Сто причин родить от меня ребенка

Глава 9. Правильное питание. День первый

Георгий

Придя сегодня на работу, первое, что я сделал, — написал заявление на увольнение по собственному желанию. На имя директора Екатерины Ивановны Давиташвили. Отдельной строкой с удовольствием прописал желание получить компенсацию за неиспользованные дни отпуска. У меня их за пять лет столько накопилось, что мне сверху еще три-четыре оклада упадет.

А мне сейчас деньги нелишними будут.

Как только Катя пришла в ресторан, сразу сунул ей под нос заявление.

— И что это значит?! — раздраженно воскликнула она, прочитав до конца.

— Это значит, дорогая сестра, что я женюсь, и мы с Зоей уезжаем в кругосветное путешествие, — широко улыбаюсь я.

Она хлопает глазами, а потом смягчается.

— Братик, дорогой, неужели я дожила до этого дня? Это правда? Ты женишься?

— Правда!

— Поздравляю, я очень за тебя рада. И счастлива, что ты счастлив.

— Спасибо, сестричка.

Душевно обнимаемся. Все-таки Катя хорошая. Зря я на нее иногда гоню. Хлопает меня по спине, шепчет на ухо:

— Две недели перед увольнением отработаешь, Гоги. Как раз Тимур поправится.

Отстраняюсь от нее и смеюсь в голос.

— Катя, ты неподражаема. Даже в такой трогательный момент семейного единения думаешь о бизнесе! Да и черт с тобой, отработаю.

Все равно Зое еще загранпаспорт делать.

— Ты предложение уже сделал? — по-деловому интересуется Катя.

— Нет еще. Надо кольцо купить.

— Если хочешь, помогу с консультацией. Я все-таки ориентируюсь в теме лучше, чем ты. У меня есть на примете одно кольцо...

— Я подумаю.

Ну уж нет, кольцо я сам выберу. Или лучше закажу.

Третий час ночи, вечеринка перевалила за экватор. Гости веселы, сыты и пьяны. Поют и танцуют под живую народную музыку. Все довольны застольем, претензий к приготовленным блюдам нет. Наступил светлый праздник Рождества Христова. Несмотря на тяжелую и длинную смену, у меня на душе радостно и уютно. Я договорился с мамой и Катей, что мы с Зоей утром вместе с ними поедем в монастырь.

Думаю о своей Снегурочке с нежностью. Уверен, что не спит, что ждет меня.

Включаю телефон, с улыбкой просматриваю ее сообщения. Фотка со шваброй и туалетным утенком — просто огонь! Так и просится в мою инсту. А вот дальше начинается что-то странное.

«Данное сообщение удалено»

«Данное сообщение удалено»

«Скажи мне, что это неправда, что она все придумала! Сурмама, первая и вторая недели, измены?!»

«Данное сообщение удалено»

«А у нас с тобой сейчас какая неделя, первая или вторая? Ты мне уже начал изменять?»

«Данное сообщение удалено»

«А когда я тебе надоем, ты на мою сестру переключишься? Она тоже блондинка! Мне уже начинать беспокоиться?»

Смотрю на время отправки сообщения — девять часов назад.

Блть, блть, блть! Зачем я ей оставил ключи!

Пишу сообщение Кате: «Мне нужно срочно уехать. Дальше без меня, Лука за главного». Быстро отдаю распоряжения своим подчиненным. На ходу переодеваюсь, бегу к выходу. У машины меня перехватывает встревоженная Катя. Раздетая на мороз выскочила. Открывает водительскую дверь.

— Гоги, что случилось?

— Рассказывала своей подружке Маргарите про меня? — рычу на нее, заводя машину. Жду, пока прогреется. — Про ЭКО и про все остальное?

Катя белеет на глазах. По ее виноватому взгляду понимаю, что угадал.

— Гоги, я… прости меня.

— Бог простит. Катя, зачем ты это сделала? Зачем ты постоянно лезешь в мою личную жизнь? Тебе заняться нечем? Зачем ты такие интимные вещи про меня разбалтываешь всем подряд?

Не справившись с эмоциями, кричу на сестру. Она вздрагивает и нерешительно кладет руку мне на плечо. Смотрит умоляюще.

— Гоги, я больше никому, честное слово! Только ей! Мы с мамой думали, что у вас с ней серьезно… Ты никогда ни с кем так долго не встречался…

— И поэтому ты решила, что она должна знать, что я полный идиот? Ты ее так подбадривала или так отговаривала? Эта жучка заявилась ко мне на квартиру и все рассказала Зое!

Сестра начинает плакать и заламывать руки. Я сразу остываю. Какой смысл на нее злиться? Она ничего не сделала. Подумаешь, по пьяни с подружками обо мне сплетничала. А вот я сделал. Нагородил такой хер… ни в своей жизни, что не удивлюсь, что Зоя теперь со мной до конца жизни разговаривать не будет.

Набираю ее номер. Любимая берет трубку практически сразу. Голос потухший.

— Привет, ты дома? — в панике спрашиваю ее. Хотя уже заранее знаю ответ. Не останется она после такого. Я бы не остался.

— Гоша, я уехала. Ключи я бросила в почтовый ящик. Я там ванну не домыла.

Смеюсь истерически.

— Заяц, блть, какую ванну? Ты где?

— Она мне не соврала, да, Гоша?

— Ты где?!

— Гоша, ты мне не ответил! Она мне правду сказала?!

Кричим друг на друга в телефон практически одновременно. Потом одновременно молчим. Долго молчим. Она ждет, что я ей отвечу. А я не знаю, что ей сказать, как оправдаться. Попросить прощения за то, что был с другими м… даком? Сказать, что очень сожалею? Заверить, что никогда не поступлю с ней так, как всю жизнь поступал с другими?

Никогда себе не прощу, если ее потеряю.

— Гоша, это жестоко, — тихо говорит она. — Так нельзя поступать с людьми. Мне очень больно. Дело даже не в ребенке. Я сама тебе сказала, что хочу родить. Зачем ты обнадежил меня, что любишь, если знал, что это всего на неделю?

Стараюсь сдерживать свои эмоции. Говорю с ней очень терпеливо и нежно, как с маленькой девочкой.

— Зоечка, скажи мне, где ты. Очень нужно поговорить. Послушай меня. Я тебя люблю. Я тебе ни в чем не врал. Я тебе не изменял.

— Надолго ли? Я тебе не верю, — отвечает чужим голосом. И бросает трубку.

— Катя, иди внутрь, ты заболеешь, — кричу я сестре, захлопываю дверь и выруливаю со двора. Смотрю в зеркало заднего вида — она, понурившись, плетется к ресторану.

Катя-Катюша, как же ты подвела меня. В самый неподходящий момент.

Встретили святой праздник, называется.

На самом деле вариантов, куда она могла уйти, немного. Зоя или в поселке, или у дяди Феди на квартире. Набираю Федора — у него выключен телефон. Значит, на смене, он меня предупредил, что на работе не отвечает на звонки. Набираю Евдокию Ильиничну. Очень надеюсь, что у нее бессонница. На дворе глубокая ночь.

Слава Богу, баба Дуся на посту. Не подвела меня. Берет трубку после первого же гудка.

— Алло!

— Баба Дуся, доброй ночи, как поживаешь, дорогая? Не разбудил?

— Гоги! — взволнованно шепчет она. — Как хорошо, что ты позвонил! Слушай сюда. Зоя приехала. Сильно расстроенная. Со мной не стала разговаривать. Выставила меня за дверь. Я слышала, что плакала за стенкой. Сейчас вроде уснула, тихо у нее. Я сама уже хотела тебе звонить.

— Баба Дуся, понял тебя. Часа через полтора приеду.

— Что у вас там случилось? Я надеюсь, не из-за тебя она такая?

Тяжко вздыхаю.

— Боюсь, что из-за меня.

Сердится. Отчитывает меня, как мальчишку.

— Гоги, ты меня сильно разочаровал. Я думала, тебе можно доверить нашу Зоечку Павловну, что ты понял, какая она. Думала, что ты серьезный, обстоятельный. Что ты знаешь, чего хочешь от жизни и от женщины. Когда ты успел начудить? Даже недели не прошло!

Нервно смеюсь.

— Виноват, баба Дуся, кругом виноват. Но я Зоечку Павловну очень люблю, и обязательно все исправлю. Если ты за меня ей словечко замолвишь.

— В заступницы меня вербуешь? Я еще послушаю ее версию, что ты натворил. Если что серьезное, получишь у меня! Пощады не будет! — грозится баба Дуся и сбрасывает вызов.

Уже вторая женщина в разговоре со мной этой ночью бросает трубку. Так тебе и надо, Георгий Иванович. Заслужил.

Когда въезжаю в поселок, часы показывают четыре часа утра. Баба Дуся встречает меня в подъезде. Сверлит тяжелым осуждающим взглядом. Тем не менее, протягивает ключи. Мировая бабка. Дочку Евдокией в честь нее нужно назвать.

— Спасибо, баба Дуся. Я твой должник. Доверие оправдаю.

Та хмыкает, молча разворачивается и уходит к себе.

Осторожно открываю дверь. В квартире тихо. Раздеваюсь, стараясь не шуметь. Быстро прохожу на кухню, убираю контейнеры с готовой едой в пустой холодильник. Кажется, кое-кто опять голодает. На цыпочках прохожу в комнату. Снегурочка спит на нашем с ней надувном матраце. Долго смотрю на нее в темноте. Любуюсь. Потом осторожно ложусь рядом с ней и обнимаю. Она вздыхает во сне, прижимается ближе и тут же закидывает на меня ногу. Сердце переполняет нежность. Улыбаюсь, как идиот. Блин, Зоя, как ты вообще жила до меня?! И как я до тебя жил?! Глажу по волосам, не могу оторваться.

Зоя открывает покрасневшие глаза. Вздрагивает, узнав меня. Пытается отодвинуться, но я обвиваю, удерживаю ее руками и ногами. Ни за что больше не отпущу.

— Тшшш, спи, уже поздно, — успокаивающе говорю ей я. Вытираю мокрые щеки пальцами.

— Уходи, — бьет меня кулачками в грудь. Задыхается от эмоций.

— Тшшш. Заяц, я тринадцать часов отпахал на кухне, и еще полтора часа сюда добирался. Я очень устал. Давай просто поспим. Я не буду к тебе приставать, обещаю.

Какое-то время Зоя еще пытается бороться со мной, потом обмякает в моих объятиях. Всхлипывает и закрывает глаза.

— Спи, хорошая моя. Утро вечера мудренее. Завтра поговорим. Тшшш.

Дожидаюсь, пока она уснет. Слушаю ее дыхание. И только потом сам проваливаюсь в беспокойный сон.

Зоя Павловна

Утром, только открыв глаза, сразу натыкаюсь на внимательный и очень серьезный взгляд Гоши. Смотрит он на меня так, что у меня во рту моментально пересыхает, и мурашки по всему телу бегут. Моя нога закинута на его бедро, поэтому я отлично чувствую, что он возбужден. Его лицо так близко, что я могу дотянуться губами до его красивых густых ресниц. Мамочка! Одно мое неверное движение — и этот мачо подомнет меня под себя, я даже пикнуть не успею. И не захочу.

Поэтому закрываю глаза, считаю до десяти и медленно снимаю с него ногу. Потом так же медленно начинаю отстраняться от него. Открываю глаза — Гоша следит за моими маневрами с понимающей усмешкой. И не делает попытки меня никак удержать. А жаль. Я бы тогда его стукнула.

Впрочем, его усмешка мгновенно приводит меня в холодную ярость. Это неправильно, что я на него так остро реагирую. Он бл… дун, лицемер и изменник. Не нужно об этом забывать. Я таких, как он, на дух не перевариваю. У нас есть такие кадры в поселке. Жены от них плачут горючими слезами. Как Маргарита вчера. Я, видно, сильно не в себе из-за голодовки была, когда Гошу домой притащила, да еще и разрешила ему пожить у себя. Утратила бдительность, дала слабину. Да и он ловко мне лапши на уши навешал. Профессионал, что уж говорить.

— Я знаю, зачем ты приехал, — высокомерно говорю ему.

— Да неужели, — усмехается этот гад. — Даже интересно послушать твою версию.

— Если я беременна, то никаких глупостей я делать не собираюсь. Мы подпишем с тобой юридическое соглашение, ты оформишь на меня вторую квартиру, как и обещал вначале. Я туда перееду и буду спокойно готовиться к родам. Можешь больше никого не искать. Я согласна родить тебе ребенка. Через неделю уже будет точно известно, залетела я или нет. Только вот если беременность все-таки не случилась, придется тебе продолжить свой кастинг среди других кандидатур. Спать я с тобой больше не буду.

Натянуто улыбается. Тянет руку и трогает мои волосы. Резко меняет тему.

— Есть хочешь? У тебя опять пустой холодильник. Я из ресторана два пакета вкусняшек привез. И настоящий кофе. И турку. Сварить?

Сглатываю. У меня не было во рту ни кусочка со вчерашнего обеда. Это наглый подкуп. Я не должна вестись на такие дешевые подкаты.

— Гоша, какого черта ты делаешь вид, что между нами все по-прежнему? — сердито шиплю на него.

— Потому что между нами все по-прежнему, — спокойно и даже как-то мягко отвечает он. — По крайней мере, с моей стороны. Я не изменился. И мое отношение к тебе тоже не изменилось. Я тебя люблю. Пойду сварю кофе.

Чмокает меня в нос, встает и уходит на кухню.

Как же меня бесит его спокойная уверенность. Все у него по-прежнему. А вот у меня все по-другому. Как же мне хочется вывести его из себя. Ужалить чем-нибудь побольнее, чтобы ему стало так же плохо, как и мне. Чтобы он пережил хотя бы сотую часть того, что вчера пережила я. Только жалить мне его нечем. Сначала мелькнула мысль заявить, что рожать от него не собираюсь, сделаю аборт. Но у меня скорее язык отсохнет, чем я такое вслух озвучу. Я очень хочу ребенка. Его ребенка. Пусть даже Гоша уйдет к очередной блондинке, мне так даже будет легче. Быстрее разлюблю. Избавлюсь от его назойливого присутствия и навязчивой заботы. А у меня пусть останется его маленькая частичка. Лучшая его часть. Тот, кто никогда не изменит и не предаст. Тот, кто будет во мне по-настоящему нуждаться. По крайней мере, в ближайшие пятнадцать лет. А если повезет — то и потом…

По квартире плывет одуряющий запах натурального кофе. Так не пойдет, нам нужно серьезно поговорить, выяснить отношения. Я должна объяснить Гоше, почему я больше не могу быть рядом с ним. Хотя, подозреваю, он сам прекрасно все понимает. Просто тянет время. Надеется, что я передумаю?

— Заюш, пошли завтракать на кухню. На надувной матрац поднос ставить неудобно.

Поднимаюсь и иду за ним. Правильно, с этого дня никаких завтраков в постель. Буду отвыкать.

Сажусь за стол и разворачиваюсь в его сторону.

— Почему ты меня не спрашиваешь, что мне рассказала Маргарита? — хмуро наблюдаю, как мой обидчик наливает мне кофе.

— Зачем? Я примерно представляю, что она тебе могла рассказать, — пожимает плечами Гоша. Как же меня бесит его железобетонное спокойствие!

— И?

— Что «и»?

— Ты не хочешь объясниться, оправдаться? Сказать, что это все неправда, что она лгунья, а ты на самом деле не такой?

Гоша смеется, целует меня в макушку. Ставит кружку с кофе рядом со мной.

— Она-то точно лгунья. Но и я не подарок. Я вообще не люблю оправдываться. Такой я, такой. Ешь, а то все остынет.

Какую-то странную тактику выбрал в общении со мной. Не понимаю, чего он добивается. Если честно, его слова, а тем более тон сбивают меня с толку.

Хорошо, я поем. Гоша за те несколько дней, что кормил меня в Москве, успел изучить мой вкус. Привез самые мои любимые блюда. Ладно, если я не умерла от разбитого сердца, значит, умирать от голода тем более не стОит.

Гоша какое-то время следит за тем, как я с явным удовольствием поглощаю свой любимый грузинский завтрак. Потом говорит негромко, серьезно:

— Заюш, мне ведь почти тридцать пять лет. Я из обеспеченной семьи, эдакий золотой мальчик. Не урод, не бука, женщинам всегда нравился. Ты же не думала, что я до тебя вел монашескую жизнь?

У меня сразу аппетит пропадает. Это даже хуже, чем оправдания.

Моментально начинаю нападать.

— Нет, не думала. Но и не думала, что для тебя отношения с женщинами — это просто ничего не значащее развлечение на одну неделю. Ты зарубки на кровати ставил? Или в специальную книжечку имена записывал? Как организовывал учет достижений?

Чем больше я злюсь, тем спокойнее он выглядит. Прищурившись, меряет меня внимательным взглядом, довольно усмехается.

— По-моему, ты просто ревнуешь.

— По-моему, ты просто самодовольный потаскун, не способный на настоящие чувства!

У него желваки ходят на скулах. Вот оно, мне все-таки удалось серьезно его задеть. Взгляд становится откровенно злым, голос — ехидным.

— Жестко. Даже жестоко. Только ты сама не понимаешь, как сильно себя выдаешь, Заяц. Ты от меня без ума, и не спорь. А злишься только потому, что я оказался не таким идеальным, как ты придумала про меня в своей блондинистой голове. Ты влюбилась в плохого мальчика, Зоечка. Смирись уже с этим.

Ух, как он меня бесит!

Грохаю кружкой об стол так, что кофе расплескивается вокруг.

— Не могу смириться. И не надо мне идеального. Хочу, чтобы рядом был человек, в котором я была бы уверена. Ты эгоист, Гоша. Ты думаешь только о себе, о своем комфорте и удобстве. И привык использовать женщин, чтобы достигать этого самого комфорта и удобства. А я не хочу, чтобы меня использовали. Я хочу, чтобы меня любили. Я хочу быть особенной. А не очередной дурочкой в бесконечной череде длинноволосых блондинок!

Все-таки пробиваю его броню. Он тоже грохает кружкой.

— Я тебя люблю, Зоя! Люблю, блть! Еще вчера утром ты в этом не сомневалась!

— Вчера утром я не знала, что ты всем своим девицам говоришь, что их любишь!

— Да с чего ты это взяла?! Да никому я этого не говорил! Только тебе!

— Маргарита сказала, что ей говорил! А потом начал изменять!

— Врет твоя Маргарита!

— Она не моя, она твоя!

— Это ты моя, слышишь? Ты!

— Да пошел ты знаешь куда?!

— Да никуда я от тебя не уйду, вредная, противная девчонка! Давно бы свалил, если бы смог! Люблю тебя!

Я уже в истерике, реву в голос, пытаюсь в психе скинуть посуду со стола на пол. Гоша хватает меня за руки, сажает к себе на колени, крепко прижимает. Бьюсь с ним изо всех сил, вырываюсь, пытаюсь лягнуть ногой. Наконец, окончательно выдыхаюсь. Обмякаю и горько плачу в его объятиях. Он молчит, лишь дышит тяжело.

— Отпусти меня, — отчаянно шепчу, делая еще одну попытку вырваться.

— Не могу, Заяц. Не могу отпустить. Что хочешь говори и делай. Только не бросай меня. Я тебе клянусь памятью моего отца, я ни одну из них не любил. Ни разу в жизни. И ни одной не говорил, что люблю. Только тебе. Упустил тебя в свои восемнадцать лет, и вся жизнь под откос. А будь я порешительней, у нас с тобой сейчас уже и дети взрослые были бы.

— Или бы ты попользовал меня недельку и забыл, как про всех остальных, — со злостью говорю я. — Гоша, отпусти меня.

— Не отпущу. Выслушай меня, пожалуйста. Маргарита мне пообещала, что родит. А сама таблетки противозачаточные пила, обманывала меня. Я только поэтому так долго с ней был. Не любил я ее никогда. И не говорил ей этого. Перед сестрой и матерью моими лебезила, а за глаза про них гадости говорила. Это мне Лера в больнице про нее рассказала, мы пытались дружить семьями. Лера ее с противозачаточными спалила, когда мы в гости к ним приехали Новый год отмечать. Из-за этого мы и поругались. И врет она, что изменял я ей. Не изменял. Не хотел, да и она меня одного никуда не отпускала, даже в ресторане постоянно торчала, контролировала. Ревновала ко всем, как кошка. А мне в тот год уже приелись гулянки. Постоянства и серьезных отношений захотелось. Я ее полностью содержал, только ей все равно было мало. Очень сильно замуж за меня хотела. А как поняла, что жениться я на ней не собираюсь, так и прорвало ее. Столько мне всего наговорила. А вещи все равно не вывезла, еще и вернуться ко мне, такому плохому, хотела. Кате после Нового года названивала, просила, чтобы она нас помирила. Домой ко мне приперлась. Только не любовь это, Заяц, а ущемленное самолюбие и нежелание терять финансовое благополучие.

А знаешь, что самое смешное? Я к ней даже как-то привык за год. Если бы забеременела, скорее всего, женился бы. Я же думал, что не способен любить. Что ущербный какой-то, дефективный уродился. Загорался и моментально остывал. Переживал из-за этого. Решил: не всю же жизнь козлом скакать, надо же когда-то официально свою семью заводить. Если бы эта жучка родила мне, думаю, женился бы. Но Бог отвел. А потом я тебя встретил.

— Что тебя так на ребенке переклинило? — тихо спрашиваю я.

— Отец мне перед смертью сказал, что очень жаль, что он так и не подержал на руках моих детей. Мы с ним всегда были очень близки. Я его больше всех любил. Он относительно молодой еще был, бодрый, семидесяти ему не было. На здоровье не жаловался. Я почему-то был уверен, что у нас впереди много времени. А он за несколько часов ушел. Аневризма брюшной аорты, внутреннее кровотечение. Сильные мучения перед смертью. Ничего нельзя было сделать.

Я в такой тяжелой депрессии после его смерти был, что жить не хотелось. Спасала только работа, вкалывал без выходных. А потом почему-то слова его про детей вспомнились. Мне пришло в голову, что, если у меня родится ребенок, вдруг душа отца вернется в этот мир? Бред, конечно, но в тот момент мне так было плохо, что я только об этом и думал. Это была моя навязчивая идея.

Я даже вздрогнула.

— Знаешь, Гоша, когда я начала подозревать, что Яночка беременная, первым делом я об аборте подумала. Да и Яночка мне сказала, что рожать не хочет. Но когда я увидела двоих детей на УЗИ, я подумала, что, может, это души моих родителей вернулись… И я не смогла… Я целыми сутками только об этом и думала.

Он быстро улыбается мне и целует в макушку.

— Видишь, Заяц, ты меня понимаешь… Я тогда еще не был готов к постоянным отношениям, поэтому подошел к решению проблемы своеобразно. Я просто поехал в клинику репродуктивной медицины и заключил договор на процедуру ЭКО с использованием донорской яйцеклетки и моей спермы. Там же мне подобрали потенциальную суррогатную мать, которая должна была выносить моего ребенка. Я был так горд собой: какой я молодец, как я круто все придумал. И ребенок будет, и никакой посторонней женщины рядом со мной не будет. Малыш будет только моим. Я не думал тогда, что это неправильно, планировать ребенка без матери. Я думал только о себе. Дурак был. Но Господь Бог и тогда тоже вмешался. Ни одного жизнеспособного эмбриона из сданного мной материала так и не получилось. По непонятной причине. Вдобавок и суррогатная мама попала в небольшую аварию, из-за этого расторгла договор. А потом кто-то из моей многочисленной родни увидел, что я захожу в эту клинику, и рассказал об этом моей маме. Она пристала с расспросами, и я ей во всем признался. Мама сумела меня образумить, объяснить, что это грех, что не так нужно заводить детей. Я даже на исповедь ходил, каялся священнику. И подумал: действительно, зачем такие сложности, можно же просто найти себе хорошую женщину, которая согласится мне родить…

Вот так и началась моя эпопея с кастингом кандидатур, как ты меня подколола. Да то ли не те женщины около меня крутились, то ли я сам не был ни к чему серьезнее, чем любовь на неделю, готов. Ничего у меня так и не вышло. Ни с одной потенциальной матерью моего ребенка я не смог продержаться в близких отношениях дольше пары недель. Продолжалась эта карусель женских тел чуть больше года, потом я познакомился с Маргаритой. Ну, а потом ты уже сама все знаешь…

Сижу какое-то время у него на коленях, перевариваю услышанное. Верю ему. Но больше всего мне, конечно, хочется услышать правду про наше с ним знакомство.

— А про меня расскажешь? — закидываю удочку.

Он неосознанно прижимает меня к себе еще крепче. Глубоко вздыхает.

— Ох, Заяц. Расскажу. Хоть ты еще больше на меня после этих откровений обидишься. Сначала мне было просто интересно за тобой наблюдать, что за чудичка мне жизнь спасла. Я же «шикарно» Новый год встретил: разошелся с постоянной девушкой, почти бросил работу, разругался на этой почве с родными, получил по морде от банды малолетних гопников и вдобавок чуть насмерть в канаве не замерз. А тут ты такая вся загадочно голодающая. Да еще коса твоя… Заяц, я тебе серьезно говорю: больше никаких мужиков с улицы! Я как вспомню, как я над твоей кроватью стоял и твою косу в руке держал, а ты безмятежно посапывала, еще и улыбалась своим снам… И какие мне мысли в тот момент в голову лезли… В общем, сразу меня куда-то ни в ту степь понесло. Думаю, надо же, как интересно-то. И дама вроде бы одинокая, и возраст подходящий, да и глянулась ты мне своим боевым характером. А уж как призналась, что худеешь, чтобы замуж выйти и ребенка родить, я тут уж окончательно уверился, что это судьба. Думаю, или уговорю, а не получится уговорить — просто соблазню. Проблем никаких не должно быть.

Сначала все по плану шло. Ты, конечно, пыталась делать вид, что сопротивляешься, но я все равно видел, что я тебе тоже нравлюсь. И что тебе и хочется, и колется. И хочется все равно больше, чем колется.

— Гад какой! — сердито фыркаю я, отворачиваясь, пряча от него свое смущенное лицо. Я всегда была для него открытой книгой.

Гоги невесело смеется.

— Гад, конечно. Решил, что в пресловутую неделю уложусь с запасом. А потом уже буду по ситуации действовать. Тетрадочку завел, чтобы тебе мозги красиво пудрить. И тетрадочка моя тебе тоже понравилась. Блть, куда ни кинь — стопроцентное попадание.

После этих слов он резко замолкает.

— Эй, а дальше что?

— А дальше все, Зоечка. Накрывать меня начало. Я сначала даже сам не понял, что не так. Опыта-то у меня такого до тебя не было. Заботиться о тебе понравилось. На улыбку твою стал заглядываться. Дотронуться до тебя хотелось нестерпимо. Как магнитом к тебе тянуло. Сначала я удивился. Потом напрягся. Но все еще делал вид сам перед собой, что все в порядке, все под контролем. А на третий день, как ты со мной в Москву напросилась, — как молотком меня по голове шарахнули. Не отпущу тебя, Зоя. Вот что хочешь думай обо мне — не отпущу. Хочу, чтобы ты замуж за меня вышла. Хочу, чтобы мы с тобой вес мир вдвоем объехали. Хочу спать с тобой каждую ночь в одной постели, и чтобы ты ногу на меня закидывала и прижималась всем телом. Хочу целовать тебе пальцы, и смотреть, как ты краснеешь от смущения и удовольствия. Хочу рассказывать тебе всякую ерунду и слушать, как ты смеешься. Хочу, уходя, запирать тебя в квартире, чтобы быть уверенным, что ты от меня никуда не сбежишь. В общем, крыша у меня поехала от любви к тебе, прекрасная моя Зоечка. И поехала капитально. Не могу с собой ничего поделать. Видно, прорезались во мне таки отцовские гены. Так что, лапа моя, давай договариваться с тобой по-хорошему. А то опять придется тебя связывать и пытать едой, пока не согласишься.

Я даже рот от неожиданности открываю.

— Это что, ты мне таким вот оригинальным способом предложение делаешь? — растерянно спрашиваю я.

— Не нравится? Пошли в постель, будет менее оригинально, но, надеюсь, более доходчиво, — ухмыляется он. — И бабу Дусю, наконец, порадуем, а то она, бедная, вламывается к нам, вламывается, и все никак не застукает.

Я прибываю в полной растерянности.

— Гоша, я серьезно…

— А я, по-твоему, шучу?

— Гоша, ты же еще даже не знаешь, беременна я или нет.

Он улыбается.

— А мне все равно. И вообще, Заяц, я тут подумал и решил, что нам с тобой еще рано становиться родителями. Надо узнать друг друга получше, притереться, пожить немного в свое удовольствие. Куда нам спешить? Дети от нас никуда не денутся. Этот твой цикл мы уже все равно испортили, а вот дальше предлагаю начать пользоваться презервативами. Ну, что молчишь?

А я при всем своем желании не могу ничего сказать. Потому что мне кажется, что я сплю. Так же не бывает. Или… бывает?

И опытный гад Гоша, четко уловив момент, когда я окончательно теряю способность к сопротивлению, все-таки утаскивает меня в спальню. И там долго-долго любит меня на надувном матраце, зацеловывая до потери пульса, до одури. При этом не забывая нашептывать на ушко совершенно безумные, немыслимые, лихорадочные признания сразу на двух языках.

— Люблю, Зоечка, как же сильно люблю… Никуда не отпущу… Ме шен узомот миквархар*... Люблю, люблю, люблю…

И баба Дуся нас определенно видела. А мы ее — нет. Я только краем сознания успела зацепить, как в прихожей хлопнула входная дверь.

*Я тебя очень сильно люблю (груз.)