Строение и законы Вселенной

СОЦИАЛЬНАЯ ЭВОЛЮЦИЯ

В социологии в отличие от естественных наук существует неаддиативность, то есть неподчинение статистически собранных материалов законам математического сложения и неоднозначность результата. Попросту это значит, что ученик, получивший в школе четверку, а не пятерку, не глупее первого на 20 %; здесь нет прямого пересчета аналоговой системы в цифровую. Одной из причин этого является невозможность выделения человека (инструмента) из исследуемого явления (социальной сферы). Наличие большого числа эмпирических моделей, систем уравнений и т. д. пока не дает того эффекта, которого хотелось бы получить. Круг вопросов социальной эволюции очень широк и состоит из многих формально не связанных разделов, поэтому автор приносит извинения за некоторую фрагментарность этого раздела и надеется, что предлагаемая в книге методика оценок окажется полезной профессиональным исследователям-социологам.

Основой социального развития является повышение предсказуемости отношений индивидов на основе набора социальных законов (как сейчас говорят, «распределении прав и обязанностей между государством и гражданином на основе договора»), являющихся сепарирующими границами, преодолевая которые, гражданин затрачивает определенный ресурс (время, деньги), но получает дополнительные возможности восстановления ресурсов с профитом для себя. В выигрыше оказываются и гражданин, и государство. Например, повышая квалификацию, он увеличивает и производительность труда (физического, умственного), и оплату, получаемую за труд. Этим же объясняется парадоксальная, на первый взгляд, ситуация — экспоненциальный рост числа людей, исключаемых из процесса непосредственного производства — политиков, чиновников всех рангов, работников сферы услуг и развлечений и т. д. Это происходит потому, что рост производительности труда пока еще опережает рост численности населения и отвлечения от производства. Социальные законы (регуляторы) реально зависят от изменения производственных технологий, запросов потребителей и многого другого (например, в Средние века в Европе критерием продвижения были умение танцевать, писать стихи и драться на дуэлях, что сейчас совсем не актуально); они являются достаточно объективными показателями развития социумов. Если «профит» от таких законов отсутствует или отрицательный, то либо закон, либо социум перестает существовать.

Такие сепарирующие границы появляются как на официальном (государственном) уровне, так и стихийно (взятка в чиновно-бюрократических структурах), и граждане решают, как легче и дешевле им действовать.

Критерием любой социальной реформы (введением новой сепарирующей границы) служит просто ответ на вопрос: какие дополнительные услуги, удобства и др. будут у гражданина при введении данного закона? Например, при проведении жилищно-коммунальных реформ и планируемом повышении стоимости услуг (вода, тепло, электричество, приобретение нового жильн и т. д.) что получит каждый конкретный гражданин? Если параметры предлагаемых услуг остаются фактически прежними или их улучшение планируется через достаточно большой срок (годы, пятилетки, следующее поколение и т. д.) без конкретных законодательных гарантий (в случае несрабатывания реформы получения обоснованной компенсации) и права отказаться от участия в подобном «эксперименте» на любом этапе любому конкретному гражданину в одностороннем порядке, если отсутствует право обжалования действий государства (или выделенных им для этого административных структур) в суде или иных правомочных органах, то абсолютно ясно, что это — обман! Значит, реформа проводится в интересах увеличения доходов небольшой группы регулирующих этот процесс чиновников, перекупщиков, посредников (то есть не оформленной, но явно преступной группировки) или как насильственная конфискационная мера по очередному отнятию денег у населения.

Других вариантов нет!

Любая образовавшаяся социальная структура консервативна: она старается сохранять схему своего построения и функционирования без принципиальных изменений как можно дольше. При этом существующий порядок (феодализм, империализм, диктатура, капитализм, социализм…) провозглашается как абсолютная конечная цель социального развития, обеспечивающая наиболее полно и надолго счастливое существование человечества. Однако, к неудовольствию правящих слоев, сразу же после утверждения их порядка (обычно путем революции, контрреволюции, бунтам т. д.) активизируются и консолидируются его противники. Сначала это вызывает удивление и раздражение, потом начинаются попытки силового подавления. Когда основные силы власти направляются на подавление недовольства населения, а не на улучшение его жизни, происходит смена социальной системы, в том числе и достаточно мирными средствами. В работах по теории государства и права существует много объяснений причин и сроков смены социальных моделей развития, однако эти работы носят чисто качественный и весьма расплывчатый характер («верхи не могут, а низы не хотят жить по-старому» или что-то в этом духе), в них отсутствуют критерии, позволяющие объективно сравнивать социальные модели.

Методом, позволяющим выполнить объективный анализ социальных структур независимо от степени их экономического развития, численности, морально-этических, религиозных и других особенностей, могло бы послужить сравнение матриц законов — сепарирующих границ, в численном (цифровом) виде показывающее прирост материальной базы в денежном, производственном или ином выражении. Если качество улучшилось, величина прироста будет больше единицы, ухудшилось— меньше. Суммирование этих величин с учетом времени действия законов, числа граждан и других граничных условий позволит сделать достаточно объективную оценку качества жизни отдельного гражданина, социума в целом и определить тенденцию к развитию или затуханию одной социальной модели по сравнению с другими. Подобный подход в некоторых случаях используется при анализе частных социологических вопросов, однако критерии разными авторами выбираются произвольно и их оценка по шкале «меньше — больше», «лучше — хуже» очень индивидуальна. Здесь есть широчайшее поле для исследований.

Вообще-то некоторый консерватизм, присущий социальному развитию, объективно полезен, так как позволяет хотя бы понять, пользу или вред приносит очередная новация (ведь человечество оплачивает это весьма дорогой ценой), сметающая или отбрасывающая назад, казалось бы, несокрушимые структуры. Поэтому весьма важным представляется остановиться на анализе типичных и часто повторяющихся ошибок на пути развития. Интуитивно каждый из нас продумывает, анализирует настоящее и планирует будущее на основе стереотипов (то есть аналогов). Но незнание аналоговых методов замедляет получение и осознание результатов, а иногда и дискредитирует эти методы в оценках людей, и без того слабо в них разбирающихся, в первую очередь — в глазах политиков и гуманитариев. Строго говоря, политология как таковая не является научным процессом познания, так как в ней отсутствуют понятия граничных условий и общие законы формирования явления. Все утверждения и прогнозы «политологов» строятся на допущениях и имеют крайне низкую степень достоверности, схожую с угадыванием.

Если затрагивать вопрос о политике как об явлении, то необходимо хотя бы кратко охарактеризовать понятие «политик» — человек, делающий (создающий) политику. На эту тему выпущено колоссальное число работ, однако единственным выводом из них может служить замечание Оскара Уайльда о том, что «история учит лишь тому, что научиться чему-либо у истории нельзя». Но существуют объективные причины этого, о которых политики и их окружение предпочитают не распространиться, а в иных случаях даже и не подозревают о наличии таких причин.

Итак, на первоначальных этапах развития социальных структур в человеческих стаях появились вожаки (аналог поведения сообществ высших млекопитающих), чьи сила, быстрота реакции и прочее давали им возможность обеспечить больше, чем у остальных, шансы на выживание опекаемой им семьи (стаи), состоящей из самок, детенышей, подчиненных или слишком молодых для борьбы за лидерство самцов. Власть такого вожака всегда была конечна и зависела исключительно от объективных причин. Кстати, подобная система до сих пор сохраняет свою положительную роль в небольших, наименее «продвинутых по пути цивилизации» сообществах.

При появлении избыточного продукта в материальной сфере, возникновении абстрактных понятий во вторичной знаковой системе и разделении стаи на более или менее устойчивые семьи роль вожака (вождя) изменяется, становясь диаметрально противоположной. Возникает принцип: «Что хорошо семье вождя, то должно быть хорошо и руководимому им племени (сообществу)». Естественно, что до такой ясности понимания своей рели вожди не доходили ни тогда, ни сейчас, но объективно действовали в рамках реализации этого принципа.

Это отнюдь не означало, что вожди были заинтересованы в ухудшении условий существования руководимого ими сообщества, наоборот: чем богаче и сильнее становилось племя (род, тейп и т. п.), тем выгоднее это было семье вождя, тем более он был заинтересован в сохранении власти своей семьи над нажитым имуществом и членами сообщества. Однако при этом влияние объективных критериев стало уменьшаться. Появились системы воздействия на соплеменников, обеспечивающие сохранение насильственной власти семьи. Если проследить за развитием мифологических представлений (по Леви-Строссу, Фрезеру и др.), то стихийная направленность этого предэтапа религиозных «мистерий» станет очевидной.

Таким образом, первобытный «политик» ставил задачу наоборот— не вождь для племени, а племя для вождя. Именно это положение сохраняется до настоящего времени и вряд ли изменится в ближайшем будущем.

Если рассматривать современное состояние мирового рынка политиков, то можно заметить ряд отчетливых тенденций.

Во-первых, число людей, стремящихся быть вождями, резко возросло. При этом в политику предпочитают идти те, кто не нашел себе применения ни в какой другой области человеческой деятельности.

Во-вторых, любой политик может подняться до уровня вождя только на противоречиях. Ему безразлично, с чем именно бороться — с хорошим, плохим или с фантомом («бумажным тигром»). При современных средствах накопления и передачи информации всегда найдется определенное количество людей-сторонников, готовых поддержать самые бредовые идеи.

В-третьих, вождь назначает кого-либо или что-либо своим врагом (соответственно, и «врагом нации») и начинает с ним непримиримую борьбу по возможности руками своих сторонников или подчиненных. При этом совершенно неважно, с чем бороться — с сепаратизмом или космополитизмом, с национализацией или разгосударствлением, с мелким или крупным капиталом, со свободной прессой или с «холопством» журналистов и т. д. «Если врага нет, его требуется выдумать» — вот основной принцип любого современного политика. Без яростной и «бескомпромиссной» борьбы сразу станут очевидными глупость и бессмысленность предлагаемого.

К тому же чем больше сторонников набирает политик, тем примитивнее становятся его лозунги («Грабь награбленное!» и т. п.), тем агрессивнее — его сторонники, которых тянет чаще устраивать совместные массовые мероприятия (съезды партий, демонстрации, митинги, заседания политсоветов, концерты «Голосуй за…!» и т. д.), где уровень интеллекта собравшихся определяется минимальным интеллектуальным уровнем самого глупого и наглого участника сборища. Эту сторону рассматриваемого вопроса очень точно и подробно описал профессор С. Н. Паркинсон («Законы Паркинсона»), и добавить к изложенному им практически нечего.

Резюме достаточно печальное: современная политика не имеет никакого отношения ни к науке, ни к здравому смыслу. В ней присутствует единственная закономерность— уменьшение промежутков времени между выдвигаемыми политиками целями, к которым шарахается человечество (к сожалению, не без результата). Этому способствуют и развитые глобальные средства связи. Остается надеяться на то, что при стремлении вышеуказанных промежутков к нулю либо сами политики запутаются, либо общество начнет понимать бессмысленность постоянной смены «приоритетов».

Современная система выборов, конечно, совершенствуется, но крайне медленно. Она, вероятнее всего, является неким регулятором, отсекающим заведомо неразумно-опасные цели и решения, однако отсутствие эффективного контроля, наличие нечестной рекламы и использование «властного ресурса» правящими кланами обеспечивают в настоящее время не выбор оптимального варианта (персоны), а выбор «просто плохого» из «очень плохого».

И еще хочется высказать одну крамольную мысль. Навязчивая пропаганда «общечеловеческих ценностей», распространяемая современными беспринципными политиками (для которых ценности — деньги и власть), есть прямая ложь. Как уже отмечалось, предтечей общечеловеческих ценностей был лозунг французской революции «Свобода, равенство, братство», не реализуемый в принципе! Согласно теориям существования больших унифицированных систем, при достижении определенных уровней сложности и количестве составляющих элементов есть такие пределы управления, после которых небольшие возмущения в системе приводят к коллапсу управления и распаду (или деградации) системы.

Одним из основных факторов социального развития как раз и является многообразие физических и психических типов людей, социальных и религиозных предпочтений, экономико-географических условий и т. д. Л. Н. Гумилев писал: «Однако до тех пор, пока сохраняются разности уровней пассионарного напряжения в уже имеющихся суперэтносах, пока существуют различные ландшафты Земли, требующие специфического приспособления в каждом отдельном случае, такое слияние маловероятно, и торжество общечеловеческих ценностей, к счастью, будет лишь очередной утопией».

Сейчас под «общечеловеческими ценностями» подразумеваются (по умолчанию) иудео-христианские постулаты, а где же ценности ислама, конфуцианства или пока еще не известного племени каннибалов, для которых наибольшую «общечеловеческую ценность» представляет высушенная голова соседа, подвешенная у входа в хижину?

Каждый человек — это субъективное отражение всей окружающей Вселенной с набором обратных связей, присущих этому конкретному индивиду, а абстрактные и аморфные истины, суть которых не ясна даже выдвигающим их политиками, пытающимся на самом деле создать тупо повинующуюся им толпу (да еще в объеме всего человечества), понимаются каждым по-своему — от безоглядного восторга до лютой ненависти, причем одно в другое переходит весьма часто.

Многие явления современной жизни как раз и противоречат тезису победы «общечеловеческих ценностей»: наблюдаются обострение сепаратистских движений в давно сложившихся сообществах (баски, ирландцы, курды и т. д.), несговорчивость конфессиональных структур, появление «экзотических» религиозных сект, бурный рост объединений по нетрадиционным сексуальным ориентациям, глобалистов, антиглобалистов, филателистов, террористов, байкеров и др. Недобросовестные политики часто используют эти явления в своих интересах, например, легализацию и применение наркотиков, причем против самого распространенного легкого наркотика — табака — мечутся громы и молнии, а действительно губительные для организма наркотики (типа растительных, получаемых из конопли и мака или синтетических аналогов) чуть ли не раздаются всем желающим.

Другим примером является официальное разрешение заключения однополых браков. Известно, что на генетическом уровне к подобным половым извращениям склонны от 1 до 3 % какого-либо этноса. Но данное явление, широко пропагандируемое в западных странах, имеет чисто коммерческие цели: во-первых, официальный брак дает право «семье» на определенные налоговые льготы, упрощает передачу имущества, в случае смерти «кормильца» (тут уж полный аут!) оставшийся получает соответствующую пенсионную надбавку; во-вторых, такая «семья» имеет право на усыновление (удочерение) детей, то есть позволяет втягивать несовершеннолетних в сферу физической и морально извращенной жизни. Каковы будут интересы и запросы у этих людей? К тому же при массовом явлении такого рода количество граждан в подобном «свободном» государстве резко уменьшится, а через два поколения оно совсем обезлюдеет. Так чьи же «права» в этой ситуации должны быть защищены? Заботящемуся о благе страны правительству нужно применять серьезные меры по профилактике и нейтрализации указанных явлений, и в первую очередь запрещать пропаган-ду подобного образа жизни. Тут неплохо было бы вспомнить меры по пресечению деятельности секты скопцов (кастратов-добровольцев) в Российской империи.

Другим фактором, который беззастенчиво эксплуатируют многие политики, является попытка ревизии истории: предъявление претензий к результатам войн, религиозных гонений, колониальных экспансий многовековой давности. И это делается уже на уровне правительств: стало модным выискивать, кто кого обидел, и «извиняться». Сначала это касалось обиженных во Второй мировой войне (Япония обидела некоторые страны Азии), потом добрались до Первой мировой войны (претензии стран Прибалтики), в это увлекательное занятие втянулись и бывшие колонии. Процесс пошел! В России не оставляют без внимания и Средние века (кто был прав при освоении Сибири, разгроме Новгорода или Казани, хотя в последнем случае боролись две более или менее равноправные династии за московский престол), подбираются к татаро-монгольскому нашествию, только не ясно, кому предъявят претензии — Монголии, Татарстану, Китаю или всем сразу? Но в этом вопросе всех «переплюнули» египтяне, поднявшие вопрос о взыскании с государства Израиль стоимости золота, вывезенного евреями из Египта при исходе в библейские времена. В качестве доказательства приводятся тексты из Торы и Ветхого Завета, официально признаваемыми иудаистами исторически непротиворечивыми свидетельствами. Интересно, остановятся ли на втором тысячелетии или кто-нибудь предъявит «обоснованные» претензии к Адаму и Еве?

Даже здесь видно стремление людей к выделению, обособлению.

На примере афро-американцев, испаноговорящих мексиканцев и латиноамериканцев, не желающих смешиваться с белым населением США, на примере восточно-азиатских, индийских и арабских землячеств, возникших в XX в. в Европе, видно их стремление к сохранению индивидуальности. Возникающие в процессе конфликты ведут к сплочению землячеств и усиливают противостояние, причем шансов победить у упрощенных социальных структур больше, так как более развитые плюралистические социальные структуры накладывают на их членов многочисленные этические и моральные ограничения, которые абсолютно чужды эмигрантам. Такое положение очень выгодно руководителям (наставникам, гуру, духовным лидерам) и всеми силами ими поддерживается.

В этом же направлении работает незнание или просто неправильное толкование истории. Здесь одним из наиболее ярких и понятных примеров человеческих заблуждений служит так называемая официальная история (хронология Скалигера-Петавиуса), в которой большая часть исторических событий расписана буквально: по дням, годам, местам действия, количеству и именам участников, подробностям диалогов (это при отсутствии стенографирования), деталям костюмов и пр. Однако при проверке математическими методами оказалось, что в большинстве случаев (Древний Рим, Древняя Греция, Древний Китай) в исторической хронологии присутствует многослойный плагиат, когда историю средневековой Европы много раз проецировали в прошлое с промежутками по нескольку сотен лет. Конечно, единичные исторические параллели еще могут существовать, но многократное повторение династий из 10–20 личностей с совпадением основных деяний (опорных точек) объективно невозможно в действительности и нарушает законы развития Вселенной. Подобное существующему в современной историографии «историческое построение» есть классический случай аналогии по формальным признакам, без учета граничных условий и основных постула-тов. Но не следует забывать, что развитие истории как науки началось именно с этой попытки ввести элементарные численные методы и классификацию в хроники, легенды, воспоминания и т. д., до того совершенно не связанные между собой. Тогда система Скалигера-Петавиуса представлялась наиболее приемлемой, понятной и логичной, то есть научно обоснованным предположением. Классифицированный таким образом фактический материал позволил людям осознать свою значимость, гордиться прошлым и планировать будущее. Недостатком явилось, да и сейчас является, отсутствие объективных (не зависящих от наблюдателя) способов хронологии материальных свидетелей истории. Существующие методики базируются в основном на авторитете их разработчиков, а физические методы датировки (по углероду, «замороженному» магнитному полю, толщине культурных слоев, срезам колец древесины и т. д.) дают большой разброс показаний или даже противоречат друг другу на достаточно малом отрезке времени — в несколько тысяч лет, принятом за срок цивилизационного скачка. Кроме того, большая часть подробных письменных источников, отнесенных к первому тысячелетию до нашей эры и первому тысячелетию нашей эры, неожиданно появилась в списках (подлинники куда-то исчезли) вначале второго тысячелетия нашей эры. И эти документы приняты за истину в последнем приближении, Вообще трудно представить, что кто-то, присутствовавший при разговоре, например, сенаторов или даже императоров Древнего Рима, сначала где-то записал в общем-то банальный сиюминутный спор; запись сохранялась две тысячи лет, «всплыла» в XI–XII вв. и исчезла в XIII–XIV вв.

После появления «скелетной» хронологии историографы разных стран начали «подгонять» известные им события и персонажей в более или менее общечеловеческую историю, при этом стараясь добиться максимальной полноты изложения. Лакуны, вероятно, заполнялись какими-то предположениями, так как с трудом верится, что, каким бы важным ни было событие, сохранить его в памяти людской в течение 200–300 лет нереально.

Как отмечалось ранее, большая часть информации, способы ее критического восприятия, понимания и переосмысления закрепляются у людей достаточно рано — в возрасте до 30–40 лет. Для историков это время учебы, выработки собственного взгляда и начала научной деятельности (обычно весьма активной и плодотворной). В это время они получают громадный объем информации — даты, имена, описания событий, у них вырабатываются определенные стереотипы дальнейшей работы с ними. С точки зрения математики это — набор слабосвязанных или вообще не связанных информационных блоков при отсутствии четко определенных законов и граничных условий их выполнения. При встрече с новыми оригинальными идеями историки стараются «привязать» их к уже знакомым сложившимся историческим схемам. Такой консерватизм разумен, так как позволяет сохранять определенную стабильность при изменении частностей.

Математические методы анализа исторических процессов особым почетом у историков не пользуются, так как представляются «разрушением алгеброй гармонии». Математики, так же как большинство «технарей» (физиков, химиков, геологов, биологов), выполняют частные заказы историков, не пытаясь в целом осознать всю проблему, так как знание истории у них базируется большей частью на школьном курсе, где все ясно и логично, или на бредовых псевдоисторических романах типа «К последнему морю» В. Яна. Только сейчас, с появлением мощных вычислительных структур, способных по многим параметрам сравнивать и анализировать большие объемы исторических фактов, есть возможность выявить хотя бы нестыковки в исторической науке. Случаи внедрения в историю аналитических методов известны (И. Ньютон, Н. А. Морозов); они всегда встречались как попытки «непрофессионалов» или замалчивались. Известен анекдотический факт. В 1970-е гг. в СССР было выдано «свидетельство» на научное открытие историку, который явился плагиатором данных десятивековой давности и на основе сравнения древней и новой истории «доказал», что похожие (вплоть до внешнего сходства и деяний) группы гениальных и талантливых людей появляются на Земле каждые 900-1000 лет.

При внимательном анализе истории возникают вопросы системного характера. Непонятны причины, по которым гигантские по объему знаний, численности, ресурсам, возможностям и, главное, широко распространенным прогрессивным технологиям цивилизации то появляются в, казалось бы, совершенно не подходящих условиях, то гибнут, причем не успевая передать кому-либо свои достижения. Для объяснения этого выдвигаются слабо аргументированные, но очень эмоциональные доказательства (от мифов об Атлантиде до списков якобы с очень древних летописей цивилизаций Китая, Индии, Америки, известных либо в поздних копиях, либо в устной традиционной передаче, что сразу заставляет усомниться в подлинности предъявляемых сведений). Крайне малое число материальных следов, датировка которых неоднозначна, не позволяет уверенно что-то подтвердить или опровергнуть.

Данная проблема хорошо разобрана в книгах А. Т. Фоменко, В. В. Калашникова и Г. В. Носовского, так что останавливаться на ней мы не будем. Слабой стороной их работ является то, что, как все неофиты, вступившие в обширную и ранее незнакомую им область, они пытают — ся объяснить все и сразу; это делает их работы весьма уязвимыми для не всегда объективной критики. Например, автор данной книги как филолог отмечает, что анализ слов-перевертышей, толкование фамилий и прозвищ, названий и языковых конструкций иногда базируются просто на формальном сходстве и действительно требуют изучения благожелательно настроенными (или хотя бы нейтральными) специалистами.

Как увлекательный роман история читается, но, вероятнее всего, последовательность, смена, взаимовлияние и развитие цивилизаций идет (естественно, с отклонениями) по восходящей, а не начинается каждый раз «с нуля».

Следующим примером является искусственное торможение смены общественно-политических формаций. Любая цивилизация накапливает достаточный объем информации, ресурсов, организации и т. д. (то есть имеет определенный запас инерции); мгновенное исчезновение всего может произойти лишь при поглощении более совершенной и организованной структурой. Отдельные эпизоды, типа разбойничьих набегов, усложняют, но не меняют общую направленность. Граничные условия (основные критерии существования социального организма) при изменении производственных и иных отношений (критерий в биологии — приспособление к изменяющимся условиям окружающей среды) в обществе меняются постепенно и первоначально воспринимаются как нечто чуждое и неправильное. Только при накоплении суммы изменений происходит качественное изменение структуры, воспринимаемое как революция. Поскольку общество тяготеет к сохранению прежних условий, то любые революционные изменения воспринимаются очень болезненно.

Еще одним примером может послужить так называемый национальный вопрос. Захлестнувший Землю в XX в. (особенно со второй половине столетия) всплеск национализма объективно вреден как для отдельно взятой нации, так и для человечества в целом. Следует очень хорошо запомнить, что генетическое разнообразие у всего человечества меньше, чем у стаи шимпанзе, состоявшей из 55 особей. Создание «чистой расы» неизбежно привело бы к вымиранию подобного сообщества за 300–500 лет независимо от численности популяции. На гипотетических и реально существовавших и существующих («Третий рейх», Нигерия, Чечня, Косово-Метохия и пр.) социальных и биологических моделях неоднократно демонстрировалось, что при проведении в жизнь идеи «избранности» нации не может быть никаких достижений. Тем не менее большинство политиков этого не понимают и не хотят понять из корыстных или иных частных побуждений. Даже название структуры, создававшейся п качестве прототипа мирового правительства, — Организация Объединенных Наций — консервирует разделение людей (Homo sapiens) по несущественному признаку, а по своему названию отстает от реальных современных критериев, оставаясь на уровне раннего феодализма. Гораздо правильнее было бы назвать данную формацию «Организацией Объединенных Государств» или «Организацией Единого Народа», что в кратчайшие сроки повлияло бы на стратегию деятельности этой международной структуры. В противном случае ООН будет продолжать деструктивную политику выделения «избранных» наций (или государств) и применения «двойных стандартов», пока окончательно не запутается в ею же созданной ситуации. К тому же, как всякая бюрократическая структура, ООН постепенно погрязнет в коррупции и взяточничестве и потеряет остатки авторитета и работоспособности.

На словах выступая за максимальное соблюдение прав человека, ООН принимает в свой состав государства, напрямую нарушающие ее устав, ущемляющие права своих граждан по национальному, половому или другим признакам (Саудовская Аравия, Израиль, Литва и т. д.), поддерживающие международный терроризм и совершающие неспровоцированные агрессии против других стран в угоду сиюминутным интересам США и некоторых европейских стран. В то же время «повышенное чувство справедливости» позволяет проводить силовые акции США и их союзникам под прикрытием ООН в тех регионах, где не предполагается серьезного сопротивления, которые надо просто «прибрать к рукам».

На примере Югославии, Ирака видно, что поводами для военного вмешательства были прямая ложь, фальсификация и умелое воздействие на общественность стран-агрессоров.

Другим не менее ярким примером непонимания аналоговых методов планирования являются войны в современном мире (внутригосударственные полицейские акции к ним не относятся). Какие бы новейшие оружие и методы ведения боевых действий в них ни применялись, цель — окончательное поражение неприятеля и собственная победа — еще никогда, нигде и никем не достигалась. Всегда находились обиженные и недовольные (причем по обе стороны фронта), готовые мстить за реальные или мнимые потери (условно это партизаны, с одной стороны, и «правозащитники» — с другой).

При этом потраченные на войну финансовые, людские и природные ресурсы и потери «победителя» всегда превосходят ту цель, которую можно достичь даже на идеальной модели.

На современные отношения, определяемые свободным обменом информацией, перспективным планированием развития Земли и человеческого сообщества, накладываются использовавшиеся 500-1 000 лет назад методы решения аналогичных вопросов. Причем как тогда, так и сейчас эти методы не приносили и не приносят никакого успеха. Но! 500-1000 лет назад мир воспринимался человечеством как практически безграничный, в войнах участвовала небольшая часть населения, отсутствовало оружие массового поражения и у людей были иные психологические установки.

Так же и терроризм: он не является новоявленным феноменом, это всегда попытка одиночки, группы людей, социального сословия, государства или группы государств осуществить свои корыстные цели в минимальные сроки силовыми методами («здесь и сейчас что-то получить») с нарушением общепринятых правовых, моральных и этических норм, какими бы «высокими» целями они ни прикрывались. Это может быть нападение на одинокого прохожего, Великая Французская революция, захват колонии и т. д. Метод один — наказание или уничтожение проигравшего.

Название агрессора могло быть разным: банда, пиратская республика, флибустьерство (система государственного терроризма, разработанного в Англии), спец-подразделения для организации свержения неугодных правительств (особенно во время «холодной войны») и т. д., но суть — террор — остается.

Любопытный пример того, как это происходило 1000 лет назад, приводил Л. Н. Гумилев. В районе пересечения нескольких караванных торговых путей в Малой Азии шейх одного из горных племен построил на вершинах гор несколько почти неприступных замков, сформировал отряды из хорошо вооруженных соплеменников и примкнувших к ним бандитов, коих в то время хватало, и начал регулярно грабить купеческие караваны, уже оплатившие защиту в пути соответствующим султанатам. Это продолжалось более 20 лет, пока у одного из султанов не нашлось достаточно военной силы, чтобы одновременно окружить, взять и уничтожить замки и всех, кто там находился. Террористическая структура была эффективно разрушена. Этот эпизод, к сожалению, вызывает некоторые ассоциации с современностью, причем не в пользу последней.

В настоящее время борьба с терроризмом опять стала наиболее модной политической темой, хотя до сих пор точного (или хотя бы общепринятого) определения этого термина нет. При этом наиболее бурную деятельность развивают лично защищенные политики самых высоких рангов. В этом же ключе, естественно, стараются «работать» и чиновники рангом пониже, предлагая широчайший спектр методов борьбы, среди которых, вероятно, есть и разумные. Следует отметить, что принятие подобных мер, сопровождающееся массой дискуссий на всех уровнях, согласованием законодательных актов, и материально-техническое обеспечение всегда отстают от насущных требований. Любой социальный закон является в чистом виде сепарирующей оболочкой, обеспечивающей предсказуемость и стабильность отношений между обществом и индивидом, полученные на основе опыта. То есть закон фиксирует положение «на вчерашний день», что требует его постоянного отслеживания и корректировки. Критерий простой, чтобы индивиду (террористу) было невыгодно нарушать закон, то есть наказание должно существенно превосходить любой профит от нарушения закона.

Однако властным структурам при любых формах правления крайне нежелательно менять систему и стереотипы управления, что часто приводит к промедлению, а затем к судорожным и неадекватным действиям.

Военный ответ США на акт терроризма 11 сентября 2001 г. стал худшим из возможных вариантов ответа. Вообще в этой истории больше вопросов, чем ответов. Такой идеально выполненный теракт могла совершить лишь большая группа специалистов высокого класса, а не пилотов-любителей, практически с обязательной корректировкой из центров управления полетами и контролирующих воздушное пространство воинских частей. При этом необходимы были отработки всех элементов взлета, полета и т. д. на тренажерах, а может быть, и репетиции на подобных самолетах. Такого американские спецслужбы не заметить не могли!

Как признался в передаче по ТВ один из высокопоставленных сотрудников ГРУ СССР, даже в период расцвета этой террористической организации провести подобный теракт в США, вероятнее всего, было бы невозможно. А спланировать, подготовить и выполнить это группе Бен Ладена, преследуемой, постоянно меняющей местонахождение в труднодоступной горной местности, вообще не реально. К тому же все произошло в самое удобное для Буша и его администрации время, лучшего подарка от Бен Ладена (бывшего агента ЦРУ) и представить себе нельзя. Началась широко разрекламированная кампания по поимке террористов {естественно, Бен Ладена не поймали) по всему миру, в результате под этим предлогом установили контроль над Афганистаном, припугнули Пакистан, развернули военные базы в южных республиках СНГ и пристегнули правительство России к своим планам, заодно оттянув кризис перепроизводства и обвал валюты США. Внутри страны под предлогом борьбы с «сибирской язвой», споры которой якобы нашли в десятке бандеролей, разосланных неизвестно кем (кстати, для начала эпидемии этой болезни в США были необходимы совершенно другие эффективные действия, но автор не ставит задачу показать, как это надо сделать), установили произвольный тотальный надзор за почтовыми отправлениями, нарушив тем самым демократические принципы, которые должны были защищать. Свободолюбивый американский народ этого как-то и не заметил, впрочем, как и ряд других сведенных полицейских ограничений как в самой стране, так и на ее границах.

В современных условиях правительственные структуры США, да и других стран мира, действуют по устаревшим схемам, традиционным для них. Это и система двойных стандартов в странах западно-европейской демократии, откровенное запугивание и игра мускулами спецслужб в США, геноцид по национальному признаку в странах Африки, увлекательная игра к догонялки между военизированными режимами и (условно) партизана-ми-сепаратистами в Азии и Латинской Америке.

При этом не учитывается, что терроризм изменился качественно.

Во-первых, в связи с развитием информационных сетей произошло определенное сближение радикальных групп. Самым парадоксальным кажется (хотя объективно иного и быть не может) полное взаимопонимание и стихийно однонаправленные действия «правых» и «левых». Так, например, палестинские радикалы и израильские ортодоксы упорно раскачивают конфликт, как будто ими управляют из единого центра.

Во-вторых, из-за близорукой и придерживающейся двойных стандартов политики большинства государств появились оправдания террористической деятельности, что сразу подняло статус террориста до уровня героя (Че Гевара, Осама Бен Ладена и др.).

В-третьих, необдуманное финансирование избранных террористических организаций, полезных определенным политическим кругам на определенных этапах, позволило многим радикальным группировкам создать мощную техническую базу, соизмеримую с силами правопорядка одного или нескольких государств, а иногда и превосходящую их.

Для борьбы с современным терроризмом следует предпринимать нетрадиционные способы, такие как:

• унификация законов и определение понятий терроризма, бандитизма, финансовых преступлений и просто нарушения правил уличного движения;

• безусловная и мгновенная выдача террористов странам, от них пострадавшим, без каких-либо политических или других «общечеловеческих и гуманных» отговорок;

• распространение единых мер наказания за терроризм, чтобы не было соблазна где-то отсидеться, полечиться и снова браться за оружие;

• создание действительно эффективного международного мониторинга на финансовые потоки сомнительного назначения, особенно в связке «контрабанда — наркотики — терроризм»;

• постоянный рабочий контакт антитеррористических служб разных стран, их тесное взаимодействие.

Например, участие (в виде обмена опытом хотя бы) спецподразделений европейских стран в борьбе с терроризмом на территории России помогло бы европейцам быстро избавиться от блаженных иллюзий и показать миру, как можно совмещать на деле защиту прав человека и обуздание террора.

При этом на быструю победу над современным терроризмом рассчитывать нельзя, а окончательную победу нельзя даже прогнозировать (таково уж человечество, чья активность может иметь как положительный, таки отрицательный знак). Сейчас «радикалы», в отличие от аморфного плюралистического демократического общества, имеют достаточно четкие идеологические установки и наступательные силовые доктрины, причем акты террора совершают не всегда люди, отчаявшиеся от плохих условий жизни, а чаще всего люди, достаточно образованные, не бедные, но с обостренным чувством социальной или иной несправедливости, ясно представляющие, на что они идут или толкают других.

В современном мире опять не учитываются критерии необходимости военных и полицейских операций и их последствия в перспективе, что позволяет сделать однозначный вывод о порочности существующих в настоящее время систем государственного планирования в глобальном (земном) масштабе.

Кроме того, в гипотетическом, но объективно вероятном случае внешней угрозе — экспансии и началу насильственной колонизации Земли трехмерными существами с более высокой степенью технологического и социального развития — человечество не сможет противопоставить ничего реального и будет полностью истреблено. На основе всех математических, аналоговых и аналого-численных методов анализа иного выхода объективно не существует. Мы окажемся как бы «за границами» множества, то есть исчезнем как вид.

Все наше вооружение сориентировано только на борьбу друг с другом, и на высоты 20–30 км могут быть доставлены лишь единичные боевые системы. При этом их легко распознать и уничтожить на пути движения; к тому же это неизбежно принесет вред Земле при их поражении с гипотетического инопланетного корабля. Соответственно с предполагаемой «чужой» боевой платформы, зависшей в 50-100 км над поверхностью планеты, нас можно расстреливать, как в тире. С точки зрения ведения захватнической космической войны подобный вариант развития событий наиболее вероятен, что находит отражение и в наших человеческих представлениях (например, кинофильм Рональда Эмериха «День независимости»; в фильме все закончилось хорошо и земляне победили, в реальной жизни будет наоборот).

Человечество также не обладает проработанной (даже теоретически) системой исследования ближнего и дальнего Космоса, не имеет группировки спутников раннего предупреждения о приближении к планете более или менее крупных неуправляемых и управляемых объектов.

Здесь же стоит отметить изначальную порочность бытующих предположений о взаимоотношениях с инопланетными существами. Создан образ «врага», что, вероятнее всего, приведет к мгновенному конфликту с чужой цивилизацией и опять-таки — к истреблению не готового к отпору человечества.

Столь же неутешительные выводы (основанные, правда, на иных критериях) приводит Стивен Хоукинг в своей книге «Краткая история времени»: он видит спасение человечества в его исходе в космическое пространство буквально в ближайшие 100 лет.

Однако, во-первых, этот вариант вряд ли будет осуществлен в ближайшие 200–300 лет (по причинам отсутствия средств передвижения на большие расстояния, стойкого материала для строительства космических кораблей и систем искусственной гравитации); во-вторых, он просто нереален для многих народностей в силу их стереотипов и способов жизни.

Если предположить, что такое событие (выход человечества в межпланетное пространство) все же произошло, то оно тут же приведет к полной деградации генофонда малых подгрупп, которые к тому же станут еще выяснять между собой отношения в стиле кинофильма «Звездные войны».

Примечание. У человечества, лишенного привычной среды обитания (уникального комплекса существующих на Земле полей, давших толчок к развитию органической жизни и разума), появятся и закрепятся мутации: образуются совершенно иные и кардинально отличающиеся от известных в настоящее время биологические виды.

В борьбе с подобными вышеописанной экстремистскими идеями общий консерватизм человечества может сыграть крайне положительную роль, так как гораздо легче и более предсказуемо подправить существующее на Земле положение, чем пускаться в обреченную на объективный провал авантюру.

Вышеперечисленные консервативные подходы большинства людей к решению практически всех социальных задач могут быть частично обусловлены закономерностями накопления и передачи информации в полевых структурах.

Существующая мысль и ее концентратор — мозг (как и вегетативная нервная система, имеющая свои центры обработки информации — датчики, цепи связи и т. д.) — являются объективной реальностью в виде сочетания физического носителя и циркулирующего в нем набора электромагнитных импульсов (полей). Таким образом, формируется «ноосфера» (здесь — полевая структура, в ячейках которой может сохраняться какая-то обобщенная информация). Накопление идет по непрерывной аналоговой схеме, и качественное изменение происходит только после переполнения ячейки, то есть в режиме запаздывания. К сожалению, в научной литературе не удалось найти даже признаков поиска подхода к этому крайне важному и интересному явлению.

При переполнении ячейки вероятно и изменение знака информации (переворот оценки). В качестве вполне реального варианта информационное поле может спровоцировать мозг на заведомо неправильное (неоптимальное) решение. Этим объясняются многие кажущиеся нелогичными вспышки конфликтов и иные негативные события. При этом на информационное поле воздействуют и космические поля (вспышки Солнца, звезд и т. п.).

Одним из важнейших факторов дальнейшего развития и вообще существования социальных структур человеческого сообщества является постоянное появление в нем небольших отклонений (типа автоколебаний в любой большой системе), не разрушающих общество, но заставляющих искать способы их компенсации, то есть сохранять механизмы эффективного управления, своевременно и адекватно реагировать на нестандартные ситуации. Упорно рекламируемые идеи всеобщего счастья, мира и согласия нереальны и, по сути, крайне вредны: это затуманивает головы людей несбыточными иллюзиями.

В любом «здоровом» обществе, при любом уровне материального благосостояния будут существовать преступники, применяющие новейшие технологии в своей «работе», и соответственно органы правопорядка; болезни и врачи для их лечения; бескультурье и воспитательные структуры; контрабанда на границах государств и противостоящие таможенные службы; конфликты на идеологической, религиозной, национальной и бог знает еще на какой почве. Так что скука человечеству не грозит!

Следует отметить еще один негативный аспект биолого-социальной эволюции человечества. Отдельные черты его обсуждаются, но без представления целостной картины происходящего.

Так, в настоящее время наблюдаются необоснованные рост численности населения Земли и увеличение сроков обучения людей, перешагнувших далеко за пределы репродукционного возраста (фактически это означает непризнание ответственности молодых людей за развитие и сохранение цивилизации).

Срок обучения до начала самостоятельной деятельности в развитых странах составляет обычно 15–20 лет. Активная жизнь в большинстве развитых стран продолжается до 65–75 лет, как бы компенсируя долгий срок обучения. Для индивидуумов это, безусловно, положительно, однако при анализе эволюции человека и человечества выявляются тревожные симптомы.

До XV–XVII вв. во многих странах средняя продолжительность жизни составляла 40±10 лет, подавляющее большинство людей вступали в репродуктивный возраст в 16–17 лет (уже закончив обучение и будучи готовыми к самостоятельному труду и участию в эволюционном процессе). К 30–40 годам в семье выживали 2–3 ребенка, также достигавшие репродуктивного возраста. На этом в основном практически заканчивалось участие «стариков» в эволюционном процессе, а тяжелые природные условия способствовали смене поколений с периодичностью 20–25 лет. Отметим, что быстрая смена поколений с закреплением приобретенных положительных качеств является одним из важнейших факторов эволюции.

Известно, что около 80 % всей необходимой информации человек получает в возрасте до 3–5 лет (это не касается информации, приходящей с опытом аналогового моделирования событий на основе пережитого). Существующая в настоящее время система образования во многом основана на изучении одних и тех же вопросов по нескольку раз (школа, колледж, институт, аспирантура и пр.), то есть отличается крайне малым коэффициентом полезного действия. Кроме того, такая форма обучения неизбежно приводит к иждивенчеству, всегда есть возможность вынужденно или самостоятельно обратиться к наставникам, которые (по мнению большинства учеников) обязаны повторять одно и то же. Соответственно учебный процесс воспринимается не как жизненная необходимость, а как скучная обязанность или вопрос престижа, при нежелании нести ответственность даже за самого себя.

Одним из факторов, ведущих к увеличению времени обучения, является интерес торгового капитала в целом. Торговый капитал заинтересован в «обществе потребления» независимо от того, что продается — оружие, автомобили или средства развлечения, включая Интернет. Количество продаваемых пищи, необходимой одежды, средств передвижения и бытовой техники растет, но имеет определенные естественные рамки, тогда как создание путем продуманной рекламы интереса (моды) на какие-либо сродства развлечения может приносить значительную сверхприбыль. Для удорожания новых товаров используются любые средства. Так, например, в новые модели автомобилей, аудио- и видеотехники, бытовых приборов закладывается до 50–80 % избыточных или редко используемых функций: резко повышается цена и снижается надежность, что ведет к быстрому изъятию этих вещей из оборота и замене их новыми моделями. При этом максимальная ставка делается на молодежь в силу ее большей податливости (неопытности) и возможности использовать предлагаемые услуги. Самый «удобный» для торгового капитала возраст потребителей — от 12–14 до 25–30 лет. Если человек рано начинает работать, он, по крайней мере, начинает понимать цену заработанных денег, да и времени на развлечения у него меньше, тогда как «великовозрастный младенец», проходящий необременительный курс обучения в старших классах или вузах, является идеальным потребителем, ибо по физическим способностям он может развлекаться по максимуму при минимальной ответственности.

В большинстве развитых стран доход на душу населения достаточно высок, тогда как относительный расход (отношение потраченного к заработанному) у молодой части населения неизмеримо выше, чем у средневозрастной группы. К сожалению, такая тенденция сохраняется, так как реальная власть находится у торгового капитала и в настоящее время ей нет альтернативы, а надежды на то, что человечество быстро поумнеет, весьма призрачны.

Однако, как вытекает из законов природы, внутри вышеописанной системы возникает противоречие. Если проанализировать требования работодателей (это особенно четко видно на примере приглашения специалистов-эмигрантов в развитые страны — США, Канаду или Германию), то можно отметить резкое снижение возрастного ценза наемных работников. Предпочтение отдается специалистам с одним-двумя дипломами, опытом практической работы и хорошими характеристиками, но в возрасте 25–30 лет. Достижению требуемого уровня в молодом возрасте вряд ли будут способствовать увлечения спортом, наркотиками, развлекательными сайтами в Интернете и пр. Так что в системе возникает определенное равновесие, хотя бы не ведущее к стагнации развития.

Вопрос о торговле оружием и непрерывно ведущихся вне территорий «цивилизованных» стран локальных войнах здесь не рассматривается, ибо богатые страны не заинтересованы в расширении зон конфликтов и непредсказуемых потерях. Поэтому рынок вооружений и конфликтные ситуации поддерживаются в определенных географических и иных рамках.

Наличие в обществе трех активных поколений (если возраст третьего около 60 лет и если каждая возрастная группа объединяет людей, отличающихся от среднего значения по возрасту на ±10 лет) обязательно порождает консерватизм, так как старшие из поколений однозначно стараются как можно дольше удержать экономические и правовые способы воздействия на общество. А развитие медицины, позволяющее сохранить жизнь и условное «здоровье» основной массы людей до 70–80 лет (в ближайшей перспективе — до 100–120 лет), еще больше замедляет темпы эволюционного процесса.

Такая ситуация может привести не только к замедлению темпов развития цивилизации: всячески приветствуя заботу о продлении индивидуальных жизней, следует крайне серьезно задуматься над преодолением сопутствующих негативных последствий.

К тому же, по оценкам экологов, восстановление экологического равновесия происходит эффективно тогда, когда из биосферы в целом изымается 1–2 % оборачиваемых веществ и энергии. В настоящее время эта цифра превзошла 3 % (у оптимистов) и приближается к 10 % (у пессимистов). Движения в защиту окружающей среды приобретают крайние формы запрета технологической деятельности и «возврата к природе». Это совершенно нереально, так как опять неправильно применяются принципы аналогового моделирования, то есть не учитывается изменение граничных условий (технологический прогресс). Решение основных технологических задач с уменьшением нагрузки на окружающую среду и многоразовым оборотом искусственных веществ возможно, однако этого не произойдет, пока не будет изменена направленность социальной эволюции, то есть при разработке технологий должен быть представлен полный цикл продукции со всеми плюсами и минусами. Но это осуществится только тогда, когда стоимость неучета отрицательных последствий превзойдет любой доход от внедрения технологии. Это соответствовало бы созданию сепарирующей границы в виде законов о неизбежной ответственности юридических и физических лиц без сроков давности в уголовном и материальном плане при определении отрицательных последствий. Оптимальным вариантом было бы закрепление подобных законов в международных договорах и, может быть, конституциях стран. К сожалению, уровень социального развития пока не позволяет ничего сделать с наиболее неэффективно спланированными военными технологиями (в части атомных, ракетных и химических отходов).

Итак, к первоочередным мерам, способствующим упорядочению социальной эволюции, относятся следующие.

1. Разработка системы экологической грамотности, то есть разъяснение ученикам начальных классов прав и обязанностей человека, связанных с сохранением биосферы Земли.

2. Разработка способа возвращения пластичности восприятия. Известно, что большинство людей старше 40–50 лет принимают за аксиому то, что они узнали в предыдущие годы жизни, и отвергают новое без всякого критического анализа.

3. Нахождение и разработка способа обучения, обеспечивающего с максимально раннего возраста ответственность и самостоятельность индивида.

4. Разработка сопутствующих правовых механизмов (ограничение избирательного права по верхней шкале и расширение его по нижней; ограничение по возрасту на некоторые руководящие должности; значительное изменение пенсионного законодательства; ограничение по возрасту на выборные должности; серьезное ограничение по возрасту в армии, полиции и пр.). В настоящей работе намеренно не конкретизированы гипотетические законодательные нормы, хотя при проработке вопроса они были проанализированы, классифицированы и выведены в виде непротиворечивой системы.

Мечты о долгой жизни в физическом теле (несколько сотен лет) или о практическом бессмертии просто-напросто остановят эволюцию и в случае их осуществления приведут к быстрому исчезновению или деградации социумов по типу долгожителей, хорошо описанных Свифтом в книге «Путешествия Гулливера».

Одной из сфер социальной жизни является искусство. Если посмотреть на его историю, то это всегда несколько идеализированное представление действительности — более яркое, красивое, глубже осознаваемое чувство сопричастности к своей этнической группе, ландшафту, жизни вообще. Это прослеживается на примерах от раскраски тела дикаря из изолированного племени до монументальных архитектурных форм. Такое искусство является своеобразной сепарирующей границей, способствующей усилению стремления к доброму, возвышенному. Однако и в этой области наблюдается деструкция. Демонстративный показ только отрицательных, не одобренных существующей моралью сторон жизни — это уже политика, публицистика, то есть способ целенаправленного воздействия, расшатывающего общество. В лучшем случае — это желание добиться признания оригинального (для избранных якобы) искусства, обязательно «обзываемого» каким-либо сложно построенным термином (вроде психоделизма, супрематизма и др.). Кстати, окончание «изм» здесь можно рассматривать как измышление. Чаще всего — это просто следствие психического расстройства (Дали, Ван Гог и т. д.) или злорадная безадресная месть всему человечеству, то есть ненаказуемая (к сожалению) преступная деятельность. О реальном отношении художников к их измышлениям можно судить по их автопортретам. Если художник рисует себя нормальным человеком, а в искусстве проповедует что-то маловразумительное (Малевич), значит, он просто лгун, если и себя изображает в виде кубиков или еще чего, значит, ненормальный.

Появление новых техник и технологий (расписывание многокилометровых стен из краскопультов, лазерные шоу, изменяющие цвет краски, подвижные системы, ультра- и цифрозвук и т. д.) позволяет художникам, музыкантам и другим деятелям искусства находить новые средства воздействия на сознание и подсознание людей. Но все это не более как (если действительно анализировать суть вопроса, а не внешнее оформление) в чистом виде дизайн. И все!

Для цивилизации потребления такое искусство очень выгодно. Настоящих, талантливых художников во все времена было не так уж много, а непрерывно меняя моду в искусстве, можно в десятки и сотни раз увеличить денежный оборот в этой сфере.

Учитывая достижения психологии и умелую рекламу у потребительской части населения (к сожалению, это большая часть человечества), можно создать стадное чувство следования за авторитетами и чувство как бы «избранности» в понимании того, что вообще-то понять невозможно.

Политикам и власти такое положение дел тоже весьма выгодно. Человека, чья психика уже подготовлена к шараханию из одной крайности в другую, не сложно убедить в том, что надо проделывать в области политических убеждений, тем более что модные направления в этом искусстве часто используются в политической рекламе.

Администрирование здесь бесполезно, однако после соприкосновения с любыми видами искусства у людей должно появляться желание делать что-то полезное и доброе, а не бить витрины и поджигать автомобили.

Автора здесь можно упрекнуть в консерватизме, но это его точка зрения, что, естественно, может быть принято, а может и нет.

В этой книге не рассматривается экономика как составляющая социальной структуры общества, хотя автор понимает ее доминирующее влияние на развитие как каждого человека, так и социума в целом. Дж. Гэпбрэйт достаточно убедительно доказывает, что это эмпирическая область исследования, представляющего собой системы линейных уравнений, граничные условия которых — потребности и возможности каждого индивидуального потребителя (даже не семьи), решение которых в каждый момент времени непредсказуемо, так как влияют факторы (например, свобода воли, упрямство и т. д.) неэкономического характера. Тут, как в математике, тоже нет надежных внутренних критериев достоверности решений.

Так, в течение XX в. Нобелевские премии по экономике давались за взаимоисключающие модели развития. Это не свидетельствует о неправильности отражения действительности, а лишь является констатацией очень быстрой смены граничных условий и их непредсказуемости (пока!).

Еще одним фактором, к которому следует отнестись крайне серьезно, является го, что человек занял практически все экологические ниши на Земле и создает для себя во многом искусственную среду обитания, что вкупе с «унификацией» людей и потерей гибкости реагирования на изменения природных условий также будет тормозить эволюцию человека. Примером могут послужить монокультуры растений и животных, которых узкая специализация сделала крайне зависимыми от большого числа несущественных факторов. Так, многие распространенные сельскохозяйственные животные без человека уже существовать не могут.

Увеличение среднего роста населяющих Землю людей за последнее 100–200 лет независимо от района проживания также указывает на замедление или изменение (не в положительную сторону) направления эволюции. Высокий рост и большая масса тела человека ведут к уменьшению его умственной и физической активности. У людей же небольшого роста (сейчас — ниже 165 см у мужчин и ниже 160–162 см у женщин) такое положение вещей подсознательно вызывает обостренное желание достичь успеха («комплекс Наполеона»), причем далеко не всегда позитивным образом. Можно отметить, что в XV–XVII вв. рост людей, населявших те страны, что внесли наибольший вклад в историю человечества (в данном случае мы не рассматриваем созидательный или деструктивный), не превышал 160–165 см. Как утверждают археологи и историки, в первые века нашей эры средний рост человека был не менее 180–185 см, однако древние цивилизации очень быстро потеряли свое влияние, в частности, за счет уменьшения активности. Это не означает, что люди ростом более 180 см малоактивны или ущербны. Речь идет о тенденции количественного накопления, которую не стоит путать с личностными оценками.

Ветви рода человекообразных обезьян больших габаритов (ростом свыше 250 см и массой около 300 кг, кости которых обнаружены в Китае) вымерли за довольно короткий срок, так как, скорее всего, не смогли приспособиться к быстрому изменению внешних условий.

Если человечество (как космический фактор) предполагает существовать и далее, то следует очень внимательно проанализировать указанные выше тревожные симптомы развития и выработать эффективные пути их нейтрализации или хотя бы учитывать эти симптомы.

По мнению палеонтологов, эволюция групп организмов и их вымирание определяются в числе других причин и изменением фона космического излучения. В прошедшие эпохи он менялся достаточно медленно (за десятки миллионов лет), однако с приближением к нашему времени интервалы между изменениями постепенно сокращаются.

Признаками пика развития и начала гибели вида являются безудержный количественный рост популяции и унификация признаков (обеднение генофонда). К сожалению, такая тенденция наблюдается сейчас и у людей.

Сравнение генофонда человечества с любым другим видом существующих форм млекопитающих (о чем мы говорили выше) показывает нашу крайнюю ограниченность. Этим еще раз опровергаются фантазии Циолковского, Федорова и многих современных ученых о безудержной космической экспансии человечества. Клонирование и анабиоз отдельных людей или групп не решают проблему, хотя в видоизмененной форме могут быть использованы. Но в рамках настоящей работы мы об этом говорить не будем.

Эволюция Солнца также меняет структуру космического поля, а краткость существования цивилизации, отсутствие приборов и иных средств фиксации таких полей (в первую очередь из-за отсутствия самой постановки задачи) пока не позволяют определить стратегию сохранения человечества как вида. К тому же скорость изменения космического поля, вероятно, нарастает, следовательно, для решения задачи, связанной с выживанием у людей, остается все меньше и меньше времени.