Ставка на невинность (СИ)

Глава 25. Выход из-под санкций

Твою мать!

Мне срочно надо позвонить Медведевой!

Вот прямо сейчас! Сию секунду!

Потому что то, что происходит, это против всяких правил! Ещё немного, и скиннис перестанут быть препятствием, а держаться за трусишки станет не актуальным! Только выжимать…

Поцелуй с Бергманом в баре оставил после себя приятное воспоминание, но краски поблёкли, да и алкоголь сделал своё дело, зато сейчас на трезвую голову и, насмотревшись на Германовские стати, это как плеснуть бензинчиком в костёр.

Бергман обстоятельно демонстрирует свои навыки, и подлец не врёт. Опыт чувствуется.

От жадных поцелуев кружится голова и перехватывает дыхание, ножки сами собой сдвигаются, пытаясь сжать киску плотнее, потому что там все сладко ноет и пульсирует, когда рука Бергмана по-хозяйски забирается под свитерок и… ох!

Слышу недовольное сопение Геры при встрече с лифчиком.

Ну, милый, на тебя не угоди…

Прежде чем я успеваю додумать, препятствие устранено, и меня накрывает это кайфовое ощущение грубой мужского ладони, слегка сдавливающей грудь. Выпивая мой одобрительный стон, Гера сжимает сосок пальцами… Полцарства за то, чтобы он приласкал его языком.

Я уже готовенькая, а поцелуй все длится. Член Бергмана упирается мне во внутреннюю сторону бедра, и от этого сносит башню. Его неприкрытое бесстыдное желание, крышесносные поцелуи, его запах, плотная гладкая кожа плеч, перекатывающиеся мускулы… Предвкушение, что сейчас этот большой сильный мужик поставит на коленочки и выдерет меня до искр из глаз…

А, гори оно все синим пламенем!

Если провести вдоль плоского живота вниз, то…

Звонок в дверь застаёт меня на грани того, чтобы отодвинуть резинку штанов и нырнуть туда рукой. Сердитый рык Бергмана, и не думающего отрываться от своего занятия, намекает, что стоит продолжить.

А я в ужасе от того, что творю, и от того, что не хочу останавливаться.

Отрезвляя, звонок в дверь повторяется, и я, незаметно для себя оказавшаяся полностью придавленная Герой, начинаю извиваться. Это Бергманская магия, не иначе.

В противном случае, как так вышло, что его колено у меня между ног, давит на промежность, рука поглаживает спину, а губы перебрались на шею?

А я только постанываю и выгибаюсь, подсказывая, где мне приятнее!

Когда бы я очнулась? Когда Бергман бы меня натянул?

Ёпа мать!

Медведева сглазила!

Надо это прекращать!

— Да не обращай ты внимания, — бормочет Герман между поцелуями в шею и за ухом. — Позвонят и уйдут.

Он чертит кончиком языка линию по ключицам, и я чуть было не поддаюсь.

Кабздец!

«Пункт два-один!» — выдаёт моё затуманенное сознание на активный запрос мозга о техподдержке.

— Пункт два-один, — озвучиваю я.

— Ты серьёзно? — поднимает на меня Гера шалый взгляд, и я вижу, как он звереет на глазах.

— Да, — отталкиваю я Бергмана.

Пункт два-один гласит, что свобода Германа и моя девственность не должны быть утрачены в результате нашего договора.

Дверной звонок не замолкает, и я вывинчиваюсь из-под Бергмана и отпрыгиваю от него подальше. Но даже на расстоянии меня от него кроет.

Это то, что в любовных романах называется «тело предает».

Я и так дышу, как загнанная лошадь, но, когда он поднимается и вырастает надо мной, и я вижу лицезрею обтянутое тканью штанов то, чего лишаюсь, я чуть не скулю.

Левина, соберись! Ты не тряпка! Ты выдержишь!

Это же Бергман, ебливый кобель, у которого баб дохрена.

— Открой дверь, вдруг пожар, — требую я, чувствуя себя малахольной истеричкой.

— И что? — шипит Гера. — Прикажешь своим шлангом тушить.

— Ой, шланг! Не смеши! — психую я. — Да вы все говорите, что у вас винтовка, когда там игрушечный пестик!

— У меня обрез, но тебе хватит, — сузив серые глаза, обещает Бергман.

— Пункт два-один! — напоминаю я резво, в основном для себя, потому что очень тянет проверить: обрез или нет.

— Не драматизируй, никто не собирался заниматься сексом. Тем более, с тобой… — он продолжает сверлить меня взглядом.

— А то что это было? — я показываю на расстегнутую молнию своих джинсов.

— Увлекся… — морщится Герман.

Как у него все просто! Разозлился! Увлекся! Давай поиграем в Мюнхгаузена, а потом ты, оп, и на стволе его пушки! Каззел!

— Ты готов жениться? — у меня сдают нервы, и я применяю последний аргумент.

Плюнув, он идёт к двери.

Я зачем-то прусь за ним следом, а там картина маслом.

За дверью пьяненькая девчуля, лет двадцати трех или четырех, за мощным макияжем не разберёшь, в юбке, которую даже задирать не надо и коротенькой курточке. Вот же дуреха! И чего приперлась? У нас тут обсуждение договора!

— Гера, — тянет она и хлопает ресницами. — А я иду мимо, смотрю у тебя в окнах свет…

Судя по синему носу, она караулила.

Неудовлетворенная я живо припоминаю несправедливый пункт на четвертой странице. Ах ты, гад!

— Это несанкционированное вторжение, — шиплю я, захлопывая дверь перед носом малолетки.

Первая мысль была гордо уйти самой и оставить Германа с синей леди.

Но, во-первых, гордо надевать сапоги раком не получится, а во-вторых, как это у него будет секс, а у меня — нет?

Хрен ему!