союза.
Когда в Спасо-Преображенской пустыни женского монастыря Рижской епархии умер духовник, то владыка Леонид (Поляков) лично просил Патриарха Алексия, чтобы тот направил туда для окормления сестер отца Тавриона, зная его как ревностного и доброго пастыря.
Сразу после того, как архимандрит Таврион стал духовником монастыря, туда потянулись люди. До этого обитель находилась в плачевном полуразрушенном состоянии. При отце Таврионе в монастыре были отреставрированы и воссозданы два огромных храма, построены трапезная и гостиница для паломников. Даже в будние дни там причащалось по двести человек. Старец настаивал на том, чтоб люди причащались как можно чаще, что было необычно для того времени.
Но жизнь в скиту для архимандрита была тоже непростая. На столько непростая, что иногда он даже говорил, что в лагере ему было легче, чем в монастыре. Кроме огромного количества людей, которых он принимал и исповедовал, помимо стройки, ежедневного суточного богослужения, отец Таврион подвергался всяческим гонениям и притеснениям в самом монастыре от так называемых «красных священников».
В то время уже во всю разгорались хрущевские гонения, и было принято решение ликвидировать Церковь, разрушая ее изнутри. Появлялись так называемые «комсомольские наборы» в духовенство. Это ряженое духовенство занималось тем, что вредило Церкви. Нужно сказать, что желающих таким образом «служить» Родине практически не было. Поэтому КГБ вербовало людей, у которых не было выбора.
Известен один реальный случай, когда колхозный агроном проворовался и ему грозил большой срок заключения. Спецслужбы решили использовать сложное положение бывшего агронома и поставили ему условие: или ты идешь на нары, или же по заданию спецслужб идешь «в попы».
Справедливости ради нужно сказать, что этот сатанинский эксперимент не принес Церкви ощутимого вреда. Сами «засланцы» со временем или воцерковлялись, или спивались и деградировали, потому что жить в двойной морали, играя и притворяясь, было невозможно. Но в те годы такие люди сильно вредили отцу Тавриону, они делали все возможное, чтобы ограничить его влияние на народные массы. Батюшка открыто выступал против этих провокаторов и говорил на проповеди: «Я вас не боюсь, потому что служу Богу».
Отцу Тавриону шли большие денежные переводы со всех концов страны, и многие думали, что батюшка сказочно богат. Сам же архимандрит ходил в штопаном подряснике и такой же старенькой рубашке. А на получаемые им средства он содержал всю епархию, строил монастырь и даже помогал некоторым колхозам.
Никто не уезжал от старца без подарка или денежного пособия. Он помогал всем бедным и обездоленным людям. Его келья была образцом евангельской простоты: стол, стул, железная кровать, Евангелие и несколько икон. Любовь старца ко всему творению была такова, что он не позволял сестрам обители разрушать ласточкины гнезда даже тогда, когда это было необходимо для ремонтных работ. Архимандрит им рассказывал, как ласточка делает гнездо, сколько ей нужно приложить труда для того, чтоб слепить себе домик и сокрушался, что монахини не понимают и не ценят этого.
Отец Таврион жалел даже алкоголиков. Он кормил их, давал им печенье, конфеты и обязательно добавлял денежку. Батюшка знал, что они их пропьют, но не дать не мог.
Но больше всего отец Таврион любил детей. Считал их цветами Божьими, целовал и относился к ним так, будто ничего прекраснее и чудеснее на земле не существует.
Различия между православными и не православными старец никогда не проводил. Помогал всем без различия. К нему в пустыньку не раз приезжало католическое духовенство, с которым он провел долгие годы в ссылках и тюрьмах. Это также потом послужило поводом обвинить отца Тавриона в экуменизме. Но на самом деле батюшка с ними вместе не служил литургии и не причащался. Католики только присутствовали во время его богослужения в храме.
Вообще архимандрит Таврион был человеком литургии. Для него служба – это Небо на земле. «Если мы на богослужении, то мы уже со Христом на Небе, а что нам еще нужно», – говорил старец на проповеди. – «Самая большая святыня на земле – это Чаша с Телом и Кровью Христа».
Проповеди отца Тавриона были потрясающими. Не имея времени беседовать с сотнями паломников по отдельности, старец отвечал на вопросы приходящих прямо с амвона во время проповеди. При этом, ответы эти не были ни абстрактными, ни завуалированными. Старец видел и знал мысли всех людей, которые стояли в храме и отвечал каждому в своем слове. Поэтому отца Тавриона многие боялись. Знали, что он, как рентген, видит человека насквозь. Получалось так, что сама личность старца очень сильно дисциплинировала. Люди стояли перед ним, как перед земным ангелом. Даже мысли свои выстраивали, что называется, «по струночке». Если в голову кому-то входило что-то нехорошее, отец Таврион сразу же смотрел строго и говорил: «Сверху цветешь, а внутри гниешь». Старец мог обличить и всенародно, и это очень пугало. Бесноватые, только издали завидев старца, начинали беспокоиться. Некоторые убегали с криками «боюсь, боюсь его».
Старец видел будущее, как настоящее. Еще в 1978 году он точно предсказал дату и год развала СССР.
«Придет время и все развалится. Державу разделят без единого выстрела, и никто не спросит зачем».
Видел отец Таврион и то, что будет после этого.
«В монастырях не будет любви, не будет молитвы, отношение к службе будет формальное».
«Будут и овцы, будут и ясли, только нечего будет ясти», – сокрушался он, предвидя будущее.
Одному своему духовному сыну батюшка говорил: «Ты доживешь до того времени, когда власть будет другая. Но ты земельку не бросай. Все привозное закончится. То, что посадишь, с того и будешь жить». В то время, когда компьютеры были только в научных центрах и ни о каких цифровых технологиях никто даже не слышал, старец уже предупреждал, что будут новые документы, которые будут заставлять брать «добровольно-принудительно», но делать этого христианам нельзя.
С болью и слезами говорил он о духовенстве последних времен. Предупреждал о гонениях: «Гонения будут сильными, но другими, не такими как в мое время. Стойте в вере и ничего не бойтесь, Господь с вами». Батюшка говорил, что время антихриста уже не за горами, и что грядут последние времена.
За несколько лет до последней болезни несколько духовных чад батюшки видели, как во время молитвы старец поднимался вверх, отрываясь от земли. Узнав об этом, архимандрит Таврион запретил им строго-настрого кому-либо говорить об этом.
Восемнадцатого июля 1978 года на Троицу батюшка отслужил свою последнюю литургию. Дойдя до кельи, он обернулся и, прощаясь с людьми, сказал свое последнее слово: «Та (Святая Троица) бо нас спасла есть». После этого старец вошел в келью и уже не вставал с постели. Но даже в этой его предсмертной болезни злые люди в монастыре всячески вредили ему. Не пускали к нему врачей и духовных чад, когда те силились ему помочь.
Скончался архимандрит Таврион 13 августа 1978 года от рака желудка и пищевода. От операции батюшка отказался, предав себя в руки Божии. Боль и страдания старец считал тем самым последним лекарством для души, которое ему нужно принять, чтобы войти в Царство Божие.
На свои похороны архимандрит Таврион чудесным образом собрал всех своих духовных детей: кому-то явившись в сонном видении, кому-то внушив мысль приехать в монастырь. Во время погребения народ увидел еще одно чудо. Разноцветные полосы света, наподобие радуги, прямо с неба падали на могилу старца, образуя красивое сияние.
Чудеса на могилке отца Тавриона стали совершаться сразу же после его погребения. И не только на могилке. Одна духовная дочь старца рассказывала о том, что очень сильно поранила глаз колючкой шиповника. Врачи сказали, что видеть она этим глазом больше не будет. Но после того, как женщина приложила к больному месту фотографию отца Тавриона, молясь в это время ему о помощи, глаз полностью исцелился. И таких примеров можно привести множество.
Упокой, Господи, душу раба Твоего архимандрита Тавриона, и его святыми молитвами помилуй нас грешных.
* Свидетельства об этих событиях, а также другие особенности богослужебной практики отца Тавриона потом будут использоваться кабинетными богословами в качестве обвинений архимандрита в филокатолицизме, обновленчестве и т.п. Однако же отец Таврион был гоним и сидел в лагерях именно за то, что не принял ни обновленчество, ни революцию, считая их формой богоборчества. Более того, его ревность в православной вере была такова, что он не принял даже «Декларацию» митрополита Сергия (Страгородского) и долгое время был в числе «не поминающих».