Следующее содержится в восьмой книге «Стратегем» Полиэна:
1. Амулий
2. Нумитор
3. Ромул
4. Нума
5. Тулл
6. Тарквиний
7. Камилл
8. Муций
9. Сулла
10. Марий
11. Марцелл
12. Атилий
13. Гай
14. Фабий
15. Квинт
16. Сципион
17. Катон
18. Давн
19. Тит
20. Гай
21. Пинарий
22. Серторий
23. Цезарь
24. Август
25. Римляне
26. Семирамида
27. Родогуна
28. Томирис
29. Нитетис
30. Филотида
31. Клелия
32. Порция
33. Телесилла
34. Хелонида
35. Пиэрия
36. Поликрита
37. Лампсака
38. Аретафила
39. Камма
40. Тимоклея
41. Эриксо
42. Пифополида
43. Хрисамена
44. Поликлея
45. Леэна
46. Фемисто
47. Феретима
48. Аксиотея
49. Архидамида
50. Лаодика
51. Феано
52. Деидамия
53. Артемисия
54. Мания
55. Тиргатао
56. Амага
57. Арсиноя
58. Кратесиполида
59. Жрица
60. Кинна
61. Миста
62. Эпихарида
63. Милетянка
64. Мелосянки
65. Фокидянки
66. Хиосянки
67. Фасиянки
68. Арголидянки
69. Акарнанянки
70. Киренянки
71. Лаконянки
Вам, священнейшие цари Антонин и Вер, преподношу и следующую восьмую книгу «Стратегем»; чтобы сохранить порядок, который я выдерживал, молюсь, чтобы у вас вместе с воинской доблестью произошел благополучный исход войн[1554]; для себя же прошу от вас справедливого приговора, поскольку, имея образ жизни и слог, приспособленный к делам судебным, забочусь о том, чтобы описать то, что было бы полезно вам самим и римскому государству, и эллинам из того, как мы воевали и как жили в мире. Ибо в войне есть само упражнение в победе[1555], в мире же — воспитание духа, получающее бессмертную славу от вашего правления.
Амулий и Нумитор — братья[1556]. Младший, Амулий, путем насилия[1557] стал царем Альбы. Он заключил под стражу брата Нумитора, дочь же его Сильвию, чтобы от нее не было детей, мстителей за беззаконие Амулия, назначил жрицей Гестии, так как был закон весталкам вечно быть девственными[1558].
Рем и Ромул, дети Ареса и Сильвии[1560], напали на Амулия. Шум с крепости доносился до города. Нумитор, видя происходящее, сказал согражданам: «Произошло вторжение врагов. Амулий же, предав город, бежал, но мы, вооружившись, соберемся на агоре». Они стали вооружаться и собираться. Рем же и Ромул, убив Амулия, спустились с акрополя и возвестили собравшимся гражданам, что они есть те, кто справедливо отомстил за нанесенную деду обиду. Народ же, похвалив совершенное, передал царство Нумитору[1561].
1. Ромул, когда у римлян не было женщин, возвестил по соседним городам, что будет проводить за общественный счет праздник Посейдона Всадника и конные состязания с величайшими наградами[1563]. Многие же из этих городов сошлись на представление: мужчины, женщины и девушки всех возрастов[1564]. Ромул отдал приказ не трогать мужчин и женщин, но захватывать только девушек, однако и их не для насилия, но для брака. Этот брак стал для римлян началом рождения детей[1565].
2. Ромул, находясь примерно в десяти стадиях от города фиденатов[1566], расположился лагерем. Ночью же, выведя войско за частокол и поставив половину центурий[1567] во фронте, а остальных построив в колонны и тайно сообщив командирам, что следует делать, сам с немногими проворными, несущими секиры, подошел к стенам, приказав, чтобы остальное войско подстерегало поблизости в резерве. Когда уже стало светать, он велел им выламывать ворота. Когда же фиденаты были обеспокоены неожиданной дерзостью, открыли ворота и напали на врагов, то римляне беспорядочно отступили; фиденаты же, видя тех, кто был во фронте, и не заметив тех, кто был сзади, презрев тех, кого они видели, сильно наступали, думая их одолеть. Когда же они прошли дальше, то командиры римлян присоединили центурии, стоящие в колоннах к тем, которые стояли на фронте, и приказали присоединиться к ним, так чтобы враги не заметили. Когда это произошло, бегущие по фронту обошли построенные в колонны центурии и оказались обращенными лицом к преследователям, и все вместе, поднявшись, с криком обрушились на врагов, свежие на утомленных. После них же вступили в бой и те, кто, казалось, обратился в бегство, и, уничтожив фиденатов, обратившихся в бегство, овладели их городом[1568].
Нума, желая обратить римлян от войны и убийства к миру и законам, удалившись из города на священный участок Нимф[1570], оставаясь здесь один, вернулся через несколько дней, получив от Нимф волю богов, на которую ссылался, чтобы ввести законы. Римляне были этим убеждены, и все те праздники, жертвоприношения, таинства и священнодействия, которые существуют и по сей день, все это Нума учредил согласно законам Нимф. Мне же кажется, что он стал соперником Миносу и Ликургу, ибо и они законы, один от Зевса, другой же от Аполлона, или получив, или говоря, что получили, убедили ими пользоваться, один — критян, а другой — лаконцев[1571].
Тулл правил, когда римляне приготовились к бою против фиденатов. Предав римлян, альбанцы, оставив левое крыло, отступили на холм. Всадник, поспешно подскакав к Туллу, сообщил о предательстве, а он сильно воскликнул: «Но и ты сохраняй свое место в строю. Альбанцы же отправились, чтобы окружить врагов по моему приказу!». Услышав это, римляне громко издали боевой клич. От фиденатов же не укрылась радость кричащих, они поспешно и быстро обратились в бегство, испугавшись, как бы не быть окруженными альбанцами[1573].
Тарквиний, в течение долгого времени осаждая Габии[1575], когда не мог их захватить, послал в качестве перебежчика самого младшего из своих сыновей, Секста, избив его плетьми. Они же, видя его сильно измученное ударами тело, приняли его, обещающего совершить многое великое против отца, из чего многое совершив, он вошел к ним в доверие. Он грабил римлян, обращал их в бегство, захватывал пленных, победил во многих сражениях, так что габийцы, восхищенные, назначили его стратегом-автократором. Он же, тайно послав гонца, спросил отца, что тот прикажет ему делать. Тарквиний же, так как встретился ему гуляющим по саду, сбивающим самые высокие маки, сказал вестнику: «Сообщи моему сыну сделать то же самое». Гонец передал это, а Секст, перебив самых выдающихся из габийцев, таким образом с помощью козней доведя Габии до бедности и слабости, передал их город римлянам[1576].
1. Камилл воевал с фалерийцами. Когда воспитатель детей фале-рийцев, выведя их за пределы стен, будто бы для занятий гимнастикой, передал римлянам, Камилл, сочтя нечестивым предательство учителя, приказал со связанными сзади руками обвести его вокруг стены, а детям поручил отвести предателя к их отцам. Фалерийцы же учителя убили после мучений. Восхищаясь же благочестием и справедливостью Камилла, сдались ему без боя. Камилл же тех, кого долгое время не мог покорить, подчинил стратегемой благочестия[1578].
2. Кельты под предводительством царя Бренна, силой захватив Рим, удерживали его в течение семи месяцев. Камилл, собрав римлян, которые были за пределами города, изгнал кельтов и восстановил город. Кельты же через тринадцать лет осмелившись снова напасть на Рим, расположились лагерем возле реки Анио, совсем немного отстоящей от города. Камилл, будучи в пятый раз избран диктатором и приняв командование, против мечей кельтов, которыми они, нанося удары, разрубали головы, велел изготовить вместо медных цельножелезные и гладкие шлемы[1579], чтобы мечи либо соскальзывали, либо ломались. На щитах же по периметру приделывали медные пластины, поскольку деревянная часть не защищала от ударов. Воинов он научил пользоваться в рукопашном бою большими копьями и, подставляя самих себя мечам врагов, принимать удары сверху. Ведь клинок кельтов, будучи мягким и плохо заточенным, быстро сгибался, а их мечи получали зазубрины и были бесполезными для сражения. И именно таким образом легко побежденные[1580], многие из них пали в бою, а остальные обратились в бегство[1581].
Тиррены воевали с римлянами. Царем тирренов был Порсина[1583], у римлян правил Попликола, будучи консулом в третий раз[1584]. Муций, римский муж, наилучший в военном деле, желая убить Порсину, пришел в тирренский лагерь, одев тирренскую одежду и говоря по-тирренски. Подойдя к судейскому возвышению и не зная, кто был царем Порсиной, того, кто из присутствующих видом казался наиболее похожим на царя, обнажив меч, убил. Будучи схвачен, сознался, кто он есть. Порсина же приносил богам жертвы за спасение, а Муций, когда на жертвеннике был огонь, держал правую руку и, пока рука обгорала, повернулся к Порсине, разговаривая с ним со светлым и не изменившимся лицом. Когда же Порсина восхитился его доблестью, Муций сказал: «Никоим образом не удивляйся. Ведь триста римлян, имея такое же мужество, как у меня, бродят в твоем лагере, дожидаясь возможности тебя убить». Порсина, поверив сказанному и испугавшись, прекратил войну с римлянами[1585].
1. Сулла в Союзнической войне, когда его воины умертвили претория и легата Альбина[1587] камнями и палками, не преследовал их, но простил убийц, сказав, что этим они сделаются более усердными к войне, будучи вынуждены из-за большого прегрешения оправдаться большей доблестью[1588]. Поэтому и в сражениях они бились намного доблестнее, чтобы было предано забвению беззаконие в отношении Альбина[1589].
2. Сулла сражался против стратега Митридата Архелая возле Орхомена[1590]. Видя же, что римляне терпят поражение и бегут, он сам, соскочив с коня и схватив значок, бросился сквозь бегущих на врагов, крича: «Мне же здесь, о римляне, будет прекрасный конец, вы же спрашивающим вас, где вы предали Суллу, не забудьте сказать: при Орхомене!». Устыдившись этой речи, римляне повернулись и, смело бросившись в бой, обратили врагов в бегство[1591].
1. Марий, когда вторглись в Италию кимвры и тевтоны, люди дикие, огромные, необычные для взора, имеющие звероподобный голос, в течение долгого времени не вступал в сражение, но препятствовал, чтобы войны, покидая пределы лагеря, бросались в бой, держа их на отдалении, чтобы, видя врагов, они приучались выдерживать их наружность, переносить голос и чтобы сделать их вид привычным. Таким именно образом воины, избавившись от ужаса перед варварами, стали их презирать и сами призывали Мария вывести их в бой. Сразившись со ста тысячами врагов, они одних перебили, а других захватили живыми[1593].
2. Марий, намереваясь сразиться с тевтонами и кимврами на неровной местности, лежащей у подножия горы, приказал, чтобы ночью Марцелл, ведя три тысячи гоплитов, перейдя через неприступные горы. оказался в тылу у врагов. Когда же вступил в сражение, он дал приказ воинам с холмов тихо сойти на равнину, чтобы враги, думая, что они бегут, попытались преследовать и, таким образом, попали бы на ровную местность. Когда же они сошли, то спереди те, кто был с Марией, а с тыла — те, кто был с Марцеллом, вступив в бой, перебили врагов и одержали славнейшую победу[1594].
3. Марий, сразившись с кимврами, двинувшимися с мест, где была зима, убедился, что они могут переносить холод и снег, а жару и солнце — не могут. Был уже август. Марий с тыла от врагов выбрал место сражения. Варвары же, развернувшись, имея спереди солнце, сияющее прямо в лицо, не перенося его сияния, сильно вспотев от жары, с тяжелым дыханием, выставили перед лицами щиты, не вынося блеска солнца, а римляне перебили их, раня их лишенные защиты тела. Погибли из варваров сто двадцать тысяч, в плен же были взяты шестьдесят тысяч[1595].
Марцелл, осаждая Сиракузы и потерпев поражение от машин Архимеда, никак не осмеливался штурмовать стены и предоставил дело осады времени. Через долгое время, захватив в плен спартиата Дамиппа, отплывшего из Сиракуз, узнал от него, что есть башня с частью стены, нерадиво охраняемая осажденными, которая может принять некоторое количество воинов, а стена — такая, что на нее можно взойти[1597]. Марцелл, приготовив лестницы, соразмерные ее высоте, когда сиракузяне справляли праздник Артемиды и были заняты пьянством и забавами, занял башню и заполнил вооруженными окружающие ее стены, и до рассвета, разрушив Гексапилы[1598], овладел городом. Воины, мужественно сражаясь, требовали грабежа города. Марцелл же не позволил этого и велел обогащаться разве только от рабов и денег, но воздерживаться от храмов и свободных людей[1599].
Атилий, захваченный карфагенянами, поклялся им, что если будет отпущен, то убедит, чтобы сенат прекратил войну, а если не убедит[1601], то вернется к ним назад. Прибыв же в Рим, наоборот, убедил сенат тотчас же и тем более воевать с карфагенянами, поскольку они истощились[1602], и сообщил тайны об их слабости и то, каким образом их можно победить. Когда же сенат призывал его остаться и убеждал, что данная принудительно клятва считается не имеющей силы закона, когда его обнимали дети, жена, друзья и родственники, он, однако, не потерпел, чтобы клятва была нарушена; отплыв же к карфагенянам, сообщил им о своей стратегеме и о решении римлян. Те же, посадив его в железную клетку, долгое время мучая, убили после пыток[1603].
Гай отдал приказ тем, кто был в лагере, оставаться при оружии. Когда же увидел, что в летнюю жару его сын вывел к протекающей поблизости реке страдающего от жажды коня, велел отрубить ему голову, как не подчинившемуся приказу. Этим делом он научил воинов никогда не ослушиваться приказа[1604].
1. Фабий, в войне с Ганнибалом не вступающий в сражение, был плохо принят в сенате. Когда же сын призывал его снять с себя бесславие, то поручил ему отдельную часть фаланги[1606]. Когда же ни тот ни другой не были достаточно сильны, то сказал: «Видишь, что нехорошо, сражаясь, рисковать целым[1607]. Ибо часто целая фаланга не предпринимала попытки сражения, по частям же, как показывает опыт[1608], она может быть побеждена. Поэтому я советую не сражаться, но следовать за врагом, удерживаясь у подошв гор и отступая от городов». Сказав и сделав это, он тогда был сочтен робким, позднее же, когда погибли многие армии других, римляне тотчас же прибегли к Фабию и его стратегии, так что он и диктатором был назначен и прозван Максимом. Означало же это Величайший[1609].
2. Фабий был прозван Величайшим, Сципион — Великим. Сципион завидовал славе Фабия, так что даже сказал: «Почему же ты, только сохранивший войско, прозван Величайшим, а я, сразившийся в бою и победивший Ганнибала, только Великим?». Фабий ответил: «Но ведь если бы я не сохранил тебе воинов, ты бы не имел тех, с кем бы ты, сражаясь, одержал победу»[1610].
3. Фабий захватил город тарентинцев, когда Ганнибал был их союзником, хитростью и искусством. У Фабия был воин-тарентинец, у которого была в Таренте красавица-сестра. Ее полюбил бруттий, которому Ганнибал доверил охранять стены. Узнав это, Фабий отослал воина-тарентинца к сестре, он же, через нее сделав бруттия другом, — убедил его быть расположенным к римлянам так, что, заключив дружбу, бруттий указал, с какой стороны следует атаковать стены. Фабий, приставив лестницы и взойдя на стены, силой захватил город. При этом он особенно был достоин удивления у всех, победив стратегемой, ведь Ганнибал по большей части сам побеждал военным искусством и хитростями[1611].
Квинт Фабий, сам уже состарившись, желая, чтобы его сын был избран военачальником, просил у римлян никоим образом уже не давать ему власть, чтобы он не был вынужден в глубокой старости отправляться на войну. Римляне же, сочтя, что дела города будут лучше, если с ним будет Фабий, постановили, чтобы сын был магистратом. Фабий же не поехал с ним, чтобы не отнимать у сына значения власти[1612].
1. Сципион в Иберии, узнав, что вражеское войско голодным выступило к сражению, тянул время, выводя и строя свою фалангу. Около же седьмого часа[1614], сразившись с уже мучимыми голодом и жаждой, он легко одолел врагов[1615].
2. Сципион изгнал из лагеря блудниц, приказав им удалиться в справляющий праздник город[1616]. Велел же удалить ложа, столы, кубки и наряды — все, кроме горшка для варки, небольшого вертела и чаши для питья; иметь вес серебряного же кубка не более двух котил[1617]; не иметь ничего для мытья, а поскольку те, кто их растирал, нужны для растирания вьючных животных. На завтрак велел есть просто нежареную пищу, на обед же приносить и мясо, жареное или вареное[1618]. Тогой же пользоваться галльской, толстой и шерстяной[1619]. И первым прикрепил на застежке черное верхнее платье[1620], а к командирам обратился, возлежа на подстилке из соломы, листьев и тростника, сказав, что оплакивает расточительность и изнеженность войска[1621].
3. Сципион, видя воина, сооружающего частокол, сказал: «Мне кажется, что ты обижен, соратник». Когда же тот ответил: «Нисколько», то сказал: «Естественно, ведь надежду на спасение имеешь в дереве, а не в мече»[1622].
4. Сципион, видя воина, очень заботящегося об украшении щита[1623], сказал: «Позор, что римский воин более доверяет левой руке, чем правой»[1624].
5. Сципион, приведенный в смущение народом, сказал: «Меня не устрашил ни крик[1625] вооруженных воинов, ни ропот случайно собравшихся людей, для которых, я вижу, Италия — мачеха, а не мать». Этими словами они были усмирены и прекратили роптать[1626].
6. Сципион, взяв копьем город Ойнуссу в Иберии[1627], когда грабившие привели девушку удивительной красоты, разыскав ее отца, охотно вернул ему дочь. Тем же, кто принес от него дары, он еще и добавил, сказав, что отдает их в приданое девушке. Которых же и других женщин из знатных семей или дочерей, или детей, бывших в цветущем возрасте, они захватывали, он приставил к ним двух мудрейших из римских старейшин, чтобы они заботились и оказывали помощь пленным в соответствии с их достоинством[1628]. Умеренность Сципиона сделала многие иберийские города по доброй воле дружественными и союзными римлянам.
7. Сципион Софака, царь масесилйев[1629], сделав союзником, переправился в Сицилию. Газдрубал, имея дочь, девушку удивительной красоты, обещал отдать ее Софаку, отпавшему от дружбы с римлянами[1630]. Тот же, женившись на девушке, склонился к карфагенянам и тотчас же написал Сципиону, запрещая высаживаться в Ливии. Сципион, видя, что ргимляне очень заботятся о союзе с Софаком, а если узнают, что он отпал к врагам, то не осмелятся переправиться в Ливию, собрав их народное собрание, переделал наоборот письмо Софака, как будто бы тот призывает римлян в Ливию и удивляется, что и теперь они медлят и что надо не прекращать с ним дружбу во время самого ее расцвета[1631]. Сказав это, он внушил римлянам страстное желание и мужество. Они же тотчас назначили день, в который следовало отплыть[1632].
8. Сципион, захватив трех карфагенских лазутчиков, хотя римский закон повелевал убивать вражеских лазутчиков, не сделал этого, но приказал им обойти все войско. Они же, видя одних римлян метающими стрелы, других — дротики, третьих — прыгающими, четвертых — чинящими оружие, некоторых же — затачивающими мечи, снова были подведены к Сципиону. Он же, угостив их завтраком, сказал: «Передайте то, что увидели, пославшему вас». Они же, вернувшись к Ганнибалу и другим карфагенянам и сообщив это, устрашили их и приготовлениями римлян, и величием духа Сципиона[1633].
Порций Катон вторгся в Иберию. Из всех городов пришли старейшины, вверяя себя ему и римлянам. Он же поручил им в назначенное время привести заложников. Когда же они привели, то дал двум мужам от каждого города по письму, приказав, чтобы все вернулись в один и тот же день, чтобы прочитать их гражданам. Когда же послы вернулись, то обнаружили написанное: «Сегодня сройте до основания стены». Поэтому каждый город не имел возможности послать за помощью к ближайшим городам, каждый боялся, что, если подчинятся другие, они единственные, не повиновавшись, будут разграблены. Таким образом, все иберы в один и тот же день срыли стены.
Давн, когда Диомед умер в Италии, устроив погребальное состязание, в первый день провел триумфальное шествие[1636] вооруженных эллинов, а во второй — варваров; и приказал варварам пользоваться оружием эллинов. Они же, пользуясь оружием варваров, погибли от собственного оружия.
Тита, захватив в плен, Клеоним требовал в качестве выкупа два города, Эпидамн и Аполлонию. Отец Тита не дал их, но повелел ему спастись. Тит, изготовив свое изображение, положил его, как будто бы он спал в доме, сам же, взойдя на легкий корабль, тайно бежал, стражники же охраняли изображение[1637].
Гай у Тиндариды, когда карфагеняне стояли на якоре с восьмьюдесятью кораблями, а он сам, имея двести триер, притом что враги не выступали против него из-за множества кораблей, убрал у ста из них мачты, а у остальных распустив паруса и посредством их спрятав остальные, отплыл, прикрепив остальные канатами. Карфагеняне же, сочтя, что корабли равны по численности казавшимся видимыми парусам, осмелев, устремились навстречу опасности. Гай, сразившись со многими против немногих, легко одержал победу[1639].
Пинарий-фрурарх, когда эннейцы отошли от союза с римлянами и требовали ключи от ворот, сказал: «Если весь народ завтра, собравшись на народное собрание, это постановит, то я подчинюсь постановлению». Они на следующий день собрались в театре, Пинарий же ночью поставил под акрополем многих воинов, чтобы те находились в засаде на возвышении, других же расположил вокруг в театре и в проходах дожидаться сигнала. Эннейцы, собравшись, приняли решение об отпадении. Когда же фрурарх подал знак, воины — одни, пустив сверху снаряды, а другие, напав по проходам и обнажив мечи изрубили народ так, что люди кучей падали друг на друга, все, кроме немногих, которые спустились со стен или же скрылись, вырвавшись по подземным ходам[1641].
Серторий в Иберии, получив в дар от охотников молодую белую лань, кормил ее и сделал ручной, так что она всюду сопровождала его идущего, восходила вместе с ним, поднимающимся на ораторское возвышение, и раскрывала уста вершащему суд. Он же убедил варваров, что животное действительно является священным животным Артемиды и богиня через нее предсказывает ему все, что должно свершиться, и является союзником в войнах. То же, что он тайно узнавал от разведчиков, скрывая это, заявлял, будто бы узнавал от богини через лань, а именно о нападениях врагов, засадах, внезапных набегах. Он говорил, что вестником этого имеет лань. Когда же он надеялся на победы над врагами, то, говоря, что и это узнает от богини через лань, поражал умы варваров, и они падали перед ним ниц и все прибегали к нему, как к имеющему ниспосланную божеством силу[1643].
1. Цезарь, плывя к Никомеду[1645], возле Малеи[1646] был захвачен киликийскими разбойниками. Они потребовали большой выкуп, а он обещал его в двойном размере. Они прибыли в Милет и причалили у стен. Цезарь послал раба, милетца Эпикрата, к милетянам, прося ссудить ему деньги. Те тотчас же послали. Эпикрат, имея приказ от Цезаря, после сбора денег принес большое угощение и гидрию, полную мечей, и вино, смешанное с мандрагорой. Цезарь, отсчитав разбойникам двойной выкуп, предложил им угощение, они же, сильно обрадовавшись огромному количеству денег, спокойно отправились пировать и, выпив разбавленное вино, уснули. Цезарь, приказав убить уснувших, тотчас же вернул деньги милетянам[1647].
2. Цезарь в Галлии подошел к Альпам. Ему сообщили, что войска горных варваров охраняют проходы. Он же остерегался природы Альп. Вниз с гор текли многие реки и там находилось[1648] много болот. От них, когда начиналось утро, (и при солнечном свете) поднимались многие испарения. В это время Цезарь, взяв половину войска, окружил гору. Варвары, притом что туман закрывал им видимость, ничего не замечая, успокоились, он же, оказавшись над головами врагов, издал боевой клич. Половина, находящаяся внизу, ответила криком, и горы, повсюду наполнившись шумом, повергли варваров в беспомощный ужас. Они, тотчас бежав, исчезли, а Цезарь без боя перешел Альпы[1649].
3. Цезарь воевал с гельветами. Это — часть галлов[1650]. Против римлян выступили триста тысяч, из которых двести были способны носить оружие. Цезарь постоянно отступал в течение целого дня, варвары же, еще более осмелев от этого, преследовали его. Когда же они собирались перейти реку Родан, то Цезарь расположился лагерем неподалеку от них. Когда же варвары с большим трудом переходили суровую реку (не все, но тридцать тысяч из них), а на следующий день собирались перейти остальные, перешедшие же, устав, отдыхали возле холмов, Цезарь, появившись ночью, перебил всех, не имевших возможности отступить из-за реки[1651].
4. Цезарь, когда германцы, придя, не осмеливались вступить в сражение, так как узнал, что бывшие у них прорицатели предсказывали удерживаться от сражения до молодой луны, тотчас повел свое войско против неохотно сражающихся из-за предсказания и, воспользовавшись наилучшим временем, блистательно победил германцев[1652].
5. Цезарь в Британии пытался переправиться через большую реку. Царь британцев Кассивеллаун удерживал ее со многими всадниками и колесницами. Говорят, у Цезаря был огромнейший слон, животное, которое ранее британцы не видели. Защитив его железной чешуей, поставив на спине[1653] огромную башню и расположив лучников и пращников, он велел ввести его в реку. Британцы же были устрашены, видя ранее невиданного и удивительного зверя. Что же касается лошадей, то что следует описать? Так же, как и у эллинов, когда они видели даже невооруженного слона, лошади бежали. Слона же, несущего на себе башню и покрытого вооружением, с которого пускали[1654] стрелы и снаряды, не выдержали даже и вида. Британцы же бежали со своими конями и колесницами, а римляне беспрепятственно перешли реку, испугав врагов одним животным[1655].
6. Цезарь, узнав, что Цицерон[1656], осажденный галлами, уже изнемог, послал воина (бросить дротик), приказав ночью перебросить через стену письмо, прикрепленное к острию. Он же бросил дротик, а защитники стены, обнаружив, вручили письмо Цицерону. Было прочитано: «Цезарь — Цицерону — мужаться. Жди помощи». Через немногое время появился дым и облако пыли, когда Цезарь опустошал страну; так что, тотчас же сняв осаду, он не только спас Цицерона, но и отразил осаждающих[1657].
7. Цезарь, имея семь тысяч человек, воевал с галлами. Желая заслужить славу, поскольку имел меньшую численность войска, он велел возвести[1658] очень узкое укрепление, а сам, захватив покрытое густыми деревьями возвышенное место, укрылся в нем со многими воинами. Немногие всадники выступили вперед за пределы укрепления, вызывая на бой варваров. Те же, видя немногочисленность всадников, подошли к укреплению. Одни из них засыпали рвы, другие же ломали частокол. В это время был дан знак трубой и тотчас же из укрепления на галлов устремились пехотинцы неприятеля, а с возвышенности в тыл ударили всадники вместе с самим Цезарем, так что ворвавшись в гущу варваров, они перебили более многочисленных[1659].
8. Цезарь осаждал галльскую крепость. Когда варвары держались в течение долгого времени, разразился невероятно сильный дождь, так что те, кто оставался как охрана стен или в качестве стражи, оставили одни — свои посты, а другие — брустверы. Цезарь же тогда приказал вооружаться и тотчас же подошел к стенам, и, захватив их, находящиеся без охраны, легко перебравшись через них, разрушил крепость[1660].
9. Цезарь отправился в поход на город Герговию, самый большой в Галлии[1661]. Против него расположился лагерем царь галлов Верцингеторикс. Посреди были судоходная река и труднопроходимый брод. Цезарь с возвышенного места в течение многих дней выводил войско параллельно неприятелю. Варвары презирали его как не-осмеливающегося перейти реку. Он же ночью спрятал два легиона в глубоких лесах, которые, пока галлы сторожили тех, кто был возле Цезаря, вверху по реке, где сохранилась старая часть моста, имеющая вбитые сваи, а сверху — разобранный настил, сами, срубив деревья из леса, поспешно достроили мост и переправились. Галлы же, пораженные внезапностью переправы, бежали, а Цезарь вместе с остальными, перейдя реку по сделанному на скорую руку мосту, был более страшен для галлов[1662].
10. Цезарь осаждал город Герговию, сильный стенами и укрепленнейший природой. Ибо был этот город имеющим укрепленный холм и гладкие вершины[1663]. С левой стороны к холму примыкали низкие и густые леса, а с правой — он был обрывистым, имеющим узкий проход, со стороны которого герговийцы охраняли большим отрядом. Цезарь, вооружив из своих воинов наиболее трудолюбивых и способных к перенесению неудобств, ночью укрыл их в лесах, приказав иметь короткие дротики и соответствующие кинжалы, чтобы они не возвышались над лежащими на земле деревьями. Однако они не шли прямо, но пробирались, приседая на корточках. Когда же началось утро, медленно пробираясь через лес, они подошли к холму слева. Цезарь же подводил войско с правой стороны, отвлекая на себя варваров. Галлы же устремились, чтобы отразить нападавших открыто, а скрыто вышедшие из леса овладели холмом.
11. Цезарь осаждал Алезию, город в Галлии. В нем собрались двести пятьдесят тысяч годных для войны галлов. Он же ночью, отобрав три тысячи гоплитов и всех всадников, велел, чтобы эта часть отступала с флангов с обеих сторон, а на следующий день около второго часа появившись в тылу у врагов, приступила к делу. Сам же, когда начался день, выводил войско на битву, так что варвары, будучи смелыми из-за своей численности, принимали их со смехом. Когда же появившиеся с тыла издали клич и, окружая, поражали потерявших надежду бежать, галлы были приведены в замешательство. И тогда, считается, что произошло самое большое избиение галлов[1664].
12. Цезарь, желая захватить Диррахий, укрепленный Помпеем, сам имел немногих всадников, а у противников их было огромное множество. Однако он обратил в бегство многих, использовав военное искусство. Приказав немногим всадникам атаковать, он поставил перед ними четыре когорты пеших, приказав не делать ничего другого, кроме как поднимать ногами пыль, насколько они могли больше. Поднялось же огромное облако и создало у врагов представление великого множества всадников, так что они, тотчас же испугавшись, бежали[1665].
13. Цезарь отступал с войском по узкой дороге. Слева было болото, справа — море, а сзади наседали враги. Их он отражал нападениями и поворотами назад[1666], с моря же флот Помпея, подплывая, забрасывал его стрелами и наносил раны метательными снарядами. Цезарь же приказал воинам перехватить щиты из левой руки в правую. Так получилось, что снаряды оказывались бесполезными для тех, кто стрелял со стороны моря[1667].
14. Цезарь и Помпей в Фессалии: один — Помпей избегал сражения, имея обилие всего необходимого, а другой — Цезарь спешил решить дела сражением***. Цезарь побуждал врагов сниматься с лагеря, занимаясь фуражировкой[1668], и продвигал когорты. Люди же Помпея, презирая их как бегущих от страха, не сдерживали себя, но тотчас же вскочили, заставив Помпея начинать. Когда же, отступив, Цезарь увлек их на равнину, тогда, повернув назад, славно сразившись, победил[1669].
15. Цезарь, когда воины устроили мятеж и осаждали его просьбами освободить их от военной службы, выйдя к толпе с мужественным и смелым лицом, сказал: «Что вы хотите, о соратники?» Они же закричали в ответ: «Быть отпущенными со службы!», а он, перебивая их, сказал: «В добрый час! Я прошу вас, граждане, не бунтовать». Они же, услышав обращение «граждане» вместо «воины», были раздражены и тотчас же изменили образ мысли и снова закричали: «Но мы больше хотим именоваться соратниками, чем гражданами». Рассмеявшись, Цезарь сказал: «Итак, мы будем сражаться вместе»[1670].
16. Цезарь, вступив в сражение против Помпея-младшего, видя своих воинов бегущими, тотчас же сойдя с коня, воскликнул: «О соратники, не постыдитесь бежать, оставив меня в руках врагов!» Устыдившись такой речи, бегущие снова устремились в сражение[1671].
17. Цезарь приказывал воинам всегда быть готовыми, как будто собираясь и в праздник, и в проливной дождь, и ночью, и днем внезапно вывести войско, и поэтому он никогда не говорил наперед ни об обстоятельствах, ни о дне[1672].
18. Цезарь совершал походы с большой скоростью, чтобы не быть удерживаемым теми, кто запаздывает.
19. Цезарь, если видел, что воины обеспокоены, когда у врагов сила казалась большей, чем у него, не только не отрицал этого, но еще и, прибавляя большую важность и преувеличивая, подбадривал, что против более многочисленных следует сражаться более мужественно[1673].
20. Цезарь приказывал воинам иметь оружие, богато украшенное серебром и золотом, более всего ради украшения, но не в меньшей степени, чтобы и воины имели очень дорогое для того, чтобы за него сражаться.
21. Цезарь проступки воинов замечал не все и не наказывал провинившихся соразмерно их вине, считая сознание вины способным породить мужество. Если же кто-либо бунтовал или оставлял боевой порядок, этого он не оставлял безнаказанным[1674].
22. Цезарь называл воинов «соратниками», равенством обращения делая их более ревностными в сражениях[1675].
23. Цезарь, узнав, что в Галлии перебиты фаланги его воинов, поклялся остричься не ранее чем он, выступив на врага, отомстит за погибших. Этим он снискал себе у всех величайшую любовь[1676].
24. Цезарь во время голода раздавал воинам хлеб, приготовленный из травы. Помпеи же, воюя против него, случайно обнаруженный один такой хлеб спрятал, не желая показывать своим воинам воздержанность врагов[1677].
25. Цезарь располагался в боевом порядке против Помпея возле Фарсала. Видя же, что многие из врагов молодые и красивые, очень заботятся о красоте и надменны, приказал своим воинам не направлять копья и пилумы[1678] на тела врагов, но на сами лица. Те же, боясь, что красота лица будет обезображена, повернувшись, бежали[1679].
26. Воины Цезаря возле Диррахия, потерпев поражение, сами передали себя, чтобы подвергнуться децимации. Цезарь же как бы и не думал об их наказании, но и уговаривая, склонил их исправить поражение. Они же в остальных сражениях, постоянно будучи готовыми к бою, победили намного более многочисленных противников[1680].
27. Цезарь, когда Помпей объявил вражду и тем, кто ни к кому не присоединился, напротив, возвестил, что они будут считаться друзьями наравне с теми, кто будет сражаться вместе с ним[1681].
28. Цезарь был в Иберии при Илерде. Когда было заключено перемирие, враги, напав, убили многих из воинов, застав их врасплох. Сам же он тех из них, которых застал в лагере, отпустил невредимыми и за это заслужил от врагов большую благосклонность[1682].
29. Цезарь при Фарсале победил Помпея. Увидев, что его собственные воины неумеренно пользуются победой, он воскликнул: «Щадите граждан!»[1683].
30. Цезарь, счастливо завершив все войны, каждому из своих воинов поручил спасти одного из врагов, кого он хотел. Таким образом, вернув из изгнания всех сражавшихся против него римлян, он сделал тех, кто был в городе, исключительно благосклонными по отношению к нему[1684].
31. Цезарь изображения Помпея и Суллы, из-за враждебности поврежденные толпой, сам восстановил и заслужил огромную любовь у римлян[1685].
32. Цезарь, когда жрец, приносящий жертву, сказал: «Жертвы дают дурные предзнаменования», ответил, что они могут быть лучше, если он захочет, и, таким образом, придал мужество воинам[1686].
33. Цезарь, обнаружив жертвенное животное без сердца, сказал: «Ну и что удивительного, если бессловесное животное не имеет сердца?» Воины, услышав это, приободрились[1687].
1. Август покинувших строй в сражениях не всех убивал, но совершал децимацию[1689]
2. Август тем, кто из трусости оставил строй, вместо пшеницы велел отмерять ячмень[1690].
3. Август тем, кто чем-либо провинился в лагере, приказывал стоять перед палаткой полководца неопоясанными, а также бывало, что и носить кирпичи в течение целого дня[1691].
4. Август приказывал своим военачальникам особенно думать о безопасности и часто повторял: «Поспешай медленно!» и «Ведь лучше полководец осторожный, чем дерзкий»[1692].
5. Август отличающимся мужеством давал огромные дары серебра и золота.
6. Август говорил, что те, кто без пользы бросается в опасности, ничем не отличается от тех, кто ловит рыбу золотыми крючками[1693].
7. Август в войне против Кассия и Брута хотел переправиться через Адриатическое море. Мурций, командующий флотом неприятеля, встав на якоре на маленьком острове возле Брундизия, явно пытался ему помешать. Август обманул Мурция: как бы намереваясь сразиться с ним на море, он построил триеры с правой стороны Адриатического моря возле Италии, чтобы плыть, будто бы подплывая к островку, а сам наполнил грузовые корабли башнями и метательными орудиями. Мурций же, обманутый подготовкой морского сражения, отступил в море, так как лучше сражаться на просторе, чем в узком проходе. Август же не принял сражения, но ввел корабли в гавань на островке. Когда же Мурций, не имея другой стоянки, был принужден ветрами отправиться в Феспротиду, Август, безопасно переплыв Адриатическое море, причалил в Македонии[1694].
1. Римляне, когда кельты захватили Рим, заключили с ними договор, чтобы платить подать и подготовить открытые настежь ворота и пригодную для обработки землю. Кельты же расположились возле них лагерем, а римляне послали им как друзьям много подарков и большое количество вина. Варвары по кельтской природе, склонной к выпивке, черпая много вина, свалились от опьянения. Римляне же, придя, всех перебили. Чтобы же казалось, будто все совершается согласно договору, они подготовили открытые ворота на неприступной скале[1695].
2. Бывшие с Энеем троянцы, бежав, причалили к Италии и встали на якоре возле устья реки Тибра. Троянцы блуждали по стране, а их женщины держали совет. Троянка Рома выступила в собрании со словами: «До каких пор мы будем скитаться? До каких пор будем плавать? Давайте сожжем суда и поставим мужей перед необходимостью поселиться на этой земле». Сказав это, она первой поднесла огонь к кораблям, а после нее и остальные троянки. Троянцы же, лишившись кораблей, поселились в Италии[1696].
3. Римляне изгнали Кориолана[1697]. Он же, бежав, пришел к тирренам, обещая им победу над римлянами. Тиррены поверили и назначили его полководцем, он же, победив во многих сражениях, стремился закончить войну, силой захватив свой город. Матери римлян — предводительствовала же ими Ветурия, мать Кориолана, — выйдя из города, идя навстречу вооруженным врагам и припав к ногам Кориолана, простирали масличные ветви. Главным же в их просьбе было: «Если ты решил захватить город, то прежде убей свою мать и всех матерей римлян!» Кориолан испытал страдания, зарыдал и снялся с лагеря. Возвращение домой]было благочестивым, но гибельным для полководца[1698], ведь тиррены постановили покарать его смертью как предавшего явную победу.
Семирамида, купаясь, услышала об отпадении сирийцев и тотчас же необутая, не заплетя волосы, выступила на врага. На ее стеле было написано следующее: «Природа сделала меня женщиной, я же деяниями оказалась ничем не хуже доблестных мужей. Царствуя вместе с Нином[1700], я достигла на востоке реки Инамамы[1701], несущей к югу ладан и благовонное масло, на севере же — земель саков и согдов[1702]. Моря прежде никто из ассирийцев не видел, я же видела четыре, к которым нельзя далее приблизиться[1703]. Ведь кто осмелится их обойти? Я заставила реки течь, куда я хотела, я также задумала, где им соединиться. Я научила засеивать неплодородную землю, ибо соединила ее своими реками. Я установила непроходимые стены. Неприступные скалы железом укрепила, прорубила для моих колесниц дороги, по которым прежде не проходили звери. И в этих делах у меня проходило очень много времени, в которое я делала приятное себе и друзьям».
Родогуна, моясь, распустила волосы. Пришел некто, возвещая: «Восстал подчиненный народ!». Она же, не смыв с волос грязь, но как имела их повязанными, села на коня и вывела войско и поклялась не прежде смыть с волос грязь, пока не победит восставших[1705]. И долгое время воюя, она одержала победу. После победы она вымылась и отмыла волосы. У персидских царей есть царская печать, имеющая изображение Родогуны, подвязывающей волосы.
Томирис, когда Кир пошел на нее походом, притворилась, что сдается врагам. Она бежала из массагетского лагеря, пришла в персидский и захватила в своем лагере много вина, еды и жертвенных животных, которыми персы беспрепятственно воспользовались и обильно угощались всю ночь как победители. Когда же после обилия вина и еды они легли спать, Томирис, придя, убила лежащих неподвижно персов вместе с самим Киром.
Кир, царь персов, у Амасиса, царя Египта, попросил в жены одну из дочерей. Он же Нитетис, дочь царя Априя, свергнув которого правил сам, послал как свою. Нитетис, притворившись, в течение долгого времени жила с Киром как дочь Амасиса. Когда же стала матерью многих детей и расположила мужа к любви, то призналась, что отцом ее является Априй, а господином — Амасис. «Если, однако, Амасис умрет, то сын его Псамметих воздаст добром». Кир поверил. Однако и Кир погиб до похода, сын же его Камбис, поверив матери, отправился в поход и приобрел власть над египтянами для рода Априя[1708].
На римлян пошли походом латины, имея предводителем Постумия[1709], и потребовали для брака их дочерей, подобно тому, как сами римляне похитили дочерей сабинян, чтобы этим установить мир. Римляне испугались войны, но не терпели, чтобы были отданы их дочери. Тогда Филотида, служанка, очень красивая внешностью, посоветовала украсить ее и других служанок всем, что придает изящество внешности, и послать к врагам под видом дочерей, договорившись, что, когда враги, получив их, будут отдыхать, ночью зажечь сигнальный огонь. Латины возлегли с девушками, она же зажгла сигнальный огонь, а римляне, напав на латинов, перебили их спящих.
Римляне, воюя с тирренами, заключив договор, дали им в качестве заложниц девушек, дочерей знатнейших мужей. Заложницы же подошли к реке Тибру, чтобы вымыться. Одна из них, Кле-лия, склонила всех обвязать хитониски вокруг голов и переплыть речной поток, непроходимый из-за глубоких водоворотов. Когда же они переплыли, римляне удивились их доблести и мужеству, но, сохраняя верность договору, отослали их к тирренам. Порсина, царь тирренов, расспросил девушек, кто из них та, которая уговорила это сделать. Клелия, опередив других, призналась. Порсина, изумившись мужеству девушки, подарил ей великолепно украшенного коня и, похвалив всех девушек, отослал к римлянам[1710].
Порция, дочь Катона, жена Брута, подозревая, что ее муж Брут злоумышляет против Цезаря, кинжалом для стрижки волос разрезала себе бедро, показав выносливость тела и душевное самообладание. Тогда Брут доверил ей тайну. Она же сама принесла мужу короткие хитоны, а внутри хитонов — меч. Брут, подойдя, напав вместе с сообщниками, убил Цезаря. Когда же вместе с Кассием сразившись в Македонии против Августа и когда случилось поражение, Брут покончил с собой, Порция вначале пыталась умертвить себя голодом. Когда же не было домашних и родственников, она велела принести пылающий жертвенник, как бы собираясь насыпать пшеницу, и, схватив руками много угольков, втолкнула их в рот и запила, успев это сделать прежде, чем кто-либо из присутствующих мог ей помочь. Так умерла Порция, рожденная дочерью претора[1711] мужественной перед смертью и любящей своего мужа[1712].
Клеомен, царь спартанцев, перебив в сражении семь тысяч семьсот семьдесят семь аргосских мужей, подступил к Аргосу, чтобы силой захватить город. Танцовщица Телесилла, вооружив аргивянок, вывела их в сражение. Они же, вооруженные, встав на брустверы и со всех сторон защищая стены, отразили Клеомена, второго же царя, Демарата[1713], оттеснили и спасли город, который подвергался опасности быть захваченным. Эту стратегему женщин аргивяне чтут и по сей день, в первый день месяца Гермия[1714], одевая женщин в мужские хитоны и хламиды, а мужчин — в женские пеплосы.
Хелонида, дочь Клеада, жена Феопомпа[1715], узнав, что ее муж содержится в плену у аркадян, добровольно пришла к врагам. Удивившись ее любви к мужу, аркадяне позволили, чтобы она пришла в тюрьму. Она же, передав мужу свою одежду, а сама взяв его, убедила его тайно уйти, а сама осталась вместо него у врагов. Феопомп, спасенный стратегемой женщины, и сам похитил жрицу Артемиды, с торжественной процессией шествующую в Феней[1716]. Тегеаты, желая ее вернуть, отдали ему Хелониду[1717].
Ионийцы в Милете, восстав против сыновей Нелея[1718], отступили в Миунт[1719] и там вели войну. Война же велась не без договора, но по праздникам у них были мирные отношения. Пиэрия, дочь прославленного мужа Пифея, когда у милетян был праздник, который они называют Нелеидами, пришла в Милет. Самый могущественный из сыновей Нелея по имени Фригий, влюбившись в Пиэрию, спросил, что было бы ей особенно приятно. Она же сказала: «Если бы мне было разрешено часто и со многими туда ходить». Фригий признал, что граждане нуждаются в мире и дружбе, и прекратил войну. И достойная славы любовь Фригия и Пиэрии установила мир вместо войны.
Милетяне воевали с наксосцами. Эрифрейцы[1720] сражались в союзе с милетянами. Диогнет, стратег эрифрейцев, захватил у наксосцев большую добычу, а также — многих женщин и девушек, среди которых была и Поликрита. Полюбив ее, он жил с ней не как с пленницей, но как с законной женой. Был в лагере милетян старинный праздник, и все предались винопитию и радости. Поликрита попросила Диогнета позволить ей послать часть жертвенных лепешек братьям. Когда он ей это позволил, она положила в лепешку свинцовую табличку, поручив тому, кто ее передаст, сказать братьям, чтобы только они ели со стола сестры. Братья же, обнаружив табличку и разогнув ее, обнаружили: «Ночью нападайте на врагов, из-за праздника пьяных, спящих и оставшихся без охраны». Узнав это, стратеги ночью напали и одолели врагов. Диогнета же Поликрита попросила в качестве дара у граждан[1721].
Фокейцы под предводительством Фокса сражались вместе с царем бебриков Мандроном, подвергшимся нападению со стороны соседних варваров. Мандрон убедил фокейцев поселиться в качестве колонистов, заняв часть земли и города. Когда же, часто побеждая в сражениях, они завладели большой добычей, то стали ненавистны бебрикам, так что, когда Мандрон отсутствовал, они кознями и хитростью задумали уничтожить эллинов. Девушка Лампсака, дочь Мандрона, узнав о злом умысле, попыталась его отвратить. Когда же не убедила своих, то тайно объявила эллинам то, что было задумано против них. Они же, приготовив славную жертву за пределами стен, зовут варваров в предместье города. Те же, сев за столы, пировали, а фокейцы, разделившись на две части, одни захватили стены, а другие — перебили пирующих и сами завладели городом. Лампсаке они оказали огромные почести и в честь нее назвали город Лампсаком[1722].
Никократ, тиран киренцев, и многое другое ужасное сделал согражданам и, собственноручно убив и жреца Аполлона Меланиппа, женился на его вдове, красавице Аретафиле. Она же позаботилась, чтобы отомстить тирану за родину и мужа. Вначале она задумала его отравить[1723]. Будучи же схвачена, она сказала, что готовила не яд, а любовный напиток, чтобы муж ее любил[1724]. Мать тирана решила пытать Аретафилу. Мучимая долгими и жестокими пытками, она обещала, что больше не будет прибегать к любовному напитку[1725]. Тиран освободил ее как не совершившую никакого преступления, продолжал с ней жить и долго ее лечил как несправедливо замученную. Она же, имея дочь, выдающуюся молодостью и красотой, отдала ее брату тирана юноше Лаандру. Тот же, охваченный любовью, попросил у брата разрешения жениться на девушке. Лаандр женился и, повинуясь матери девушки, был убежден ею освободить город. Подкупив Дафниса, постельничего тирана, с его помощью он умертвил Никократа[1726].
Среди тетрархов в Галатии[1727] были Синорикс и Синат[1728]. У Сината была жена Камма, прославленнейшая красотой тела и доблестью души. Ибо она была и жрицей Артемиды, которую особенно почитают галаты, и всегда была пышно и величественно украшена в торжественных процессиях и жертвоприношениях. В нее влюбился Синорикс. Не надеясь ни уговорить ее, ни взять силой, пока был жив муж, он коварно умертвил Сината, а через немногое время посватался к Камме. Она же очень долгое время противилась, когда же домашние и друзья настаивали и сильно ей угождали, притворилась, что соглашается, и поставила условие: «Пусть Синорикс придет в храм Артемиды[1729], и мы перед богиней заключим договор о браке». Пришел Синорикс и с ним все, кто были самыми выдающимися у галатов, мужчины и женщины. Она же, приняв его весьма благосклонно, подвела к алтарю, возлила вино из золотой фиалы и часть выпила сама, а часть велела выпить (ему). Он же, взяв питье как жених от невесты, радостно его выпил. Питье же было смешано с медом и приправлено зельем. Камма же, как казалось, смягченная, издала ликующий клич и сделала земной поклон перед богиней, сказав: «Милость я вижу для себя, о многочтимая Артемида, что ты даешь мне возможность в твоем храме совершить правосудие за мужа, неправедно убитого из-за меня!» Сказав это, она тотчас же умерла, и жених умер вместе с ней у алтаря богини.
Тимоклея Фиванка — сестра Феагена, сражавшегося против Филиппа при Херонее, который и ему, прокричавшему: «Доколе преследуешь?», ответил: «До Македонии!»[1730] Когда он погиб, у него осталась сестра. Александр разрушил Фивы до основания. Когда одни — одно, а другие — другое разрушали в городе, домТимоклеи захватил гиппарх-фракиец. Этот фракиец после обеда позвал Тимоклею в спальню и пожелал не только ее, но и золото и серебро, если она имела где-нибудь спрятанным, и заставлял и в этом ее признаться. Она же сказала, что имеет большое количество украшений из золота и серебра в ожерельях, браслетах, кубках и монетах, но, когда город был взят, бросила все в безводный колодец. Фракиец поверил, она же отвела его в сад дома, где был колодец, и велела спуститься. Он же, спустившись, разыскивал золото и серебро, она же сверху вместе со служанками навалила на него множество камней и каменных обломков и засыпала варвара. Македоняне, схватив ее, привели к царю Александру. Она же призналась, что защищала себя от будто бы нарушившего закон и пытавшегося применить насилие фракийца. Александр, изумившись, отпустил ее на свободу и воздал все приличествующие ее происхождению понести[1731].
Лаарх, царь киренцев, поставленный, чтобы охранять власть Батта, сына Аркесилая, вместо царя стал тираном, совершая всевозможные беззакония против граждан. Матерью сына Батта была Эриксо, мудрая и справедливейшая женщина[1732]. Влюбившись в нее, к ней посватался Лаарх, она же попросила, чтобы он поговорил с братьями. Когда те достаточно откладывали, Эриксо послала служанку, сообщившую, что пока братья противятся, но если у них будет встреча и сожительство, то братья согласятся, чтобы произошла свадьба[1733]. Он принял это радостно и ночью без копьеносцев пришел к Эриксо и, зайдя в одну комнату[1734], наткнулся на Полиарха, старшего из братьев Эрикео, устроившего внутри засаду, и двух юношей, вооруженных мечами, пораженный которыми он погиб. Приведя же Батта, они объявили его царем и вернули киренцам отеческий строй.
Пифей[1735], разыскивая золотые рудники, велел всем гражданам искать руду, копать и промывать золото, но ничего другого не делать ни на земле, ни на море. Все устали, не имея урожая и не делая чего-либо другого из полезного для жизни. Жены их обратились с мольбой к жене Пифея Пифополиде. Она же приказала, чтобы они ушли и приободрились, а сама, позвав золотых дел мастеров, велела изготовить золотых рыб, жертвенные лепешки, спелые плоды, закуски, всевозможную пищу из золота. Пифей приехал из путешествия и попросил обед. Жена поставила перед ним золотой стол, на котором не было ничего съедобного, но все золотое и похожее на еду. Пифей, похвалив искусство подражания, попросил есть, она же принесла ему другое, тоже сделанное из золота и сходное со съестным, а затем — снова. Когда же он рассердился и признался, что голоден, Пифополида сказала: «Но ведь ты разрушил все земледелие и ремесло. Ты приказывал выкапывать бесполезное золото, нисколько не полезное людям, если у них нет плодов, годных для посева и выращивания урожая». Будучи научен мудростью женщины, Пифей прекратил работу рудников и позволил гражданам обратиться к земледелию и другим ремеслам[1736]
Когда ионийские колонисты, прибыв в Азию[1737], поселились в Эрифрах[1738], с ними начал войну Кноп из рода Кодридов[1739]. Бог повелел ему взять в качестве предводителя у фессалийцев жрицу Энодии[1740]. Он же послал послов к фессалийцам и объявил оракул бога, а те послали ему жрицу бога Хрисамену. Она, будучи сведуща в изготовлении зельев, взяв из стада самого большого и самого красивого быка, позолотила ему рога и украсила тело венками и вышитыми золотом пурпурными покрывалами, а после еды, подмешав возбуждающее зелье, дала ему съесть. Зелье и самого быка привело в бешенство и заставило впасть в экзальтацию вкусивших его мясо. Враги расположились лагерем против них, а она, поставив на глазах у врагов алтарь и все необходимое для жертвоприношения, велела привести быка. Бык же, обезумев от зелья и бешенства, вскочил и побежал с сильным ревом. Враги, видя быка с золотыми рогами, обвитого венками и несущегося на их лагерь от жертвенника противников, сочли это хорошим признаком и счастливым предзнаменованием и, собравшись, совершили жертвоприношение богам, и каждый охотно попробовал от мяса, получив по жребию часть как знак божества и божественного жертвоприношения. Тотчас же все войско лишилось рассудка от бешенства и безумия. Все, вскочив, придя в дурное состояние, подпрыгивая, оставили охранение. Видя это, Хрисамена велела, чтобы Кноп поспешно вооружил войско и напал на врагов, не способных защищаться. Таким образом, Кноп, уничтожив всех, овладел городом эрифрейцев, большим и процветающим[1741].
На беотийцев, которые в древности населяли Фессалию, пошел походом Эат, сын Федиппа, у которого была сестра Поликлея, оба из рода Гераклидов. Было предсказание, что править будет тот, кто из этого рода первым, перейдя Ахелой, вступит на вражескую землю. Войско собиралось перейти реку, Поликлея же, перевязав ногу, сказав, что поранила лодыжку, попросила брата Эата перенести ее через реку. Он же, ничего не подозревая, но желая услужить сестре, передал щит оруженосцам, а Поликлею, совершив молитву, охотно перенес через реку. Она же, оказавшись возле берега, поспев раньше, вышла и, повернувшись к брату, сказала: «Моя награда — царство, согласно предсказанию бога. Ведь я первой из всех вступила на землю». Эат, поняв обман, не рассердился, оценив же образ мыслей девушки, женился на ней, и, царствуя вместе, они родили сына Фессала, от которого и город[1742] назвали Фессалией[1743].
Почему Аристогитон и Гармодий напали на тиранов, знает любой из эллинов[1744]. Была ведь у Аристогитона подруга по имени Леэна. Гиппий, схватив Леэну, пытал ее, чтобы она выдала соучастников заговора. Она же очень многое такое выдержала, побежденная же пытками, чтобы не проговориться, сама откусила себе язык. Афиняне, желая почтить гетеру, не поставили ее статую на Акрополе, но установили, изготовив животное, медную львицу[1745]. Если кто придет на Акрополь, то увидит в Пропилеях[1746] медную львицу, не имеющую языка, в память об этой истории[1747].
Фемисто, дочь Критона, сына Ойанта. Ее полюбил сын тирана Фрикодема[1748] Филон. Тиран требовал девушку для брака. Отец отказал. Тиран, схватив сыновей Критона, на глазах отца и матери бросил их голодным зверям, отобрав девушку, стал устраивать свадьбу. Фемисто, притворившись по необходимости, принесла меч под коротким хитоном и заснувшего в спальне жениха, наклонив его шею, легко пронзила так, что убиваемый даже не издал ни звука. Все это тайно совершив ночью, выйдя затем к морю и найдя легкое суденышко, дождавшись благоприятного ветра и отвязав канат, одна отправившись, отплыла в Гелику, город Ахайи[1749], где был священный храм Посейдона[1750]. К нему прибежала искать убежища как просительница. Фрикодем второго из сыновей, брата убитого, Гераконта, послал, чтобы потребовать девушку у геликей-цев. Те же выдали ее, когда же они отплыли, то сильный северный ветер прибил лодку к Риону в Ахайе, где им, причалившим к берегу, показались две гемиолии[1751] акарнанцев, враждебно настроенных по отношению к тирану, которые, привязав лодку, отвели ее в Акарнанию[1752]. Народ акарнанцев, узнав о совершившемся, пожалел девушку и, связав Гераконта, передал его ей. Тиран посылает к ней за сыном, она же обещала тогда вернуть сына, если тот вернет родителей, фрикодем, поверив, отослал к ней родителей, акарнанцы же, тем не менее, сильно пытая Гераконта, убили его. Фрикодема же спустя немного дней убили граждане. Жители же Гелики вскоре пострадали и сами и их город, когда произошло землетрясение[1753], а море вышло из берегов. Они сочли[1754], что случился гнев Посейдона, поскольку они выдали врагам просящую у него убежища девушку.
Аркесилай, сын Батта, царя киренцев, свергнутый восстанием народа, был лишен власти[1755]. Мать же его Феретима, отплыв к царю Саламина на Кипре Эвельфонту, обратилась с мольбой, прося о союзе. Киприот оставил просьбу без внимания, до тех пор пока Аркесилай, имея в изобилии греческих союзников, вернувшись, захватив власть и сурово наказав нарушителей, был убит соседними баркейцами[1756]. Феретима не отчаялась от ужаса[1757], но, бежав к сатрапу Египта Арианду и предложив Камбизу некоторые благодеяния, собрав большие пешие и морские силы и напав на киренцев, стала неодолимой, так что и совершила правосудие за сына и вернула власть своему роду[1758].
Аксиотея, жена Никокла, царя киприотов, когда многие пришли от царя Египта Птолемея, чтобы свергнуть его власть, и когда Никокл повесился, а его братья закололи себя, сама соперничала с погибшими в доблести. Созвав их сестер, матерей и жен, она уговорила их, что не остается более ничего, достойного их рода. Они же, убежденные ею, прочно закрыли ворота гинекея и, вскочив на крышу, когда сбежалось множество граждан, закололи детей, которых несли на руках. Огонь же поднялся над кровлями, одни закалывали себя мечами, другие же погибали, неустрашимо бросаясь в пламя. Аксиотея же была наилучшей предводительницей в этих ужасах. Ибо когда увидела, что все доблестно погибли, тогда и сама, установив меч, пронзив себя, бросилась в пламя, чтобы враги не завладели даже ее мертвым телом[1759].
Пирр Эпирот пошел войной на Лакедемон[1760]. Когда перед городом произошло большое сражение, лаконцы, отступив, решили переправить на Крит детей и женщин, самим же подвергаться опасности вплоть до победы или смерти. Архидамида, дочь царя Клеада[1761], ответила на это решение, что для лаконянок прекрасно умереть вместе с мужами или жить вместе с ними. И тогда они разделили между собой дела войны: насыпали вал, копали рвы, приносили оружие, точили копья, лечили раненых, так что и лаконцы, видя мужество женщин, стали более смелыми в борьбе и отразили Пирра.
Антиох, прозванный Богом, женился на Лаодике, сестре от того же отца, от которой у него родился сын Селевк[1762]. Второй раз он женился на Беренике, дочери царя Птолемея[1763], оставив от которой маленького сына[1764], умер, назначив наследником власти Селевка. Лаодика добилась, чтобы был убит ребенок, рожденный[1765] от Береники. Береника вышла к народу просительницей, прося сострадания и защиты от властей. Убившие же ребенка, привели к народу другого, очень похожего на него, как будто бы это был тот, поставив вокруг него царскую стражу. Беренике же приставили стражу из галатских наемников и дали место, наиболее укрепленное из царских укрепленных мест, и принесли клятвы, и заключили договоры. Когда с Береникой сожительствовал врач Аристарх и убедил ее согласиться на это, она поверила, а они, использовав в качестве стратегемы клятву, тотчас напав, убили Беренику. Женщины же, бывшие при ней в качестве щитоносцев, многие погибли. Панариста же, Мания и Гефосина, тайно предав земле тело Береники, выбрали вместо нее другую, как будто бы она еще жива и они лечат ее рану. И до такой степени они убедили подданных, что пришел получивший от них послание Птолемей, отец убитой, и, разослав послания от имени убитого ребенка и погибшей Береники, как бы еще живущих, он овладел землями от Тавра до Индии без войны и сражения, воспользовавшись стратегемой Панаристы[1766].
Феано, мать Павсания, когда Павсаний, уличенный в том, что предался персам[1767], бежал в качестве просителя в храм Афины Меднодомной[1768] (откуда не было права забирать молящегося), сама, придя раньше других, положила у дверей кирпич. Лаконцы, удивившись ее мужеству, а равно и мудрости, каждый приложил кирпич к дверям, так что произошли две вещи: и то, что молящегося не оторвали от алтаря, и то, что уничтожили предателя, загородив его стеной[1769].
Деидамия, дочь Пирра[1770], захватив Амбракию, решив наказать Птолемея, хитростью убившего Пирра, когда эпироты послали послов, постановила вести с ними войну за его наследство и почести предков. Получив клятвы, она была обманута, ибо некоторые из эпиротов, договорившись, послали Нестора из числа телохранителей Александра, чтобы ее убить. Он же возвратился обратно, устыдившись и будучи устрашен. Она же бежала в храм Артемиды Предводительницы, а Милон[1771], обвиненный в том[1772], что убил свою мать Филотеру, устремился на нее вооруженный. Она же воскликнула: «Убивший мать после убийства совершает убийство!»[1773] Ее, крикнувшую только это, Милон убил на священном участке бога.
1. Артемисия при Саламине сражалась на стороне Ксеркса. Эллины преследовали уже бегущих персов. Она же, уже почти захваченная, поручила эпибатам[1775] убрать с корабля персидские значки, а кормчему — напасть на проплывающий персидский корабль. Эллины, видя это и думая, что это один из союзнических кораблей, оставив ее, обратились против других. Артемисия же, избежав угрожающей ей опасности, ушла, отплыв в Карию[1776].
2. Артемисия, дочь Лигдамида, потопила союзный калиндийский корабль и триерарха Дамасифима[1777]. Царь послал ей в награду за храбрость греческую паноплию, а наверху флота — веретено и нити[1778].
3. Артемисия, снаряжая большие корабли, имела не только варварские, но и эллинские значки. Если она преследовала эллинский корабль, то поднимала варварский значок, если же ее преследовал эллинский корабль, то поднимала эллинский, чтобы преследователи удерживались от нападения на нее, как от нападения на эллинский корабль[1779].
4. Артемисия напала на Латм[1780], спрятав вооруженную силу, сама же вместе с евнухами, женщинами, флейтистами и тимпанис-тами удалилась в рощу Матери Богов, отстоящую от города на семь стадий, справляя праздник. Когда же латмийцы вышли, увидели ее благочестие и удивились, то спрятанные в засаде, поднявшись, захватили город, победив флейтами и тимпанами там, где не победили оружием[1781].
5. Артемисия, царствовавшая над Карией, вместе с царем Ксерксом сражалась против эллинов, так что царь дал ей и отличия за морское сражение у Саламина. И царь, видя, что в этих обстоятельствах[1782] морского сражения, что она мужественно сражается, а мужчины — робко, воскликнул: «О Зевс, ты сделал мужей женщинами, а женщин — мужами!»[1783]
Мания, жена Зенида[1784], архонта городов вокруг Дардана[1785], когда муж умер от болезни, сама взяла власть, имея союзником Фарнабаза[1786]. Сама же отправлялась в сражения на крытой повозке, отдавала приказы сражающимся и строила боевые порядки, и награды за победы по заслугам распределяла между воинами. Ни один враг не победил ее, Мидий же, взяв в жены ее дочь, казавшийся верным благодаря родству, тайно проникнув к ней, умертвил ее[1787]
Тиргатао Меотянка[1788], была выдана замуж за Гекатея, царя синдов, которые обитают немного выше Боспора[1789]. Этого Гекатея, лишившегося власти, восстановил Сатир тиран Боспора и дал ему для брака свою дочь, потребовав убить прежнюю жену. Он же, сильно любя меотянку, не осмелился ее убить, но, заключив в укрепленную крепость, велел, чтобы она пребывала под стражей. Тиргатао же тайно бежала от стражников. Когда люди Гекатея и Сатира разыскивали ее с огромным усердием, ибо боялись, как бы она не подвигла меотов к войне, — то не могли найти, так как меотянка, передвигаясь по безлюдным и скалистым дорогам, днем скрываясь в лесах, а по ночам идя по дороге, наконец, пришла к так называемым иксоматам[1790], где были дворцы ее родственников. Отца она застала уже умершим, живя же с тем, кто унаследовал власть, подвигла иксоматов к войне. И подчинила многие из воинственных народов вокруг Меотиды, особенно же опустошила набегами Синдику Гекатея и разоряла владения Сатира, так что оба, послав масличные ветви, обитые белой шерстью и дав в заложники сына Сатира, Метродора, умоляли дать им мир. Она же заключила его, однако они, заключив договор, не соблюдали клятв, так как Сатир убедил двоих друзей, пришедших к нему с мольбой о защите, злоумышлять против нее. Они бежали, а Сатир требовал их выдачи. Тиргатао же, почитая закон об убежище, часто писала ему, требуя прощения молящим о защите. Те же напали на нее: один будто бы чтобы поговорить с ней о важных делах, а другой, в это время выхватив меч, но потерпел неудачу в своем замысле, так как ее пояс принял на себя удар[1791]. Копьеносцы, сбежавшись, пытали обоих, те же признали злой умысел, подобающий тирану. Тиргатао тотчас же предприняла войну, убив заложника и наполнив страну всеми ужасами грабежа и убийства, до тех пор пока сам Сатир не умер, впав в отчаяние, сын же его Горгипп, унаследовав власть, сам, придя в качестве просителя и дав ей величайшие дары, не прекратил войну[1792].
Амага, жена Медосакка, царя сарматов, простирающихся до Пон-тийского побережья, видя, что муж погряз в роскоши и пьянстве, сама часто вершила суд, сама же поставила и стражей страны, отражала набеги врагов и сражалась вместе с местными жителями, которым наносили обиду. И слава ее была блистательной среди всех скифов, так что и херсонеситы, живущие на Таврике, терпя бедствия от царя находившихся поблизости скифов, попросили у нее права стать союзниками. Она же вначале написала скифам, приказав удерживаться от нападений на Херсонес, когда Скиф это презрел, то, взяв сто двадцать человек наиболее сильных душой и телом, дав каждому по три коня, за одну ночь и один день проскакала тысячу двести стадий и, внезапно появившись перед царским дворцом, перебила всех, бывших перед воротами, а когда скифы были приведены в замешательство как бы неожиданным ужасом и считали, что пришли не столько, сколько они видели, но что их было гораздо больше, чем пришедших, Амага с теми, которых она имела, устремившись на дворец и напав на Скифа, и убив бывших вместе с ним родственников и друзей, вернула землю херсонеситам, сыну же убитого вручила царство, повелев править справедливо и удерживаться от нападений на живущих по соседству эллинов и варваров, видя кончину своего отца[1793].
Арсиноя, когда умер ее муж Лисимах, а в Эфесе было большое волнение и сторонники Селевка[1795] разрушали стены и открывали ворота, положила в царские носилки служанку, надев на нее царское платье, и расставила вокруг многих из гипаспистов[1796], сама же, набросив рубище и надев запачканную маску, одна вышла в другую дверь и, бежав, на корабле отплыла. Менекрат, один из командиров, припав к носилкам, пронзил рабыню, думая, что убивает Арсиною[1797].
Кратесиполида, желая передать Птолемею Акрокоринф[1799], охраняемый наемниками, которые часто убеждали ее заботиться, чтобы это место охранялось, похвалив их как мужественных и верных, сказала, однако, что из Сикиона приглашены союзники, которые бы более надежно несли охрану вместе с ними. Открыто же она послала к сикионцам, а тайно — к Птолемею, и пришедших от него ночью воинов приняла как союзников, пришедших из Сикиона. Птолемей же захватил Акрокоринф без сопротивления охраняв-
Этолийцы отправились в поход против пелленцев. Перед Пелленой есть высокий холм напротив акрополя, сойдя с которого, пелленцы вооружались. Жрица Афины, согласно некоему обычаю, имея в тот день паноплию и шлем с тройным султаном, самая красивая и величественная из девушек, взирала с Акрополя на множество вооруженных граждан. Этолийцы, видя вооруженную девушку, сошедшую с храма Афины, сочтя, что сама Афина пришла к пелленцам в качестве союзницы, повернули назад. Пелленцы же, преследуя, перебили немало этолийцев[1801].
Кинна, дочь Филиппа, упражнялась в военном деле, предводительствовала войсками и сражалась с врагами. И сражаясь против иллирийцев, она, нанеся их царице[1803] смертельный удар в шею, сбросила ее с коня и перебила многих из обращенных в бегство иллирийцев. Выданная же замуж за Аминту, сына Пердикки[1804], и быстро его лишившись, она не стала пытаться вторично выходить замуж[1805], но, имея от Аминты одну дочь, Эвридику, и ее упражняла в военном деле. Когда Александр умер в Вавилоне, а диадохи изменили образ правления, она осмелилась перейти Стримон, а когда Антипатр этому препятствовал, то, оттеснив препятствующих, перешла реку и, победив выходящих навстречу, перешла Геллеспонт, горя желанием вступить в бой с войском македонян. Когда Алкета с войском выступил навстречу, македоняне, видя дочь Филиппа и сестру Александра, устыдившись, изменили свой замысел. Она же, браня Алкету за неблагодарность, не была устрашена ни множеством мужей, ни подготовкой оружия, но благородно вступила в сражение, предпочитая скорее погибнуть, чем увидеть род Филиппа, потерявшим власть.
Миста, жена Селевка по прозвищу Каллиник[1806], потерпевшего поражение возле Анкиры от галатов, захваченная врагами, сменив царскую одежду и одев лохмотья беднейшей рабыни, была продана среди пленных[1807]. Отвезенная же на Родос вместе с другими рабами, она открыла, кто она есть. Родосцы же, вернув купившему серебро в качестве выкупа и сильно заботясь о ней, отослали в Антиохию.
Пизон и Сенека составили заговор против Нерона. Был у Сенеки брат Мела, который имел подругу Эпихариду. Эту Эпихариду Нерон как соучастницу тайного деяния жестоко пытал, она же все отрицала, никого не выдав. Нерон же велел пытать ее снова. После трех дней пыток Эпихариду везли в носилках, она же, распустив пояс, повесилась в самих носилках. Носильщики, оказзвшись возле пытавших, положив носилки, велели ей выходить. Тогда же было найдено ее мертвое тело, и тиран сильно досадовал, как бы будучи побежденным гетерой[1808].
В Милете девушек охватило безумное несчастье, ибо очень многие из них без какой-либо причины внезапно стали вешаться. Женщина-милетянка посоветовала пронести повесившихся обнаженными через агору. Таким образом, она силой удержала девушек, собиравшихся покончить с собой, ибо, не вынеся позора после смерти и процессии через агору, они удерживались от петли[1809].
Мелосцы[1810] колонизировали Карию, имея предводителем Нимфея. Карийцы, населяющие Криасс, составив заговор против мелосцев, позвали их на общественный праздник. Карийская девушка, полюбив Нимфея, раскрыла злой умысел. Он же сказал карийцам, что у эллинов есть обычай идти на обед вместе с женщинами. Карийцы же велели вести и женщин, мелосцы же сами идут без оружия в одних гиматиях, а женщины, каждая спрятав на груди меч, сели каждая возле своего мужа. Когда во время пиршества они поняли замысел карийцев, то женщины все вместе разорвали на груди платье[1811], а мужчины, схватив мечи, напали на варваров и, умертвив всех, заселили их город и землю[1812].
У фокидян и фессалийцев была непримиримая война[1813], так что и фессалийцы приняли постановление, чтобы не щадить никого из находящихся в цветущем возрасте, детей же и женщин обращать в рабство. Когда фокидяне намеревались броситься в сражение, фокидянки постановили: «Мы отправимся в большой лес. Если же узнаем, что наши мужья потерпели поражение, то сами вместе с детьми принесем огонь и сгорим, поджегши лес». Это решение женщин заставило фокидян более мужественно сражаться и победить в сражении[1814].
У хиосцев была война с эрифрейцами[1815] из-за Левконии[1816]. Хиосцы, не будучи в состоянии противостоять врагам, постановили уйти, заключив договор, чтобы каждый имел по одной хлене[1817] и одному гиматию. Хиосские женщины негодовали, что, оставив оружие, отправятся в изгнание обнаженными[1818]. Когда же те дали клятву, женщины договорились никоим образом не оставлять оружия, но сказать, что у них есть обычай называть хленой копье, а хитоном — щит[1819]. Хиосцы были убеждены женщинами и, унеся оружие, стали страшны эрифрейцам.
Фасосцы, будучи осаждены, желая противопоставить врагам машины внутри стен, нуждались в канатах, которыми имели обыкновение связывать машины. Фасиянки остригли головы, а женские волосы стали канатами для осадных машин[1820].
Пирр Эпирот вторгся в Аргос, когда его призвал аргивянин Аристей. Аргивяне же сбежались на агору с оружием, а их женщины, схватив куски черепицы и бросая их сверху на эпиротов, заставили их отступить, так что и Пирр, самый ужасный из полководцев, сам погиб, когда на его голову упала глиняная черепица. Арголидянки же заслужили величайшую славу среди эллинов, когда воинствен-нейший Пирр был поражен не мужами, но женщинами Арголиды[1821].
Когда этолийцы долгое время воевали с акарнанцами[1822] и, наконец, из-за предательства вошли в город, мужчины храбро выстроились в боевой порядок против неожиданной опасности, а женщины, взобравшись на крыши, бросая, одни — камни, другие — глиняные черепицы, перебили многих из неприятелей. Мужчин же, уступавших и терпящих поражение, они, то ободряя, то браня, то умоляя, вернули обратно в сражение. Когда же затем, мужественно сражаясь, они погибли, то женщины так обхватили тела мужей, братьев или отцов, что их, обнимавших, враги, не сумев оторвать, перебили вместе с мужчинами[1823].
С киренцами воевал Птолемей. Они же, пригласив командиром Ликопа из Этолии[1824], вручили ему руководство всеми делами[1825]. В сражениях киренцы сражались впереди, а их женщины ставили частоколы, копали рвы, подносили снаряды, приносили камни, лечили раны, готовили пищу. Когда же мужчины потерпели поражение, а Ликоп переменил дела в сторону единовластия, они так злословили над монархом, что он, рассерженный, многих из них убил, добровольно смотря на резню[1826].
Дочери лакедемонян вышли замуж за миниев, происходящих от аргонавтов. Они же, сделав единое государство, также стремились к царской власти. Им же препятствовали спартиаты, а дочери ****[1827].