Судоверфь на Арбате

Это лето пролетело так быстро, что, когда опомнились, на носу уже были занятия в школе. Программа многолетних исследований по уточнению места Ледового побоища подходила к концу, сворачивались работы на Чудском озере, ученые подводили их итоги, а на наших картах начала вырисовываться сложная, но вместе с тем логичная и тщательно обоснованная схема водных путей, связывавших древний Новгород с порубежным Чудским озером.

Несколько лет назад, начав с казавшейся нам теперь простой задачи поиска возможного варианта зимника, по которому Александр Ярославич в случае поражения мог бы отвести из-под удара свои войска, мы развили ее и исследовали за эти годы без преувеличения все созданные природой места возможных волоков. Где-то нас ждали удачи, где-то разочарования.

А сколько всего мы узнали за эти годы, чему только не научились! По найденному в кургане черепку сосуда могли определить время захоронения, легко сделать топосъемку археологического объекта, обнаружить по совершенно на первый взгляд посторонним деталям остатки древнего волока. Александр Сергеевич, как говорится, личным своим примером долго обучал нас искусству общения с местными жителями, так, чтобы человек не замыкался, а, наоборот, стремился бы изложить все наиболее интересные и значительные события в истории своего края.

Но не менее важным было то, что за время походов сформировался коллектив, который стал для всех нас родным. Но все рано или поздно кончается — ты снова в своем городе.

Это очень странно: после полутора-двухмесячного ежеминутного общения с друзьями, жизни в палатке у реки, когда, казалось бы, падаешь с ног от усталости — вдруг оказывается, что все это позади.

Как-то под вечер распахивается дверь твоей квартиры, родители какое-то мгновение недоуменно смотрят на тебя. Голос твой, привыкший к пространству «свободных прерий», звучит хрипловато и неестественно громко для городской квартиры. Да и сама квартира стала какой-то маленькой, низкой.

Скидываешь рюкзак, лобызаешь матушку. Поешь? Да, конечно, какой вопрос. Еще с утра мечтал. Потом подходишь к зеркалу. На тебя смотрит незнакомый парень с выцветшими на потемневшем от загара лице глазами, уверенными и холодно спокойными. Длинные, регулярно не чесанные волосы тоже выцвели, и видишь, что в общем-то исхудал и вырос.

— Ну, как там было?

— Нормально.

— Что это за ответ?

— Ну как «что за ответ»? Все было действительно нормально.

— Уставали, наверное?

— Да нет, нормально…

Ты вмиг смолотил все приготовленное с таким старанием твоей мамой и потянулся к чаю.

— А кормили как? — со слезой в голосе спрашивает она.

— Нормально, — отвечаешь, прихлебывая из чашки. Матушка с жалостью смотрит на твои потемневшие, с черными ободочками ногтей руки. Не дай бог, увидит ладони с загрубевшими от весла и археологического шанцевого инструмента мозолями — то-то будет ахов и охов!

— Ты куда?

— Славке позвоню.

— Господи, но ведь два месяца жили в одной палатке. Неужели не надоели друг другу?

И тут длинная трель телефонного звонка:

— Алло, Славка?! А я тебе только что собирался звонить… Да, да, тоска, конечно… Конечно, увидимся. Да нет, сейчас, боюсь, не получится — мои страсть как хотят меня видеть, лучше ты ко мне… То же самое? Ну завтра позвони, только пораньше. Конечно, ведь послезавтра в школу… Ну, давай! Ага! Давай!

— Он совсем по нас не соскучился, — сокрушенно резюмирует мама, когда ты возвращаешься в комнату, — ведь столько времени не видел.

Какая дурацкая вещь — кровать. То ли дело палатка. Холодная ли ночь, барабанит ли по крыше дождь — красота. Ты уже не помнишь, как просыпался с глухим раздражением, мгновенно улавливая порывы сырого западного ветра, трепавшего стенки и крышу старенькой палатки и набегающую нулевку[4] постоянного, уже которые сутки, дождя. Как не хотелось тогда вылезать из палатки. Но надо было надевать не просохшую за ночь штормовку, продираться через мокрый кустарник к реке, до следующего ночлега сидеть в полужидком состоянии в байдарке, по скользкой глинистой тропе вытаскивать опять на берег тяжелые, казалось бы, разбухшие от дождя лодки, выливать из них воду и снова ставить на мокрую траву эти сырые зеленые домики…

Утром просыпаешься от звонка:

— Ты чего? Спишь? Ну ты даешь… А у меня Филька и Володя Осадчий. Да так, не знаю. Подожди… Что, Володь, предлагаешь? Он знаешь чего говорит, пойдем к нему в каморку роки слушать. Ага, ну привет, приходи… Ждем!

Поздно вечером, отягощенный городскими впечатлениями, возвращаешься домой. Последний день августа. Слегка покачиваются желтые фонари над Сивцевым Вражком. Ветер шумит старыми деревьями Гоголевского бульвара. Прохожих почти нет. Шаги твоих длинноносых черных башмаков гулко отдаются в темных подворотнях.

Чувство какой-то обреченной приподнятости. Ты вроде бы жаждешь того, что предопределено. И в разных вариантах представляешь, как завтра утром войдешь в школу. Вокруг будут друзья: кто классом старше, кто классом младше. За парту бухнется Филимон, как всегда элегантный и галантный. На перемене мы все — старые уже морские волки — соберемся вспомнить наши походы.

Но вот и радость первого школьного дня позади — настали будни. Уже реже удается встречаться по вечерам с друзьями. У многих начались тренировки — времени совсем не хватает. Голос твой стал мягче и тише, движения плавнее. Квартира кажется такой же, как всегда. А еще в сентябре проводится районный туристский слет — школу об этом предупредили телефонограммой.

…Небольшой переход от станции до поляны по осеннему лесу. Шуршат под ногами желтые листья. Кажется, что под каждым листком притаился гриб, и стоит только наклониться… Но рядом идут твои товарищи с рюкзаками и с самыми серьезными намерениями завоевать на слете первое место.

Фактически слет — это одно большое соревнование. После того как все группы разместятся вокруг огромной поляны и произойдет церемония открытия, уже и не знаешь, что делать и как себя вести. За все насчитываются очки: как поставлены палатки, как оборудован лагерь, как разложен костер, как вымыта посуда — всего не перечесть. Но самое главное — это, конечно, специальные соревнования. В первый день была туристская эстафета. Ее мы безбожно проиграли. Наши ребята делали все как полагается: и на четвереньках бегали не хуже других, и в спальном мешке проскакали довольно быстро — словом, умели делать все то, что необходимо настоящему туристу в походе, однако отстали от наших постоянных соперников — команды шестьдесят девятой школы. У них в то время были уже современные польские палатки, которые имели сборный каркас и шпильки вместо наших традиционных деревянных колышков. Поэтому понятно, что, пока Костя Соколов загонял в дерн один кол и натягивал растяжку, соперники успевали развернуть всю палатку.

Вечером на нашем биваке царило уныние. Выяснилось, что и свои палатки мы поставили неправильно. Полагается, как оказалось, их ставить в линию, а мы их расположили живописной стайкой. Да и костер разожгли на четырнадцать сантиметров ближе к дереву, чем нужно по инструкции. Словом, все плохо…

— Друзья мои, — Александр Сергеевич подошел к костру, — не вижу оснований расстраиваться. Вы летом выполнили большую работу в экспедиции, проявили характер, не унывали в самые тяжелые, самые ненастные дни.

— Тем более обидно, — сказал Костя, — что мы не смогли после такой тренировки успешно выступить сегодня.

— Что же тут обидного? Я бы как раз тренировкой назвал слет. Вот вы занимаетесь спортом, так?

— Да, парусом и борьбой.

— И прекрасно знаете, что на соревнованиях нагрузки выше, чем на тренировках, а летние путешествия потребовали у вас гораздо большей отдачи, чем сегодня.

— И все-таки эти соревнования увлекают, появляется желание победить, — возразил Леша.

— Даже эти дурацкие прыжки в спальных мешках, — поддержал Слава, — чувствуешь себя полным идиотом, а прыгаешь. Вы ведь видели, Александр Сергеевич, как болельщики с ума сходят…

— Мало ли какие соревнования устраивают… Вы не думайте, ребята, что я против спортивной борьбы, только ведь она должна иметь разумные формы. Если хотите, я расскажу, как у нас проходили первые послевоенные слеты.

— Конечно, хотим, — ответил за всех Слава.

— В 1948 году должен был состояться юбилейный десятый слет туристов и альпинистов — так он тогда назывался. Каждая группа готовилась втайне от других. Тогда нами тоже двигал своего рода спортивный азарт — как бы поразить всех участников неожиданным способом передвижения.

В те годы я входил в водно-туристскую секцию спортивного общества «Большевик». У нас имелись надувные резиновые лодки, разборные и фанерные байдарки, яхты. Однако все эти виды туристского транспорта были давно известны.

Однажды в нашу секцию пришел мастер парашютного спорта Аркадий Васильевич Яров. Мы говорили о проблемах туризма, и тут мне пришла в голову одна занятная мысль:

— Аркадий Васильевич, а сколько требуется времени, чтобы подготовить группу из десяти-пятнадцати человек для небольшого парашютного десанта?

— Если позволяет здоровье, то, я думаю, много времени это не займет.

Через несколько дней в учебном зале Подольского аэроклуба мы готовились к своему первому в жизни прыжку с самолета. Вместе со мной премудростями парашютизма овладевали электрик кукольного театра и студентка педагогического училища, художники, школьники — все увлеченные путешественники и спортсмены. На макете самолета учились выходить на крыло и прыгать так, чтобы не задеть за трос рулевого управления. С помощью специальной подвесной системы знакомились с техникой свободного падения.

Наконец первый прыжок. Высота 650. Выбираюсь из передней кабины на плоскость легонького По-2. Сильный ветер бьет в лицо.

— Пошел! — командует пилот.

— Есть пошел!

Ныряю в пространство под крылом. Три долгие секунды свободного полета. Рывок и шум раскрывающегося над головой купола. И вот оно — чувство простора и спокойной уверенности в плавном приближении земли.

Вначале решили провести тренировочный комбинированный поход на лодках с участием самолетов.

Перед вылетом на аэродроме выстроились энтузиасты необычного путешествия. Приехала кинохроника, журналисты из «Советского спорта» и других газет и журналов. Я, как руководитель группы, ознакомил «прессу» с маршрутом похода:

— На самолетах мы вылетим в район Пахры и у деревни Власьево сбросим надувные лодки, весла и палатки, затем и сами спустимся на парашютах. Заночуем в лесу и наутро отправимся вниз по реке.

Шесть часов вечера. Лодки со специальными парашютами закреплены по бортам одного из самолетов. Инструктор аэроклуба еще раз проверяет готовность участников похода к прыжку.

— По самолетам! — отдает распоряжение начальник аэроклуба Герой Советского Союза Шишов.

Мы занимаем места в кабинах.

— Контакт!

— Есть контакт!

— От винта!

Нарастающий гул моторов заглушает голоса. Небольшие самолеты снимаются с аэродрома.

Вот уже в вечернем солнце блеснула полоска реки, и в остывающем голубом небе один за другим возникли белые выстрелы парашютов…

22 июня в бухте Радости на Клязьминском водохранилище открылся слет. Каждая группа стремилась превзойти товарищей в оригинальности способа передвижения. Прибывали сюда на мотоциклах, надувных лодках, байдарках, швертботах. Туристы автозавода приехали на только что сошедших с конвейера грузовиках ЗИС-150. Вокруг новых машин тут же собралась толпа автолюбителей, которым не терпелось узнать технические данные новых машин.

Все это нам рассказали очевидцы, поскольку моя группа находилась в воздухе, на подходе к Клязьминскому водохранилищу.

Самолеты появились из-за леса неожиданно для большинства участников. Мы шли четким строем. Присутствующие, задрав головы, смотрели на наши машины, не предполагая, что они имеют отношение к слету. Но тут головной самолет отделился от строя и, сделав круг над поляной, сбросил вымпел с приветствием участникам, а их к тому времени уже собралось около двух тысяч.

Затем машины набрали высоту, и мы совершили прыжок на воду бухты Радости. Лодки, байдарки, яхты устремились к десантникам. Нам помогли забраться в сброшенные с самолетов резиновые лодки. Невзирая на некоторую подмоченность, мы построились и бодро доложили о своем прибытии почетному гостю слета писателю Петру Петровичу Вершигоре, участнику Великой Отечественной войны, сражавшемуся вместе с легендарным Ковпаком.

Начальником штаба слета был тогда один из старейших туристов, мастер спорта Николай Михайлович Губанов, — продолжал свой рассказ Александр Сергеевич, — присутствовали многие известные туристы: Войтихов, Аделунг и другие…

Утром начались соревнования по ориентированию. Вместе со мной от нашей школы должны были участвовать Слава Попов и Леша Макаров.

— Компас проверил? — спросил Слава.

— А что его проверять? — поинтересовался я.

— Черт его знает! Всякие магнитные аномалии. Все возможно.

— А может, магнитная буря, тоже бывает, — поддержал Леша.

— Нет, магнитная буря стрелку компаса не поворачивает, хотя кто его…

— Но если у нашего компаса будет крутиться стрелка не так, — предположил я, — то и у других тоже.

Мы стояли в стартовом городке и ждали карту, которую получали перед самым стартом. Только что мегафон объявил участников соревнований, их порядковые номера и основные правила. Для нас это были первые соревнования такого рода, но большинство участников, по всей видимости, уже знали, что к чему. Прислушиваясь к их профессиональным разговорам, мы ловили ценные и полезные сведения.

— Значит, так, — говорил своим спутникам высокий, слегка сутуловатый смуглый парень, — бежим наоборот…

— Это как, — поинтересовался один из них, со скептическим выражением лица, — задом наперед?

— Кончай базар, слушай, что тебе говорят, и не остри. Не время. — Тут он понизил голос и продолжал, а мы внимательно прислушивались: — Бежим в обратном направлении, то есть не к первому по порядку КП, а к последнему. Ведь это роли не играет. Зато побежим одни…

— Думаешь, только ты такой умник, — озадачил его скептический спутник. — В прошлый раз добрая половина участников дернулась к последнему КП, даже тропинки не хватило, все через кусты ломились. Треск стоял…

— Да-а, никакой охраны природы, — протянул третий.

Рядом с нами разминались трое ребят совершенно легкоатлетического вида. Их изможденные, обветренные, с обтянутыми скулами лица отражали следы многолетних тренировок. А на спортивных туфлях красовалось название популярной западногерманской фирмы. Длинноногие поджарые фигуры были заключены в великолепные голубые шерстяные тренировочные костюмы с белыми полосами на воротнике и рукавах — предел мечтаний. В те времена их почему-то называли олимпийками.

«Лоси» — как мы тут же окрестили эту команду — не интересовались компасами, хотя у каждого на руке поблескивал великолепный экземпляр этого научного прибора. Они с отрешенными лицами, молча, сосредоточенно глядя вдаль, делали приседания, махи, растяжки, а один даже зачем-то сделал стойку на руках.

— Он что, вверх ногами побежит? — озадаченно спросил Леша.

— Это такой тактический прием, — вполголоса ответил Слава.

Болельщики стояли за ограждением из канатов, определяющим стартовую зону. Костя Соколов и Филя Мадленский кричали нам какие-то остроумные напутствия, но что именно, мы не могли понять из-за общего шума.

В конце концов Слава тоже немного поприседал, а мы с Лешей пытались разработать «концепцию» этого таинственного КП.

Наконец громко щелкнул тумблер, и над поляной раздалось:

— Раз, два, три… проверка.

А затем голос судьи, искаженный угольной пылью микрофона, полетом электронов и «дырок» в полупроводниках и жестью акустической системы мегафона:

— Товарищи участники! Просьба получить карты согласно жеребьевке.

Наша группа была тринадцатой. Уходили с интервалом в тридцать секунд. Краткий инструктаж — и вот мы уже знаем, что на трассе десять контрольных пунктов — сокращенно КП, отмеченных на карте. Требуется найти их на местности, сделать отметку и прибыть как можно раньше в стартовую зону, которая к тому времени уже станет финишем. Общая длина трассы, если, конечно, двигаться строго по прямой от пункта к пункту — одиннадцать-двенадцать километров, контрольное время — три часа.

Вот наконец вибрирующая жесть мегафона вызывает нашу группу. Старт! Мы мчимся к первому КП, пересекаем по камням речку, поднимаемся на склон оврага — и тут же понимаем, что заблудились.

Слава собирает совет:

— Бежим обратно, к последнему КП, как те ребята говорили.

Спускаемся в овраг, пересекаем речку, бежим мимо старта, откуда уходят все новые и новые группы. Видим взволнованных наших ребят:

— Вы куда?!

— В чем дело?..

Не отвечаем. Мчимся к десятому КП. Но и его мы не находим.

— Ладно. Пусть будет что будет, — говорит Слава. — Только вперед.

Мы в третий раз пересекаем речку, взбираемся на склон оврага и мчимся по компасу через кусты и корни к первому КП. Никаких тропок, через следующий овраг, по луже, только не сойти с азимута.

В свое время Александр Сергеевич рассказывал нам, что на одной турбазе инструктор любил задавать желающим получить значок «Турист СССР» вопрос:

— Что есть туризм?

И пока озадаченный соискатель хлопал глазами и сосредоточенно соображал, что от него хотят, удовлетворенно сам себе отвечал:

— Туризм есть хождение по азимуту!

Так вот по этому азимуту мы и бежали. Впереди открылось широкое убранное поле, слева темнел еловый лес. Над всем этим висело невысокое оранжевое солнце — соревнования начались рано. К мокрым от росы кедам тут же налипла земля, в волосах путались нити осенней паутины с совершенно обалдевшими пауками.

— Если это и есть туризм, то ну его к чертям! — в такт бегу ворчал Слава.

Вот тут-то на поле нас и догнали «лоси». Они летели в своих изящных белых кроссовках, к которым, кажется, не приставала ни грязь, ни влага, как в сандалиях Меркурия. Взгляды их не выражали ничего, кроме сосредоточенности на процессе движения. Их голубые костюмы на спинах были покрыты бисеринками пота и слегка дымились. Мы было дернулись за ними, но, пробежав метров сто, сбились с дыхания и остановились.

— Бежим уже пятнадцать минут, — сказал, отдышавшись Слава, — и никакого КП.

В это время я увидел рядом с нами слева в лесу дымок костра.

— Ребята, дым!

— Ну и что… Хотя погоди, ведь дежурных на КП отправили совсем рано утром. Они наверняка замерзли и греются у костра, — обосновал мою мысль Слава.

— А как же эти? — Леша показал на удаляющиеся в восходящем солнце атлетические силуэты. — Они не в первый же раз. Промахнулись, что ли?

— Ничего, — успокоил Слава, — им можно. Они здоровые. Может, это у них разминка.

И мы, перемахивая через пни-коренья, помчались к загадочному дыму.

Да, это был КП. Сколько их потом встречали мы на различных соревнованиях! И находили как нечто само собой разумеющееся. Подпись — и скорее вперед. А этот был первый, найденный нами. Мы с нежностью рассматривали двух сонных парней, один из них поправлял головешки в костре, а второй дышал на стержень своей шариковой ручки, чтобы она смогла зафиксировать факт нашего посещения.

— Многие уже отметились у вас, ребята? — вежливо спросил Слава.

— Вы первые, — буркнул парень с авторучкой. — Какая школа?

— Сорок шестая… А там дальше есть КП?

— Ничего там нет… То есть — там станция Малые Вяземы.

— А-а… — Мы многозначительно переглянулись. «Лоси» уже сбились с пути.

Слава повертел карту.

— Туда! — коротко бросил он и устремился в чащу.

Второй КП был найден довольно быстро. Мы уже обращали внимание на дымки костров. Около ожидаемого места Слава залез на средней величины елку и сразу крикнул:

— Вот он!

Пока Слава спускался, Леша сделал отметку у очень приятного юноши, который опекал дежурившую с ним на КП девушку с огромными черными глазами. Нам даже показалось, что он излишне оперативно выполнил свои обязанности по отношению к нам и, слегка подталкивая в спины, отправил в дальнейший путь.

Минут через десять мы встретили замерзших и промокших до ушей от росы двух ребят. По нашему мнению, где-то недалеко должен был быть третий КП.

Слава вступил в переговоры.

— Ребята, а вы не видели тут кого-нибудь у костра? — загадочно спросил он.

Нет. Ребята всем своим видом показывали, что если бы они видели костер, то тут же бы и осели.

— Черт, где же этот КП? — пробормотал Леша.

— А это мы, — оживились ребята.

— Так что же вы болтаетесь по лесу! — разозлился Слава. — Если вы КП, то и сидите, где положено.

— Мы сидели, да замерзли…

— Нам бы костер, да у нас нет спичек…

— Тоже мне, туристы, — буркнул Слава и извлек из кармана коробок.

Теперь контрольные пункты вырастали, как грибы после теплого августовского дождя. Если требовалось уточнить их место, посылали Лешу, который как мячик прыгал через коряги.

Оставались два последних КП. Навстречу нам попадались идущие, бредущие, бегущие группы, которые отправились в поиск «наоборот». Теперь уже в лесу мы чувствовали себя уверенно, знали, что девятый пункт находится влево по ручью, примерно в пятистах метрах, а к этому ручью мы выйдем минут через пять. А там чуть дальше и десятый…

— «Лоси», — чуть слышно выдохнул Леша.

По тропке нам навстречу мчались трое «лосей». Вид у них был совсем изможденный, кроссовки потускнели, а олимпийки между лопаток были совершенно черные.

Старший сделал знак, и «лоси» остановились как вкопанные.

— Привет, ребята! — сказал он. — Сколько отметили?

— Да почти все, — уклончиво ответил Слава. — А вы?

— Нам остался девятый, — сказал старший «лось» и посмотрел на своих. Те сосредоточенно разминались.

Мы переглянулись. «Лоси» бежали со стороны девятого КП. Значит, они его не заметили.

— А когда вы отметили десятый? — строго спросил Слава.

— Мы сначала дернулись наоборот, к десятому, а потом побежали как полагается. Были даже на станции, — с гордостью сообщил старший «лось».

— Где же он, этот девятый? — нарочито громко спросил Леша и незаметно подмигнул нам.

— По-моему, за ручьем, ну вот посмотри на карту: туда и направо.

— Точно, ну конечно! — закричал Леша, заметив, что «лоси» внимательно прислушиваются к нам.

— Вперед, скорее! — крикнул Слава.

— Сейчас, кеды зашнурую, — отозвался я и сел на траву.

А «лоси» уже прыгали через ручей и мчались прямо и направо.

Как только они скрылись из виду, мы помчались налево вдоль ручья. Тут же нам попался девятый КП, а за ним и десятый.

С последними силами ворвались мы в финишный городок. И тут выяснилось, что мы первые!

Это, конечно, была победа, но не окончательная. Должны еще подойти участники, стартовавшие позже нас. Потянулись томительные минуты ожидания.

— «Лоси» проиграли, — удовлетворенно сообщил Слава, вернувшись от судейского стола, — они стартовали шестнадцатыми, а прошло уже пять минут.

Я представил усталых и измученных «лосей», которых мы загнали за Можай. Как там они сейчас продираются в своих костюмах через заросли сухой осенней крапивы по берегам ручейка? Хотя сами виноваты — кто им велел подслушивать чужие разговоры.

Но вот и «лоси». Темп у них такой же, как и при последней встрече. Только вот глаза стали как будто больше. Пробегая мимо, старший «лось» наградил нас таким взглядом, что мы поняли: отношения будут выясняться в дальнейшем. Поэтому мы поспешили в лагерь, чтобы сообщить о нашей еще не состоявшейся победе, а также заручиться поддержкой Кости Соколова.

Костя, голый по пояс, как всегда, играючи колол дрова под восторженными тайными взглядами девочек из соседних биваков. Увидев нас, он приятно удивился и известил всех, кто был в лагере, об успехе. Слава скромно молчал, всем своим видом как бы говоря: «Да что там. Мы всегда так…»

Александр Сергеевич подошел и поинтересовался:

— Ну как хождение по азимуту?

Слава сообщил, что никакого хождения не было, а был бег, изнурительный долгий бег.

— Ну а я что вам говорил? Это соревнование носит чисто спортивный, а не туристский характер. Я считаю, что туризм — это форма отдыха, во время которого человек постигает красоты окружающего мира.

— Ну а все же, — возразил Костя, — ведь существуют спортивные разряды по туризму и даже мастера спорта по туризму. Вот ваш друг, Николай Михайлович Губанов, — тоже мастер спорта…

— Все это так, однако я придерживаюсь иного мнения. В путешествиях нагрузка разнообразна, она не утомляет психику.

Мы со Славой переглянулись, вспомнив «лосей» с их отрешенными взглядами.

В это время оживший мегафон сообщил хрипло на весь лес о нашей победе.

После этого было много стартов — мы все же сочетали спорт с туризмом и неизменно занимали первые места. В конце концов мы так зазнались, что на одно соревнование никто из нас не удосужился взять компас, и пришлось бежать вместе с группой одной из дружественных школ, с которой мы успешно разделили первое и второе места.

Все же в общем зачете мы безнадежно проиграли. В последний вечер Александр Сергеевич сказал, что нашей школе поручено привести в порядок поляну слета.

— Я, к сожалению, остаться с вами не смогу — дела, а с вами уедет новый руководитель туристской секции — Илья Азариевич Верба.

— Верба? — удивился Костя. — Ну и фамилия!

— Бывают и другие, — подумав, сказал Слава. — Вот, например…

— Главное, ребята, — перебил Александр Сергеевич, — сделайте все хорошо. Помните: мы отвечаем за окружающую природу.

Целый день мы убирали и жгли оставшийся мусор, закапывали консервные банки, выдергивали забытые колышки.

Наступили ранние сентябрьские сумерки — тогда еще не знали летнего времени, а потом пошел дождик. К станции Малые Вяземы подошли как раз в тот момент, когда к мокрому, холодному, засыпанному осенними листьями перрону подкатила ярко освещенная электричка. Внутри было сухо, тепло и уютно. Времени взять билеты уже не оставалось, а до следующего поезда было минут сорок. Илья Азариевич поколебался несколько секунд, а затем велел нам загружаться.

Редкие пассажиры неодобрительно косились на беспокойных старшеклассников, мокрых и перепачканных глиной, с букетами осенних листьев и гитарой, с закопченными ведрами и увесистыми топорами под клапанами рюкзаков. Однако их сомнения развеялись, когда в вагон вошел солидный человек с волевыми чертами лица. Он как бы олицетворял организующее начало этой необузданной живой стихии. Когда же Володя извлек из мокрого чехла гитару, настроил ее и запел тревожную осеннюю песню про облака, которые в небе, как из серой ваты, публика пришла совсем в благодушное настроение и поглядывала на нас одобрительно, как бы говоря: «Вот она — наша настоящая молодежь, эти не испугаются трудностей. К тому же еще и романтики». Тогда модно было быть романтиками.

В это время дверь тамбура резко распахнулась, и человек, походка которого явно говорила о его принадлежности к власти, прошел в противоположный конец вагона. Фуражка с молоточками, шинель и красная повязка железнодорожного ревизора не оставляли сомнений в том, что нас ждут неприятности. В конце вагона, откуда он появился, уже стояли пожилой мужчина и крупная суровая молодая женщина — все в той же униформе.

Гитара, которая в этот момент сообщала о телевизионных антеннах, мокнущих под осенним дождем, издала надрывный звук и захлебнулась.

Илья Азариевич поднялся навстречу мрачному ревизору, вооруженному блестящим компостером:

— Видите ли…

— Это не ко мне, — сразу сообразил ревизор, — вон старший.

И он показал на суровую женщину в черной железнодорожной шинели. А она уже приближалась к нам. Наше положение напоминало состояние того совсем-совсем простого солдата из песенки Булата Шалвовича Окуджавы, в то время самого любимого нами барда. Действительно, как славно быть ни в чем не виноватым. Ведь есть руководитель, который взял на себя всю ответственность за то, что мы едем без билетов. Другое дело, если бы мы ехали сами! Тогда нас уже давно бы не было в вагоне. В каждом тамбуре стоял бы часовой, который заранее известил о приближении ревизоров.

— В чем дело? — холодно спросила суровая женщина у Вербы, хотя она, конечно, поняла, в чем дело.

— Видите ли… — опять начал Илья Азариевич.

— Вижу, — отрезала женщина, — вы совершаете безбилетный проезд. Да и еще молодежь с вами. Стыдно, товарищ… Какой вы пример подаете.

— Вы на меня не кричите, — начал накаляться Илья Азариевич. — А лучше выслушайте…

— А нечего мне вас слушать. Вы все говорите одно и то же: «Еле успел…», «последняя электричка…» и все такое…

— Но действительно…

— Что действительно? Платите штраф или пройдемте. — Она решительно посмотрела на своих спутников.

Те неуверенно поглядывали на крепких молодых ребят и переглядывались. У нас складывалось впечатление, что они не совсем уверены в реализации плана своего начальника.

— Если вы не желаете меня выслушать, то извольте сообщить свою фамилию!

— Пожалуйста. — Женщина-ревизор достала свое удостоверение. — Вот, смотрите: Ива!

Ее фамилия была Ива! А Илья Азариевич был так взволнован, что не заметил всего комизма ситуации. Не понимали ее ревизоры и публика, мы же от смеха начали потихоньку сползать под скамейки.

— Назовите свою организацию и фамилию! — потребовала женщина.

— Пожалуйста. — Илья Азариевич извлек служебное удостоверение. — Верба!

— Как Верба?..

А мы уже давно были под скамейками. Смеялись ревизоры, веселилась публика. Сдержанно улыбались Ива и Верба.

Стоит ли говорить, что Илья Азариевич сумел объяснить симпатичной женщине в форменной железнодорожной шинели сущность нашего положения, ту гигантскую работу по облагораживанию места бывшего слета, которую наша группа совершила. Да и вообще сумел увлечь ревизоров туризмом.

Публика поглядывала с откровенной симпатией на чудесных молодых людей, которые так много сил и стараний вложили в охрану окружающей природы.

А вечером под старинными матерчатыми абажурами с бахромой, под стеклянными тарелочками-люстрами в стиле «модерн», под пластмассовыми торшерами бывшие пассажиры вагона № 3 электропоезда № 13/642 Можайск — Москва вспоминали за вечерним чаем:

— Слышь, Маш… А он ей говорит: Верба, а она ему: Ива! Ничего, а?

Неизвестно каким образом, но Александр Сергеевич узнал об этой авантюре. На следующий день он позвонил Вербе.

— Илья Азариевич, я слышал, вы организуете безбилетный проезд школьников. Так ли это?

— Александр Сергеевич, совершенно случайно. — И Верба кратко пересказал уже известную нам ситуацию.

Александр Сергеевич стоял у телефона в позе Мефистофеля, облокотившись на щиток квартирного электросчетчика.

— И вы считаете, что это достаточное оправдание? Мои ребят в экспедиции месяцами мокли под дождем, а тут вы испугались, что они растают.

— Но ведь вы знаете — родители… Они ждут, волнуются, звонят, знаете ли.

— Не знаю, не знаю. Мы родителей приучили к тому, что, когда ребята с нами, они в безопасности. Хуже будет, если они похвастаются, что мы приучаем их к такой форме передвижения. Этого многие нам не простят…