У Бергмана нюх как у собаки.
Вычислил, откуда ноги растут, из невнятных слов Розы Моисеевны.
Комиссар Мегре, блин.
Перед Марго, конечно, неудобно. Особенно от того, как она, краснея, лепечет извинения:
— Простите… я не так поняла… Какой стыд! Роза ввела меня в заблуждение… Господи, не подумайте обо мне плохо… — она явно не в своей тарелке.
— Марго, — прекращает неловкий словесный поток Гера. — Я надеюсь, наше с вами недопонимание исчерпано?
— Да, Герман, разумеется! Ещё раз простите! И вы… э… Яна тоже…
— Тогда можете идти. К мужу и внукам. Я сам закрою приёмную. У меня есть ещё одно важное дело. Рассчитываю, что больше мы к этому не будем возвращаться.
— Да, да. Спасибо. Извините, до завтра.
Марго исчезает из кабинета, оставляя после себя шлейф «Шанель», и я оказываюсь наедине с хитро прищурившимся Бергманом.
— Ну что, Левина, тебе стыдно?
— За что? — блею я не очень убедительно, мечтая провалиться сквозь землю.
— Вижу, что стыдно. Ты красная как рак, — ковыряет мое самолюбие Гера.
— Мне просто жарко в пальто, и все! — не спешу я ничего признавать.
Этому дай палец, всю руку оттяпает.
— Врушка. Со спектаклем про многоразовую девственность ты и то была правдоподобнее.
— Думай, что хочешь, — отвожу я глаза, потому что и вправду стыдно.
— А знаешь, что я думаю? — Герман пристраивает свой зад на углу стола и складывает руки на груди. Мой же зад чувствует, что ничего хорошего я не услышу.
— Откуда бы… — бормочу я.
— Я думаю, что кто-то маленькая, ревнивая паникёрша, — припечатывает он.
— Ничего подобного! — горя возмущением, пытаюсь вскочить со своего места, но на мягком кожаном диване в пальто, то это не так просто, и я заваливаюсь обратно.
— Ну-ну. Скажи, Левина, ты в меня втрескалась?
— Да с чего ты взял? — воплю я, пойманная на горячем.
— С того, что ты первая на моей памяти увидела соперницу в Марго. Я был бы польщён, если бы ты не обеспечила мне головную боль на целых полтора дня и не сорвала рабочий процесс.
— Ничего подобного! — наконец выравниваюсь я на этом чертовом диване.
— Втрескалась, — веселится Гера. — А врать нехорошо, но мы ещё с тобой выучим этот урок.
Голос Бергмана на этом обещании становится чуть ниже, и у меня подскакивает пульс. Я как-то сразу очень жалею, что к урокам сегодня все ещё не пригодна.
Может быть, завтра вечером…
Тьфу! О чем я думаю?
Поздно Бергман просек моё изменившееся настроение. Искорки в его глаза говорят мне, что за его головную боль я буду расплачиваться по ростовщическим расценкам.
А вот хрен ему!
А то стоит тут король! С мордой, по которой видно, что он уверен, что ему перепадет сладенькое.
Или нет. Себя-то наказывать за что? В конце концов, мне приписывают ужасные вещи, что я надругалась над Бергманом, а я не заслужила!
Надо заслужить.
Но так просто я не дамся!
— Левина, у тебя на лице написано, что ты что-то замышляешь, — вкрадчиво произносит Гера. — Оставь надежду, Яночка. Напоминаю, что уже завтра мы с тобой отправляемся на эту чертову свадьбу. И ты останешься со мной наедине. Ехать несколько часов, и в гостинице я забронировал один номер на двоих.
У меня потеют ладошки от открывающихся перспектив.
— Ничего я не замышляю! — говорю я тоном, «назло бабушке нажруся соли и голодной спать лягу».
— Выпороть бы тебя, — задумчиво, но беззлобно мечтает Бергман.
— Только попробуй!
— Не стоит брать меня на слабо, Ян, — с улыбкой предупреждает он, и я затыкаюсь.
Этот может. С другой стороны… А вдруг мне понравится?
Нет, посмотри на себя, Левина! Озабоченная мартышка просто!
— Во сколько встречаемся? — съезжаю я с опасной темы.
— Я за тобой заеду. Около шести. У тебя же завтра первая смена?
— Откуда ты знаешь?
— Танечка поделилась. Поехали, Отелло в юбке, — Бергман отлепляется от стола, подходит ко мне и протягивает руку.
Ну задушить Геру я не прочь. Что есть, то есть.
Хватаюсь за теплую ладонь и поднимаюсь, оказываясь плотно прижатой к мужскому телу. Герман наклоняется ко мне и шепчет на ухо:
— Втрескалась. Мне нравится, — пытаюсь отпихнуть наглеца, топчущегося по моему самолюбию, но Бергман смеется: — Как сопишь, тоже ничего.
Дурак!
Больше он меня не подкалывает, но всю дорогу домой, я злюсь.
Даже если и так. Ну втрескалась. Но это ничего не значит. Мог бы и промолчать!
А когда мы припарковываемся у моего дома, и Гера медленно отстегивает меня, наклоняясь так близко, что я чувствую его дыхание на своих губах, я против воли жду поцелуя.
Но обламываюсь.
Это, что, месть?
Как мелочно! Гаденыш!
Выйдя, хлопаю дверцей машины так, чтобы было понятно, как я всем недовольна, но, похоже, Бергмана это только веселит.
— Куда тебя несет? — зло спрашиваю я, когда Гера тоже покидает салон и, подняв воротник, подходит ко мне.
— Проверю, нет ли там на площадке ничего лишнего.
Это он про Лосева?
А еще меня ревнивой обозвал. Сам-то?
Фыркнув, иду впереди, все равно рассчитывая, что Бергман полезет целоваться, а я не дамся.
Однако даже поднявшись со мной на этаж, Гера никаких поползновений в мою сторону не делает. Засунув руки в карманы пальто, ждет, когда я отопру, и внутрь не стремится.
Второй облом выводит меня из себя.
Ну не козел ли!
Захлопываю за собой дверь, и слышу, как он хохочет на лестничной клетке.
Я его убью!