По мере неспешного троллейбусного хода пассажиры выходили, заходили… Где-то на полпути освободилось одно двухместное сиденье, куда мы с Витькой и пристроились. Он все еще переживал вчерашний эксперимент, и я его прекрасно понимал.
— Базилевс!.. — вполголоса говорил он, — это ведь с половинной дозы, как я понимаю, так шандарахнуло… А с полной что было бы⁈
— Так вот с Ларисой и случилось, — столь же тихонько отвечал я. — Ну а потом, знаешь, индивидуальные особенности организма… одному — взрыв, а кому-то так, словно ветерок слегка дунул. Но в одном я не сомневаюсь: похоже, это и вправду наркотик. Причем избирательного действия. Ты же не замечал, что изменился весь остальной мир? А только женщина рядом с тобой?..
Витька поерзал, покашлял:
— Не знаю, честно говоря. Просто не обратил внимания. Все на ней сконцентрировалось.
Я уверенно кивнул:
— Ну вот и я где-то о том же.
Он вдруг криво ухмыльнулся:
— Ты знаешь, что я думаю?..
— Приблизительно.
Он отмахнулся:
— Нет! Я не о том. Я думаю: а вдруг эта Лидия тоже захочет, чтобы с ней… ну, ты понял? Порево ей подавай. Что делать?
— Ну что делать! В отказ идти наглухо. Жестко. Ты не боись, я тебя поддержу, если ситуация как-то так повернется.
Витька повеселел.
— Ладно!
Тема вчерашнего приключения его не отпускала, хоть он язык и прикусил. Но я-то видел. Душевная борьба в моем приятеле кипела. Я решил взять инициативу в руки:
— Слушай, Вить!
— Ага?
— Ты, надеюсь, вынес урок раз и навсегда? Из того, что было вчера.
Он опять заерзал.
— Да вот ведь… Понимать-то понимаю, как не понять. Но если честно смотреть в себя, то червячок завелся. Чего тут врать-то? Я ж чувствую. Вот так думаешь: подвернись еще случай — черт его знает…
Я чуть зубами не заскрипел. Конечно, хорошо, что Витек со мной честен. Но нехорошо, что темная страсть зацепилась за него. Как ее выбить?.. Да никак! То есть, это должен был сделать сам Витька, и никто иной. Ну, а мне только и остается, что внушать ему, в насколько опасную область от себя загнал…
— Вот что, — решительно сказал я, — выйдем пораньше. За одну остановку. Поговорим без лишних ушей.
Он пожал плечами вроде бы как согласно, но огляделся:
— А… ты знаешь, где выходить? Я здесь ориентируюсь не так, чтобы очень. Незнакомые места…
— Знаю.
— Бывал, что ли, тут?
— Бывал.
— Ну ты даешь. Когда успел?..
— Работаю над собой.
— Это да, — вздохнул Витек со странной грустью. — Это ты умеешь…
Сказал так, будто позавидовал-не позавидовал, но о себе знал, что он-то над собой работать умеет не очень, и это факт, с которым не поспоришь.
Мы вышли на «Океане», хотя могли бы подъехать и поближе. Но мне в самом деле хотелось, насколько возможно, вбить в Витькину башку преграду, через которую он не решится переступить никогда.
— Вить, — сказал я как можно проникновеннее, — мне кажется, до тебя так толком и не дошло, куда ты забрался. На какое минное поле. И работать над собой надо уметь, это ты верно сказал…
Я говорил, и было досадно, что выходят какие-то прописные истины, и непонятно, работают они, как надо или нет… А впрочем, Витек ведь в делах житейских парень совсем неглупый, он все прекрасно понимает. Проблема в том, что понимание — это одно, а демоны, живущие в тебе — совсем другое. Они, конечно, во всех нас живут, демоны, и во мне тоже, да только я их под замком держу прочно. А Витька дал слабину. Теперь замок сорван, а дверь на петлях болтается туда-сюда… И что там еще может вырваться из тьмы⁈
Но все же я добросовестно старался, говорил и говорил как можно дружественнее, уверенно продвигаясь к улице Карла Маркса.
— Э, Базилевс, — заметил Витек, озираясь, — да ты тут как рыба в воде! А я вот еще ни разу…
— Что есть, то есть, — ответствовал я со скромным достоинством. — Кстати, почти пришли. Вот эта улица, вот этот дом!
Несуразный Дом работников искусств открылся нам справа.
— Вот этот? — удивился Витька.
— Точно так.
— Ну, построили… — проворчал он. — Строили, строили, и наконец, построили… Слушай, что это за архитектурный инвалид такой⁈
— Что есть, то есть, — согласился я. — Начали до войны строить, закончили после.
— И это знаешь, — уже не удивился он.
— Постиг и это, — сказал я внушительно.
— А ты, случаем, вузом не ошибся? Не на исторический надо было поступать?
— Нет, — четко возразил я. — Эпохой мог и ошибиться. Может, мне стоило родиться в эпоху Возрождения, а?.. Хотя, думаю, и там бы химиком стал. Выращивал бы гомункулов в пробирке…
Так мы и дошли.
Конечно, я навсегда запомнил и подъезд, и расположение квартиры Алисы и ее родителей, но совершенно не обратил внимания на номера и того и другого. Вон он, этот подъезд: крыльцо, старинная двустворчатая дверь… А нам куда?
Нумерация подъездов и квартир в домах, возведенных до эпохи массовой застройки — дело всякий раз внезапное. Тут и я подзапутался, к тому же таблички с номерами были не везде.
— Нет, блин, ну кто такое придумал⁈ — возмущался Витька. — Смотри, вон там подъезды первый, второй… а третий, выходит, вон где! Это как понять?
Понять было не так просто, но историческая логика тут, бесспорно, присутствовала. Другой вопрос, что она не похожа на обыденную. В Г-образном доме построили сперва короткую поперечину, пронумеровали квартиры. Затем построили длинную, пронумеровали и здесь. Все это было до войны. А после войны надстроили пятый этаж, и там прогнали дополнительную нумерацию.
Пока Витек тщетно пытался объять разумом причуды истории, я сообразил, что искомая нами квартира № 65 находится как раз в послевоенном надстрое, где, помнилось мне по словам Алисы, один длинный коридор, типа как в общаге или «малосемейке», то есть заходи в любой подъезд длинного корпуса, и попадешь на пятый этаж.
Эти соображения я и высказал Витьке.
— Ну давай… — не очень уверенно произнес он. — Кстати, можем предварительно звякнуть. Где тут автомат?..
— Думаю, без звонка обойдемся. Давай наудачу вот в этот подъезд. А там видно будет.
— Ну, пошли…
И мы вошли в подъезд, устроенный иначе, нежели Алисин. Заметно менее добротный. Но потолки высоченные, правда, запыленные, затянутые многолетней паутиной.
— Тут прямо фильм ужасов снимай… В Голливуде, говорят, такие делают, слыхал?
— Ну, а как же. Режиссер Альфред Хичкок. Слышал?
Витек наморщил лоб:
— Что-то краем уха… Это ихний, американский?
— Англичанин, вообще-то. Но можно и так сказать. Так! Смотри: вот точно позже надстраивали!
Лестница с четвертого на пятый этаж выглядела совсем щуплой по сравнению с пролетами ниже.
— Ну, домище… — бурчал Витек.
Пятый этаж являл собой в самом деле удивительное зрелище: длиннющий коридор наподобие школьного, где с одной стороны окна, с другой двери. В принципе, светлый. Но окна настолько немытые, настолько запыленные, что освещенность в этом помещении была, наверное, вполовину от исходной. Пол дощатый, скрипучий. Запах — сложный, но в целом затхлый.
— Так, — произнес я, осматриваясь. — Ну что, искать будем методом тыка?..
Вряд ли заслуга этого метода, скорее случайность — дверь с биркой 65 оказалась третьей слева. Долго искать не понадобилось.
— Ага… — протянул Витек, скептически глядя на дверь примерно 1948 года изготовления и установки. Звонок почему-то был оторван, сиротливо торчали два проводка.
— Богема, — вздохнул я.
Витька догадался осторожно соединить проводки, держась пальцами за изолированные части. За дверью глухо затрещало.
— Молодец, — сказал я. — Вот это и есть дедуктивное мышление.
Он хмыкнул:
— А как ты думаешь, при таких вводных данных… что у них тут с платежеспособностью?..
И не договорил. Дверь открылась. Вернее, приоткрылась.
На ширину примерно сантиметров сорок. В этом пространстве как-то неоправданно низко возникло молодое и довольно симпатичное женское личико — как будто девушка смотрела на нас, согнувшись в поясном поклоне.
— Здравствуйте, — вежливо сказал я.
— Здрассьь… — неясно и опасливо произнесла она.
— Мы от Константина, — довольно бойко представился Витек. — Принесли… продукт.
Взгляд девушки, все тот же пугливый, сместился на Витька. И вдруг прояснился. Все лицо тоже:
— Ах, да!.. Да, конечно. Сейчас!
Не успев сказать это, она внезапно исчезла. Как будто ее утянули назад. Витька оторопел:
— Ничего себе… Это что за трюки?
Я пожал плечами. И правда, странно.
Лицо возникло вновь, уровнем выше прежнего, да с каким-то досадливым выражением, словно что-то было не так.
— Извините… — торопливо пробормотала девушка. — Я тут… сейчас… ой! Сейчас я рассчитаюсь, только одну минуту…
Все это она говорила кривясь, морщась, даже с каким-то ожесточением, что ли… Вообще, все это походило на кукольный театр, где за ширмой творятся действия актеров, а зрители видят только движения надетых на невидимые руки петрушек.
Меня почему-то это стало раздражать, а голова и дверь вдобавок стали неровно дрыгаться — нет, точно там было что-то неладное, чего я, наконец, не вытерпел.
— А ну-ка! — я резко толкнул дверь и шагнул в помещение.
Похоже, что и правда здесь после войны наспех слепили тесненькие квартирки-малосемейки. Сегодня бы, возможно, сказали — «студии». Но я, конечно, на это не особо взглянул. На меня так неприятно подействовали эволюции говорящей головы и двери, что я сунулся вперед, не думая о последствиях.
А они оказались довольно неожиданны.
Девушка — видимо, это и была маникюрша Лидия, хотя и без явных подтверждений — была в пестром коротком халатике. Не знаю, что под ним, но ноги совершенно голые. Босиком. Красивые, привлекательные женские ножки.
От моего вторжения она, конечно, растерялась, нервно зашарила рукой, как бы пытаясь не то оправить, не то застегнуть халат, хотя тот был вполне застегнут.
Но и это было не главное.
Гвоздь сцены — топтавшийся за спиной женщины мужчина. Рослый, крупный, лет тридцати… и еще более полуголый, чем она. В расстегнутой белой рубашке и неизвестно почему в плавках. Небритый и взлохмаченный. И находящийся в полуневменяемом состоянии. Меня, впрочем, он увидел, правда, опознал ошибочно:
— В-вот, — хрипло вырвалось из его рта, — вот он, вестник грозовых бурь!..
Ага. Я уже вот такой вестник. Ладно.
Изумленный Витек просочился вслед за мной в квартиру:
— Кто это вестник?..
— Я, надо полагать, — спокойно ответил я. — Может быть, и ты.
И не ошибся.
— Оу-у… — прорычал мужчина без штанов. — А вот еще один посланец судьбы!.. Люди! Внемлите голосу будущего!..
Последнее он проорал, потрясая воздетыми рукамми.
— Дима, Дима… — в ужасе залепетала маникюрша. Наверняка и педикюрша тоже — ногти на ее ногах были обработаны, ухожены и подкрашены профессионально.
— Чего это с ним? — Витек все растерянно хлопал глазами. — Псих?..
— Это, Витя… — назидательно начал я и не закончил.
Мужик, будучи раза в два крупнее женщины, легко сдвинул ее лапищей и шагнул к нам.
— Дима! — тихонько и бессильно взвизгнула она. Он грузно и нетвердо шагнул вперед, протянул руку…
Не знаю, что он собирался сделать. Угрожающий это был жест или нет. Но я решил не доводить ситуацию до греха.
Шаг вперед, быстрый перехват руки. Без труда я вывернул ее, а правую опорную ногу подсек несильным, но быстрым ударом. Вообще старался все делать как можно аккуратнее. Дима плюхнулся на левое колено, неловко вытянув вбок правую ногу, и я, не отпуская руки, аккуратно, но твердо придавил правым «Ботасом» его голенностоп.
— Не дергайся, — миролюбиво сказал я. — Главное — не дергайся. Иначе покалечишься.
— Ребята, — как в бреду забормотала женщина, умоляюще стиснув руки, — ребята, ради Бога, я прошу вас!..
— Если не будет рыпаться, все будет нормально, — заверил я.
— Умоляю! — твердила она. — Он хороший!..
— Когда спит, — уточнил я.
Из глаз ее вдруг хлынули слезы.
— Отпустите его, — плача, произнесла она.
— Блин, сумасшедшие здесь все, что ли… — проворчал Витек.
— Ты осознал? — я нагнулся к Диме. Но он от стресса, должно быть, утратил способность даже к бестолковой речи. Нечленораздельно пробухтел нечто, мотая головой.
— Осознал, — глотая слезы, торопливо подтвердила хозяйка, — он сознает, он хороший!..
Странно все-таки устроен мир. Нормальная симпатичная молодая женщина, ножки вон такие чудные — это я успел разглядеть… И он для нее хороший, это вот как понимать⁈ Как такое отбитое на всю башку чучело могло притянуть к себе красивую девушку?.. Да мало того, секс-взрыв она ведь наверняка заказала для соития с ним⁈
Дальше случилось совсем странное: нелепые физические усилия подействовали на Диму как снотворное. Он как будто хотел провозгласить еще нечто похожее на проповедь, но поник окончательно с затихающим ворчанием. Тут я отпустил его, он окончательно повалился на грязный пол и немедленно захрапел.
— Не волнуйтесь, — сказал я женщине, — вот теперь точно хороший.
Слезы с ее подбородка капали на пол и на бесчувственного кавалера.
— Ребята, — причитала она, — ребята, помогите пожалуйста… его на кровать… Я сама не справлюсь…
Мне стало ее нестерпимо жалко.
— Давай, Вить, поможем.
И мы не без труда затащили увесистую тушу на разложенный диван-кровать, еще и повернули вниз лицом, чтобы не задохнулся. По ходу этой операции Дима безмятежно сопел и храпел, и я зачем-то совершенно ненужно подумал, что очухавшись, он ровно ничего не будет помнить. Следовательно, полностью неведомо останется то, что кто-то приходил, был, говорил и даже слегка отметелил — совсем слегка, можно сказать, по-дружески…
Под эти мои размышления Лидия рассчиталась с Витькой. Такой «котлеты» банкнот, что у Гриши, у нее, конечно, в помине не было: видать, отдавала почти последнее. Несложно допустить, что и в долги залезла.
Я не утерпел:
— Послушайте, Лида. Абсолютно не мое дело, понимаю. Но вы уверены, что этот… персонаж достоин ваших забот? И затрат?..
Она прерывисто вздохнула:
— Ах, молодой человек! Вы, наверное, не представляете себе, что только может быть в жизни!..
Я хмыкнул:
— Теперь представляю…
И дверь квартиры № 65 закрылась за нами, навсегда скрыв тайны, незримыми нитями опутавшие этих двух людей.
— Ты понял? — кивнув на дверь, спросил я Витьку.
— Что бабы дуры? — он сардонически ухмыльнулся. — Так это я давно понял!
— Это второстепенно, — отмахнулся я. — Главное в этом мудаке. В Диме. Ты понял?..
Разумеется, я не упустил момента влить педагогический мотив в наши с Витькой дружеские отношения.
— Вот Вить, — я и заговорил тоном ученого чревовещателя, — теперь ты видел, что такое наркомания!
Витькино лицо заметно изменилось:
— Ты уверен, что он… того?
— А ты не видел своими глазами?
— Ну… — протянул Витек растерянно, — может, просто бухой?..
— Нет, — жестко сказал я. — Запаха нет. И моторика движений совсем другая. У пьяных не так.
Про моторику я с ходу выдумал, но мне важно было Витьку припугнуть. Получилось. На роже выразились смятение и борьба с собой.
— И это каждого ждет, — сурово молвил я. — Ты обратил внимание, что он еще не полностью деградировал? Что в нем пока есть многое от прежнего… человека образованного, даже эрудированного?.. Но все! Летит под гору, и назад пути нет!
Мне удалось найти еще несколько удачных метафор, от чего Витька понимающе хлопал глазами и помалкивал. С тем и вышли на крыльцо.
— Вот так, почтенный Виктор, — как всегда в таких случаях я сделал ударение на последний слог, — вот нам наглядный житейский урок!
В процессе этой речи мой взгляд неудержимо повело в сторону знакомого подъезда — он был открыт, и в полутемной глубине двигалась тень…
Я толком не успел ни подумать, ни увидеть ничего, а сердце уже забилось, затрепыхалось, как взволнованная птица, угадав то, чего не могли угадать ни ум, ни зрение…
На крыльцо вышла Алиса.