Следующее содержится в четвертой книге «Стратегем» Полиэна:
1. Аргей
2. Филипп
3. Александр
4. Антипатр
5. Парменион
6. Антигон
7. Деметрий
8. Эвмен
9. Селевк
10. Пердикка
11. Кассандр
12. Лисимах
13. Кратер
14. Полисперхонт
15. Антиох сын Селевка
16. Антиох сын Антиоха
17. Антиох Гиеракс
18. Филипп сын Деметрия
19. Птолемей
20. Аттал
21. Персей
Вам, священнейшие цари Антонин и Вер, преподношу и следующую четвертую книгу «Стратегем», написанную мной в числе остальных книг с тем большим удовольствием, что в ней вы узнаете о славных деяниях наших предков[767], которые царствовали в Македонии.
Аргей был царем македонян, а Галавр — тавлантиев[769]; тавлантии выступили в поход против македонян. Из-за малочисленности своего войска Аргей приказал македонским девушкам в момент приближения неприятельской фаланги появиться на горе Эребеи[770]. Когда враги приблизились, на горе появилось большое количество девушек, которые стали спускаться, потрясая тирсами[771] вместо копий и имея на головах венки. Галавр, вследствие дальнего расстояния приняв девушек за мужчин, испугался и подал сигнал к отступлению. Побросав оружие и оставив обоз, тавлантии обратились в бегство. Аргей, победивший таким образом без боя, построил святилище Дионису-Мужеобманывающему, а девушек, которых македоняне с давних пор называли клодонами, повелел называть за подражание мужчинам мималлонами[772].
1. Филипп отстранил от командования тарентинца Докима за то, что он в лагере пользовался теплыми ваннами, сказав ему: «Ты, как мне кажется, совсем не знаешь обычаев македонян, у которых даже и роженица не омывается теплой водой».
2. Филипп, когда сражался при Херонее с афинянами, подавшись назад, отступил. Стратокл, стратег афинян, воскликнув: «Мы должны до тех пор не отставать от врагов, пока не загоним их в Македонию!» — продолжил следовать за македонянами. «Афиняне не умеют побеждать», — сказал Филипп и стал отходить лицом к неприятелю, сомкнув фалангу и защитившись оружием от натиска афинян. Немного спустя, заняв возвышенности, он ободрил свое войско, сделал поворот и, решительно устремившись на афинян, блестяще с ними сразился и победил[774].
3. Филипп отправился в поход против фиванцев[775]. Македонские командиры Аэроп и Дамасипп, наняв на постоялом дворе женщину, занимавшуюся игрой на псалтерии[776], привели ее в лагерь. Однако они не скрылись от Филиппа, который, проведав об их поступке, обоих командиров изгнал из пределов своего царства.
4. Филипп отправил послов во враждебный ему фракийский город[777]. Фракийцы, собрали народное собрание[778] и предложили послам выступить. И пока все жители внимательно слушали их слова, Филипп неожиданно подошел к городу и овладел им.
5. Филипп обратился с предложением к воевавшим с ним иллирийцам о перемирии, чтобы убрать тела павших в битве. Иллирийцы согласились. Когда же убирали последних погибших, Филипп вдруг подал сигнал к бою и напал на врагов, застигнув их таким образом врасплох[779].
6. Филипп в палестре боролся с панкратиастом[780] Менегетом; окружавшие же их воины стали громко требовать платы. Филипп, не имевший денег, подошел к ним весь в поту и в пыли и, улыбнувшись, сказал: «То, о чем вы говорите, соратники, справедливо, но для того-то я сейчас и готовлю себя к борьбе с варваром[781], чтобы щедро отблагодарить вас». Сказав так, он, хлопая в ладоши, пробежал через толпу воинов и бросился в бассейн; македоняне рассмеялись. Филипп же до тех пор не переставал в присутствии панкратиаста нырять и брызгать себе в лицо водой, пока утомленные воины не разошлись. Эту стратегему часто вспоминал во время пирушек сам Филипп, рассказывая, как он остроумно отклонил требование воинов.
7. Филипп при Херонее, зная, что афиняне порывисты и не приучены к военным упражнениям, а македоняне опытны и натренированы, немало затянув сражение, вскоре утомил афинян и тем самым легко одержал над ними победу[782].
8. Филипп отправился в поход на Амфиссу. Афиняне и фиванцы заняли ведущий к Амфиссе узкий горный проход, и он стал для македонян непреодолим. Однако Филипп обманул врагов, послав Антипатру[783] в Македонию письмо, содержавшее ложные сведения, в котором сообщал, что он будто бы отложил поход на Амфиссу и торопится во Фракию, так как узнал, что там — восстание. Везущий это письмо гонец проследовал через занятый неприятелем горный проход и был схвачен. Стратеги Харес и Проксен прочитали письмо и, поверив написанному в нем, удалили охрану горного прохода. Филипп же, заняв оставленную неприятелем местность, безопасно прошел через этот горный проход, победил повернувших обратно стратегов и овладел Амфиссой[784].
9. Филипп не меньшего достигал словами, чем сражениями. И, клянусь Зевсом, он более ценил то, чего добивался речами, нежели оружием, ибо в последнем случае он делил успех с воинами, а в первом случае успех принадлежал только ему[785].
10. Филипп приучал македонян перед сопряженными с опасностью военными предприятиями часто в полном вооружении проходить триста стадий, неся на себе одновременно шлемы, пельты, поножи, сариссы, а также сверх того провиант и всю утварь, которой они пользовались в своем повседневном обиходе[786].
11. Филипп, прибыв в Ларису[787], чтобы схватить некоторых из Алевадов[788] вне дома, притворился больным, рассчитывая арестовать их, когда они придут, дабы посетить больного. Боиск известил Алевадов о предстоящем нападении, и поэтому подобная хитрость не удалась[789].
12. Филипп обратился к сарнусийцам с просьбой позволить ему выступить в их народном собрании. Получив согласие, он приказал своим воинам явиться туда со спрятанными под мышкой ремнями. Как только Филипп поднял правую руку, якобы намереваясь произнести речь, — это был сигнал для его воинов, чтобы связать всех присутствующих. Так были связаны более десяти тысяч сарнусийцев, уведенных затем в Македонию[790].
13. Филипп, преследуемый фракийцами, приказал воинам, которые находились в арьергарде, когда трубач подаст сигнал к поспешному отступлению, защищаясь, оставаться на месте, а остальным поспешно отступать, чтобы, задержав тем самым преследующих их врагов, позволить собственным воинам оторваться от неприятеля.
14. Филипп, так как беотийцы охраняли пути, ведущие в Беотию[791], — а горное ущелье, по которому туда можно было проникнуть, было узким, — не устремился к нему, но, пребывая в поле зрения беотийцев, стал предавать огню местность и опустошать находившиеся поблизости города. Беотийцы же, бывшие не в состоянии равнодушно смотреть на опустошаемые города, отступили от горного ущелья. Так Филипп, повернув назад, прошел через него[792].
15. Филипп, приставив лестницы к крепостным стенам мефонян[793], велел подняться по ним многим участвовавшим в осаде города македонянам. Когда же они поднялись, он убрал лестницы, чтобы, не имея надежды на отступление, эти воины с большим рвением овладевали стенами[794].
16. Филипп вторгся в страну орбелийцев; она же изрезана ущельями и густо покрыта лесами. После же того как варвары стали прятаться в рощах и кустарниках, он выпустил в большом количестве охотничьих собак, которые, отыскав врагов, большинство из них переловили[795].
17. Филипп, у которого афиняне требовали назад Амфиполь[796], в то же самое время воюя и с иллирийцами, не отдал город, но оставил его свободным. Афиняне, однако, оказались довольны подобным результатом. Филипп же, после победы над иллирийцами приобретя большую силу, отнесся с пренебрежением к афинянам и вновь захватил Амфиполь[797].
18. Филипп осаждал фессалийский город Фаркедон; фаркедонийцы согласились сдать город. Но, как только наемники Филиппа вошли в него, они столкнулись там с засадой; ибо многие граждане с крыш домов и башен стали бросать в них камни и дротики. В ответ на эту засаду Филипп быстро использовал такую стратегему. Зная, что сзади город пуст, так как граждане собрались для засады в передней его части, он приказал македонянам подойти к городу с той стороны и приставить лестницы к крепостным стенам. Когда же македоняне взошли на них, фаркедонийцы, прекратив бой с наемниками, поспешили отразить воинов, захвативших стены. Но те, прежде чем фаркедонийцы успели вступить в сражение, уже овладели городом[798].
19. Филипп, желая приобрести Фессалию, сам открыто не воевал с фессалийцами, но, пока пеллинейцы воевали с фарсальцами и ферейцы — с лариссянами[799], а остальные разделились по враждующим сторонам, всегда приходил на помощь тем, кто его звал. Одерживая верх, он не изгонял побежденных, не отнимал оружия, не разрушал укреплений, но еще более усиливал распри или развязывал их, поддерживал слабых, более сильных ниспровергал, был другом представителям народа, демагогам оказывал услуги. Именно этими стратегемами, а не оружием Филипп завладел Фессалией[800].
20. Филипп во время продолжительной осады хорошо укрепленного места Кары, будучи не в состоянии его взять и желая безопасно уйти и сохранить осадные машины, выбрал темную ночь и приказал инженерам разбирать машины так, чтобы стук, который случится от этого, походил на тот, что бывает при их сооружении. Те же, кто находился в Карах, услышав этот стук, стали еще прочнее запирать изнутри ворота и приготовлять машины, противодействующие осадным. Филипп же, пока они были заняты этими делами, ночью со своими машинами исчез[801].
21. Филипп осаждал византийцев[802], имевших значительные силы союзников. Стремясь к тому, чтобы эти последние оставили союзное войско, он прибег к хитрости, отправив к ним перебежчиков с известием, что города их осаждены Филиппом, пославшим туда другие отряды и что эти города близки к захвату. Перебежчики об этом известили. Филипп же явным образом стал отсылать части своего войска в разные стороны, однако для создания видимости, а не на самом деле. Союзники, видя и слыша это, оставили византийцев и начали расходиться по своим отечествам[803].
22. Филипп после совершенного им набега на земли абдеритов и маронитов[804] возвращался со многими кораблями[805] и с пешим войском. Харес[806] поджидал его, находясь у Неаполя[807] с двадцатью триерами. Узнав об этом, Филипп выбрал из своих кораблей четыре самых быстроходных, посадил на них гребцов, наиболее отличавшихся по силе, искусству и мужеству, и отдал им приказание раньше всего флота выйти в море и плыть мимо Неаполя, не уклоняясь далеко от побережья. Как только Харес заметил, что эти суда плывут мимо него, он, намереваясь их захватить, тотчас двинулся им навстречу с двадцатью триерами. Но четыре легких корабля, снабженных отличными гребцами, быстро устремились в открытое море. Когда же флотилия Хареса была занята их преследованием, другие корабли Филиппа, оставшись незамеченными, безопасно проплыли мимо Неаполя; что же касается Хареса, то он так и не захватил эти четыре корабля[808].
1. Александр замышлял склонить всех людей к расположению и даже решил всех вместо смертных, мужчин, мужей, человеков, говорящих и людей называть Александрами.
2. Александр, воюя, приказывал стратегам брить македонянам бороды, чтобы врагам нельзя было за них ухватиться[810].
3. Александр во время осады Тира[811], желая окружить стены тирийцев высоким валом, сам первым взял корзину и, наполнив ее землей, отнес в необходимое место. Когда македоняне увидели, что сам царь принялся за работу, тотчас сбросив хламиды, быстро построили вал[812].
4. Александр, осадив Тир, отправился на арабов[813]. Тирийцы, ободрившиеся его отсутствием, вышли за стены города и, напав на македонян, во многих местах стали побеждать. Тогда Парменион[814] призвал Александра обратно. Тот скоро вернулся и, найдя, что некоторые из македонских отрядов отступают, не поспешил к ним на помощь, но, устремившись к Тиру, в котором в это время не осталось воинов, штурмом овладел городом. Тирийцы, увидев, что город во власти неприятеля, тотчас сложили оружие и сдались[815].
5. Александр перед сражением с Дарием[816] приказал македонянам: «Как только вы окажетесь вблизи персов, опустившись на колени, растирайте руками землю; когда же будет подан сигнал трубой, поднявшись, отважно и стремительно нападите на неприятеля». Именно так македоняне и поступили. Персы, увидев стоящих на коленях воинов Александра, умерили свой порыв к бою и стали слабее духом. Дарий же начал славить себя и радоваться, что одержал победу, не сражаясь. Между тем по сигналу трубы македоняне поднялись с колен, стремительно бросились на врагов и, сокрушив их боевой строй, обратили в бегство[817].
6. Александр при Арбелах[818] вел последнее сражение с Дарием[819]. Многочисленный персидский отряд, обойдя македонян, принялся грабить их обоз. Парменион[820] стал советовать Александру поспешить на помощь воинам, охранявшим этот обоз. Александр же ответил: «Не следует разделять фалангу из-за действия отряда персов, но нужно сражаться с основной массой врагов; ведь, будучи побежденными, в обозе мы уже не будем иметь необходимости, победив же, и своим имуществом и неприятеля будем обладать»[821].
7. Александр покорил Азию. Македоняне стали невыносимыми и тягостными для него, поскольку они утверждали, что все, достигнутое им, является их заслугой. Он же приказал македонянам встать в полном вооружении отдельно, а против них велел выстроиться персам. Отделив таким образом одних от других, он сказал: «Македоняне, выберите себе в предводители того из командиров, кого желаете, я же буду предводительствовать персами. Если вы одержите победу, я сделаю все, что потребуете, но, если победят вас, сознавшись, что сами по себе вы ничего не можете, должны будете впредь вести себя скромно». Эта стратегема сильно подействовала на македонян, и в дальнейшем по отношению к Александру они стали более умеренными[822].
8. Александр в первом сражении с персами, видя, что македоняне уже отступают, поскакал верхом мимо рядов воинов, громко восклицая: «Еще один шаг вперед, мужи македонские! Еще один раз ударим храбро!» И вот, когда натиск стал сильным, варвары обратились в бегство. По такой причине, говорят, тогда и была одержана победа[823].
9. Александр, будучи в Индии, намеревался переправиться через Гидасп[824]. Так как индийский царь Пор[825] выстроил войско в боевом порядке на другом берегу реки, переправиться македонянам было невозможно. Видя это, Александр двинул воинов вверх по реке, но и Пор сделал то же самое; тогда Александр повел войско обратно вниз по реке, и снова Пор поступил таким же образом. Подобные движения обоих войск повторялись часто и в течение многих дней, так что индийцы стали насмехаться над трусостью врагов и перестали совершать перемещения вдоль реки, полагая, что, если македоняне за столько раз не отважились перейти Гидасп, они уже никогда на это не решатся. Тогда, по приказу Александра, его воины, весьма быстро пробежав вверх по берегу реки и погрузившись на суда, плоты и меха, набитые соломой, совершили переправу, обманув индийцев, не ожидавших от македонян такого поступка[826].
10. Александр направлялся в Индию. Поскольку македонские воины везли за собой на повозках добычу, захваченную в Персии, а также другие огромные богатства и, столь многими сокровищами уже обладая, не видели необходимости в войне с индийцами, Александр повелел сжечь вначале царские, а затем и остальные повозки. Македоняне, освободившись от бремени своих многочисленных сокровищ и вынужденные опять искать добычи, двинулись после этого на войну с большим усердием[827]
11. Александр, когда фракийцы приготовились пустить сверху на македонян большое число тяжелых повозок, приказал своим воинам, насколько будет возможно, уклоняться от них, если же последние будут настигать их, опускаясь на землю, покрывать себя щитами, чтобы несущиеся повозки проскакивали по щитам дальше. Подобная уловка, осуществленная в данном предприятии, показала фракийцам, что они напрасно приготовили свои повозки[828].
12. Александр, когда достиг Фив, скрыл от фиванцев значительную часть войска, командование над которой поручил Антипатру[829], а сам другую часть, оставленную им в поле зрения неприятеля, повел на выгодные позиции. Фиванцы вышли из города и стали мужественно сражаться с находившимися перед ними отрядами. Во время этого сражения Антипатр, выступив со скрытым войском, совершил обход и в том месте, где была полуразрушенная и незащищенная стена, проник в город, после захвата которого подал знак. Заметив это, Александр воскликнул, что он уже обладает Фивами; храбро сражавшиеся фиванцы, как только, обернувшись, увидели, что город взят, бежали[830].
13. Александр предоставил (бегущим) воинам взамен панциря полупанцирь, чтобы они, оставаясь на месте, имели защиту, поскольку были закрыты спереди, а убегая, не могли защищать спину. Никто поэтому более не бежал, опасаясь оказаться незащищенными, но всегда, оставаясь на месте, побеждали[831].
14. Александр, когда слышал от прорицателей, что жертвы оказались благоприятными, приказывал повсюду носить останки жертвенных животных и показывать воинам, чтобы те не только об этом слышали, но и видели и вследствие этого имели добрые ожидания относительно предстоящей опасности.
15. Александр, переправившись в Азию, вызвал у персов подозрение к их стратегу Мемнону[832], приказав македонянам, которые выходили на фуражировку, оставлять нетронутыми его владения[833].
16. Александр при переправе через Граник[834] сам повел македонян вправо и обошел находящихся на высотах персов с фланга; фаланга[835] же, напав на врагов, обратила их в бегство[836].
17. Александр готовился к сражению при Арбелах[837]. Дарий расположенное между войсками пространство, на котором должен был произойти бой, усеял триболами[838]. Увидев это, македонский царь, возглавлявший правый фланг, приказал македонянам следовать за ним вправо, чтобы обойти место, усеянное триболами; в свою очередь, персидский царь, пытаясь двигаться параллельно неприятелю, двинул от себя персов влево и разорвал плотное построение своей конницы. Александр, устремившись в образовавшиеся прорывы, а Парменион, действуя сходно на левом фланге, не только отклонились в сторону от триболов, но и заставили врагов обратиться в бегство[839].
18. Александр, переправившись через Тигр, узнал, что персы разоряют страну. Он послал воинов, чтобы они изо всех сил преследовали неприятеля, дабы тот, прежде всего заботясь о собственном спасении, оставил эту страну нетронутой[840].
19. Александр в Гиркании[841], услышав, что македоняне и эллины распространяют о нем дурные слухи, собрал друзей и сказал, что он желает послать домой письмо, чтобы известить родных о том, что собирается вернуться назад по прошествии трех лет; такие же письма он приказал отправить и своим друзьям к их домашним. Письма были всеми написаны. Но когда гонцы, посланные с ними, отъехали на расстояние трех станций[842], Александр, отозвав гонцов обратно, распечатал письма и узнал, что каждый из писавших о нем думал[843].
20. Александр осаждал в Индии хорошо защищенное место; устрашенные индийцы договорились с ним на счет того, чтобы выйти оттуда вместе с оружием. Выйдя, они заняли другую возвышенность и поставили охрану. Александр подступил с войском к этой возвышенности и индийцам, указывавшим на договор, сказал, что он договорился об их выходе, а не о том, чтобы их вообще отпускать[844].
21. Александр, когда Питтак, племянник Пора, устроил на дороге засаду, в месте, где было узкое ущелье, которое простиралось в длину на довольно большое расстояние, а в ширину доходило до четырех стадий, притом что выход из ущелья был совершенно узким, — сообразуясь с подобным характером местности, разделил свою конницу[845] на два отряда и, послав вперед, приказал, чтобы каждый воин следовал за ведущим налево, согласно движению, и, как только враги окажутся на правом фланге, чтобы каждый повернулся направо и затем слева располагался для боя; при этом, когда они увидят арьергард правой колонны, им было сказано нападать на врагов. Дав такой приказ, Александр сам начал строить воинов в узкую колонну, так что вид ее стал сходен со стрелкой солнечных часов. И вот, когда всадники левого отряда, увидев арьергард правого, с криком устремились в атаку, тогда подобным же образом и воины правого отряда, повернувшись налево, совершили нападение на индийцев; последние, опасаясь быть окруженными, все вместе бросились к узкому выходу из ущелья и здесь были частью уничтожены македонянами, а частью погибли, растоптанные друг другом[846].
22. Александр в сражении с Пором[847] свою конницу построил на правом фланге, половину фронтом, а остальную часть под углом, фалангу же и легковооруженных поставил на левом фланге, выстроив и здесь из воинов угол. В свою очередь, Пор, построив множество слонов, сам на главном слоне находился слева; остальных же слонов он поставил на расстоянии пятидесяти футов друг от друга вплоть до правого фланга; в то время как промежутки между животными заполнил пехотинцами, так что вид войска походил на великую крепостную стену, слоны были подобны башням, а пехота — промежуткам между башнями. Тогда Александр, приказав пехоте идти на неприятеля, сам повел свою более сильную конницу направо, желая обойти врагов с фланга. Чтобы избежать этого, Пор выступил с ним на сближение. Но так как слоны отставали, они разорвали во многих местах строй индийцев. И после того как македоняне стали врываться в разрывы, Пор был вынужден, повернувшись к фронту, вести бой. В это время те всадники, которые были с Александром, успели совершить обход и, напав на индийцев с тыла, одержали над ними полную победу (после которой Александр стал царем Индии)[848].
23. Александр, поскольку фессалийцы охраняли проход в Темпейскую долину[849], приказав обсечь крутые скалы Оссы[850] и сделать в них небольшие ступеньки, по ним вместе с македонянами, двигаясь на цыпочках, взошел на вершину и, перейдя Оссу, захватил Фессалию; фессалийцы же в это время продолжали охранять Темпейское ущелье. Еще и теперь проезжающие через проход в Темпейскую долину могут видеть скалы Оссы, превращенные в лестницу; их зовут лестницей Александра[851].
24. Александр, творя суд над македонянами или эллинами, считал нужным делать это в скромном и простом месте, над варварами же — в месте великолепном и свойственном полководцу, дабы приводить варваров в трепет и видом судилища. Действительно, творя суд над бактрийцами, гирканцами и индийцами, он совершал его в шатре, выглядевшем следующим образом. Шатер этот по величине был таковым, что вмещал сто лож; его поддерживали пятьдесят золотых столбов; натянутые сверху ткани, вызолоченные и украшенные узорами, образовывали свод шатра. Внутри его по кругу стояли первыми пятьсот персов-мелофоров[852], одетых в пурпурные и желтые одежды. За мелофорами, ближе к центру, находилось столько же лучников в разных одеждах, ибо одни из них были облечены в одежды огненного цвета, другие — темно-синего, а третьи — багряного. Перед ними стояло пятьсот македонян-аргираспидов[853] из числа наиболее рослых мужей. В середине же шатра находился золотой трон, сидя на котором Александр проводил судебные разбирательства. С обеих сторон от царя, вершившего суд, находились телохранители. Снаружи вокруг шатра стояла в готовности агема слонов[854], а также македоняне, одетые в македонские столы[855]. За ними — пятьсот сузян, облеченных в пурпур, а после, вокруг всех, десять тысяч персов, из числа персов, наиболее красивых и рослых, одетых полностью в персидский наряд, причем все они имели акинаки[856]. Таковым было судилище Александра для варваров[857].
25. Александр, следуя по безводной местности, и сам страдал от жажды, и македоняне. Воины, разведывавшие местность, обнаружив в углублении скалы немного воды, набрали ее и в шлеме принесли Александру. Он же, объявив войску, что следует радоваться, так как появилась вода, сам не стал ее пить, но у всех на виду вылил из шлема. Македоняне, подняв одобрительный крик, потребовали, чтобы он вел их вперед, будучи теперь особенно готовыми терпеливо переносить жажду из-за воздержания царя[858].
26. Александр спешил прийти к реке Тигр раньше Дария. Панический страх арьергарда распространился на все войско. Тогда царь приказал трубачу подать сигнал, что нет никакой опасности, а впереди стоящим пехотинцам — положить оружие около ног и объявить задним, чтобы и они сделали то же самое. Когда все по порядку положили оружие, они узнали причину боязни. Панический страх прекратился, и воины, подняв оружие, двинулись дальше[859].
27. Александр победил Дария при Арбелах. Фрасаорт, родственник Дария, обладая значительными персидскими силами, охранял Сузийские ворота[860]; они же представляют собой тесные и высокие горы. Варвары, метая из пращей снаряды, пуская стрелы и бросая камни, легко отражали нападавших на них македонян; так что Александр, отозвав своих воинов, повелел им в трех стадиях от того места вбивать колья для лагеря; ранее же Александру было предсказано Аполлоном, что чужеземный волк укажет ему путь против персов. И действительно, к Александру пришел пастух, одетый в звериную шкуру, который признался, что он — ликиец[861] и что в обход этих гор есть скрытая в лесных зарослях тропинка, которая известна ему одному по пастьбе скота. Александр, вспомнив предсказание, поверил пастуху. Он приказал, чтобы все войско оставалось в лагере и жгло много костров, привлекая к себе внимание персов. В свою очередь, дав Филоте[862] и Гефестиону[863] тайное приказание, чтобы они, как только увидят, что македоняне появились на вершине гор, немедленно нападали на неприятеля, сам с гипаспистами[864], одним подразделением фаланги гоплитов и со сколькими было скифскими лучниками[865], пройдя восемнадцать стадий по узкой тропинке, расположился на отдых под покровом очень густого леса. В полночь Александр, окончательно совершив обход, остановился невдалеке от спящих врагов; с наступлением же дня трубачи царя принялись подавать сигналы с вершины гор; тогда Гефестион и Филота вывели македонян за частокол и начали атаку. Персы, стесненные врагами сверху и снизу, были частью перебиты, частью сброшены со скал, а частью взяты в плен[866].
28. Александр, теснимый неприятелем, летом вел войско вдоль реки. Видя, что его воины страдают от жажды и посматривают на речной поток, и, опасаясь, чтобы они, когда будут утолять жажду, не нарушили порядок построения и не замедлили движение, приказал глашатаю возвестить: «Нам необходимо воздерживаться от воды в реке, ибо она — смертоносна». Устрашенные воины воздержались и стали двигаться быстрее. Александр же, завершив путь, разбил лагерь, и сам вместе с командирами перед всеми утолил жажду из этой реки. Воины рассмеялись, узнав причину обмана, и все безбоязненно набрали для себя оттуда воды[867].
29. Александр вторгся в страну согдийцев[868]. Она же вся — каменистая и труднопроходимая; в центре ее возвышается скала, доступная одним птицам; растущий кругом частый и густой лес делает неприступные утесы еще более неприступными. Эту скалу и занял Ариомаз с большим и сильным отрядом согдийцев; там он имел источники воды и обильные запасы хлеба. Александр, объехав верхом вокруг скалы и изучив ее природу, приказал, чтобы триста отборных юношей, которые упражнялись и приобрели умение в восхождении по кручам, будучи безоружными, взбирались с тыльной стороны через густой лес, поднимая друг друга тонкими веревками; по достижении же вершины им было приказано, развязав белые пояса, которые у них имелись, и прикрепив их к длинным шестам, выставлять их над лесом так, чтобы пояса, собранные вместе и бывшие яркими, которыми к тому же следовало постоянно потрясать, стали видны и сверху варварам и снизу македонянам. Посланные взбирались к вершине с большим трудом и, оказавшись там, с восходом солнца замахали поясами. Македоняне подняли снизу очень громкий крик; пораженный же Ариомаз, думая, будто все войско совершило восхождение и будто он уже захвачен с вершины, и себя, и скалу сдал Александру, считая божественными его могущество и удачу[869].
30. Александр, встретив отчаянное сопротивление со стороны индийского племени кафеев, поголовно их истребил и весьма укрепленный их город Сангалу до основания разрушил. Среди индийцев распространилась об Александре дурная молва, будто он ведет войну кровожадно и по-варварски. Александр же, желая изменить это мнение, другой город в Индии захватив, взял заложников и, заключив договор, подошел к третьему городу, большому и многолюдному, поставив впереди фаланги заложников — стариков, детей и женщин. Жители, узнав в них своих соплеменников и видя в этих действиях Александра проявления человеколюбия, открыли городские ворота и приняли его с маслиничными ветвями[870]. Тотчас разнесшийся о произошедшем слух убедил индийцев добровольно принимать Александра[871].
31. Александр обнаружил, что страна коссеев[872] скалистая, в ней высокие и неприступные горы, а в горах много отличных воинов; так что у него не оставалось надежды ее захватить. Тут прибыл кто-то с сообщением: «В Вавилоне умер Гефестион». Объявив всеобщий траур, Александр стал торопиться на похороны Гефестиона. Разведчики коссеев, увидев, что македоняне возвращаются, рассказали об этом соплеменникам, и те разошлись. Александр же, послав ночью конницу, овладел оставшимся без охраны проходом через горы, а затем, предприняв с остальным войском обратный путь и соединившись с всадниками, вместе с ними покорил страну коссеев. Говорят, что это предприятие облегчило скорбь Александра по Гефестиону[873].
32. Александр во дворце персидских царей[874] прочитал описание приготовлений к царскому завтраку и обеду, начертанное на медной колонне, где были и остальные установления Кира[875]. Оно имело следующее содержание: пшеничной муки чистой — четыреста артаб — индийская же артаба равняется аттическому медимну[876]; второго сорта муки — триста артаб и третьего сорта муки — еще триста артаб; всей пшеничной муки для обеда — тысяча артаб; ячменной муки самой чистой — двести артаб, второго сорта — четыреста и третьего сорта — четыреста; всего ячменной муки тысяча артаб; крупного помола муки, произведенной из полбы, — двести артаб; очень мелкого помола муки, произведенной из ячменя, как для кикеона, — десять артаб; кардамона, истолченного и мелко просеянного, — артаб; птисана — десять артаб; горчичного семени — треть артабы; баранов — четыреста, быков — сто, коней — тридцать, откормленных гусей — четыреста, горлиц — триста, разных малых птиц — шестьсот, ягнят — триста, гусят — сто, диких коз — тридцать; свежего молока — десять мареев — марей же равняется десяти аттическим хоям[877]; кислого молока, приправленного, — десять мареев; чеснока — талант[878], горького лука — половина таланта; зелени — артаба; сока сильфия — две мины[879], тмина — артаба, сильфия — талант; мирры из сладких яблок — четверть артабы; кикеона из горьких гранатовых корок — артаба; мирры из тмина — четверть артабы; черного изюма — три таланта; цветущего укропа — три мины; меланфия — треть артабы; диаринового семени — два капезия; чистого кунжута — десять артаб; молодого вина — пять мареев; вареной редьки и репы, в соленой воде приготовленной, — пять мареев; каперсов, в соленой воде приготовленных, из которых острый соус делают, — пять мареев; соли — десять артаб; эфиопского тмина — шесть капезиев — капезий же равняется аттическому хенику[880]; сухого укропа — тридцать мин; сельдереевого семени — четыре капезия; масла кунжутового — десять мареев, масла сливочного — пять мареев; масла теребинтового — пять мареев; масла акантового — пять мареев; масла из сладкого миндаля — три марея; сладкого сухого миндаля — три артабы; вина — пятьсот мареев.
Всякий раз, когда царь будет в Вавилоне или Сузах, он предоставляет половину финикового и половину виноградного вина; хвороста — двести повозок, дров — сто повозок, жидкого меда — сто четырехугольных сот по десять мин каждый четырехугольник; всякий раз, когда царь будет в Мидии, он раздает это; сафлорового семени — три артабы; шафрана — две мины; это издерживается на пир и завтрак.
Раздает же пшеничной муки чистой — пятьсот артаб; ячменной муки чистой — тысячу артаб и второго сорта — тысячу артаб; пшеничной муки тонкого помола — пятьсот артаб; крупного помола муки из ячменя — пятьсот мареев; ячменя для скота — двадцать тысяч артаб; мякины — десять тысяч повозок; соломы — пять тысяч повозок; масла кунжутового — двести мареев; винного уксуса — сто мареев; кардамона, мелко истолченного, — тридцать артаб; все это, сколько сказано, он раздает войскам; царь же за завтраком и обедом и с теми, кому раздает, столько издерживает в течение дня.
Прочитав подобное описание приготовлений к обеду, остальные македоняне удивились этому, как величайшему благу. Напротив, Александр осмеял это, как огромное бедствие, сопряженное к тому же со значительными неудобствами, так что и колонну, на которой было начертано данное описание, приказал разрушить, сказав друзьям: «Не подобает учиться царям так роскошно обедать; ведь за большой роскошью и изнеженностью обязательно следует малодушие; да и сами вы видите, как насыщенные столь обильными обедами быстро проигрывают в сражениях»[881].
1. Антипатр, совершая поход в страну тетрахоритов[883], приказал, чтобы вокруг палатки зажгли сено, которое имелось для лошадей. Сено было зажжено, а трубач подал сигнал. Македоняне же стали собираться вокруг палатки, держа высоко копья. Увидев это, испуганные тетрахориты оставили занимаемое ими место; так Антипатр победил без боя[884].
2. Антипатр собирался переправиться через Сперхей[885]. Но поскольку фессалийские всадники мешали ему совершить переправу, он отвел войско в свой лагерь и приказал македонянам оставаться в полном вооружении и не распускать обоз. Фессалийцы же отправились верхом в Ламию[886] и, разойдясь по домам, принялись завтракать. Антипатр вернулся к реке и, переправив войско, прежде чем выступили фессалийцы, напал и захватил Ламию[887].
3. Антипатр в Фессалии, желая создать у врагов представление о том, что у него много всадников, собрал в большом количестве ослов и мулов и, поместив в илы, посадил на данных животных воинов с всадническим вооружением; впереди же каждой илы, в первой шеренге, он поставил настоящих всадников. Враги, видя этих последних, посчитали, что находящиеся за ними воины также являются всадниками, испугались и обратились в бегство. Подобную стратегему использовали и Агесилай против Аэропа[888] в Македонии, и Эвмен против Антигона[889] в Азии[890].
Парменион, посланный Александром после сражения при Иссе[892] в Дамаск[893] за багажом персов, приблизился к обозной прислуге. Когда же устрашенные варвары бросились бежать, Парменион, сообразив, что не в состоянии благополучно доставить столь большой багаж, так как везущие его варвары обратились в бегство, послал к ним три илы всадников, объявив: «Кто не возьмет собственными руками своих вьючных животных, будет убит». Варвары, испугавшись этого объявления, тотчас вернулись к вьючным животным и перевезли багаж[894].
1. Антигон завоевал Коринф с помощью следующей военной хитрости. Александр[896], владевший Акрокоринфом, скончался; у него была уже далеко немолодая[897] жена Никея. Антигон стал сватать ее за своего сына Деметрия[898]. Она же, обрадовавшись, дала согласие на брак с молодым человеком и царем. Было произведено пышное жертвоприношение; устроено всенародное празднество; кроме того, сам Амебей должен был петь под кифару[899]; по всем этим причинам вокруг зрелища происходила большая суматоха. Саму же Никею, гордящуюся и довольную, на украшенных по-царски носилках, несли стражники. После того как она прибыла в театр, Антигон, воздав великую благодарность кифареду и свадьбе, двинулся к Акрокоринфу и, поскольку стража была занята на всеобщем празднике и несла охрану на зрелище, он легко захватил крепость и таким образом овладел всем Коринфом, воспользовавшись свадьбой как своеобразной стратегемой[900].
2. Антигон, ведя переговоры с посольствами, всегда заранее ознакомлялся с записями архива относительно того, какие из послов раньше к нему приходили, вместе с кем и по какому делу. При встрече, припоминая каждого, он поражал всех послов тем, что он обладает столь превосходной памятью.
3. Антигон, осаждая Мегары, привел слонов. Мегарцы, поймав домашних свиней и обмазав их жидкой смолой, подожгли и отпустили. Они же, пронзительно визжа, поскольку были палимы огнем, стремглав пустились на слонов. Последние, раздразненные и придя в замешательство, один за другим обратились в бегство. Антигон впредь велел индийцам кормить свиней вместе со слонами, чтобы животные приучились переносить их вид и крик[901].
4. Антигон спас Антипатра, когда тот рисковал быть побитым камнями македонянами. Посередине месторасположения лагеря была река[902] с бурным течением, имеющая мост; с одной стороны расположились македоняне, с другой стороны — Антигон со своими верными всадниками. Первые же с сильным шумом и криком стали требовать денег, угрожая побить его камнями, если они не получат денег. Антипатр, не имея возможности дать денег, пребывал в затруднительном положении. Антигон сказал ему: «Я предоставлю тебе удобный повод для отхода». Сказав это, он, в паноплии перейдя через мост, пройдя по середине расположения фаланги в лагере, стал подходить и обращаться к каждому, давая понять, что намеревается публично выступить. Македоняне позволили ему говорить из-за уважения к его доблести и все пошли, чтобы послушать, что он хочет сказать. Когда толпа обступила его, он выступил с длинной речью в защиту Антипатра, раздавая им обещания, уговаривая и призывая их к примирению. В удобное время этого длинного выступления Антипатр, вместе с всадниками миновав мост, избежал побиения камнями со стороны воинов[903].
5. Антигон Первый, если имел мощное войско, то воевал более медлительно. С другой стороны, если он имел несильное войско, то совершал дерзкие нападения, считая, что благородная смерть предпочтительнее бесславной жизни.
6. Антигон зимовал в Каппадокии[904], в это время от него отпали три тысячи македонских гоплитов. Они, захватив укрепленные возвышенности, стали грабить Ликаонию[905], а затем и Фригию[906]. Антигон, с одной стороны, считал, что убивать их — жестоко; с другой стороны, он боялся, как бы они не присоединились к врагам, которых возглавлял Алкета[907]. И вот какую он придумал хитрость. Он послал к ним Леонида, одного из своих командиров, который якобы присоединился к их общему предприятию; они радостно приняли мужа и избрали его стратегом. Прежде всего, Леонид убедил их не присоединяться к кому-либо, так что таким образом первая опасность, по крайне мере, для Антигона была устранена; затем он свел их с возвышенностей в место, удобное для конницы, учитывая тот факт, что они были неопытны в конном деле. Там Антигон, напав на них с конницей, захватил Голкия и еще двух руководителей мятежа. Они стали молить его о собственном спасении, и он обещал отпустить их, если только они спокойно возвратятся в Македонию. На этом они условились, и мятежники удалились обратно на родину. Антигон же приказал Леониду провожать их вплоть до пределов Македонии, чтобы препроводить их безопасно в отечество[908].
7. Антигон стал тайно преследовать Аттала, Алкету, Докима[909], славных македонских стратегов, расположившихся лагерем в писидийском ущелье[910]. Однако, после того как слоны подняли шум и зафырчали, они поняли, что приближается Антигон; ведь только он использовал в войне этих животных. Алкета, взяв с собой пельтастов, поспешил захватить одну из отвесных и труднодоступных гор. Антигон же не стал преследовать Алкету; устроив засаду войску под склонами гор, он поспешил к лагерю и, застигнув всех врасплох, захватил врагов, — одних только надевавших вооружение, других же вообще безоружных. Таким образом, он, с одной стороны, воздержавшись от кровопролития, а с другой — пообещав спасение, одержал победу без битвы[911].
8. Антигона сто тридцать кораблей, которыми командовал наварх Никанор[912], вступили в морское сражение с флотом Полисперхонта, которым предводительствовал Клит[913]. Битва произошла на Геллеспонте. Никанор потерял семьдесят кораблей, поскольку его моряки испытывали большие трудности вследствие неопытности управления кораблями при встречном течении. После того как враги одержали блестящую победу, вечером прибыл Антигон и, не испугавшись поражения, приказал, чтобы моряки на остальных шестидесяти кораблях были готовы снова к морской битве ночью; он, поставив самых сильных из своих гипаспистов на каждое судно, также грозно объявил всем, что они будут убивать нежелающих сражаться. Поскольку он имел союзником находящийся поблизости Византии, он велел приплыть оттуда быстро морской команде; поставив тысячу пельтастов, легковооруженных воинов и лучников возле вражеских кораблей, он приказал им с земли бросать дротики и стрелять из лука. Это было устроено за одну ночь. Когда стало светать, находящиеся на земле стали выпускать стрелы и метать дротики; враги же, одни со сна, другие — только просыпаясь, из-за неосмотрительности получали многочисленные раны. Одни стали тянуть на суда причальные канаты, другие — вытаскивать корабельные сходни, третьи — поднимать якоря; всюду слышался крик, и всех охватило смятение. Антигон же дал сигнал шестидесяти кораблям подплыть к ним и яростно и внезапно осуществить нападение. И сразу же получилось, что, поскольку одни метали дротики и пускали стрелы с земли, а другие нападали с моря, побежденные одержали верх, а победители проиграли[914].
9. Антигон после победы в морском сражении на Геллеспонте велел кораблям плыть в Финикию, а морякам увенчать себя, кормы кораблей же украсить трофеями и убранством захваченных триер; кормчим было велено плыть по морю вблизи всех гаваней, а также приближаться ко всем городам, дабы весть о победе разнеслась по всей Азии. Финикийские корабли, стоя на якоре близ берегов Киликии[915] в гавани Россоса[916] и везя с собой большие деньги[917] Эвмена, имели над собой командование в лице наварха Сосигена[918]. Сосиген же проводил время, стоя на утесе, внимательно смотря на движение моря в ожидании попутного ветра. Находящиеся на финикийских кораблях, после того как увидели, что корабли блестяще украшены как победители, расхитив богатство, присоединились к триерам Антигона; так, последние вышли в открытое море, имея при себе множество денег и союзников. В то же самое время наварх Сосиген все еще взирал на море в ожидании попутного ветра.
10. Антигон и Эвмен сразились; победа была на равных; Эвмен послал вестника для переговоров о поднятии с поля боя тел павших[919]. Антигон, желая скрыть, что павших у него было гораздо больше, задержал вестника на столько времени, сколько потребовалось для сожжения всех тел павших. После же того как погребение закончилось, он отпустил вестника, согласившись на поднятие тел с поля брани[920].
11. Антигон решил провести зимовку в Мидии[921] в Гадамартах. Эвмен же предварительно занял дорогу на протяжении нескольких тысяч стадий и расставил повсюду на ней войска. Дорога шла по предгорью. Находящаяся внизу гладкая равнина была безводной, безлюдной и не имела никаких трав, деревьев и растений, к тому же она изобиловала горной смолой и солями; и по этой причине она была непроходима ни для животных, ни для людей. Антигон, замышляя уклониться от войск, охраняющих дорогу, решил пересечь равнину по середине. Он велел сшить большое количество кожаных мешков и наполнить их водой, приготовить продовольствия на десять дней и заготовить для коней ячменя и фуража в достаточном количестве. Все это было приготовлено; сам же он повел войско по середине безжизненной равнины, строго-настрого наказав не зажигать огонь ночью, чтобы его не заметили караулы, охраняющие предгорье. И они бы так до конца пути и оставались незамеченными, если бы повиновались приказанию Антигона. Однако некоторые из воинов вследствие холодной ночи зажгли огонь, а противники, увидев пламя огня, догадались обо всем и, спустившись на равнину, напали на арьергард и порубили замыкавших его воинов. В противном же случае исключительно из-за стратегемы Антигона все бы остались невредимыми[922].
12. Антигон, заняв в боевом порядке низко находящееся горное ущелье, после того как увидел плохое построение войска Эвмена на равнине, послал на арьергард несколько отрядов конницы и захватил значительную часть его обоза[923].
13. Антигон сразился с Эвменом при Габиене[924]. Тамошняя равнина имела сухую почву и изобиловала песком. В тот момент, когда в битве сошлись огромные войска, поднялось большое облако пыли, скрывая как друзей, так и врагов. Сражение перешло в рукопашную[925]. Заметив обоз, следовавший за воинами Эвмена, в котором находились их жены, дети, наложницы и домашняя челядь, а также золото и серебро и все остальное, что они приобрели в походе вместе с Александром, Антигон приказал отборным отрядам захватить обоз и отвести его в собственный лагерь. Они захватили обоз, поскольку противники были заняты битвой, а поднявшаяся пыль все затмевала. Когда же битва закончилась, у Антигона пало пять тысяч воинов, а у Эвмена всего лишь триста, последние, гордясь своей победой, разошлись. Когда они увидели, что обоз похищен и все домашние люди уведены в плен, то великая печаль и беспрестанный плач охватили победителей, так что большинство из них по причине сильной любви к домашним стали отправлять послов к Антигону, желая сдаться. Антигон, хотя и похитил обоз воинов Эвмена, видя, что те с трудом переносили потерю самого дорогого, объявил во всеуслышание, что готов отдать даром похищенное. Воины же по причине такого обещания сразу стали переходить на его сторону, и не только македоняне, но и огромное количество персов, которыми командовал Певкест[926]; ведь он, видя, что македоняне переходят на сторону Антигона, присоединился к ним. Наконец, столь великий переворот произошел в умонастроении воинов Эвмена, понявших свою участь, что аргираспиды, схватив Эвмена, выдали его, закованного в оковы, Антигону, последний же был провозглашен царем всей Азии.
14. Антигон, узнав, что Пифон, сатрап Мидии, набирает наемников и собирает деньги, намереваясь отложиться от него, притворился, что не верит доносившим это, говоря: «Если бы я верил, что Пифон сделает это, то я бы не приготовил для отправки к нему пять тысяч македонских гоплитов и тысячу фракийских воинов для охраны его сатрапии». Пифон, услышав это, поверил человеколюбию Антигона, быстро поспешил к нему, дабы принять обещанную военную помощь. Антигон же, приведя Пифона в расположение македонян и схватив его, в качестве отмщения за измену казнил[927].
15. Антигон почтил обильными дарами аргираспидов, которые передали ему Эвмена как узника; однако, остерегаясь их измены, он тысячу из них передал в помощь Сибиртию, сатрапу Арахосии[928], остальных же разослал для несения караульной службы в другие укрепленные и отдаленные гарнизоны, чтобы местность, где они будут служить, стала для них темницей. Вскоре о них ничего не стало слышно.
16. Антигон осаждал Родос[929] и, поручив осаду своему сыну Деметрию, объявил, что гарантирует всяческую безопасность ро-досским перебежчикам; родосским купцам и рыболовам, находившимся возле берегов Сирии, Финикии, Киликии и Памфилии[930], он также пообещал безопасность мореплавания при условии, что они не будут приставать к Родосу, дабы взять его, лишенным всяческой помощи, тем более что помощи со стороны Птолемея не было достаточно, чтобы успешно противостоять руководящему осадой Деметрию.
17. Антигон нанял за плату наемников из галатов[931], которыми командовал Кидерий, при этом заключив соглашение, что он даст каждому по золотой македонской монете и отдаст в качестве залога знатных мужей и детей от благородных родителей. Вскоре у него произошла битва с Антипатром; после того, как она завершилась, галаты стали требовать плату. Антигон расплатился с каждым воином, имеющим щит. Галаты же стали требовать денег для невооруженных, женщин и детей; ведь в договоре было сказано следующее: «Заплатить каждому из галатов». В таком случае, если получат плату принимавшие участие в битве, то выйдет тридцать талантов, а вместе с не участвовавшими в битве — сто талантов. Войско галатов отпало от Антигона и стало угрожать убить заложников. Антигон, боясь за жизнь заложников, послал к ним посла, обещая дать то, что они требуют, если они пошлют людей взять золото. Они же, радостные по причине надежды на множество денег, послали для принятия золота лучших галатов. Антигон, захватив пришедших, заявил, что он отпустит мужей не прежде, чем получит обратно своих. Галаты, сильно желая спасти своих мужей, после того как отдали заложников со стороны Антигона, получили взамен своих собственных и вместе с ними тридцать талантов[932].
18. Антигон осаждал Кассандрию[933], желая свергнуть ее тирана Аполлодора[934]. Осада длилась десять месяцев[935]. Наконец, он удалился; однако послал Аминия, главаря пиратской шайки, дабы тот вошел в дружественные отношения с Аполлодором. Аминий стал обещать Аполлодору через посольство задобрить Антигона и послать многочисленный провиант и вино, чтобы засвидетельствовать свою верность[936]. Сторонники тирана, доверяя дружбе Аминия и учитывая отсутствие Антигона, стали менее тщательно охранять стены. Аминий же заготовил лестницы, равные по длине стенам, при этом за местом, называемым Бол, лежащим близко к стенам, скрылись две тысячи воинов, а вместе с ними десять этолийских пиратов, которыми руководил Мелата. Последние при первых лучах солнца, заметив на стенах малочисленную стражу, подползли к промежутку между двумя башнями и, приставив лестницы, подали условный сигнал. Аминий с двумя тысячами воинов, поднявшись при помощи лестниц, захватил стены, и в результате оказался внутри города, а в этот момент внезапно появился и Антигон. Захватив Кассандрию, он уничтожил тиранию Аполлодора.
19. Антигон, имея меньшее количество воинов, стоял лагерем напротив врагов, возглавляемых Эвменом. Так как имели место непрерывные сношения через послов, он предварительно отдал приказание, чтобы, когда прибудет посол, вбежал воин, весь запыхавшийся и покрытый пылью с известием: «Союзники приближаются». Антигон, услышав это, подпрыгнул от радости; отослав послов и выстроив на следующий день фалангу вдвое длиннее, чем прежде, он вывел ее за вал. Услышав от послов о прибытии союзников и видя, как вытянулась в длину фаланга, имевшая при этом незначительную глубину, противники, испугавшись вступать в битву, поспешно удалились[937].
20. Антигон, намереваясь захватить Афины, умышленно заключил с ними мир на позднюю осень. Афиняне, засеяв немного хлеба, тщательно сохранили необходимый до жатвы запас. Когда же наступило время жатвы, Антигон вместе с войском вторгся в Аттику. Афиняне, с одной стороны, израсходовав запас хлеба, а с другой — будучи не в состоянии выйти на поля и пожать новый урожай, впустили Антигона в город и подчинились всем его приказаниям[938].
1. Деметрий, не имея денег, насобирал вдвое больше воинов; когда же некто стал дивиться, откуда возьмется им плата, когда ее нет и для меньшего числа воинов, Деметрий сказал: «Ведь будучи более сильными, мы одолеем более слабых неприятелей и завоюем их страны, и, испугавшись множества воинов, одни принесут нам дань, другие же увенчают нас венками».
2. Деметрий, намереваясь плыть в Европу и одновременно желая скрыть, куда он пристанет, дал каждому кормчему запечатанное письмо, строго-настрого приказав: «Если мы благополучно приплывем вместе, то вы оставляете печати нетронутыми, а если же мы разделимся из-за каких-то обстоятельств, то вы, открыв письмо, плывите в указанное в письме место»[940].
3. Деметрий, желая неожиданно напасть на Сикион[941], удалился в Кенхреи[942] и там стал проводить время, постоянно предаваясь удовольствиям и роскоши. Вследствие этого сикионцы не подозревали никакого подвоха, Деметрий же отдал приказание войску наемников во главе с Диодором ночью напасть на ворота, обращенные к городу Пелена[943], а флотилии — появиться в гавани, наконец, сам он повел гоплитов к городу и в результате, напав на него со всех сторон, овладел им[944].
4. Деметрий, передав фрурарху Диодору Эфес, отплыл в Карию[945]. Диодор, воспользовавшись его отсутствием, условился с Лисимахом сдать город за пятьдесят талантов. Деметрий, узнав об этом и взяв с собой гемиолы, велел им незаметно подплыть близко к Эфесу; сам же, плывя на одном судне вместе с Никанором, отправился к гавани Эфеса. Деметрий скрылся в трюме корабля; а Никанор стал звать Диодора для беседы с ним относительно воинов, чтобы тот позволил им безопасно уйти. Диодор, подумав, что Никанор прибыл в одиночестве, поднявшись на небольшое весельное судно и отплыв на нем, был готов вести переговоры. Как только он приблизился, Деметрий, выпрыгнув из трюма корабля, потопил лодку вместе с находившимися там людьми, а выплывших схватил и таким образом, предупредив действия предателя, удержал Эфес[946].
5. Деметрий, расположившись лагерем в Аттике после захвата Эгины и Саламина[947], послал посольство к жителям Пирея, прося оружие для тысячи мужей, чтобы прийти к ним в качестве союзника против тирана Лахара. Они же, поверив, послали ему вооружение, а он, получив просимое и вооружив своих воинов, осадил оказавших ему помощь[948].
6. Деметрий захватил Пирей, не использовав всю свою флотилию; приказав большинству триер встать в засаде при Суни[949] и отобрав двадцать триер, лучших в плавании, он повелел им быстро плыть не к городу, но как бы к Саламину. Деметрий Фалерский[950], командовавший афинянами, был сторонником Кассандра; заметив с акрополя двадцать кораблей, плывущих к Саламину, он решил, что это корабли Птолемея отправляются к Коринфу. Находившиеся же на двадцати кораблях, быстро повернув суда к Пирею, осадили его; в тот же самый момент прибыл и весь остальной флот со стороны Суния; в результате, высадившись в таком множестве, они захватили башни и гавань. Глашатаи стали кричать: «Деметрий освобождает Афины», и афиняне, услышав весть об освобождении, приняли Деметрия с радостью[951].
7. Деметрий осаждал Саламин, что на Кипре, при помощи ста семидесяти триер; стратег Птолемея Менелай[952] защищал город шестьюдесятью кораблями, ожидая, что приплывет сам Птолемей вместе со ста сорока кораблями. Деметрий, понимая, что не в силах сражаться в совокупности с двумястами кораблями, обойдя мыс Саламина, скрылся в гавани под утесом, являвшим собой хорошую гавань. Когда же Птолемей, не заметив находившихся за утесом, пристал к широкому и удобному для высадки берегу и стал высаживаться, внезапно появились воины Деметрия, зашедшие с тыла. Они тотчас напали на только что причалившие египетские корабли, в результате чего была одержана стремительная победа. Птолемей немедленно обратился в бегство; Менелай же, выдвинувшись из Саламина для оказания помощи, присоединился в итоге к бегству Птолемея[953].
8. Деметрий подступил с войском к Коринфу, который предатели обещали сдать ему ночью, отворив ворота напротив возвышенной части города. Однако, боясь, как бы жители города, проведав об этом, не напали на них, отвлек их, напав с большим войском на Лехейские ворота. Воины Деметрия подняли громкий боевой клич, и все коринфяне сбежались на него. Предатели, открыв вышеупомянутые ворота, впустили неприятеля; таким образом Деметрий захватил Коринф, в то время как коринфяне защищали Лехейские ворота[954].
9. Деметрий воевал с лакедемонянами; между обоими войсками лежала аркадская гора Лиркей[955]. Македоняне пребывали в беспокойстве, не зная ничего подробного о горе. Вдруг прямо в лицо неприятелей задул сильный северный ветер. Деметрий, добыв огонь, поджег лес; пламя, обрушившись вместе с запахом и дымом на лакедемонян, заставило всех их повернуть назад. После этого воины Деметрия, напав с воодушевлением и ожесточением, одержали верх над лакедемонянами[956].
10. Деметрий отступал по очень узкой дороге; спартиаты, напав на арьергард, многих ранили. Деметрий, собрав на самом узком месте неудобной дороги большое количество повозок, поджег их. Противники не могли перейти через дорогу, объятую огнем; покуда повозки горели, Деметрий, опередив намного неприятеля, избежал преследования.
11. Деметрий, послав вестника к беотийцам, объявил им войну. Вестник отдал беотархам в Орхомене[957] письмо с объявлением войны; Деметрий же на следующий день встал лагерем при Херонее. Беотийцы были поражены, что война началась сразу с ее объявления[958].
12. Деметрий переправлялся через очень быструю реку Лик[959], которая была непреодолима для пеших воинов, а для конницы вполне проходимой. Тогда он тех всадников, которые имели самых крупных и сильных лошадей, построил тетрафалангией против течения; сильное течение реки, огибая их, становилось не таким сильным, и пешие воины без труда осуществили переправу[960].
1. Эвмен, испытывавший телесный недуг и из-за этого несомый на носилках, был преследуем галатами. Поэтому его бегство осуществлялось медленно, и он, будучи почти настигнутым врагами и увидев на дороге холм, велел носильщикам положить на него носилки. Варвары, находясь вблизи и сочтя, что Эвмен никогда так не поступил бы, если бы не имел значительную помощь в виде войска, скрытого поблизости, прекратили преследование[962].
2. Эвмен, поняв, что подвластные ему аргираспиды начинают выходить из повиновения, а Антиген и Тевтам[963], которые были их стратегами, относятся к нему надменно и пренебрегают посещением его шатра, собрав всех командиров, сказал, что дважды видел сон, грозящий всем общей опасностью, если они не прислушаются к нему. Содержание сна было следующим: якобы царь Александр в центре лагеря восседал в шатре, держа в руке скипетр и занимаясь всеми делами; он велел командирам не разбирать никакие общественные и царские дела вне царского шатра и признать за таковой только шатер Александра. Македоняне воздали честь Александру и решили сообща из царских денег построить царский шатер и по-царски украшенный трон; на нем водрузить царскую диадему в виде золотого венка, подле трона положить оружие, посередине же поставить скипетр, перед троном — золотой стол, на котором бы находились горнило и золотая кадильница вкупе с ладаном и различными благовониями, а в самом шатре поставить серебряные кресла, на которых будут восседать все командиры, держа совет об общих делах. Все это так и было устроено. Эвмен же поставил свой шатер возле шатра Александра, а остальные командиры — рядом с ним. Таким образом, получилось, что Эвмен, входя в царский шатер, принимал там всех командиров, среди которых стали идти в этот шатер и стратеги аргираспидов Антиген и Тевтам, по делу — к Эвмену, а для оказания почести — к Александру.
3. Эвмен, видя, что воины в Персиде[964] склоняются к Певкесту при помощи вина и раздачи денег, и боясь, как бы тот не привлек на свою сторону все командование, выставил напоказ письмо, написанное по-сирийски, как бы от Оронта[965], сатрапа Армении, которое гласило, что Олимпиада, удалившись из Эпира вместе с сыном Александра[966], имеет теперь законное право управлять македонским царством после гибели Кассандра[967]. Македоняне, услышав об этом, оставили Певкеста, а мать же Александра и его сына с большим удовольствием и радостью провозгласили правителями.
4. Эвмен распустил войско в Персиде по деревням на зимовку; Антигон же пришел, узнав об этом. Эвмен — так как Певкеста, послав сообщение, известил его о данном факте, — велел, чтобы командиры ночью вместе со своими отроками[968], поместив огонь в сосуды, проехав верхом на конях семьдесят стадий вплоть до возвышенных и довольно отдаленных мест и расположившись на расстоянии двадцати локтей друг от друга, зажгли там в достаточном количестве дрова; кроме того, он приказал, чтобы первая ночная смена зажгла сильный огонь, вторая — поменьше, третья же — совсем небольшой, дабы создалось впечатление, что в самом деле разбит лагерь. Воины же Антигона, увидев это, сочли, что у Эвмена собрано все войско, и, не отважившись напасть, удалились по другой дороге, которая не была занята противником.
5. Эвмен стал отговаривать своих воинов, желавших разграбить обоз противников, от этого, как от неподобающего действия. Не убедив их, он сообщил неприятелям и предупредил, чтобы они охраняли обоз. Воины Эвмена, увидев усиленное охранение, воздержались от своего намерения[969].
1. Селевк дал сражение Антигону. Никто не мог одержать победу в битве[971]. После того как наступила ночь, оба полководца решили отложить сражение на следующий день. Воины Антигона разбили лагерь, полностью сняв оружие; Селевк же отдал приказание своим воинам отужинать в полном вооружении и лечь спать, сохраняя расположение боевого порядка. Наступило раннее утро. Воины Селевка выступили против неприятеля, вооруженные и построенные в боевой порядок, а воины Антигона, застигнутые врасплох и будучи безоружными и непостроенными, быстро отдали победу своим врагам.
2. Селевк расположил свой лагерь напротив лагеря Деметрия; Селевк был весьма доволен ходом дел, Деметрий же находился в отчаянии. Наступила ночь; Деметрий решил дать сражение противнику ночью, чтобы отчаянным, неожиданным броском достичь хоть чего-то. Воины с охотой подчинились ему, рассчитывая на неожиданность нападения, как на свою последнюю надежду. Воодушевленные таким образом, они стали вооружаться. Два юноши, этолийс-кие пельтасты Деметрия, наткнувшись на передовую стражу Селевка, пожелали, чтобы их привели как можно скорее к царю. Когда они пришли к нему, они рассказали о приготовлении к ночному сражению. Селевк, испугавшись, как бы нападение врагов не произошло раньше того, как его воины вооружатся, велел трубачам дать сигнал к бою, воинам же, вооружаясь, поднять громкий боевой клич, и чтобы каждый, имеющий палатку, зажег возле нее находящийся под рукой хворост. Деметрий же, видя войско, освещенное огнями, оглашаемое звуками труб, и слыша повсюду боевой клич, не решился напасть на подготовленное войско[972].
3. Селевк, заметив, что воины Деметрия малодушны, выбрал самых сильных из гипаспистов; выдвинув вперед восемь слонов, он обошел через узкую тропу фланг неприятеля и, скинув шлем, воскликнул: «Доколе вы будете безумствовать, терпя возле себя голодного вожака разбойников, вы, могущие служить наемными воинами богатому царю и жить в царстве, не чаемом, но настоящем». Услышав это, большинство воинов Деметрия, побросав мечи и копья, стало рукоплескать и присоединяться к Селевку.
4. Селевк осаждал крепость Сард[973], а Феодот защищал находящиеся в ней сокровища. На эту должность хранителя сокровищ его поставил Лисимах. Селевк, не будучи в состоянии взять крепость по причине ее укрепленности, публично пообещал дать сто талантов тому, кто убьет Феодота. Таким образом, у многих воинов возникло сильное желание приобрести эти сто талантов, а у Феодота поселилось недоверие к солдатам и страх перед ними. Он начал не выходить из дома, и большинство стало негодовать на это, питая к нему недоверие. После такого смятения в умах людей Феодот, предупредив дальнейшие действия в отношении себя, открыл ночью небольшие ворота и, впустив через них Селевка, выдал ему сокровища[974].
5. Селевк, когда Деметрий встал лагерем возле гор Тавра[975], боясь как бы он тайком не ушел в Сирию, послал с приказом зажечь много костров Лисия со многими македонянами на возвышенности Аманских ворот[976], через которые противник собирался пройти. Деметрий, видя, что вершины этого прохода уже заняты, повернул назад.
6. Селевк[977], спасаясь бегством в Киликию после битвы с варварами, и боясь, как бы друзья не узнали, что он бежал с немногочисленными людьми, притворился оруженосцем командира царской илы Гамактиона, надев на себя одежду, подобающую облику оруженосца. После того как вокруг него собралось много всадников и пехотинцев, облачившись в царскую одежду, он явился своим воинам[978].
1. Пердикка во время войны между иллирийцами и македонянами, после того как многие македоняне были взяты в плен живыми, а остальные в надежде на выкуп стали менее отважны в битвах, объявил, — отдав приказ возвестить это по возвращении посланному на счет выкупа гонцу, — что иллирийцы не принимают выкуп, но решили убить пленников. Македоняне, оставив мысль о спасении через выкуп, стали более отважными в ратном деле, поскольку имели надежду на благополучный для себя исход только посредством победы.
2. Пердикка, испытывая затруднение в серебряных монетах в войне с халкидцами, отчеканил монеты из сплава олова и меди и ими стал расплачиваться с воинами. Купцы также принимали царские монеты; но, поскольку они не ценились за пределами Македонии, они брали взамен местные плоды.
1. Кассандр в одно и то же время осаждал Саламин и дал морское сражение афинянам, победив же в морском бою, он отпустил без выкупа саламинцев, которых захватил вместе с афинянами; жители Саламина, узнав об этом, перешли на сторону Кассандра, поверив его человеколюбию[981].
2. Кассандр захватил при помощи хитрости Никанора, охранявшего Мунихию[982] и питавшего к нему личную неприязнь следующим образом. Кассандр приготовился отплыть из Аттики. Вестник, прибыв к нему, уже собравшемуся взойти на корабль, отдал письмо от македонских друзей, якобы сообщавших, что македоняне зовут его на царство по причине сильного недовольства Полисперхонтом. Узнав об этом, Кассандр стал весьма радостным и веселым и, обняв сопровождавшего его Никанора, с улыбкой сообщил: «Теперь нам нужно посоветоваться о различных делах, и давай мы распорядимся управлением по общему соображению». Говоря это, он постепенно привел Никанора в один ближайший дом, как бы для того, чтобы побеседовать о самом тайном только с ним одним. В доме же скрывался отряд гипаспистов, который, захватив Никанора, посадил его под стражу. Кассандр тотчас созвал собрание и поручил вести дело желающим обвинить Никанора. Во время обвинительного процесса он овладел Мунихиией. Поскольку Никанор наглым образом сделал много беззаконий, собрание большинством осудило его на смерть[983].
3. Кассандр, загнав Олимпиаду в Пидну[984], что в Македонии, стал осаждать город. Полисперхонт ночью послал пентеру[985] с приказом встать поблизости на якорь и через письмо велел Олимпиаде воспользоваться ею. Вестник, отправленный с письмом, был схвачен и, приведенный к Кассандру, признался в том деле, на которое его послали. Кассандр же, запечатав письмо печатью Полисперхонта[986], приказал отнести его Олимпиаде, однако не говорить, что Кассандр знает о нем. Вестник отправился к Олимпиаде, а Кассандр, захватив пентеру, спрятал ее. Олимпиада, поверив печати Полисперхонта и содержанию письма, выйдя из города ночью и не найдя пентеру, решив, что Полисперхонт обманул ее, пришла в отчаяние и в итоге сдалась сама и при этом сдала Кассандру город Пидну[987].
4. Кассандр на обратном пути из Иллирии, находясь от Эпидамна[988] на расстоянии одного дня, спрятал свое войско и, послав всадников и пехоту, поджег высокогорные селения, находившихся на границе между Иллирией и Атинтанией, которые были видны жителям Эпидамна. Те же, посчитав, что Кассандр удалился, выйдя из города, стали заниматься земледельческими работами. Кассандр, подняв скрытое войско, захватил вышедших из города в числе не меньше двух тысяч, а найдя ворота города открытыми, вошел в Эпидамн и овладел им[989].
1. Лисимах, после того как автариаты[991] потеряли обоз в битве с Деметрием при Лампсаке[992], испугавшись, как бы варвары не затеяли чего-либо, потеряв все, что имели, выведя их за вал как бы для раздачи провианта, подав знак, всех их убил[993]. Их было пять тысяч человек[994].
2. Лисимах овладел Амфиполем посредством измены Андрагафа; одарив его весьма многим и ценным, Лисимах пообещал еще большее, если тот пойдет с ним в Азию, а после того как они пришли к Фракийским Воротам, он не только все, что тот тогда имел, отобрал, но и его самого, подвергнув истязаниям, убил[995].
3. Лисимах провожал к пеонам[996] в отцовское царство Аристона, сына Автолеонта[997], чтобы они, приняв царственного юношу, и его благосклонно впустили в свою область. Когда же пеоны совершали по существующему обычаю над Аристоном царское омовение на реке Астиб[998] и уже накрыли царский стол, Лисимах подал знак своим воинам вооружиться[999]. Аристон, спасаясь бегством, ускакал к дарданам[1000], а Лисимах захватил Пеонию.
Кратер, когда тирийцы напали на македонян, занятых работами на валу, и после того, как произошло бегство последних под натиском противника, велел македонянам отступать. Когда же тирийцы, преследовавшие их на весьма большое расстояние, устали, он подал своим воинам знак, развернувшись, напасть на тирийцев. Тотчас преследователи обратились в бегство, а обращенные в бегство стали преследовать[1002].
Полисперхонт, видя, что пелопоннесцы бдительно охраняют свои границы, склонил своих воинов к решительности следующим образом. Надев аркадскую шапку, застегнувшись в двойной плащ и взяв посох, он обратился к ним: «Воины, вот таковы те, с кем мы медлим сразиться». Скинув прежнее одеяние и облачившись в паноплию, сказал им: «А вот те, кто не решается с ними воевать, — мы, одержавшие победы до сего дня во многих великих битвах». Услышав это, воины не пожелали более медлить, но потребовали, чтобы их немедленно повели в бой[1004].
Антиох, желая захватить Дамаск, который защищал стратег Птолемея[1006] Дион, объявил войску и всей области об отмечании персидского праздника, приказав всем своим подчиненным сделать приготовление к большому пиршеству. Поскольку Антиох со всеми и повсеместно праздновал, то и Дион, узнав о размахе празднества, ослабил бдительность охраны города. Антиох же, повелев взять сырую пищу на четыре дня, повел войско через пустыню и горные тропы и, неожиданно появившись, взял Дамаск, так как Дион не сумел оказать сопротивления внезапно явившемуся Антиоху[1007].
Антиох осаждал фракийский город Кипселу[1009], имея с собой много знатных фракийцев, которыми руководили Тирис и Дромихет[1010]. Надев на них золотые ожерелья и облачив в серебряное вооружение, он повел их на битву. Жители Кипселы, увидев соотечественников и соплеменников украшенными большим количеством золота и серебра и сочтя их счастливыми людьми, поскольку они находятся в войске Антиоха, побросав оружие, присоединились к Антиоху и стали его союзниками в борьбе против врагов[1011]
Антиох, брат Селевка, отложившись, бежал в Месопотамию, оттуда, перейдя границы Армении, был принят Арсамом[1013], поскольку тот был ему другом. Стратеги Селевка Ахей и Андромах[1014] с большим войском преследовали Антиоха. Между ними произошла большая битва. В конце концов, Антиох, раненый, ускользнул в ущелья предгорья, расположив лагерь войска в долине вблизи горных лощин и распустив при этом слух, что Антиох пал в битве. Значительной же части войска он велел занять ночью основные возвышенности предгорья. Днем воины Антиоха послали послов, командира Филитера с Крита и Дионисия из Лисимахии[1015], требуя за перемирие тело Антиоха и обещая сдаться самим вместе с оружием. Андромах сказал, что тело Антиоха еще не найдено и его ищут среди павших или среди пленных; кроме того, Андромах заявил, что он пошлет людей взять оружие и принять пленных. И вот пришли, совершенно не подготовившись к сражению, четыре тысячи мужей, отправленные только для того, чтобы взять пленных. Когда же они прибыли к горным лощинам, воины, которые ранее заняли возвышенности предгорья, напав сверху, весьма многих из них убили. Тогда Антиох, приняв царский вид, появился перед всеми, показав себя живым и победителем[1016].
1. Филипп осаждал родосский город Принасс в Пере[1018]. Так как его стены были очень крепкими, он стал делать подкоп. Поскольку камень во рве оказался очень твердым и никак не поддавался инструментам для копания, Филипп на следующий день велел воинам спуститься в ров как бы для работы и покрыть его покрывалами, словно желая скрыть свое действие. Это все было видно врагам, смотрящим со стен города. Ночью же он велел, чтобы воины из какого-либо глубокого оврага, находящегося от этого места на расстоянии восьми или десяти стадий, принесли землю и сложили ее перед входом в ров. Когда возле рва выросла большая куча земли, враги, увидев это со стен, поверили в то, что под город делается подкоп. Их охватил такой страх, что они сдали Филиппу город. Позже, узнав эту хитрость, они весьма сильно оплакивали свое неразумие[1019].
2. Филипп, сын Деметрия, в войне с царем Атталом и родосцами, решив незаметно уйти по морю, послал египтянина в качестве перебежчика в лагерь противника, который сообщил неприятелю, что Филипп готовится на следующий день дать морское сражение. Ночью же Филипп зажег много костров, словно войско оставалось на месте. И поскольку воины Аттала готовились к морской битве и сняли оцепление, отвечавшее за выход кораблей Филиппа из гавани, Филипп незаметно отплыл[1020].
Птолемей, когда Пердикка[1022] близ Мемфиса[1023] переправлялся через реку, видя, что значительная часть его войска уже переправилась, собрал с окрестностей огромные стада коз, свиней и коров и приказал к ним привязать вязанки хвороста, чтобы они, волоча их, подняли сильную пыль. Так, погоняемые пастухами и, вдобавок, всадниками, животные подняли огромное облако пыли. Сам же Птолемей, взяв с собой остальных всадников, напал на противника. Те же, сочтя причиной облака пыли приход огромного войска, тотчас обратились в бегство. Большинство из них погибло в реке, а другие также в большом количестве были взяты в плен живыми.
Аттал, намереваясь сразиться с галатами, имеющими огромное войско, видя, что воины боятся, и желая вдохнуть в них храбрость перед лицом опасностей битвы, приготовил для жертвоприношения жертвенное животное; при этом всем обрядом руководил халдейский жрец Судин. Вознеся молитвы и сделав возлияние, жрец рассек жертвенное животное. Царь же, растерев чернильный орешек, написал на правой руке «победа царя», сделав надпись не слева направо, но наоборот — справа налево. И когда вынули внутренности животного, он подложил руку под них, запечатлев чернильную надпись на теплой и мягкой доле печени. Жрец, рассмотрев доли печени, желчный пузырь, а также исследовав желчный проток, жертвенный стол и прочие знаки, перевернул долю печени, имеющую надпись, через которую явствовала победа царя. Он сам очень сильно обрадовался и показал это знамение множеству воинов. Те же, подойдя и прочтя надпись, исполнились отваги и подняли крик, требуя вести их на битву против варваров, и, рьяно сразившись с галатами, одержали над ними победу[1025].
Персей, после того как римляне для войны с ним привели слонов из Ливии и индийских от Антиоха[1027], сирийского царя, чтобы животные эти не показались коням македонян необычными и ужасными, приказал ремесленникам изготовлять деревянные фигуры, сходные видом и цветом с настоящими слонами. Но так как более всего страшен был для коней голос этих животных, Персей приказал в каждую деревянную фигуру помещать человека с трубой, который, направляя эту трубу через пасть фигуры, издавал резкий и пронзительный звук. Так македонские кони научились не обращать внимание на голос и вид слонов[1028]