Ставка на невинность (СИ)

Глава 44. Гордая женская позиция

По дороге до дома я успеваю накрутить себя до предела.

Меня благополучно кидает от восторженного «боже, он постарается вырваться!» до «хрен я теперь его увижу, он получил, что хотел».

И, главное, я ведь понимаю, что реальность где-то посередине. Гера, скорее всего, планирует лишь скрасить необременительным сексом время до нашего официального расставания. И все.

Так чего я выеживаюсь?

Мне тоже не нужны серьезные отношения, секс хорош, мужик — огонь… но меня ломает.

Ломает так, что, добравшись до квартиры, я не могу просто взять и позвонить Бергману. Это ж корона с головы упадет! Он же сразу раскусит, что я втрескалась по самую печенку! Поэтому я пишу ему сообщением суровое: «Дома».

И ни одного смайлика.

Вот так. Знай наших.

Во дура…

И теперь караулю, что мне ответят. А мне не отвечают. Прочитали и не отвечают!

Козел.

Побегав по потолку, я звоню Медведевой.

— Я ему дала! — выпаливаю я сразу, как только она берет трубку.

Пауза. И осторожное:

— Ты сигнал подай, тебя поздравить или пожалеть?

— Не знаю-у-у-у!

— Я так и знала, — сокрушается Алка. — Совсем втюрилась?

— Ды-а, — шмыгаю я носом.

— Перспективы?

— Ноль целых хрен десятых, — честно говорю я. — Он мне не пишет…

— Давно? — напрягается Медведева.

— Уже час.

— Левина, ты с дуба рухнула? Он, что, должен быть в прямом эфире двадцать четыре часа в сутки? Тебя ж саму бесят прилипалы.

— Я знаю, — душераздирающе вздыхаю я. — Знаю, что дурь несу, но тебе придется терпеть. Куда я еще понесу эту дурь кроме тебя?

Алка сжаливается:

— Ладно, потерплю. Спрашивать, понравилось или нет, не буду, — ехидничает она. — Но как вы до этого докатились?

О! Это самый главный вопрос. То есть зеленый свет к подробному изложению событий. Если я не перетру, то умру. Нужен коллективный разум. Как говорится, одна голова хорошо, но не когда она дура.

— Ну и вот, — заканчиваю я цензурированную версию. — Все болит, я дома, завтра на работу, а Бергман по мне не страдает…

— Погоди расстраиваться, может, страдает, — утешает Медведева.

— Дождешься от него, — ворчу я.

— Мать, по чесноку, он тебе до хрена времени выделил за эту неделю. Как пашут дядьки при бабках ты в курсе, достаточно посмотреть на Артемьева. Ты с ходу можешь представить, чтобы он Козиной почти целую неделю отжалил?

Соплю в трубку. Так-то да.

Но это если рассуждать логически.

— Ну ему постоянно звонили…

— Вот. Так что дай мужику разгрести то, что он забросил, чтобы тебя «порепетиторствовать». Кошмар, какая пошлость…

— В тебе говорит зависть, — огрызаюсь я.

— Почти уверена, что ты права, но все равно смешно. Вы еще до ролевых игр не дошли? Тебе сам бог велел медсестрой или врачихой… — ржет Медведева.

— А ты что будешь примерять? Амплуа училки?

— Ой нет… Не мое это…

— А зря. И я бы…

Меня пугает раздавшийся прямо в ухо рингтон. Я дергаюсь и скидываю звонок, и только потом вижу, что это был Гера.

— А-а-а-а! Он мне позвонил!

— Чего орешь-то?

— Я сбросила… Нечаянно… — у меня аж слезы наворачиваются от досады.

— Ты чего? Реветь надумала? — пугается Медведева. — Мать, ты это брось. Перезвонит он.

— Штырит меня. Сама не знаю, с чего, — жалуюсь я.

Кидает меня реально не по-детски. Как в семнадцать лет. Надо проверить, когда у меня там женские дни…

— Так, иди прими успокоительную шоколадку, отмокни в ванной и ложись спать. Кукушку надо беречь. Если что, я на связи.

Алка прощается, а я плетусь на кухню, ругая себя на чем свет стоит. Дура старая. Тридцать лет, а ума нет. Надо брать себя в руки, чтоб не превратиться в синюю деву, выслеживающую Бергмана.

Телефон пиликает сообщением. Алка: «Я прям чувствую, что ты треплешь себе нервы». Знает меня, язва. Шоколадки нет. Я самая несчастная женщина на земле.

Мобильник опять звякает.

Не, ну серьезно, неужели она думает, что я способна успокоиться за пару минут? Я игнорирую сообщение, потому что роюсь в недрах холодильника в поисках хоть чего-то, способного приглушить мою тоску… по сильному плечу… Блин, если я сейчас еще и петь начну бабские вытельные песни, то это вообще туши свет.

Плим-плим. Не успокаивается телефон.

Смирившись с тем, что ничего вкусного нет, я все-таки беру в руку мобилку и чуть не роняю ее.

Бергман! Пишет Бергман! А! Алке позвонить надо!

Нет, надо прочитать сначала.

«Левина, есть у меня подозрения, что ты все-таки страдаешь херней».

Нет, блин, посмотрите на него. Подозрения у него есть! Нашелся тут неотразимый!

«Так, я, кажется, понял. Ты мне мозг вынесешь теперь».

Да кого волнует его мозг? Я свой вот не жалею.

«Я перенес завтрашнюю встречу. Заеду за тобой после работы. Во сколько ты заканчиваешь? Уверен, ты сейчас довольна тем, что порушила мне график».

Спохватываюсь, что сижу с идиотской улыбкой. Все-то он знает.

«В шесть вечера», — отвечаю я только на вопрос.

Пусть не думает, что я тут вся растаяла.

Убираю телефон, чтоб не перечитывать по десять раз его сообщение, и стучусь лбом о холодильник. Совсем плохая.

Плохая, но счастливая.

Даже без шоколадки.

Всю ночь мне снится романтическая чушь, которую никому пересказывать точно не стану. Она такая сопливо-слезливая, что просто стыдно.

А утром вселенная подкладывает мне жирную свинью. Становится понятно, почему я такая плаксивая была накануне. Видать, на радостях от внезапно активной сексуальной жизни организм чуть раньше положенного напоминает мне, что я женщина. Женщина, которая непригодна для горячих свиданий на ближайшие четыре дня.

Гера будет мне очень благодарен, за сорванную встречу.