Студент 3

Глава 17

— Во-первых, — с усилием вымолвила Люба, — я хотела, чтобы ты на меня не обижался…

— Ну что ты! Мы же обо всем договорились, так? Никакой романтики, так, спортивный тренажер… — ответил я, улыбаясь.

Она кивнула с каким-то отсутствующим выражением лица, и я ощутил, что в ней идет душевное борение не меньшее, чем в Лене, правда в каком-то ином ракурсе, мне еще не понятном.

— Это во-первых, — я вновь улыбнулся. — А во-вторых?

Люба как будто не услышала моего вопроса. Она смотрела мне куда-то в грудь, но совершенно номинально. Вряд ли она там что-то видела, и будь на месте моей джинсовой куртки любой другой предмет — стена, окно, некто иной… Думаю, взгляд был такой же. Люба смотрела в себя, а прочее — антураж.

— Во-вторых… — наконец, произнесла она. — Во-вторых, подойди ко мне.

Хм! Слегка недоумевая, я шагнул вперед. Она тоже. Взгляд изменился.

Вдруг она бросилась ко мне обхватила за шею так сильно, что я поперхнулся. Обхватила, прижалась ко мне — по причине раздолбайства она, конечно, была без лифчика, и я ощутил чудесную упругость молодой груди, вообще всего ее сильного, подтянутого тела. И бархатная душистая щечка припала к моей щеке, и я ощутил на ней нежнейший поцелуй… И Люба внезапно разрыдалась — от напора спутанных чувств, порвавших душевную защиту.

Я ласково погладил ее по голове, хотел сказать…

Но она вдруг стиснула меня еще сильнее:

— Не говори! Ничего не говори. Просто не надо ничего говорить!.. Нет! Нет! Ни единого слова.

И уткнулась лицом мне в шею, всхлипывая, прерывисто дыша, и я чувствовал, как теплые слезы капают мне за воротник.

Я легонько потрепал ее по спине:

— Ну, Люба…

— Молчи! Только молчи! — плачущей скороговоркой.

Я замолчал, не переставая дивиться бабьим чудесам. Но, видать, это изумление навсегда. На всю жизнь.

Грубоватые Любины ладошки гладили меня по затылку, плечам, спине — и все это молча, разве что дыхание девушки было все еще сбитым, точно она промчалась сто-двести метров во всю мочь. Из коридорной дали какие-то звуки долетали ка нам: хлопки дверей, голоса, даже смех — но заглянуть в кухню и застигнуть нас в самых сложных перепутьях чувств никто не догадался. И слава Богу, конечно.

Наконец, Люба оторвалась. Глаза красные, нос распухший…

— Ну и физия у меня, наверное, — слабо усмехнулась она.

— Это не беда, — постарался я ее утешить.

Она отошла к раковине, тщательно ополоснула лицо. Не утаив истины, придется сказать, что гитаристка старательно высморкалась, после чего умылась еще раз.

— Да, — повторила она за мной. — Это не беда. Это жизнь. Нормальная человеческая жизнь. Судьба!

Ну и бабы у меня! Философ на философе.

— Вот так, Вась, — заключила она. — Надеюсь, ты все понял без слов.

— Конечно.

— Ну и отлично. А я боялась, если сейчас начнем говорить, да хныкать, да сопли размазывать… А у нас вон как. Молодцы мы с тобой. Ответственно подошли к вопросу.

— Да уж.

Мне упорно лезли в память слова одной из песен, исполняемых Лаймой Вайкуле: «Не промолвив даже слова, ты все сказал…» — но я не промолвил и их, чтобы не пускаться в ненужные объяснения. Хотя, конечно, мало ли где я мог слышать это! Уж во всяком случае не от двадцатичетырехлетней симпатичной девушки из Латвии, которая сейчас поет и скачет по курортным крымским кабакам в составе полупрофессиональной труппы…

Я мельком улыбнулся этому.

— Да. Будем считать, что объяснение закончено, вопрос закрыт. Пошли по домам?

— Идем, — улыбнулась и она.

И мы пошли. Но напоследок все же она схватила правой рукой мою левую ладонь, неловко, но крепко стиснула ее — уже на окончательное прощание, на закрытие того, что между нами было, и о чем не суждено узнать никому, абсолютно никому из четырех с лишним миллиардов человек, населяющих нашу планету в 1978 году…

Вот и еще часть моей жизни стала прошлым.

С такими мыслями, немного удивляясь и усмехаясь житейским поворотам, перепутьям, я поднялся на четвертый этаж, где, не дойдя до нашей комнаты, встретил Сашу.

— Ну вот, — после приветствия воскликнул он с подъемом, — наконец-то! Завтра химия, теперь, будем считать, расписание встало на рельсы. Поехали!..

Вот, значит, как. Ладно, посмотрим. Я ощутил в себе заводную смесь азарта и тревоги. Как говорится, сюжет близок к развязке!

Лекцию по химии поставили нам первой парой. К началу ее народ исправно подтянулся, по обрывкам разговоров я понял, что многие с нетерпением ждут профессора. Наслышаны о нем. Звезда института, можно сказать!

Появилась Лена, беглым взглядом нашла меня, на прелестном личике мелькнула счастливая улыбка. Все в порядке, мол, на месте. Можно не тревожиться!..

Беззубцев появился в аудитории с опозданием на полторы минуты — видимо, он считал это важным синтезом точности и профессорского назидания. Дескать мне позволено чуть-чуть опоздать. А вам нет… А может, все это и чушь, просто я так себя настроил, а дело куда проще: опоздал и опоздал. Без подтекста.

Во всяком случае, появился он в дверях лощеный, с победоносной улыбкой, явно рисуясь изысканным джентльменством. Сноб из снобов!

Он был в дорогой темно-серой тройке, безупречно дополненной пижонскими аксессуарами: белоснежной рубашкой, синим галстуком, золотыми часами и очками… Ну и разумеется, роскошный кожаный портфель, до матового блеска начищенные туфли. И легко-ироничное выражение лица, присущее светскому интеллектуалу.

— До-оброе утро!.. — произнес он, чуть растягивая гласные.

Пауза. Профессор обвел взглядом притихшую аудиторию. Мне, естественно, сразу же померещилось, будто он хочет отыскать меня… хотя ровно ничего об этом не говорило. И не сказало.

А у Витьки, сидевшего рядом со мной, были другие мысли:

— Видал? — прошептал он мне на ухо. — Это он девок красивых высматривает, старый черт! Смотри, как бы на Ленку твою глаз не положил!..

— Как положит, так в этот глаз и получит, аж зажмурится… А если на твою Татьяну?

— Ну!.. — Витек вздохнул. — Не та категория, будем откровенны.

Я подумал, что мужские вожделения текут неведомыми путями, а Татьяна как раз из тех женщин, чья грубоватая первобытная телесность может разодрать как сохой, самые глубинные, архаичные пласты нашей маскулинности… Но говорить не стал, чтобы не перегружать Витькины мозги сложной информацией. Спросил иное:

— К тебя, кстати, с ней как? Наладилось.

— Да как сказать! — отшептал Витек с ноткой энтузиазма. — Пыжится все еще, дуется как пузырь. Но я замечаю проблески новой зари!..

— Это радует… Все, тихо! Начинается урок.

Беззубцев щеголевато прогулялся вдоль преподавательского стола:

— Во-первых, прошу извинения за позднее появление перед вами, что, впрочем, не от меня зависело… А во-вторых, в первой вводной лекции, предупреждаю сразу, не буду говорить банальностей о роли химии в современной жизни. Вы это прекрасно знаете и без меня, поскольку среднюю школу все закончили.

Тут он остановился, подумал и добавил:

— Или же ее аналоги… Да! Я хочу начать с другого. С описания химии как системы. Всякая развитая, ставшая на ноги наука — это система. Иначе говоря, машина, где все взаимосвязано, все работает, нет ни одной лишней гайки, кнопки, декоративной детали. Как автомобиль, например…

И пошел, и пошел. Да, надо признать, что говорил он великолепно — то есть доступно, понятно, все по делу. А главное — увлеченно, вот прямо видно было, что говорит он о том, чем дышит, живет, горит. Что он и наука химия — единое целое, драгоценный сплав. Лигатура.

Словом, лекция вышла на славу. Супер. Большинство слушало, разинув рты. Я, конечно, слушал иначе. Критически. Но и с этой позиции надо было признавать и сильнейший профессионализм и риторический дар лектора. Он умел делать из своих студентов знатоков.

Готов признать, что я смотрел и слушал предвзято. Старался угадать в интонациях, жестах, мимике профессора его гнилое моральное нутро. Но оно не проступало. Блестящий денди, образованнейший ученый, культурнейший оратор — вот так, и все тут.

— … подводя итог сказанному, я хочу сказать: занимаясь химией, не рассматривайте ни один факт изолированно. Всегда ищите его связь с другими фактами. Тогда вы испытаете примерно то же, что человек, идущий вверх по лестнице! С каждого последующего этажа вам виден все больший и больший горизонт событий, ваш взгляд охватывает то, как одно связано с другим… ну и так далее. Надеюсь, вы меня поняли.

За пять минут до конца лекции Беззубцев начал перекличку присутствующих. Я слегка напрягся. Опять же мне почудилось, что вот сейчас он как-то особо отметит меня. Взглядом или как-то иначе… Но нет, ничего такого. Никак не выделил. Назвал фамилию, убедился, что Василий Родионов на месте, кивнул и продолжил опрос.

…В перерыве я, конечно, волей-неволей наслушался восхищенных отзывов и о лекции, и о самом профессоре, в основном от девушек. Услышал краем уха, как пылает Люба:

— … нет, девчонки, я всякое про него слыхала, но препод он, конечно, классный!.. Я и на рабфаке в этом убедилась, но сегодня слушала как песню!

— А что ты всякое слыхала? — мигом навострились любопытные подружки.

— Ну, знаете! — Люба сделала загадочное лицо. — Это дело такое. Деликатное!

— А зачем тогда языком метешь? — резонно вопросил кто-то. — Если дело деликатное…

— Так! — Люба воинственно взвинтилась. — Во-первых, выбирайте выражения!…

Что во-вторых, я не услышал, да это и не существенно.

А существенно — то, что я убедился: Беззубцев действительно сильнейший профессионал и интеллектуал, и если уж такой тип ступил на скользкую дорожку, то плохо придется очень многим людям…

Вот странно, с этого момента время полетело как-то так очень быстро. Прямо замелькали дни! Прежде всего, в самом деле дальние ветра принесли с собой облака и дожди, и уж полило, так полило. Осень!.. Занятия физкультурой перенесли в спортзал. Ольга Васильевна заставляла нас подтягивать на перекладине и отжиматься от пола, и много чего еще, и я видел, как методически грамотно она выстраивает тренировки, стремясь развить у нас разные группы мышц.

К Сергею Сергеевичу с улицы Волновой Витек решил отправиться в одиночку. Мотивировал это так:

— Знаешь, Базилевс, я с тобой рядом как за каменной стеной! С одной-то стороны хорошо, не спорю. А с другой стороны — ну не век же я буду за тебя прятаться, верно? Надо и самому пообкататься… э-э, в нетривиальных ситуациях, что ли. Короче, хочу сам!

Сам, так сам. Мысль в принципе здравая. Отправился Витек сам, все вышло нормально. По его рассказу выходило так, что этот Сергей Сергеевич — мужчина лет пятидесяти и немного странноватого вида, с длинными седоватыми волосами и аккуратной тоже тронутой сединой бородкой — какой-то фанат здорового образа жизни. Вернее, экологичного. Это словечко тогда только-только входило в широкий обиход… Витек выражался несколько сумбурно, но я с помощью наводящих вопросов понял так, что у Сергея Сергеевича свой добротный дом, изрядное подворье с огородом и живностью: куры, гуси, кролики. И он, то есть Сергей Сергеевич, своего рода экспериментатор: стремится жить автономно. Помещиком таким. Полностью на собственные ресурсы. Ну, насколько это возможно, разумеется. Кто он таков по жизни?.. Витек, наученный опытом, попытался ответить на этот вопрос, но не смог.

— Думал-думал, — признал он, — ничего толком не придумал. Пенсионер? Вроде как рановато… Может, рано на пенсию вышел, типа военного? Да не похож. Так и не понял.

— А другие люди на участке? Жена, дети, внуки?

— Нету! — с жаром воскликнул Витька. — В том-то и дело, что никого. Правда, в дом он меня не впустил. Все на крыльце обстряпали…

По Витькиным словам, расплатился он легко, без проблем. То бишь, по всему видно было, что сто пятьдесят рублей сумма для него не гигантская, рассчитаться ему не сложно.

— Вот тут и думай, — вздохнул мой друган.

— Думай, — согласился я. — Хотя бы ради тренировки мозга.

Я не сомневался, что Андрей Степанович — через свои связи, разумеется — выяснит подноготную всех приобретателей. Но тем интереснее будет узнать насколько наша логика совпадет с реальностью…

В выходные мы с Леной планировали погулять, да вот незадача: непогоды обломали нам этот прогулочный проект. А кроме того, выяснилось, что мама с папой припахали Леночку на дачный участок: выходные придется посвятить подготовке к завершению летнего сезона и переходу на зимний режим.

— Черт знает, что творится! — с виноватым видом жаловалась мне Лена, когда мы улучили момент свидеться наедине. А суть заключалась в том, что неизвестные злоумышленники повадились совершать набеги на пустующие зимой домики садового товарищества. — Ничего нельзя оставить, все тащат, что можно унести. Посуду, вплоть до стаканов! Обычных, граненых. Одеяла, постельное белье. Шторы тюлевые зачем-то содрали! Представляешь? Все на зиму забирать приходится!..

— Представляю, — сказал я. — Ты решилась сказать родителям?

Тут красотка моя малость подкисла. Начала мямлить невразумительное.

— Значит, нет, — понял я.

— Котик, ну погоди… — взмолилась Лена и в самом деле с кошачьей грацией прильнула ко мне. — Ты представляешь, как сложно мне решиться на этот разговор?

— Ага. Аж кушать не могу, — передразнил я героя фильма «Мимино».

— Почти что так.

— Ну вот как раз похудеешь. Мечтала ведь…

Посмеялись над этим, и суть беседы растворилась. Я это дело тоже педалировать не стал, поскольку на первый план выходила встреча в комскомитете. Здесь многое должно было решиться!

Признаюсь, в понедельник учебные занятия я провел как на иголках, живя ожиданием этой самой встречи. А Витек в выходные даже ухитрился составить подробный отчет по клиентам, от Гриши, до Сергея Сергеевича, описав при этом и свои приключения с Зинаидой Дмитриевной.

— Это же полезная информация? — он старался говорить утвердительно, хотя все равно выходило со знаком вопроса.

— Более чем, — отвечал я совершенно искренне.

И Витька мужественно корпел над текстом, стараясь быть честным…

Всякому ожиданию приходит конец, и вот в назначенный час мы прибыли в комитет, где нас уже поджидали Музафин со Столбовым.

— Проходите, проходите, — Хафиз был очень оживлен, заметно, что случилось нечто интересное за минувшие дни. И встреча запланирована у него по-дружески, с чаем-печеньем-конфетами. Все это было аппетитно выставлено на гостевом столе.

— Присаживайтесь, товарищи! Давайте чайку для начала…

— А почем для начала? — шутливо возразил Андрей Степанович. — Мы можем и за чаем начать обсуждение…

— Да, верно! Давайте. Тем более, всем есть, что сказать. Так ведь?

— Так, — подтвердил я.

— Ну и отлично! Рассаживайтесь. Мне начинать?

— Давай, — кивнул редактор.

— Значит так, — провозгласил Хафиз, когда все сделали по первому глотку чая. — Я постарался провести всесторонний анализ вещества…

Понятно, что квалифицированный химик, без пяти минут кандидат наук Музафин сумел докопаться до самой сути, вывести формулы органических соединений, составляющих препарат.

— И знаете, товарищи дорогие, я в восторге, если честно. Это такой тонкий и оригинальный синтез!.. Ну, чтобы понятно было: для химика это как для читателя стихотворение высокого класса. Если не Пушкин, то что-то вроде Есенина или Блока! Как это: дыша духами и туманами, она садится у окна… и веют древними поверьями ее упругие шелка, и шляпа с траурными перьями, и в кольцах тонкая рука… Чудо, короче говоря. Чудо творчества!

— Ты ближе к сути, — посоветовал Столбов.

— Так это самая суть и есть! Ну, а практически…

А практически, снадобье, несомненно, сильный галлюциноген. Абсолютно новый. Аналогов его аспиранту Музафину встречать не доводилось. Как препарат столь избирательно действует на мозговые центры, ответственные за эротическое возбуждение?.. Это пока загадка. Предстоит выяснить.

При этих словах Витька невольно кашлянул. Хафиз мгновенно прервался:

— Что-то хотел сказать, Ушаков?

— Да нет… то есть да. Но потом. Когда вы все закончите говорить.

— А я в основном все сказал.

— Тогда слово беру я, — прервал Андрей Степанович. — Мне тоже есть что сказать. В самую тему!

Это у него вышло почти как: в самое темя!

И он достал записную книжку.