Глава 8. Выход из лечебного голодания. День четвертый

Георгий

Лежим ночью вдвоем, не спим. Просто болтаем обо всем на свете.

— Расскажи про своих родителей, как они познакомились, — просит Снегурочка.

— О, это очень романтичная история, — улыбаюсь я в темноте. — Папа работал в министерстве путей сообщения СССР. Был перспективным и честолюбивым молодым чиновником. В начале восьмидесятых он часто летал в составе комиссии в Грузию, участвовал в приемке железнодорожных объектов — мостов, тоннелей, реконструированных участков железной дороги. И вот в один такой приезд он на улице случайно столкнулся с моей мамой. Она тогда была студенткой третьего курса тбилисского университета, училась на педагога младших классов. Папа мне рассказывал, что увидел ее и сразу влюбился, как будто молния в него ударила. Так сильно, что подошел к ней и сказал, что хочет, чтобы она вышла за него замуж и улетела в Москву. Он был старше ее на двенадцать лет.

— А что ответила твоя мама? — с интересом спрашивает меня Зоя.

— Да ничего не ответила. И бровью не повела. Она была, как и все кавказские девушки того времени, очень гордой и неприступной. По крайней мере, внешне держала себя именно так. Тем более, что парень, который подошел к ней знакомиться, был русский. Вот она и сделала вид, что его не заметила. Бабушка и дедушка воспитывали ее в строгости, так как она была младшей в большой семье и единственной дочкой. У мамы есть три старших брата, а у меня куча двоюродных братьев и сестер. Все они в Москве.

— Как зовут твою маму?

— Нина. Она была поразительно красива. Да и сейчас такая же. Папа начал ее преследовать. В прямом смысле этого слова. Сначала проводил до общежития, узнал, где она живет. Просто шел рядом и рассказывал о себе, а она молчала и делала вид, что его не слышит. На самом деле ей было лестно и любопытно, как и любой молодой девушке, но она ему даже слова не сказала. Папа узнал ее имя, подкупив коменданта общаги, и ночью исписал весь асфальт под окнами общаги надписями: «Нина Георгадзе, я тебя люблю! Выходи за меня замуж!» И даже стихи написал. И утром караулил ее у двери общаги с букетом роз. Подумав, мама розы взяла, но разговаривать не пожелала.

Естественно, на следующий день весь университет гудел, что за студенткой Ниной ухаживает какой-то приезжий якобы москвич. Папу даже местная милиция задержала, на него анонимно нажаловались по ноль-два, мол, приезжий, преследует с непонятными намерениями, вызывает подозрения. Представляешь? Папу прям около университета сцапали, надели наручники и погрузили в кузовок. В участке он дал письменные показания, что холост, что у него в Москве есть жилплощадь, что влюбился с первого взгляда и что у него самые честные намерения. Предъявил министерское удостоверение и командировочный лист. Весь отдел милиции ржал над протоколом опроса. Участковый лично отвез папу обратно, к университету, и вместе с ним дождался, когда выйдет мама. Ей доложил, что ее ухажер проверен на серьезность чувств, и что проверку выдержал с честью. Мама опять сделала вид, что ее все это не касается, хоть уже и начала оттаивать. В следующую ночь папа спал на лавочке под окнами общаги.

В общем, зажигал папа не по-детски, и добился-таки своего. Через неделю, когда его командировка закончилась, он увез маму вместе с собой в Москву, где они и поженились.

— Неужели так бывает? — с улыбкой спрашивает меня Зоя. — И сколько они прожили вместе?

— Тридцать шесть лет. И не просто прожили, а прожили душа в душу. Папа очень любил маму, баловал ее, не разрешал работать. Пылинки с нее сдувал. Всю ее многочисленную родню принимал. Мама была более сдержанна в своем проявлении чувств, все-таки она строгого воспитания. Но я знаю, что она его сильно любила. Когда он умер от инфаркта почти три года назад, она сильно тосковала.

— Какая необыкновенная история, — вздыхает Зоя. — Ты прав, вы поэтому с Катей такие красивые, что родились от большой и настоящей любви.

Задумчиво смотрю на нее в темноте. Вижу, как таинственно мерцают ее глаза.

— Заяц, я, когда молодой был, не понимал, что такое любовь, до конца. Что любовь — не только эмоции, не только физическое вожделение. А прежде всего любовь — созидающая сила, которая заставляет людей менять свою жизнь, свою орбиту. Становиться ближе друг к другу. Дарить новую жизнь, зажигать новую звезду во Вселенной. Это необыкновенное ощущение, я думаю. Очень хочется попробовать.

— Гоша, ты поэт и романтик, — Зоя смеется и ласково трется своим носом о мое плечо.

— Тебе не нравится?

— Почему? Нравится.

— Заяц, давай уедем. Бросим все и уедем. На год как минимум.

Удивленно распахивает глаза.

— Куда?

— Куда угодно. Куда хочешь. В Таиланд, на Фиджи, на Гоа. Предлагай любой другой вариант. Снимем бунгало на берегу под пальмами, будем там заниматься ничегонеделанием, купаться голышом в океане, изучать местную кухню. Я заведу в инстаграм какой-нибудь блог, буду снимать тебя, как ты пробуешь разные экзотические фрукты. Что ты качаешь головой? Давай попробуем, Заяц. Дадим себе шанс. Вдруг у нас получится, как у моих родителей?

— Разве для этого обязательно нужно уехать? — спрашивает Зоя.

— Думаю, нужно. Обязательно. Вокруг слишком много тех, кто хочет затащить нас в старую жизнь. Представляешь, мои родители знали друг друга всего неделю. Но им хватило решимости и твердости характера, чтобы изменить свою жизнь. Поехали. Я не шучу. Только ты и я, солнце и пляж. Мы вдвоем.


В этот момент она, кажется, понимает, что я говорю это всерьез. Приподнимается на локте, улыбка сползает с ее лица. Сможет встревоженно.

— Гоша, а как же твой ресторан?

— У моего ресторана теперь есть Тимур. Думаю, «Сулико» не будет обо мне плакать, — усмехаюсь. — Когда я был на пять лет моложе, я хотел себе и другим много чего доказать. Теперь перегорел, не хочу больше. Я весь последний год думал об увольнении.

— А как же твоя семья? Катя, мама, племянники?

— Будем раз в неделю болтать с ними по скайпу. Они будут скучать и поэтому, когда мы вернемся, будут любить нас чуточку сильнее, чем сейчас. Надеюсь.

— Гоша, а как же Яночка? Ей же скоро рожать, — потерянно бормочет Зоя.

— Думаешь, без тебя не родит? — усмехаюсь. — Федя сказал, что его мама готова приехать и помогать с внуком. Мне кажется, твоей сестре и ее мужу тоже нужен шанс. Попытаться справиться без тебя. И если Яна поймет, что ты не будешь ее страховать, вдруг это поможет ей чуть-чуть побольше ценить дядю Федора, быть к нему помягче?

Вижу, что вот теперь Зоя задумалась по-настоящему.

— Гоша, а вдруг у нас с тобой не получится, как у твоих родителей?

Обнимаю ее.

— А если получится, глупышка?

— А если не получится? — упрямится она.

— Ну, если не получится, придется привезти тебя обратно. Загоревшую, на ананасах похудевшую, накупавшуюся в океане. И сдать на руки Яне. И она радостно потрет ручки и скажет: «Вот видишь, Зоя, а я тебя предупреждала, что он козел!»

Зоя смущенно смотрит на меня.

— Ты подслушивал? Не злись на нее, она же не знает, какой ты на самом деле.

— И слава Богу, что не знает. Тогда бы она еще больше тебе завидовала. Я не подслушивал, мне это не надо. И так все понятно.

Зоя сердито сопит, но молчит. Не спорит. Напряженно размышляет, прикусив губу. Я ее не тороплю. Мне так хорошо просто лежать рядом, гладить ее волосы и вдыхать их запах. Кажется, что время останавливается, замирает в такие мгновения. Кажется, я поймал свою личную нирвану. Душа изнутри затапливается каким-то горячим чувством. Смешно сказать, но все это так непривычно для меня. Лежать в постели и разговаривать. Дышать. Чувствовать.

— Я не умею плавать, — внезапно говорит Зоя.

— Я тебя научу.

— У меня нет загранпаспорта.

— После праздников пойдем и сделаем.

— А визы? А прививки? Если на Гоа, туда, наверное, кучу прививок нужно?

— Господи, Заяц, о какой ерунде ты беспокоишься! — качаю я головой. — Это все такие мелочи! Самое главное — хочешь ли ты попробовать со мной, или нет. Только это по-настоящему важно. Только твоя решимость быть рядом со мной. Остальное все преодолимо. Неужели ты не чувствуешь это мгновение, Зоечка? Неужели не чувствуешь, что Вселенная затаила дыхание и ждет твоего решения?

Она смеется:

— Кто я такая, чтобы спорить с Вселенной! Ты невозможный, Гоша, совершенно невозможный! Умение уговаривать девушек ты явно унаследовал от своего папы! Хорошо, будь по-твоему!

— Поедешь со мной? — ликую я.

— Поеду. Надо же когда-то начинать делать глупости.

Мы засыпаем только под утро. А в первом часу дня меня будит звонок мамы. Судя по голосу, она сильно расстроена.

— Гоги, сынок, добрый день. Извини, если помешала. Но у нас ЧП.

— Что случилось? — сон с меня как рукой сняло.

— Тимур свалился с гриппом. Температура под сорок. А у нас сегодня рождественский прием, ты знаешь.

Вздыхаю.

— Мам, если ты хочешь, чтобы я заменил Тимура, то это невозможно. Я в отпуске. Попроси су-шефов из других ресторанов.

Но мама так просто не сдается.

— Гоги, сынок, ну, пожалуйста, ради меня. Я не могу доверить Отару или Сандро обслуживать прием такого уровня. К нам приглашены люди из посольства. Всего ожидается шестьдесят человек. Боюсь, нам элементарно не хватит рук.

— Мам, грипп — это не шутки, Тимур ведь и две недели может на больничном пробыть.

— Гоги, мне нужны от тебя всего лишь две смены, сегодняшняя и завтрашняя. Сам знаешь, потом поток людей пойдет на спад, все начнут готовиться к трудовым будням. Сынок, очень тебя прошу.

Никогда не мог отказать своей маме. Понимаю, что и в этот раз тоже не смогу. Настроение стремительно портится.

— Хорошо. Но только на два вечера. Продукты хоть все закупили к приему?

— Да, с поставками в этом году проблем не было.

— Удивительно! — мрачно иронизирую я.

— Гоги, сынок, спасибо тебе большое. Катя мне сказала, что ты познакомил ее со своей девушкой. Буду рада видеть Зоечку на сегодняшнем приеме.

— Ну, уж нет, — на этот раз я категоричен. — Я буду занят на кухне, а она будет без меня сидеть за столом, и вокруг нее будет гарцевать толпа грузинов? Идея так себе. Лучше я ее опять в квартире запру.

— Гоги, что ты такое говоришь! — ужасается мама.

— Мам, я шучу.

— А ее семья не сможет приехать?

— Сестра лежит в больнице на сохранении, племянницы в языковом лагере, зять, даже если и не работает, вряд ли приедет.

— Жаль, что на этот раз не получится познакомиться. В любом случае передавай Зоечке привет от меня.

Поворачиваюсь к проснувшейся и подслушивающей Снегурочке и говорю громко:

— Заяц, тебе привет.

Она ужасно смущается, шепчет: «И ей тоже привет!»

Распрощавшись с мамой, лежу и пялюсь в потолок. Вселенная меня обнадежила, она же и обломала. Зоя расстроенно сопит мне в шею. Медленно обнимаемся.

Расставаться не хочется ни на миг.

— Что будешь делать без меня? — спрашиваю.

— Не знаю. А когда ты вернешься?

— Боюсь, глубоко заполночь.

— Оставишь мне ключи? Может, выберусь погулять.

— Могу даже оставить карточку, чтобы ты прикупила себе и мне подарков на Рождество, — целую ее с улыбкой. — Погуляй по магазинам.

— Эй, ты забыл, я сплю с тобой по любви, а не из-за вкусняшек! — строго говорит Зоя. — У меня есть своя карточка.

— Хорошо, иди со своей, раз тебе так принципиально. Но денег я тебе на нее все равно переведу. Договорились?

— А где мой завтрак в постель? — хитро щурится она.

Вздыхаю. Еще несколько раз целую ее и, наконец, встаю.

— Разбаловал я тебя. Какой уж тут завтрак, скорее, обед. Уже лечу на кухню на крыльях любви, сакварело.

Зоя Павловна

Гоша мне сказал, что когда он на работе, он всегда отключает телефон, чтобы не отвлекаться. У него ответственная должность, которая не прощает малейших ошибок. Без него мне скучно и одиноко. В течение дня отправляю ему всякую романтическую чепуху в мессенджер. Кстати, вчера Гоша хотел купить мне новый айфон, но я отказалась категорически. Зачем мне такая дорогая вещь, если я даже не умею ей пользоваться. Сама давно могла бы купить, конечно, не новый, а подержанный, если бы был интерес. Но я душой прикипела ко кнопочной нокии, и вообще к гаджетам отношусь с недоверием. Гоша посмеялся надо мной и обозвал вымирающим динозавром. Потом достал из шкафа свой старый покоцанный айфон и отдал мне с наказом, чтобы осваивала. Вот я и осваиваю: шлю любимому картинки, смайлики и сообщения о том, что люблю и скучаю. Гоша вне сети, зато поздно ночью, когда его работа закончится, он порадуется моему вниманию. Я знаю.

Холодильник забит едой, но без Гоши я решаю устроить себе разгрузочный вечер. На всякий случай. Вдруг регулярный секс меня не спасает, и я опять набираю вес. Очень хочется быть стройной. Не худой, «худая» — это негативное, ругательное слово. Именно стройной и красивой. Подхожу к большому зеркалу в коридоре, придирчиво смотрю на себя. Фигура, конечно, оставляет желать лучшего. Даже после пятидневной голодовки. Да и фиг с ними, килограммами, если бы у меня была фигура «песочные часы». А у меня яблоко яблоком. И кто в этом виноват? Генетика? Неправильные пищевые привычки, привитые в детстве? Моя лень? Мои психологические проблемы, заставляющие меня «заедать» стресс? И что делать?

Гоша говорит, что я красивая. Так хочется ему верить. Но я знаю, что он неравнодушен ко мне. А вот что он скажет, когда я забеременею и наберу еще десять-пятнадцать килограмм? И превращусь в почти стокилограммовую тетку? Интересно, доживем ли мы с ним до этого момента, как пара, или это очередная моя мечта, которая по каким-либо причинам никогда не сбудется?

Вообще-то я не люблю загадывать на будущее. Жить нужно сегодняшним днем. А сегодня у меня есть мой личный ураган по имени Гоша. Ураган — потому что подхватывает, кружит, и нет никакой возможности ему сопротивляться. И дело даже не в сексе. Хотя секс у нас потрясающий. В кои-то веки обо мне заботятся. После смерти родителей обо мне никто не заботился. И это так странно. Так трогательно. Необычные ощущения. Восторг и легкость внутри. На эти ощущения подсаживаешься, как на наркотик. К хорошему быстро привыкаешь. Вот и я подсела на Гошу. Правильно он сказал, разбаловал он меня своими завтраками в постель. А что я в ответ ему могу дать? Только свою любовь. Люблю его, как умею. Мне кажется, ему хорошо со мной. И он всегда говорит в ответ, что любит. И от этого внутри меня в моей крови словно взрываются миллионы пузырьков эйфории. И голова кружится.

На прикроватной тумбочке лежит зеленая тетрадка. Гоша записывает в ней всякие глупости, которые приходят ему в голову. Специально для меня. Я люблю ее перечитывать. Она как летопись наших с Гошей отношений.

«Сто причин для Зои Лагутиной родить от меня ребенка.

60. Если ты забеременеешь, то у твоих детей будет доля в нашем семейном бизнесе.

61. Если ты забеременеешь, придется мне носить тебе завтраки в постель еще Бог знает сколько времени.

62. Если ты забеременеешь, то наши дети будут самыми красивыми и счастливыми, потому что они родятся от большой любви.

63. Когда ты забеременеешь, ты узнаешь, как звучит по-грузински «Я очень сильно тебя люблю».

64. Если ты забеременеешь от меня один раз, велика вероятность, что у нас будет куча детей. Потому что я думаю, что на одном мы не остановимся.

65. Когда наши дети будут хулиганить или плохо вести, ты всегда можешь мне высказать: «Вот, это ты хотел, чтобы я их родила, вот теперь иди и разбирайся с ними!»

66. Если ты забеременеешь, то я буду каждый день целовать тебе руки так, как ты это любишь.

67. Если ты не найдешь общего языка с моей сестрой или мамой, я не особо огорчусь и не буду тебя ругать. Буду защищать тебя от них.

68. Когда тебе захочется обозвать меня нехорошими словами, ты всегда сможешь позвонить моим маме и сестре и перетереть мне косточки. Они всегда тебя поддержат. В возможных конфликтах между тобой и мной они всегда примут твою сторону.

69. Ты всегда будешь умнее и образованней меня. Ты закончишь вуз, а я уже его точно не закончу. Никакой и никогда.

70. Ты мне нравишься такая, какая есть. Никогда не буду тебя пытаться переделать.

71. Пока ты будешь беременная, всегда буду делать тебе массаж ног, чтобы ты не уставала.

72. Когда ты забеременеешь, мы отметим это событие танцами на берегу океана. Ты умеешь танцевать? Я умею!

73. Забеременев от меня, ты подаришь мне новый смысл жизни. Старые у меня как-то внезапно все закончились. Поможешь мне успешно преодолеть кризис среднего возраста. Поверь, я никогда не забуду, что это сделала именно ты».

Не хочу выбирать и покупать подарки одной. Хочу дождаться Гошу. Хоть всю ночь готова его дожидаться. Хочу купить вместе с ним подарки его сестре, которая подарила мне минанкари, и маме, которая передала мне привет. Уже выбрала, что куплю любимому. Теплые вязаные шарф и варежки. С оленями и снежинками. Чтобы грели его в самые холодные дни.

А пока, чтобы убить этот длинный и пустой день, решаю убраться в квартире. Должна же от моего присутствия в квартире быть хоть какая-то польза. На кухне после готовки Гоша всегда наводит порядок сам, меня не допускает. «Это профессиональная привычка, кыш отсюда», — доходчиво объяснил он мне. Иногда мне милостиво разрешается после наших совместных трапез вымыть посуду. У Гоши есть посудомойка, но мы с ним любим обедать и ужинать на глиняной посуде ручной работы, которую нельзя в ней мыть.

А еще у Гоши есть моющий робот-пылесос, домашнее животное, которое бесшумно подкрадывается к моим ногам сзади, тыкается в них и пугает меня. Благодаря его отличной работе, мы ходим с Гошей по квартире босиком.

Но ведь остаются еще ванная и туалет! И пыль на горизонтальных поверхностях! И окна! И занавески можно постирать! После нескольких дней прогулок, любви и ничегонеделания руки нестерпимо чешутся замутить генеральную уборку. Гоша придет домой в три часа ночи и обалдеет! Пусть знает, что я не какая-нибудь белоручка или светская барышня, я по хозяйству шуршать умею и люблю. На самом деле я и готовить умею. Даже заикнулась об этом Гоше, но он насмешливо посмотрел на меня и ласково сказал: «Заяц, я тебе верю. Когда мне надоест готовить, тогда подхватишь эстафету. И придется уже тебе приносить мне завтрак в постель. А пока мне не надоело, расслабься и получай удовольствие!» Вот такой он, мой Гоша. И как его можно не любить?

Натягиваю свой неизменный спортивный костюм, косу закручиваю на затылке в огромную шишку, чтобы не мешалась, и сверху еще и косынкой затягиваю для устойчивости конструкции. С удовольствием оглядываю себя. Подумав, делаю несколько гламурных селфи, вытянув губы дудочкой. Со средством для мытья унитазов в одной руке и шваброй, найденной в кладовке, в другой. Отправляю фото Гоше — пусть полюбуется, какая я у него деловая колбаса и вообще красотка.

Уборка в ванной в самом разгаре, когда в дверь звонят. Сердце радостно ёкает: может, в ресторане Гошу кем-то заменили, и у него получилось вырваться домой? Даже не сняв с рук перчаток, несусь к входной двери и открываю ее. И тут же понимаю, что совершила фатальную ошибку.

На пороге стоит молодая девица модельной внешности. Очень красивая. Очень стильная. Смотрит на меня недоуменно.

— Ты кто? — спрашивает невежливо.

Я опускаю глаза на ее ноги. Тридцать шестой-тридцать седьмой размер. Все ясно. Владелица красных ботинок, по совместительству Гошина бывшая, заявилась по мою душу. А я, идиотка, даже не посмотрела в глазок, прежде чем открыть дверь.

— Ааа, понятно, ты новая уборщица Гоги, — глядя на мои руки в перчатках, надменно говорит девица и решительно заходит в квартиру. По пути больно бортанув меня плечом.

До слез не хочу выяснения отношений, поэтому готова на все, даже временно побыть уборщицей. На лице у незваной гостьи застыло злое, решительное выражение. Она пришла сюда не с миром, это понятно. Если я буду молчать и отвечать на вопросы односложно, может, у меня получится спровадить ее без скандала.

Маргарита разувается, скидывает модный полушубок и заглядывает в гостиную, потом в спальню. Поняв, что в комнатах никого нет, идет на кухню. Включает свет, привычным движением открывает бар и достает оттуда бутылку с янтарной жидкостью. Видно, что отлично осведомлена, где на кухне что находится. Наливает себе почти полный стакан. Я стаю на пороге и таращусь на нее. Внутри меня все дрожит противной дрожью. Я не должна ревновать, но ничего не могу с собой поделать. Она спала с моим Гошей.

— Где Гоги? — спрашивает меня девица, одним глотком отпив сразу полстакана. Нет, без скандала вряд ли получится.

Она красивая, очень красивая. Яркая белокурая красотка. И очень молодая, это видно по шее и по нежной коже зоны декольте. Моложе меня лет на десять.

Но это же было до меня. А потом Гоша выкинул ее вещи на помойку и сказал, что меня любит.

Беру себя в руки. Ну уж нет, ни на ту напала! Одариваю ее дерзким взглядом. Что я, с бухой фифой не справлюсь? Да я килограмм на двадцать, а то и на все двадцать пять ее тяжелее! Если начнет скандалить, вытолкаю за дверь силой, еще и по лестнице спущу. Она Гошу из машины на зимней трассе выкинула, и я не буду с ней церемониться.

Я злюсь, очень сильно злюсь. Но внешне держусь спокойно.

Девица неожиданно начинает противно хихикать. Господи, да она сюда заявилась уже навеселе.

— Что пялишься? Нравлюсь? Хозяин квартиры, говорю, где? Ты глухонемая или просто недоразвитая? — издевается она.

— Георгий Иванович на работе, — сухо отвечаю я.

— Что так? А как же отпуск? Придет, конечно, теперь только ночью?

— Именно так.

— Тебя как зовут?

Так я тебе и сказала, сучка крашена.

— А вы, собственно говоря, кто? — вместо ответа начинаю я наступать на Марго. — Мне Георгий Иванович запретил кого-либо пускать в квартиру!

— Эй, ты, полегче! А я, собственно говоря, это я! — кривляясь, передразнивает меня веселенькая Марго. — Не хочешь говорить, как зовут, буду тебя звать Золушкой. Слушай, Золушка, мне нужны мои вещи. Я тут жила. Дай мне осмотреть комнату и кое-что забрать, и я тут же исчезну, обещаю.

— Ваши вещи Георгий Иванович лично собрал в мусорный пакет и вынес в мусорный контейнер, — злорадно говорю я ей. — И ботинки тоже. Я сама видела.

Марго осоловело смотрит на меня, допивает янтарную жидкость.

— Да и х… с ними! — громко икает. — Ты лучше скажи, он один после праздников домой приехал?

— Нет, не один.

— Подцепил, значит, кого-то… Быстро…

Марго заметно мрачнеет. Испытываю неописуемое наслаждение, глядя на ее несчастный вид. Вот никогда не знала, что я такая мстительная.

— Кобель, — шипит Марго. — Целый год на него угрохала! Слышь, Золушка, а ты мне вот еще что скажи: та телка, с которой он приехал, она красивая? Красивее меня?

Язык у моей собеседницы, как помойное ведро, весь в нечистотах. Я постепенно все больше прихожу в недоумение. Что, и правда Гоша с ней встречался целый год? И завтраки ей в постель тоже носил? Неужели такое может быть?

Решаю с ней не церемонится.

— Очень красивая. Красивее тебя.

Девица какое-то время смотрит на меня, потом падает на стул и начинает горько рыдать.

Это так неожиданно, я настолько теряюсь, что какое-то время просто стою рядом и не знаю, что сказать.

— Козел! Подонок! — стонет Маргарита. — А ведь я его все это время по-настоящему любила! Верной ему была, ни с кем больше не встречалась, хотя и возможности были! Семейку его ненормальную терпела, лишь бы он на мне женился!

Молчу. Уже даже не ревную, мне противно. Блин, Гоша, ну, как же так! Где были твои глаза?

Но Маргарита и не думает останавливаться. Обида, подогреваемая алкоголем, извергается из нее нескончаемым потоком.

— А он, думаешь, оценил меня, мою преданность? Как бы ни так! Нафиг ему никакая любовь и верность не нужна! Да он от меня весь этот год гулял налево и направо, даже не стеснялся. Знаешь, какой козел? Кучу баб перетр… хал. Обаятельный, сволочь, телки на него так и вешаются. Рядом с ним всегда нужно быть начеку.

Пребываю в полном изумлении. Не знаю, как реагировать на откровения пьяной девицы. Мы точно про одного и того же человека говорим? Чувствую, что впадаю в какой-то ступор от такого неприятного разговора. По спине ползет холодок неприятного предчувствия.

— А пару лет назад, когда у него отец умер, у него вообще крыша поехала. Это мне его сестра по секрету рассказывала. Вбил себе в голову, что ему надо обязательно ребенка родить, сына. И знаешь, что придумал? Обратился в клинику репродуктивной медицины, заключил договор, чтобы суррогатная мать ему ребенка выносила. Купить себе ребенка захотел. За деньги.

Такого я уж точно не ожидала.

— Бред какой-то, — не выдерживаю я. — Зачем ему это было нужно? Он что, бесплодный?

— А кто его знает? — философски отвечает Маргарита. — Почти до тридцати пяти лет дожил, детей нет. Может, там какие-то особые условия получения наследства. А может, его грузинская родня на уши присела, почему бессемейный и бездетный. Мне тоже предлагал, чтобы родила, говорил, что квартиру на меня перепишет. Знаю, что и других баб на эту тему окучивал. Моя версия — просто козел он. Хотел ребенка для себя одного. Чтобы официальной матери вообще не было. Только не получилось у него с клиникой. Суррогатная мать то ли заболела, то ли вообще передумала. Не дошло до дела у них. Да и мать Гоги его отговорила. Это же грех — ребенка в пробирке делать и за деньги покупать.

В груди начинает ощутимо сбоить сердце. Становится трудно дышать. Я отстраненно думаю, что меня сейчас долбанет инфаркт. И я умру от разочарования в любви. Господи, какой ужас.

— Я ему знаешь, что сказала? — продолжает распространяться моделька. — Что я еще слишком молодая, чтобы рожать. И что если и буду рожать, то только в официальном браке. А если ему прям сейчас нужно, пусть охмурит какую-нибудь деревенскую дурочку постарше, чтобы у нее других вариантов, от кого родить, совсем не было. Влюбит в себя. Вот тебе и готовый залет. Он мне сказал, что я дура, он на мне никогда не женится. А я его пинком под зад из машины в сугроб, прикинь? Хи-хи! Слушай, а эта телка, которую он привел, она молодая или, как ты, уже под сорокет?

Но мне уже так плохо, что я даже ответить не могу. Молча опускаюсь на стул рядом с Маргаритой. Он же не мог? Не мог? Или... мог?

И память тут же услужливо подбрасывает картинку: неотразимый Гоша уже в первый день знакомства предлагает мне родить ему ребенка… Говорит, что влюбчивый, быстро загорается и быстро остывает… Говорит, что все его любови заканчивались неудачно… Обещает, что будет любить ребенка и уважать его мать… Говорит, говорит, говорит… Как паук, завлекает в свои сети…

Там, в поселке, он даже ничего особо не скрывал. Не врал. А я все равно умудрилась вляпаться. Влюбиться.

Это потом, в Москве, начал петь по-другому. В любви объясняться. Зачем? Чтобы не сорвалась с крючка?

— Он тебе говорил, что любит? — немеющими губами еле слышно спрашиваю у девицы.

Та фыркает.

— В начале знакомства, конечно, говорил! Язык у него без костей! Говорю же, обаятельный, гад! В первую неделю чего только не говорил! Завтраки сам готовил, в постель носил. Как ухаживал, это сказка. Только остыл быстро. И вообще, сам мне потом сказал, ему напи… деть как два пальца обос… ть. Он вообще в эту любовь не верит. Рассказывал тебе про родителей? Вот у них, говорит, любовь была, а в наше время, мол, люди на такое глобальное чувство уже не способны. У него даже теория на этот счет есть. Что он в первую неделю в девушку влюбляется, а со второй начинает разлюбляться. И его на других начинает тянуть. Дольше недели никому верность не хранил, козел. Это мне опять его сеструха по секрету проболталась. Она болтливая, когда выпьет. Он ей жаловался, что не может ни с кем больше недели быть. Я ей поплакалась, что он мне велел вещи вывезти, она меня прям пожалела. До этого все нос задирала. Мол, они голубой княжеской крови, а я так, простолюдинка. По мне, они оба ненормальные: и сестра, и брат. Вырожденцы. Одна свихнулась на своем благородном происхождении, по дворянским собраниям разъезжает, второй свихнулся на желании ребенка заполучить. Вот такие дела, Золушка. А ты давно у него работаешь? Я тебя ни разу не видела, вроде, до Нового года к нему другая приходила.

— Мне надо ванну домыть, — невпопад отвечаю я. Внезапно наваливается нечеловеческая усталость и апатия. Мозг блокирует все нервные окончания, чтобы не допустить перегруза и поломки нервной системы. Я нахожусь в шоковом состоянии. Меня начинает неудержимо клонить в сон.

Пьяная Марго пытается что-то высмотреть в моем лице.

— Ты будь с ним осторожна. Ты в его вкусе. Он светлокожих блондинок любит с длинными волосами. Хочет, чтобы ребенок светленький был. Мне волосы наращивать пришлось, чтобы он на меня обратил внимание. До этого он с моей подружкой встречался, но ее тоже через неделю бросил. Кобель.

Господи, какая мерзость. Чувствую, что тошнота подкатывает к горлу. Девица отбила Гоги у своей подружки. Мне эта ситуация, увы, слишком хорошо знакома.

— Ладно, Золушка, иди, драй унитаз, — опять хихикает Маргарита. — Мне тоже пора. Передавай своему работодателю, чтоб горел в аду. Вещей не жалко, он мне сам их и покупал. Времени жалко, что на него потратила. Спасибо за угощение.

Она долго неуклюже одевается в коридоре, роняя полушубок и громко матерясь. Потом, наконец, за ней захлопывается дверь. И я остаюсь одна. В его квартире.

Обессиленно сползаю по стеночке на пол. И совершенно не представляю, что мне делать дальше. Мысли мечутся в голове и кричат, как обезумевшие птицы.

За окном стремительно сгущаются московские сумерки.

Как так можно было со мной? Я же думала, что всерьез. Зачем надо было говорить, что любит?

А ведь Яночка предупреждала меня. А я, ослепнув от любви, не поверила ей. Какая же я дура. Влюбленная дура.

Утыкаюсь носом в колени и плачу. Мне больно. Очень больно.

Загрузка...