Стракен

Глава 31

День выдался солнечным и с высоты, где она находилась на борту воздушного корабля друидов «Бремен», Грайанна Омсфорд могла обозревать расстилающуюся внизу местность на пятьдесят миль во все стороны. Далеко на западном горизонте, над равнинами Стрелехейма плыли огромные, пушистые облака, обещая хорошую погоду. Воздушный корабль летел на север в первый день своей экспедиции, и эта женщина, бывшая когда-то Ард Рис Третьего ордена друидов, была совершенно спокойна.

Она давно знала, что ей делать. Она поняла задолго до того, как вернулась из Запрета, что должно произойти. Орден никогда не оправится, пока она будет Ард Рис, и неважно, как бы она ни хотела ему в этом помочь, как бы ни старалась затянуть его раны. Прошлое всегда с нами, причем с ней оно сильнее, чем с другими. Она признала, что никогда не освободится от своего прошлого.

Она вспомнила важные этапы своей жизни: вот шестилетний ребенок прячется в подвале своего дома со своим младшим братом, пока ее родителей убивают в комнате наверху, вот юная девушка, поверившая Моргавру, что в этом виновен друид Уолкер Бо, вот Ведьма Ильзе стремится уничтожить Уолкера, пока случайная встреча с братом, которого она считала погибшим, не открывает всю правду, и вот Ард Рис Третьего ордена друидов борется за то, чтобы в Четырех Землях признали ее несущей добро.

Она видела, по какому пути пролегла ее жизнь, и поняла причины всего, что она сделала. Но никому она не смогла удовлетворительно это объяснить. Она могла бы попробовать, но большинство расценили бы ее слова, как ловкую попытку самооправдания или того хуже.

Она поняла всю истину. Некоторые всегда будут видеть в ней Ведьму Ильзе и считать, что под поверхностью ее нынешнего образа притаилось чудовище. И это никогда не изменится, слишком глубоко проникли корни недоверия. В этом Траунт Роуэн был прав. Если бы он был более терпеливым и менее глупым, то дожил бы до той поры, когда она это признала.

Она оглянулась на пилотскую кабину, где за штурвалом стоял один из горных троллей Кермадека. Сам Кермадек сидел на ящике у боковой стенки, поглощенный разговором с Пендеррином. Ей стало интересно, о чем они говорят. Даже за то короткое время, которое прошло после того, как этот большой тролль оправился от сражения в северной Башне, эти двое очень сильно сблизились. Отправив Морика в Запрет, мальчик вернулся в Паранор вместе с родителями, чтобы помочь ей восстановить некое подобие порядка в крепости друидов. Правда, его родители задержались ненадолго. Они чувствовали себя весьма неуютно, как и всегда в Параноре, и — видя, что она достаточно хорошо справляется со всеми делами, а также скучая по своему дому и своей прежней жизни — решили отправиться домой в Патч Ран.

Однако Пен остался, в какой-то степени на это его решение повлияла дружба с Кермадеком, Тагвеном и Хайбер Элессдил. Все понимали о перемене, над которой трудилась Грайанна, и все жаждали ей в этом помочь. Пен мог сделать немало, как он сказал своим родителям. Бек понял, Рю согласилась. Они заставили его пообещать, что он останется здесь только до конца месяца. Они пожелали Грайанне и остальным всего хорошего, попрощались и полетели на «Стремительном» домой. Грайанна не рассказала им, что именно она намеревалась сделать, хотя ей очень хотелось поделиться этим с Беком. Однако, будет лучше, если она не станет этого делать, сказала она себе. Им будет легче, если они не узнают.

Она распустила орден и уволила всех, кто ей служил. Как Ард Рис, она обладала властью это сделать, и не осталось никого, кто бы сомневался в ней теперь. Она передала Паранор в руки Хайбер, Беллизен и Трефена Мориса. Когда придет время и они найдут возможность это сделать, то они восстановят орден. Группе тех, кто оставался ей верен, тоже предложили остаться. Но она назначила этих троих, кому доверила возглавить выполнение самой главной задачи, тех, кто, по ее мнению, приложат для этого все свои силы. Все трое попросили ее передумать. Они ссылались на то, что у них мало опыта и необходимых навыков. Они не справятся с такой задачей. Другие сделали бы лучше.

Однако больше ни на кого она не могла положиться, к тому же следовало исполнять часть соглашений, которые она заключила с Федерацией и Свободнорожденными. Поначалу ее юным преемникам будет тяжело, но они научатся на своих ошибках и их опыт будет расти. Они выживут, защищенные Паранором и своей собственной магией, мистическими поверьями о друидах, а также своим упорством и решимостью. Она тщательно все обдумала, поговорив с каждым из них. Это был правильный выбор.

В итоге, убедив их, что она не примет их отказов, они согласились. Они отберут тех мужчин и женщин, которые станут следующим поколением друидов Паранора. Возможно, со временем, правительства и народы Четырех Земель примут их в качестве доброй и необходимой силы для укрепления мира и сотрудничества между всеми расами. Естественно, что у них будет гораздо больше шансов добиться этой цели, чем у Грайанны.

Именно сейчас эльфы и Федерация проводили сложный процесс налаживания своих отношений. Арлинг Элессдил будет исполнять обязанности Королевы-регентши, пока ее старшая дочь не достигнет совершеннолетия и не займет трон. Ходили случи, что она выходит замуж и стремится родить сына, что она ни за что не позволит своим дочерям последовать по стопам их отца и деда. Она была волевой, иногда несговорчивой женщиной, и не оглядывалась назад с сожалением на свой брак с Келленом Элессдилом. С окончанием войны на Преккендорране, она искала средства, которые гарантировали бы, что подобное безумие, которое показал Король, никогда больше не повторится. Конечно же, ей никогда не удастся достигнуть этой цели. И, наверное, она это понимала. Однако не прекращала своих попыток.

Измотанная и обескураженная поражением на Преккендорране, Федерация отвела свои армии, уступив Каллахорн и его население, те самые земли, на которые она претендовала во время войны. После более, чем тридцати лет, южане потеряли всякий интерес к этой войне, которая не принесла им ничего. Сен Дансидан был мертв, и Коалиционный Совет возглавил новый Премьер-Министр — человек, который не считал экспансию своей целью, а войну средством ее достижения. Народ с этим согласился. С обеих сторон были и те, которые считали, что войну следовало вести до победного конца, которые никогда не примут никакого решения, кроме победы на поле боя, однако они составляли незначительное меньшинство. Договор о мире был быстро подписан.

Угроза, которую представлял собой смертоносный огнемет, была устранена, по крайней мере, на какое-то время. В качестве одного из условий мира, который с ее помощью был заключен между Федерацией и Свободнорожденными, Грайанна добилась единственной уступки: Запретить любое использование диапсоновых кристаллов при создании оружия. Диапсоновые кристаллы должны использоваться для питания энергией воздушных кораблей и только. Последний огнемет был уничтожен. Человек, который его изобрел, исчез и, как полагали, был мертв, а его планы по созданию другого оружия сгорели при пожаре вместе с моделями и чертежами. Она убедилась, что так оно и было, и заверила себя, что данный вопрос исчерпан.

Ценой за заключение мирного договора и поддержку всех заинтересованных сторон в соблюдении оговоренного будущего использования диапсоновых кристаллов стало ее обещание уступить свое место главы ордена друидов. Те, кто на этом настаивали, не знали, что она уже приняла решение уйти. Ей нисколько не навредит, если они поверят, что сумели в этом ее убедить. Они боялись ее так же, как и любого оружия, поэтому эту сделку заключили довольно легко.

Она не могла знать, как долго эта сделка будет соблюдаться, но на данный момент, по крайней мере, казалось, что в правительственных кругах всех рас преобладал свежий взгляд, и поэтому был шанс, что возобладает здравый смысл. Ее преемники сделают все, что в их силах, чтобы так и было. Тагвен будет служить в качестве их советника. Кермадек, который вновь образовал Стражу друидов из своих собственных людей, проследит, чтобы они были защищены. Это было гораздо больше того, на что любой мог надеяться. Это было самое лучшее, что она смогла сделать.

— Тетя Грайанна?

Возле нее стоял Пендеррин. Она улыбнулась ему, а все ее размышления тут же испарились.

— Прекрасный денек, Пен. Наверное, это хорошее предзнаменование.

Он сдержанно улыбнулся:

— Ты действительно считаешь, что сможешь помочь? — спросил он. — Думаешь, есть шанс, что ты сможешь вернуть ее обратно?

— Думаю, это вполне возможно. А ты?

Он прикусил губу:

— Я считаю, если кто-то и может это сделать, то это ты.

— Это слишком большая похвала из уст мальчика, который нашел способ попасть в Запрет и вернуться обратно. — Она немного помолчала. — Может быть, когда мы окажемся там, ты обнаружишь, что тебе вообще я не нужна, что ты сможешь все сделать сам.

Она увидела, как на его лице появилось выражение неуверенности.

— Нет, — сказал он. — Я видел, что там внизу, как она опутана корнями вместе с другими. Не думаю, что у меня достаточно сил, чтобы освободить ее.

Они направлялись в Страйдгейт на остров тейнквила, где попытаются вернуть Синнаминсон. Она считала, что, наверное, приняла решение сделать это еще до возвращения из Запрета, ведь она знала, как сильно обязана этому мальчику. Из того, что он ей рассказал, она поняла, как много эта девочка значила для него и как трудно ему было отказаться от попыток освободить ее, вместо этого отправившись на поиски Грайанны. Такая жертва заслуживает гораздо большего, чем простое спасибо. Она подождала, пока не наведется порядок в ордене и не будет подписан договор между Федерацией и Свободнорожденными, прежде чем приступить к действию. Также она подождала, пока его родители не вернутся домой. И не из-за того, что она не думала, что они поддержат усилия своего сына освободить Синнаминсон, а, на самом деле, потому что они захотели бы ему помочь. Но она решила, что должна сделать это сама вместе с Пеном, но причины этого сохранила при себе. Она взяла с собой только Кермадека и его троллей.

Она положила руку Пену на плечо:

— Ты намного сильнее, чем думаешь, — произнесла она. — Я хочу, чтобы ты помнил это. Не делай ошибку, недооценивая то, что ты можешь сделать.

Он пожал плечами:

— Но я, действительно, не так силен. — Он немного помедлил. — Думаю, что ты сделаешь это гораздо лучше. Я никогда этого не забуду, даже если нам не удастся ее вернуть.

Она чуть не обняла его, но не смогла заставить себя это сделать. Она слишком долго отстранялась от остальных, и хотя могла ощущать к ним привязанность, но чувствовала себя неуютно, демонстрируя ее. Она по-прежнему смотрела на себя, как на изгоя, на ту, у кого нет принадлежащего именно ей места и которая никогда не будет ни с кем близка. Более того, она считала себя опасной, особенно после тех событий в Запрете. Мощь магии песни желаний, когда она превратилась в фурию и когда уничтожила граумфа, потрясла ее. Впервые с тех пор, когда она была еще ребенком, она не была уверена в этой магии. Что-то в магии изменилось — и, может быть, все еще изменялось, — и она не знала, насколько сможет ее контролировать.

Она взглянула на горизонт:

— Сила приходит через веру и решимость, Пен. Суть заключается в том, чтобы понять, как ее применить.

— Ты делала это лучше меня, — тихо сказал он.

Она посмотрела на него и улыбнулась.

Как бы мне хотелось, чтобы так оно и было.

Около полудня по пути на юг прибыли могильщики, и старик пригласил их отобедать с ним. Он принес эль, сыр и хлеб и присел вместе с темя мужчинами за круглый деревянный стол, который занимал угол крыльца, с которого открывался вид на поля пшеницы, которые он обрабатывал, как это делала вся его семья на протяжении пяти поколений.

— Как там? — спросил он после того, как они пообедали, и мужчины закурили.

Коренастый покачал головой:

— Плохо. Много тел. Мы сделали все, что смогли, вместе с остальными. Но еще в течение многих лет будут находить кости, который мы просмотрели.

— Ну, по крайней мере, все закончилось, — произнес старик.

Долговязый с упреком покачал головой:

— Это надо было сделать еще годы назад. Ничего ведь не добились, не так ли? Шли годы и годы, но ничего не менялось. Кроме того, что погибло много хороших мужчин.

— И женщин, — добавил коренастый.

Долговязый хмыкнул:

— Договор со Свободнорожденными дает нам точно то, что мы имели до того, как началась эта война. Единственная хорошая вещь, которая появилась из всего этого, состоит в том, что у нас новый Премьер-Министр. Может быть, он будет не таким глупым, как Сен Дансидан. — Он посмотрел на старика. — Ты слышал, что с ним случилось?

Старик покачал головой.

— Я слышал это от одного из солдат с «Золомаха». Он был там и все видел. Они летели с Дансиданом в Арборлон, может, чтобы заключить мир, а может, и нет. В этом нет согласия. У них на борту было оружие, то, которое уничтожило эльфийского Короля и весь его флот. Но каким-то образом этот корабль перехватили друиды. У одного из них был посох с отметинами, которые горели, как огонь. Солдат, который мне об этом рассказал, говорил, что Сен Дансидан не мог оторвать от него глаз. Друиды предложили этот посох ему, но когда он его взял, то превратился в какого-то монстра. Вылез из своей кожи, как змея, а потом исчез. С тех пор его никто не видел.

— Это все сделала магия друидов, — негромко заметил коренастый. — А также и потом, если спросите меня. «Золомах» вернулся в Аришейг, и, может, через день на нем возник пожар и он сгорел дотла. Полностью был уничтожен. Вместе с оружием, которое на нем находилось.

— Пожар случился и в том месте, где они создавали это оружие и где находились чертежи, — сказал долговязый. — Не осталось ничего, кроме пепла и дыма. Ты прав насчет этих друидов. Они связаны с этим. Это случилось сразу после появления той ведьмы. Они думали, что она исчезла, но она никогда не пропадет, только не она. Как они называли ее до того, как она стала Ард Рис? Ведьма Ильзе. Она возвращается и происходит все это? Я думаю, это не случайно.

— Не важно, что ты думаешь, — произнес третий мужчина. — Главное, что война закончена, и мы можем жить дальше. Хватит с нам этого безумия. Там, на Преккендорране, я потерял своего брата и двух кузенов. Каждый кого-то потерял. Ради чего? Скажи мне. Ради чего?

— Ради Сна Дансидана и ему подобных, — заявил коренастый. — Ради политиков и их дурацких схем. — Он сделал большой глоток эля. — Добрый эль, — сказал он старику, улыбаясь. — Настолько хорош, что я забываю запах всех тех мертвых людей. Могу я попросить еще один стаканчик?

Когда они ушли, старик вернулся в дом, откинул ковер, укрывавший люк в подвал, и выпустил оттуда двоих эльфов. Они прятались там в течение нескольких недель, поначалу из-за своих ран способные только есть и спать, а потом слишком слабые, чтобы отправиться в путь. Он лечил их, как только мог, используя навыки и средства, о которых узнал от своей матери, когда она была еще жива и работала на полях вместе с ним. Мужчина пострадал сильнее из них двоих, в него несколько раз попали стрелами, а также нанесли с десяток ран клинками. Но и женщина была не намного лучше. Он помог им, потому что они были ранены, да к тому же уж таков он был. Война на Преккендорране не была его войной и не его заботой. Его также мало волновала и сама Федерация.

— Они ушли, — сказал он, когда эти двое поднялись из подвала.

Пид Зандерлинг огляделся, а потом взял за руку Трун. День был облачным, но тихим и теплым, и вернуться на свет было здорово. Старик выпускал их, когда это было безопасно, но до сих пор такое случалось не часто. До заключения договора они все понимали, что случится, если их найдут.

— Вы слышали, что они рассказали? — спросил их старик.

Пид кивнул. Он вспомнил тех, кто отправился вместе с ним в лагерь Федерации. Он подумал, что их усилия, в конце концов, оказались не напрасными. Ход войны мог измениться после уничтожения «Дечтеры» и его смертоносного оружия. Двадцать четыре часа спустя Ваден Вик взломал блокаду, перешел в контрнаступление и сбросил армию Федерацию с высот. В итоге Свободнорожденные праздновали победу.

Теперь, казалось, также исчезла любая опасность появления оружия, подобного тому, что было установлено на «Дечтере». Раз вмешались друиды, то шансы на то, что все остатки такого оружия будут найдены и уничтожены, были весьма высоки.

— Присядьте, а я принесу вам эля, — предложил старик.

Он спас им жизни. Он заботился о них и защищал, пока они поправлялись от своих ран. Он ни о чем их не спрашивал и ничего не просил. Он оказался к ним добр в то время и в том месте, когда остальные желали их смерти и старались, чтобы это желание стало реальностью. Они были эльфами и вражескими солдатами. Но старика это, казалось, совершенно не беспокоило.

Они сели на стулья за столом, пока старик принес стаканы и поставил их перед ними. Когда он ушел, чтобы покормить скотину в сарае, Пид взглянул на Трун:

— Думаю, что наконец-то все закончилось.

Она кивнула. Они являлись зеркальным отражением друг друга, с порезанными и побитыми лицами, перевязанными конечностями, а любое движение тела доставляло сильную боль. Но они были живы, чего нельзя было сказать о тех, кто был с ними в ту самую ночь. Они бы тоже погибли, если бы не этот старик. Он сжигал солому на поле, которое почти убрал, этот огонь ярко горел даже после наступления темноты, и они ориентировались на него, как на маяк. Старик видел, как упал флит, нашел их среди обломков и забрал к себе. Он бросил все, что осталось от флита, в костер, а потом соврал солдатам Федерации, которые явились на следующее утро, разыскивая уцелевших. Никто из них не знал, почему он так сделал. Может, просто так. А может, потому что, как и тем могильщикам, с него было довольно этой войны.

— Теперь мы можем отправиться домой, — сказал он ей.

Она горько улыбнулась в ответ:

— В Арборлон? Где Арлинг Королева?

Она напомнила, что ему было запрещено возвращаться в Арборлон, что Арлинг уволила его со службы.

Они молча посмотрели друг на друга.

— Тогда не пойдем домой, — произнесла наконец она, не сводя с него глаз. — Давай, отправимся куда-нибудь еще. Они считают нас погибшими. Пусть так и думают. Тебя кто-нибудь ждет?

На секунду он вспомнил Драма и покачал головой:

— Нет.

— И меня тоже. — Она сделала быстрый вдох и резко выдохнула. — Так начнем сначала. Давай построим новый дом.

Он изучал ее лицо, оценив раскрывшуюся перед ним ее простоту и бесхитростность. Что касается Трун, то никогда не возникало сомнений в том, что она чувствовала. Естественно, ту не было никаких сомнений. Она любила его. Об этом она сказала ему в ту ночь на флите. С тех пор она сказала ему это много раз. Это откровение удивило его, но также и порадовало. В конце концов, пока они поправлялись от своих ран, он понял, что тоже любит ее.

Она потянулась и взяла его за руку:

— Я хочу всю оставшуюся жизнь провести с тобой. Но не хочу делать это в месте, которое будет напоминать о прошлом. Я хочу сделать это там, где мы сможем начать все сначала, а прошлое оставить позади. Ты достаточно любишь меня, чтобы сделать это?

Он улыбнулся:

— Ты знаешь, что да.

Они улыбнулись друг другу через стол, разделяя чувства, которые нельзя выразить словами, потому что слова будут только помехой.

Они приземлились на «Бремене» в садах, которые находились перед мостом на остров тейнквила, закрепив корабль якорями, намереваясь остальную часть пути пройти пешком. Под полуденным солнцем и голубым небом руины Страйдгейта стояли пустыми и безмолвными. Они прилетели в Инкрим этим утром, встречая рассвет, который обещал, что все надежды сбудутся; она и мальчик стояли на носу корабля и смотрели на раскинувшийся внизу мир. Они ничего не говорили, погруженные каждый в свои мысли. Она думала, что догадывается о его мыслях, а он, в свою очередь, вряд ли мог знать о том, о чем думает она.

В этот раз урдов нигде не было видно, однако Кермадек и его тролли внимательно осматривали окрестности даже после того, как встали на якорь и спустились на землю. Было известно, что урды не входят в эти руины. Они не вступают ни в одно место, которое считают священным. Кермадек все равно решил не рисковать и разослал во все стороны разведчиков, чтобы убедиться в этом.

Грайанна обратилась к нему:

— Жди нас здесь, старый медведь, — произнесла она с улыбкой. — Это не займет много времени.

Он покачал своей головой с бесстрастным лицом:

— Я буду ждать тебя, Госпожа, столько, сколько потребуется. Ты прошла уже через слишком многое. Если там придется сражаться…

— Не будет никого сражения, — быстро сказала она, положив свою руку на его запястье, защищенное доспехами. Она посмотрела туда, где перед мостом стоял Пендеррин, глядя на остров. — Это будет встреча совсем другого рода.

Она взяла его за руку:

— Ты был самым лучшим из всех, — сказала она ему. — Никто не был так верен мне и никто не дал мне так много, когда это было нужно. Я этого никогда не забуду.

Он отвернулся:

— Тебе нужно идти, чтобы успеть вернуться еще до темноты. — В его глазах отражалось смирение. Он знал. — Иди, Госпожа.

Она кивнула и направилась к мальчику. Он взглянул на нее, когда она оказалась рядом, но ничего не сказал.

— Ты готов? — спросила она.

Он покачал головой:

— Не знаю. А вдруг тейнквил нас не пропустит?

— Почему бы нам это не выяснить?

Вместе с мальчиком она вступила на мост и призвала магию песни желаний, тихо напевая и создавая сообщение, которое она хотела передать. Примерно на четверти пути она остановилась, посчитав, что этого вполне достаточно, и в этой дневной тишине отправила магию вниз, на дно оврага. Она вложила в нее все, что посчитала необходимым, вооружившись терпением, если потребуется именно оно.

Но не потребовалось. Ответ пришел почти сразу же в виде дрожания крепких корней внутри земли, шелеста листьев и травы, шепота ветра. В виде голосов, нежных и певучих, которые только она могла услышать. Она поняла, что они означали.

— Пойдем, Пен, — сказала она.

Они без проблем пересекли мост, оказавшись на другой стороне, и направились по тропе, которая привела мальчика к оврагу несколько недель назад, когда он искал Синнаминсон. Лес на острове был сумрачным и молчаливым, воздух прохладным, рассеянный свет, проникавший сквозь кроны, расцвечивал землю темными и светлыми полосами. Она наблюдала, как Пен бросал взгляды то направо, то налево, как будто кого-то разыскивая. Он искал эриад, но она уже знала, что они не появятся. Сейчас к ним не придет ничего. Все находилось в ожидании.

Они дошли до конца тропы и остановились. Дорожка уходила вниз по крутому спуску, постепенно теряясь в смеси тумана и мрака. В глубине оврага было так темно, что они не могли разглядеть дна. Она оказалась в таком месте, в какое входила множество раз. Это место было отражением ее души.

Она повернулась к нему:

— Ты должен подождать меня здесь, Пен. Я справлюсь с этим лучше, если буду одна. Я знаю, что нужно сделать. Я приведу к тебе Синнаминсон.

Он внимательно посмотрел на нее взглядом, полным надежды:

— Я знаю, что ты постараешься, тетя Грайанна.

Она протянула руки и обняла мальчика. Она редко так поступала и почувствовала себя неловко, но мальчик быстро обнял ее в ответ, и ей стало гораздо лучше.

— Будь осторожна, — прошептал он.

Она отпустила его и стала медленно спускаться по дорожке в темноту.

— Благодарю тебя, — произнес он ей вслед. — За то, что ты это делаешь.

Она, не оглядываясь, помахала ему в ответ.

День близился к вечеру, и свет начал постепенно угасать. Пен стоял, пока не почувствовал усталость, затем присел, прислонившись спиной к древнему стволу, и неотрывно смотрел в овраг, как часовой на посту. Он прислушивался к звукам, хотя и не очень внимательно, но ниоткуда не раздавалось никаких звуков. Тишина окутала овраг, лес и, как ему казалось, весь мир. Он смотрел на узоры, образованные светом и тенью, как они калейдоскопическими картинками медленно перемещались по земле. Он вдыхал ароматы, которыми наполняли воздух сам лес и те существа, которые в нем обитали. Он потер притупленные кончики своих травмированных пальцев и вспомнил, как это случилось. Он вспомнил, что он чувствовал, когда соединился с тейнквилом во время вырезания рун. Он вспомнил ночь в лесу на этом острове и свою ужасающую встречу с Афазией Ваем.

Но, главным образом, он вспоминал Синнаминсон. Он мог представить ее лицо и то, как она улыбалась. Он вспоминал, как она двигалась. Он мог услышать ее голос. Она была там, у него в голове, живая и здоровая, и от ее потери ему захотелось кричать.

Но вместо этого, он улыбнулся. Он знал, что она вернется к нему. Он верил в свою тетю Грайанну. Он верил в ее магию и ее опыт, верил ее словам, что она найдет способ это сделать. Он любил Синнаминсон, хотя прежде никогда не влюблялся в девочек, и ему не с чем было сравнивать то, что он чувствовал к ней. Но он считал, что любовь является состоянием души, причем у каждого человека оно свое, и поэтому не существует стандартов, по которым можно было бы измерить ее силу. Он знал, какие чувства испытывал к Синнаминсон, и если разница между тем, что он чувствовал, когда она была с ним, и тем, когда ее нет, представляла собой точное мерило, тогда он не мог представить, как любовь может быть еще сильнее.

Время проходило, и в конце концов, когда так никто и не появился, а темнота начала сгущаться, он задал себе вопрос, что он будет делать, если его тетя не справится и Синнаминсон не вернется к нему.

Потом он задремал, не в силах заставить глаза открыться, разморенный теплотой и яркостью заходящего солнца, свет которого лучами проникал сквозь прорехи в кронах деревьев. Он не впал в глубокий сон, а завис на самом краю бодрствования, обхватив руками колени и склонив голову на грудь.

Глаза закрылись, он задремал.

Потом что-то заставило его проснуться — какой-то шепот, незаметное движение, ощущение чьего-то присутствия, — и подняв глаза, он обнаружил, что перед ним стоит Синнаминсон. Она скорее напоминала духа, чем человека из плоти и крови, бледная, худая и растрепанная, в своих рваных одеждах. Он медленно поднялся на ноги и стоял, глядя на нее, боясь, что это все ему причудилось.

— Это я, Пен, — сказала она с глазами, полными слез.

Он не бросился к ней, не обнял и не прижал к себе, хотя ему очень хотелось это сделать, чтобы убедиться, что это именно она. Наоборот, он медленно подошел к ней, как будто время не имело никакого значения. Он взял ее руки и держал их, глядя на ее лицо, на россыпь веснушек и молочные глаза. От ее тело исходил затхлый запах земли и сырости, а тонкое корешки все еще цеплялись к ее предплечьям.

Он протянул руку и коснулся ее лица.

— Со мной все в порядке, — сказала она и дотронулась до его лица. — Я скучала по тебе. Несмотря на то, что я была одной и них и считала, что невозможно быть счастливее, я вспоминала тебя и скучала по тебе. Не думаю, что это когда-нибудь прекратится.

Она обвила его своими руками и держала так, будто боялась, что ее снова заберут от него, и он почувствовал, как она плачет у него на плече. Он начал было говорить, затем передумал и просто обнял ее, закрыв глаза и растаяв от теплоты ее тела.

— Кто это пришел туда за мной? — наконец спросила она его приглушенным голосом. Она приподняла свою голову, чтобы ее рот оказался у него перед ухом. — Я этого не понимаю, — прошептала она. — Зачем она это сделала? Зачем она предложила занять мое место?

Пену показалось, что у него остановилось сердце.

В воздухе над ними, невидимые и неслышимые, жужжали, пели и танцевали при легком ветерке эриады. Позабыв о времени, они играли в нежном свете заката, красно-золотой цвет которого переходил в насыщенный индиго вечернего неба. Они были духами, свободные от ограничений человеческого тела и пределов человеческого существования. Они были сестрами и подругами, и целый мир представлялся им одной игровой площадкой.

Одна на мгновение отбилась от них, самая новенькая, глядя вниз на юную парочку, которые стояли на краю оврага и тихо разговаривали, склонив друг к другу головы. Девочка рассказывала мальчику о ней, а тот пытался это понять. Она знала, как это будет трудно, что он, скорее всего, никогда не смирится с тем, что она сделала ради этой девочки. Однако, она поступила так и ради себя — чтобы дать себе новую жизнь, пойти по совершенно другому пути, чтобы переродиться. Она знала, что поступит именно так с того самого момента, как мальчик поведал ей о преображении девочки и о той радости, что она испытала. И ей захотелось того же для себя. К тому же мотивом рискнуть стало то, что этим мальчику с девочкой лучше провести жизнь вместе, чем порознь. Перед предложением вместо этой девочки себя, женщины не такой уж молодой, но очень талантливой и умелой в обращении с магией, существо Матери тейнквила не смогло устоять.

Сделка оказалась простой, обмен произошел в мгновение ока, и равновесие было установлено.

"Пойдем, сестра," — звали ее остальные.

Она задержалась еще на мгновение, думая о том, что она сделала, и не обнаружив у себя никаких сожалений. В ее прежней жизни не было ничего настолько важного для нее, что могло бы сравниться всего лишь с первыми мгновениями этой новой жизни. Слишком много лет борьбы и страданий, разрывающих сердце потерь и изнурительных обязательств, неудач, крушений и смерти отмечало дорогу ее жизни. Она бы никогда не убежала от этого, будучи в человеческой форме. Она это знала и принимала как есть. Однако, став созданием воздуха, она оставила все это позади, как часть чьей-то другой жизни.

Она смотрела, как мальчик и девочка повернули назад и направились обратно через лес к каменному мосту. Может быть им удастся найти в их жизни то, чего ей не удалось в своей жизни. Она уже обрела кое-то ценное в своем новом обличье, что-то, чего она не помнила с шестилетнего возраста, когда жила в доме своих родителей вместе с младшим братом.

Она обрела свободу.

(2005)