Ставка на невинность (СИ)

Глава 34. Спрортивные достижения и потери

На секунду мне кажется, что все вилки в зале застывают в воздухе, и только мой потрясающий вокал, наверняка отлично сочетающийся с мрачным выражением лица, разносится по залу, перекрывая льющуюся из динамиков негромкую иностранную попсу.

Алка, которая была в курсе спора, сотрясается от беззвучного смеха, уткнувшись в плечо сидящей рядом Аньки, чьи брови неуклонно ползут вверх, а вся компания смотрит на меня, открыв рот.

— Это музыкальная открытка из прошлого? — ржёт за спиной Артемьев, утирая выступившие от хохота слезы рукой, в которой опасно зажат раскрытый канцелярский нож, отчего администратору, стоящему у входа, становится немного дурно.

— Типа того, — закончив куплет, бурчу я в ответ, мечтая задушить Бергмана, который подло снимал мой бенефис на телефон.

А он хорош. Компромат просто огонь.

Засранец.

И вот сейчас я лежу в постели, заново переживая свой вчерашний позор.

Все, конечно, поржали. Думаю, они еще долго будут припоминать мне эпичное соло. Я произвела фурор не только среди друзей, но и почти подцепила двух дяденек сильно подшофе, решивших, что я с ними на одной волне, и звавших меня продолжать вечеринку в ближайшей сауне. Бергман меня у них отбил, но это не снимает с него ответственности.

— А он ничего, — Алка останавливает свой помутневший к концу вечера взгляд на Германе, который бурно обсуждает с Артемьевым какие-то инвестиционные решения. Нашли, блин, друг друга. Я даже понимаю кислую физиономию Козиной, которой все это тоже приходится слушать. Не может она выпустить Демида из рук, когда вокруг такие фигуристые официантки. Катя сама с ним именно так и познакомилась.

— Тебе так кажется, потому что он все время тебе подливает, — ворчу я.

— Это же тот, с которым вы, как подростки, обжимались в баре? — вклинивается в разговор разрумянившаяся Анька.

— Ой, можно подумать, ты не обжималась, — я скашиваю глаза на её приобретение с того вечера, сидящее по другую руку от неё.

— Нет, — открещивается она, — я до дома дотерпела.

Алка прыскает в кулак.

А я тяжело вздыхаю.

— Ты ещё не плюнула на свой целибат?

— Держусь.

— Ну-ну, — хмыкает Медведева. — На что поспорим, что сдашься?

— Иди в жопу, хватит с меня споров! Бесит он меня. Все нервы на него потратила, а мне ещё субботу надо как-то пережить, — жалуюсь я.

— Наташку тоже позвали, да? — сочувственно спрашивает Анька.

— Угу. С Лосевым. Это будет жопа.

— Твои так и не знают, что это он не после вашего расставания с ней сошёлся, а ты его за блядство выгнала?

— Нет, тогда было бы ещё хуже… — морщусь я.

Девки синхронно кивают.

И одобрительно смотрят на то, как Бергман вливает в их опустевшие фужеры игристое и вливается в компанию.

Как это ни странно, влиться у него получилось.

Может же вести себя как человек и троллить меня не чаща раза в час!

Вот что нормальное общество способно сделать с миллионером.

Но то было вчера…

А сегодняшний вечер, наоборот, показал, как неадекватные особи влияют на здравомыслящего стоматолога…

Вообще, я мечтала сачкануть и откосить от похода к друзьям Германа. Где я и где спорт? Я даже не знала, о каком матче идёт речь: бейсбол, футбол, теннис? Я бы с удовольствием посмотрела на соревнования пловцов среди мужчин, но вряд ли бы встретила отклик у Бергмана.

Однако как только я заикнулась, что мое присутствие на этом празднике тестостерона излишне, Гера пошел в атаку:

— Ты мне еще должна за то, чего я натерпелся, пока вез домой Медведеву!

— И чем же она тебя ранила? — поразилась я.

— Она мне пела! Предупреждать надо, что твоя подруга — восходящая звезда шансона!

Мне чудом удалось не заржать в трубку. Молодец, Алка, отомстила за меня. Она живет ближе к Ленинской, и от меня им ехать было минут двадцать. Надеюсь хита на четыре ее хватило.

— Все мои подруги — исключительно талантливы.

— Без слуха и голоса!

— Ну хорошо. Тебе сделали больно. И что? Теперь меня ждет хор мальчиков-зайчиков? Так сказать, в отместку?

— В отличие от твоих, мои друзья — приличные люди. И не поют!

О да… Как оказалось, его друзья орут как сумасшедшие.

И эти засранцы меня заразили.

Никогда не думала, что хоккей — такая азартная игра.

После того как мне объяснили правила, я из принципа стала болеть за команду-противника. И втянулась!

Бергман меня еле угомонил. Раевский, который тоже пришел поболеть, ржал надо мной в голосину, когда я вопила:

— Да дай ты ему клюшкой по шее! Там у него все равно ракушка!

Я накричалась так, что к концу матча сипела.

Зато команда, за которую я болела, выиграла!

Сгрузив меня у дверей квартиры, Герман покачал головой:

— Тебе нельзя в люди.

— Ты сам этого хотел, — прохрипела я, прикидывая, есть ли у меня дома хоть что-то, что спасет мой голос к утру. — Кошмар, а нам ведь завтра в консерваторию…

— Ты, что, и там поешь? — ужаснулся Герман.

— Очень смешно. Если ты забыл у моей троюродной племянницы отчетный концерт, — проворчала я, тычась ключом мимо замочной скважины. Надо было пить меньше пива… Почему я об этом не подумала раньше?

— А она с чем концертировать будет? — с подозрением спросил Бергман.

— Со скрипкой. Так что тебе должно понравиться.

Да что ж такое-то? Какая неуловимая замочная скважина. Прям Гудини.

— Левина, чего ты там возишься? — с тяжким вздохом Гера перехватил у меня ключи.

И меня торкнуло от прикосновения горячих сильных пальцев.

Не в эротическом плане, а на каком-то другом уровне.

Я стушевалась и быстро распрощалась с Бергманом. И долго стояла, прислонившись спиной к входной двери и стараясь успокоить сердцебиение.

И вот лежу я в постели и думаю, что договор с Германом надо бы разорвать.

Потому что, походу, случилось страшное.

Я втрескалась.