Студент 3

Глава 9

Я сделал глубокомысленное лицо и сказал так:

— Ты ведь слыхал о смерти сотрудницы отдела кадров?..

— Лариса? Конечно. Я и знал ее, правда, шапочно. Яркая личность, много пикантных слухов ходило про нее…

— И самый пикантный… — подхватил я…

— Про ее отношения с Беззубцевым, — усмехнулся Хафиз.

Я заметил, как в его глазах зажегся интерес — пока неопределенный, но совершенно явный. Отточенный нюх комсомольского секретаря почуял, что Василий Родионов прибыл с чем-то остросюжетным.

— Вот, — произнес я тоном бывалого контрразведчика. — А Беззубцев уже который день на больничном. У нас лекции по химии пока отменяются.

— Он у вас общую химию ведет? — Хафиз слегка вскинул брови.

— Да. А что?

— С профессиональной точки зрения — повезло, — произнес он со сложной интонацией.

— Согласен. Но речь не о том. Возвращаюсь к теме. Итак, дано: жили-были двое любовников. И вдруг женщина умирает, а мужчина отлеживается дома, прикрывшись больничным листом. Есть над чем задуматься?..

— Бесспорно, — не менее многозначительно произнес Музафин. — Только ничего, кроме задумчивости это нам не даст.

— Тоже верно, — согласился я. — Но это не все. Вот еще ряд событий…

Конечно, я готовил данную речь, даже легкий конспект ее набросал на бумажке — для системности. И сейчас заговорил четко, планомерно. Начал с того, что разговор доверительный, неофициальный — Хафиз на это коротко кивнул, признавая, что дальше него не пойдет. И я сдержанно поведал про Витьку-фарцовщика, без подробностей сказал, что он попал в денежную зависимость от оптовика Жиркова по кличке Кайзер…

— Кстати, фамилия Жирков ничего не говорит?..

Хафиз честно напрягся, вспоминая… Признал:

— Нет, ничего.

— Ладно. А вот отсюда самое интересное.

И я поведал о том, в качестве отработки Кайзер предложил Витьке втихую приторговывать якобы афродизиаком (само слово, конечно, не употребил), но похоже, это особый, уникальный вид наркотика, работающего в сумме с эротическим возбуждением. Нетрудно понять, сколько найдется охотников на него! Принимаешь препарат, занимаешься сексом… и хапаешь такой приход, по сравнению с которым обычный оргазм кажется жалким подскоком по сравнению с взлетом истребителя. Опять же якобы! — якобы препарат этот импортный, но у меня складывается гипотеза…

— … а папаша этого барыги не кто иной как химик. Наш коллега. Более того! Я установил, что когда-то он работал вместе с Беззубцевым…

Тут последовал краткий рассказ о ловком карьеристе Жиркове-старшем — хотя, конечно, дело-то не в нем, а в более чем возможном знакомстве Жиркова-младшего с Беззубцевым. Откуда выстраивается вполне разумная линия. Вот она.

Талантливый ученый и совершенно аморальная личность, профессор Илья Аркадьевич Беззубцев синтезирует реально сильнейший психотроп, резко обостряющий сексуальную активность. Считая, что это изобретение тянет где-то на Нобеля, и уж во всяком случае, на немыслимые деньги и славу, профессор держит его в секрете и приступает к тайным испытаниям на окружающих. А заодно и бабла срубить чутка — почему бы и нет, если рубится?.. Он привлекает темного жулика Жиркова, которому легко найти богатых лохов, сплетя сказку о драгоценном импортном «эликсире любви». А параллельно с этим пробует испытать средство на своей любовнице.

И вот тут что-то пошло не так. Передоз, либо аллергия. Короче говоря, для Ларисы этот препарат оказался роковым. Беззубцев, конечно, в психологическом шоке, а помимо того, человек умный, он сознает, что его связь с погибшей — не секрет. Стало быть, взгляды, сплетни потянутся к нему… Правда, серьезных обвинений из этого не слепишь, но и пересуды ни к чему. И лучше пока отлежаться, поразмышлять, выстроить линию поведения…

— Не исключаю, что и посоветоваться с какими-нибудь знакомыми юристами! — вклеил я неожиданно озарившую меня мудрую мысль. Хафиз поощрительно кивнул, но я видел — слушая, он стремительно соображает нечто свое. А я продолжил.

Итак, Беззубцев уходит в тень, а Жирков приступает к реализации, подставляя под возможный удар наивного лопуха Витьку Ушакова. Чтобы в случае чего отмазаться — я не я, и лошадь не моя… Сегодня он должен передать студенту расфасованные дозы этой «мечты озабоченных», и вот отсюда мысль…

Тут я прервался, многозначительно взглянул на секретаря.

— Продолжай, — спокойно кивнул тот.

— Ты можешь взять сколько-то вещества на анализ? В свою лабораторию. И вынести вердикт профессионала.

Хафиз помолчал. И после паузы спокойно сказал:

— Конечно. Во всяком случае приносите. Когда сможете?

— Да сегодня он должен получить! После занятий. Когда к тебе зайти?

Он глянул на наручные часы:

— В пять часов удобно?

— Давай в семнадцать тридцать на всякий случай? Для гарантии.

— Добро, жду.

И распрощались.

Пообедать я не успевал. С легким чувством голода понесся навстречу «Истории КПСС». Все-таки замечательно читает Бутусов! Песни, а не лекции!..

У самого входа в аудиторию я чуть не столкнулся с Любой.

— О, Василий!.. — улыбнулась она как-то странно — умудренно и слегка печально, что ли. Так, наверное, могла улыбнуться гетера Аспасия, наставница Сократа. — Слушай, загляни ко мне после занятий. Есть одна тема.

— Хорошо, — я кивнул, и тут, как на грех, из лекционного зала вышла Лена — дернуло сунуться именно в этот момент. Закон подлости никто не отменял.

Как писали второстепенные беллетристы в девятнадцатом веке — «ее прекрасные очи грозно сверкнули»… И не придерешься! Полная правда: сверкнули прекрасные очи, прямо-таки хлестнули взором по Любе, благо та не видела, стоя спиной к этим самым очам.

— Только на минутку, — сказал я так, чтобы Лена слышала. — У меня дел много.

— Ты смотри, какой деловой, — усмехнулась Люба. — Да нет, минутный разговор.

— Есть, — сказал я и поспешил в зал, предчувствуя вечерние разборки с Леной.

Мы с ней особо не договаривались, скорее по умолчанию вели себя так, как будто между нами ничего нет. Я, собственно, к этому относился спокойно: знали бы о нашей связи, не знали, судачили, нет… все это ниже плинтуса. Но Лена почему-то страшно смущалась, комплексовала, это я понял и без слов. А может она просто упивалась такой игрой в тайную любовь, не знаю. В любом случае я ее не донимал, сознавая сложность процессов в девичьей душе. Но догадался, что вечером мне будут вилы — допросы с пристрастием о том, почему «наглая особа» смеет лезть с некими загадочными темами в наш мир для двоих… Ну да ладно! Переживем.

В аудитории я взглядом отыскал Витьку, а точнее, он мне сам рукой помахал. И я устремился к нему. Вид постарался сделать приподнято-озабоченный: как бы весь я в непростых, но успешных трудах. Помогло. Витек явно воспрянул:

— Ну что? Есть контакт?

— Есть, — я присел рядом.

— Ну?

— Антилопа гну! Не для посторонних ушей, — произнес я вполголоса. — Ты когда… к этому? В четыре вроде бы?

— Ну да.

— Занукал! Не нукай, не запряг.

Витек проглотил это смиренно. Я продолжил:

— Смотри: ты к нему в четыре. Как вы там будете тереть терки, я не знаю, но ты старайся процесс контролировать. Не затягивай.

Он чуть было не «нукнул» еще раз, но спохватился:

— Нн… Да, разумеется!

— Отлично.

Тут в аудиторию ворвался слегка запыхавшийся Бутусов:

— Здравствуйте! Извините за опоздание, сейчас начнем!..

Я пригнулся к Витьке и шепотом сказал: в семнадцать двадцать я буду ждать его в вестибюле главного корпуса. Дальнейшие инструкции — там.

Он вытаращил глаза:

— Почему там?

— Вить! Ты просил, чтобы я тебе помог?

Он вновь сделал усилие, чтобы не сказать «ну»:

— М-м… Естественно.

— Вот я и помогаю. Я вообще-то твои проблемы на себя погрузил! Поэтому твоя задача: лишних вопросов не задавать, а делать, что я скажу. Логично?

Витек вынужден был признать, что да. Логично.

— Тогда все. Встречаемся там в пять двадцать. А сейчас — учеба прежде всего!

И я стал с удовольствием слушать лектора, пустившегося в увлекательное повествование о фракционной борьбе в рамках РСДРП: большевики, меньшевики, «межрайонцы»… Не знаю, какой толк от таких знаний инженеру-химику, но мне все это было страшно любопытно.

В целом занятия прошли продуктивно, грех жаловаться. Когда все кончилось, я обратил внимания, что Лена с группой девчонок пошли куда-то, оживленно лопоча нечто свое, смеясь, причем к этой группе примкнула та самая безжизненная вялая красотка, которая при всей своей красоте не смогла вызвать у меня нормального мужского отклика. И эта квелая личность зачем-то поплелась с веселой стайкой… кстати, так до сих пор не знаю имени! Кажется, она из второй группы… Да шут с ней! Я отмахнулся от ненужных мыслей.

Витек старался бодриться, но все же заметно нервничал. Пришлось дружески хлопнуть его по плечу:

— Не ссы в трусы, Виктор! Все будет хорошо. Что твое имя значит?

Он слегка приобиделся на рифмованную речь:

— Чего это — ссы, не ссы?.. Это не про меня!

— И я так же думаю! Поэтому скажу: не бзди, Виктор!

Витек совсем хотел обидеться, но смешная сторона пересилила.

— Ладно, Базилевс! Сам смотри… не лопни!

Поржали, и я подумал, что сумел приятеля подхлестнуть. Это солидный плюс. Психологический.

Обед я пропустил, жрать хотелось зверски. Понесся в столовую, рассчитывая уже не на талон, а на свои наличные — ну, пришлось раскошелиться. Вообще время полетело быстро, вот уж можно было и выдвигаться на исходную, при этом памятуя о том, что обещал заскочить к Любе в 312-ю… Так и сделал, зашел, увидев контингент в полном составе: Люба, Таня, Ксюша плюс полузнакомая девчонка то ли из первой, то ли из второй группы — на лекциях я ее видал, но имени не знал. Да и не интересовался.

Войдя, удивился: все четверо штудировали задачник по математике, коллективным разумом грызя примеры, предложенные Межендрой Кондратьевной. По физиям малолеток видно было, что им не сильно охота этим заниматься, но «старший товарищ» неумолима, и приходится подчиняться.

— Приветствую, почтенные девицы! — слегка удивился я. — Науки не только юношей питают?

Маленькая пауза.

— Как видишь… — с затяжкой откликнулась Люба. — А тебя что… привело в нашу обитель?

С чего-то вдруг она вздумала выражаться тоже мудрено.

— Ну, здрасьте-мордасьте, — грубовато сказал я. — А кто меня приглашал?

— Ах, да!..

И тут в лазурных глазах мелькнуло некое смятение, что ли. Я вмиг понял, что вперся не очень кстати.

— Так, может, я потом зайду? Сейчас спешу, извини.

— Да, — с облегчением сказала Люба. — Конечно. Мы тут готовимся… Вечерком зайди. Так где-то после ужина…

— После ужина может и не получиться, — сказал я. — Тогда уж завтра?

— Ладно, ладно! — закивала Люба с еще большим облегчением.

— Есть! — я захлопнул за собой дверь и пошел, слегка недоумевая. Надо же какой вдруг потяг к знаниям…

Времени хватало, я шагал не торопясь, и мысли мои крутились вокруг двух пунктов. С каждым шагом как-то само собой крепло убеждение, что у Любы ко мне возник взрослый разговор, которого она страшится-не страшится… во всяком случае начать его трудновато. Она и понимает, что надо поговорить, и всякой оттяжке рада. Что за этим кроется?..

Тут я чуть было не втянулся в тягостную угадайку, но вовремя спохватился.

И параллельно с этим думал о Беззубцеве.

Не то, чтобы о нем вообще, о его жизни и судьбе — нет, на хрен он для того сдался. Я почему-то подумал, что между его мазохистским извращением и изобретением секс-динамита, безусловно, есть связь. Толковые, хорошо обученные, научно отточенные мозги, отягощенные девиацией, привели именно к такому результату. Это несомненно!

И несомненно другое. Препарат Беззубцева может взорвать мир. Как говорится, к бабке не ходи. Слаб род человеческий, падок на искушения. Стоит один раз попробовать такую штуку, от которой при соитии тебя прет в небеса на сумасшедшей тяге… И все, пропал человек! Отныне он, как лабораторная крыса, только и будет делать, что раздражать свой «центр удовольствия». Пока не крякнет от сердечного припадка. Вот как Лариса Юрьевна.

Естественно — оговорился я — нам еще неизвестно, что конкретно случилось с Ларисой, но…

С этим «но» я и вошел в вестибюль главного корпуса. Было семнадцать пятнадцать. Витьки пока не было.

Народ негусто сновал туда-сюда, я потихоньку присматривался. Ровно ничего интересного, ничего подозрительного. Вот и пять двадцать. Так… Ладно, еще чуть подождем. Пять двадцать две…

В корпус ворвался запыхавшийся Витька. Молодец!

— Здорово!.. — тяжело дыша, подлетел он ко мне. — Ну, думал, опаздываю!..

— Нормально, — улыбнулся я. — В рамках.

— Ага… Ну что теперь?

— Теперь подождем. Отдышись.

Минуты две-три мы ждали. Я, конечно, четко отслеживал события, и тут до Витьки дошло:

— Слушай… а ты что смотришь, нет ли хвоста за мной⁈

— Точно так.

— Да ну… Неужели думаешь?..

— Да вряд ли, конечно. Однако, предосторожность не помешает. Ты все получил от своего сеньора?

— Сеньор! Я ему не вассал… А так да, все он мне дал. Пять порций. И адреса, — он хлопнул рукой по боковому карману пиджака.

— Имена?

— Да вроде тоже есть. Хрен знает, не глянул еще толком.

— Ладно. Ну все, пошли.

— Куда?

— Увидишь.

Когда подошли к двери комскомитета, Витек малость завибрировал:

— Это чего, комитет?.. Базилевс, а чего сюда-то⁈ Я…

— Узнаешь.

И я втолкнул его в комнату.

Хафиз с каким-то незнакомым парнем мараковали над бумагами, листали их, лица были не то, чтобы хмурыми, но озабоченными. Ну, бюрократы, понятное дело.

Секретарь бросил на нас беглый взгляд.

— А, привет, ребята. Подождите чуток, присядьте вон там, — указал карандашом.

Мы присели. Комсомольские чиновники вполголоса поговорили о чем-то, затем Хафиз произнес:

— Ладно. Тут, я вижу, без комиссии не разберешься… Организуем. Все, старина, иди отдыхать, меня вон ребята ждут.

И проводив подчиненного, запер дверь на ключ.

— Так, товарищи комсомольцы! Прошу к столу. Комсомолец ведь, Ушаков?

— Ну…

— А ты без «ну».

— Конечно… да…

— М-да… — осуждающе протянул Хафиз. — И как же ты, комсомолец, докатился до такого? А? До фарцовки! По факту это что? Спекуляция. Уголовно наказуемое деяние. Статья 154. И ты не маленький, чтобы этого не понимать! Как так⁈

Он грозно изогнул левую бровь.

Витек уныло ссутулился.

— Плохо, мой юный друг! Очень плохо. Нет, главное, ты понял, как они тебя втянули в это болото? Сперва тряпками барахолить, потом еще что… Чем еще торговал?

— Э-э… сигареты там, жвачка… мелочь всякая…

— Мелочь… Вот тебе и мелочь! Нет, ты понял, что они тебя сперва заманили, а потом башку твою дурную под топор сунули⁈

Владел секретарь мастерством психологического этюда, нечего сказать. Последние слова он прямо-таки рявкнул.

Но и Витек был парень в чем-то неглупый. Он смекнул, что ругают его для острастки, а худого ничего не сделают. И еще больше смекнул: что надо сделать виновато-преданный вид:

— Да понял я уже… С запозданием, конечно, это верно. Но лучше поздно, чем никогда…

Хафиз обратился ко мне:

— Вот, Василий, видал умного? Понял он! Когда в дерьме по пояс очутился — тогда, конечно, понял. Ладно, не по уши… Родионову скажи спасибо! А если бы он с тобой рядом не оказался? Что тогда было бы?

— Ничего хорошего, — вздохнул Витька.

— Да и сейчас хорошего немного, — отрезал Музафин.

Пауза.

— Ну и что делать будем? — вкрадчиво спросил секретарь.

Витька стрельнул в меня взглядом. Я показал глазами нечто — он и это сообразил:

— Исправлять ошибки.

Хозяин кабинета усмехнулся:

— Так… А вот это уже слова не мальчика, но мужа. Ладно, Ушаков! Еще раз говорю: скажи спасибо Родионову! Без него…

Тут он бросил беглый взгляд на часы.

— … без него пропал бы, как швед под Полтавой. Н-да… Ну да ладно! Присказку закончили, переходим к сказке.

Только он так сказал, как в дверь стукнули. Условно: два стука, пауза, и еще два.

— Ага! — воскликнул Хафиз, проворно вскакивая. — Вот она, сказка!

И ринулся открывать.