Свадебное пари

Глава 20

Абигайль всю ночь беспокойно металась в кровати. Кошмарное письмо было спрятано под подушкой: она никак не могла найти подходящего укрытия, — но по мере того как шли часы, письмо, казалось, становилось твердым как камень, острые края которого врезались в мягкую подушку.

Это неправда. Не может быть правдой! Но если это так, каким образом отыскал генерал столь обличающий документ? Невозможно, что ее отец, такой честный, уважаемый в городе человек, может быть замешан в нечто столь мерзкое! Но на документе стоит печать отца! Она так хорошо знала эту печать, лежавшую на письменном столе рядом со стаканом для перьев и маленьким ножом, которым отец эти перья затачивал. Эта печать стояла на стольких письмах и квитанциях, и Абигайль много раз видела, как отец вдавливает ее в воск, которым запечатывал письма, рассылаемые деловым людям и партнерам.

Может, она все неверно истолковала? Может, отец не то хотел сказать? Но если это так, почему генерал использовал эти сведения, чтобы творить такое зло? Должно быть, уверен, что это правда. И что тут возразишь? Даже почерк отцовский…

Абигайль села, поняв, что не уснет, и зажгла свечу у кровати, вынула письмо и развернула. Оно наполнило ее таким ужасом, словно сама бумага была отравлена. Но все же снова стала читать. Документ был адресован одному из деловых партнеров отца, человеку, которого она хорошо знала. Он держал ее на коленях и всегда приносил большую коробку мармелада в сахаре, когда приходил к обеду. Они с Уильямом были старшими членами опекунского совета приходской богадельни и ведали финансами, которые распределяли среди самых нищих прихожан.

Абигайль всегда гордилась тем, что отец так много делает для бедных и больных, не получая за это ни пенни. Он постоянно напоминал дочери, что люди их положения несут моральную ответственность перед обществом, призывающую помогать менее удачливым. Он брал дочь с собой, когда посещал несчастных и больных, всегда находил доброе слово для обитателей богадельни и щедро раздавал деньги.

Но, если верить документам, все это было лишь фасадом. А на деле ее отец и Говард Баррет обкрадывали бедных, набивая собственные карманы, снижали нормы питания, поставляли мокрые дрова и шлак вместо угля. Все это топливо почти не горело, но обходилось очень дешево. Они крали даже деньги на одежду для бедных! Мало того, представляли фальшивые счета попечительскому совету! Письмо, которое держала Абигайль, было написано отцом, адресовано мистеру Баррету и поэтапно излагало план, как похитить деньги, предназначенные на еду, одежду и уголь для бедных.

Этому было невозможно поверить, и все же доказательство было перед ней. Судя по всему, неопровержимое. И если она не согласится сбежать с генералом Хейуордом, он отошлет это письмо в Сток-он-Трент и погубит отца. Его имя будет предано анафеме, и никто больше не станет вести с ним дела. Если же она обо всем расскажет отцу, генерал предаст огласке другое свидетельство нечестности Уильяма.

«Поверьте, мисс Саттон, то, что у меня есть, — куда ужаснее того письма, которое вы успели прочесть. Если вы не придете на рандеву, все, что у меня имеется, мгновенно станет публичным достоянием».

Перечитав письмо, Абигайль вздрогнула. Даже если она не поверит обвинениям, а она не могла поверить подобным вещам, другие люди поверят и позлорадствуют. Очень многие узнают печать и почерк отца, так что доказательства будут неопровержимыми.

Что будет, если она отнесет письмо отцу? Он не сумеет остановить генерала, разве что убьет его. А об этом страшно подумать, тем более что отец генералу не соперник. Сэр Джордж военный и привык к битвам и дуэлям.

Она снова сунула письмо под подушку и легла, закрыв глаза, мучаясь от тупой боли в висках. Ничего не поделаешь, придется идти на рандеву. По крайней мере тогда генерал не исполнит угрозу. Но Абигайль не поедет с ним. Наверняка она сумеет сбежать во время путешествия. Найдет способ, даже если придется самой прикончить генерала. Неужели он собирается ехать в Гретна-Грин? В письме было сказано только, что закрытый экипаж будет ждать ее на углу Беркли-сквер в четыре часа дня. Никаких вещей не надо, все будет куплено в дороге.

Только под утро она сумела задремать, но когда Мэтти принесла шоколад, девушка уже успела проснуться.

Серена, оставив Фланагана выведывать планы противника, вышла на улицу. Было уже около одиннадцати. Она поспешила на угол улицы и остановила проезжающий кеб. Уже через десять минут она была у дома Саттонов и стала ждать появления Себастьяна — если, конечно, он уже не в доме. Но вскоре он появился из-за угла и, завидев ее, поднял руку и пошел быстрее.

— Вот и ты… доброе утро, любимая, — прошептал он и, обняв ее за талию, закружил.

— Себастьян, — полушутя запротестовала она. — Мы на улице. Что, если кто-то увидит? Нужно быть благоразумнее.

Он мгновенно стал серьезным и отпустил ее.

— Ты права, конечно. Но я так тоскую по тебе, думаю о тебе каждую минуту. Вижу перед собой твое лицо. Такое прелестное, такое любимое.

Он погладил ее по щеке, но она отступила.

— Не здесь, дорогой.

— Почему ты всегда права? — вздохнул он.

— Не всегда, — улыбнулась она. — Где Джонас? Я думала, ты его приведешь.

— Его нет дома. Лакей сказал, что он ушел рано утром.

— А вдруг он уже здесь? Кто знает — может, ситуация улучшилась после званого обеда?

— Почему бы нам не войти и не удостовериться?

Себастьян поднял молоток.

Моррисон приветствовал их и проводил в гостиную, где сидели Марианна и Абигайль. Серена подумала, что девушка непривычно бледна и даже осунулась. Неужели что-то случилось? Да и Джонаса вопреки их надеждам не было в гостиной.

— Леди Серена! Мистер Салливан! Как любезно с вашей стороны навестить нас! — воскликнула Марианна, бросив полный сожаления взгляд на Себастьяна, прежде чем приказать Моррисону принести напитки и пригласить гостей садиться.

— Мы, хоть и с опозданием, пришли поблагодарить вас за прекрасный обед, мэм, — начал Себастьян с самой чарующей улыбкой. Он тоже заметил непривычную молчаливость Абигайль и решил отвлечь миссис Саттон, пока Серена пытается выведать у девушки, что случилось.

— Думаю, гостям понравилось, — с легкой гордостью заметила Марианна.

Серена тем временем села рядом с Абигайль.

— Выглядите чересчур усталой. Слишком много волнений?

— Н-нет, вовсе нет. Просто… кое-что произошло.

Едва заметный румянец пробился сквозь бледность лица.

— Вот как? Я вся превратилась в слух, дорогая, — заверила Серена.

— Мистер Веджвуд… просил у папы моей руки.

— И что мистер Саттон? — улыбнулась Серена.

— Папа согласен, если я этого захочу.

Серена ощутила нечто вроде тревоги. Неужели Абигайль отказала Джонасу? Час от часу не легче.

— А вы? — допытывалась она, удивляясь почему девушка так колеблется, если по всем признакам должна пребывать на седьмом небе.

— Я сказала, что хочу выйти за него замуж.

Это звучало скорее констатацией факта, чем радостным подтверждением.

— Чудесно, — весело заметила Серена, сжимая руки Абигайль и мысленно отмечая, как они холодны.

— Желаю счастья вам обоим.

— Вижу, Абигайль уже сообщила вам новости, леди Серена, — довольно кивнула Марианна. — Да, она скоро станет миссис Джонас Веджвуд. Мистер Саттон и мистер Веджвуд в этот момент обсуждают брачный контракт.

— Что же, есть повод для праздника! — объявил Себастьян. — Мои поздравления, мисс Саттон. Мистер Веджвуд просто счастливчик. Думаю, впрочем, он и сам это знает.

— Вы поженитесь в Лондоне? — спросила Серена, все еще пытаясь понять, чем так расстроена Абигайль.

— О, вряд ли. Это будет большим событием в жизни нашего графства, — пояснила Марианна. — Вполне справедливо, если друзья и деловые партнеры мистера Саттона разделят нашу радость.

При этих словах Абигайль едва заметно вздрогнула, и Серена встревожилась еще больше.

— Вы чем-то расстроены, Абигайль, в такое радостное утро? — пробормотала она. — Надеюсь, не поссорились с Джонасом?

Абигайль густо покраснела и покачала головой.

— Нет… нет, конечно, нет. Да и как я могу? Он такой прекрасный человек!

— Предсвадебные волнения, — кивнула Серена со спокойствием, которого не чувствовала.

Появление Уильяма и Джонаса положило конец деликатному допросу. Джонас немедленно подошел к Абигайль, взял ее руки и поцеловал, прежде чем с поспешным поклоном сказать:

— О, простите, леди Серена. Доброе утро, мэм.

— Доброе утро, мистер Веджвуд, — улыбнулась она. — Как я слышала, вас можно поздравить.

— Мисс Саттон согласилась сделать меня счастливейшим на земле человеком, — кивнул Джонас.

Абигайль внезапно поднялась.

— Пожалуйста… я прошу меня простить. Мама, можно мне уйти? Сильно разболелась голова. Мне нехорошо.

— О, мое бедное дитя… слишком много волнений. Иди ложись, а я пришлю Мэтти с лавандовой водой и нюхательными солями. И выглядишь ты неважно.

Марианна, шурша шелковыми юбками, встала:

— Леди Серена, мистер Салливан, простите, я должна позаботиться об Абигайль. О, моя бедная крошка!

У Джонаса был совершенно убитый вид. Бедняга растерянно смотрел, как будущая теща ведет невесту из комнаты.

— Не беспокойтесь, молодой человек. Она скоро поправится. Миссис Саттон права: слишком много волнений. Женщины подвержены мигреням, как вы сами скоро обнаружите.

Уильяма, казалось, ничуть не расстроило внезапное недомогание дочери.

— Нам пора, мистер Саттон, — сказала Серена, в свою очередь, поднимаясь и многозначительно глядя на Себастьяна. — Джонас, не хотите пройтись с нами?

Джонас немного пришел в себя, и понимая, что мистеру Саттону не терпится вернуться к работе, но он не может этого сделать, пока вынужден развлекать гостей, поспешно пробормотал:

— Да… спасибо… по крайней мере до площади.

Уильям не пытался уговорить гостей остаться, и когда за ними закрылась дверь, вернулся в библиотеку с чувством, весьма напоминающим облегчение.

— Бедняжка, — вздыхал Джонас, выйдя на продуваемую ветром улицу. — В чем причина столь внезапного недомогания? Она была так счастлива еще вчера вечером.

Он оглянулся, словно надеясь увидеть нареченную, стоявшую на ступеньках и провожавшую его глазами.

— У женщин бывают головные боли, Джонас, — пояснила Серена. — Не стоит принимать их всерьез. Посочувствуйте им, оставьте в покое, и все будет хорошо.

— Прекрасный совет, — поддакнул со смешком Себастьян. — Леди Серена — эксперт по всем женским вопросам.

Серена озабоченно улыбнулась. Да, головной болью можно объяснить бледность и грусть Абигайль, но у нее было предчувствие, что у девушки есть и другие, более веские причины для тревог. Обычно она была такой веселой и жизнерадостной, беззаботной пташкой, но сегодня утром словно погасла, в ней что-то надломилось.

Джонас покинул их на Беркли-сквер, и Себастьян вопросительно уставился на Серену.

— Едем домой, мадам жена?

— На Страттон-стрит?

— Пока что другого дома у нас нет.

Серена поколебалась. Ей так хотелось побыть с мужем, но все же она покачала головой.

— Не сейчас. Отчим что-то затевает, и мне нужно обязательно узнать, что именно.

Увидев, как помрачнел Себастьян, она поспешно добавила:

— За эти годы, любимый, я привыкла обгонять его на шаг. Нужно быть в курсе его планов, иначе может случиться непоправимое.

— Господи, почему чертов Саттон не увезет свою дочь туда, откуда явился? — пробормотал Себастьян. — У Абигайль уже есть жених, так что же держит их здесь?

— Все произошло только вчера, Себастьян, — заметила Серена. — Требуется время, чтобы собрать вещи и проехать несколько сотен миль. Кроме того…

Она осеклась. Но Себастьян не дал ей промолчать.

— Что именно?

— Видишь ли, когда планы генерала не срабатывают, он становится непредсказуемым. Если он решил, что Абигайль ускользает от него, страшно подумать, на что пойдет.

— Но что он может? — удивился Себастьян. — Абигайль, можно сказать, уже замужем.

— Не совсем. Сейчас разыгрывается конец партии, и я должна доиграть ее до конца. Иначе все прошлые жертвы окажутся напрасными.

Он не мог спорить, как бы ни хотел.

— Иди. Но не смей сделать ни шагу, не сообщив мне, понятно?

Серена сознавала, как ему трудно отпустить ее. Она и сама чувствовала бы то же самое, будь на месте Себастьяна.

— Муж мой, я обещаю, — негромко ответила она.

Он так и не улыбнулся. Но взгляд стал менее суровым.

— Я тебе верю.

Он поднял к губам ее затянутую в перчатку руку.

— Пришли мальчика сообщить, когда мы снова встретимся.

Серена кивнула. Себастьян позвал носильщиков и усадил ее в портшез. Ему хотелось что-нибудь разбить, проткнуть Хейуорда шпагой, выстрелить ему в сердце, схватить Серену и унести как можно дальше отсюда, — но не мог он проявлять инициативу, потому что она не позволила.

Серена вышла из портшеза и поспешила к входной двери. На стук открыл Фланаган.

— Визит был удачным, леди Серена?

— Да, спасибо.

Она многозначительно глянула на дверь библиотеки.

— Вы ничего не слышали?

— Только разговор о дилижансе, заставах, смене лошадей. Насколько я понял, сэр Джордж доверил этому человеку приготовления к длинному путешествию.

Серена нахмурилась. Неужели очередной побег?

— Вы не узнали, куда он едет?

— Боюсь, что нет, — покачал головой Фланаган. — Хотя вспомнил: было упомянуто о Финчли-Коммон.

— Значит, путешествие на север? — пробормотала Серена. — Куда именно?

Может, он собрался преследовать мисс Саттон на ее собственной территории? Но это не в характере генерала. Он любил действовать в собственных владениях.

— Спасибо, Фланаган. Дайте мне знать, если услышите или вспомните что-то еще.

— Конечно, леди Серена.

— Я буду в гостиной.

Она направилась к лестнице, снимая на ходу перчатки. За ее спиной открылась дверь библиотеки.

— А вот и ты. Мне нужно с тобой поговорить.

Серена, уже успевшая поставить ногу на нижнюю ступеньку, обернулась.

— Что такое, сэр?

— Сюда.

Он вернулся в библиотеку. Серена последовала за ним. Генерал стоял у камина, как всегда, с бокалом бренди в руке.

— Несколько дней тебе придется самой управлять домом. Я уезжаю.

Серена одновременно и обрадовалась такому известию, и насторожилась. Тут что-то нечисто!

— Могу я спросить, куда вы едете, сэр?

— Нет. Не можешь. Если придется закрыть один из салонов, так и сделай. Я вернусь не раньше чем через неделю.

Дилижанс, заставы, смена лошадей. Долгое путешествие на север.

— Когда вы едете? — осведомилась она, ничем не выдавая своих чувств. Приличествующее случаю удивление, но и только.

— Сегодня днем.

Он пригубил бренди и указал ей на дверь.

— Это все. Можешь идти.

Она изобразила реверанс, вышла и задумчиво поднялась наверх.

Абигайль очень тщательно продумала план своих действий. Лежа в темной спальне со смоченной лавандовой водой мокрой тряпкой на голове и с бутылочкой нюхательных солей в руке, она простонала, что хочет спать, и попросила маму и Мэтти оставить ее в покое.

Она взглянула на часы. Был уже час дня. Ей нужно успеть на рандеву в четыре. Если она уйдет не объяснившись, родители будут вне себя от беспокойства, а этого нельзя допустить.

Они не станут волноваться, если она напишет, что проведет вечер с леди Сереной. А потом вечер без липших объяснений перейдет в ночь. Согласится ли леди Серена солгать ради нее?

Абигайль села, сбросила пропитанный лавандовой водой компресс, спустила ноги с кровати и, задумчиво хмурясь, принялась бродить по комнате. Может ли она доверять леди Серене? Но больше у нее никого нет. Она не сможет открыть ей истинную причину своего поведения. Конечно, Серена будет шокирована поступком Абигайль, собравшейся провести ночь вне дома, но зато не предаст подругу.

Чем больше Абигайль думала об этом, тем больше убеждалась, что Серена ее не выдаст. Она так разбирается в обычаях высшего общества, так умудрена жизнью!

Она уселась за маленький секретер орехового дерева, поспешно набросала записку, запечатала, написала адрес и позвонила Мэтти.

— Вам лучше, мисс? — спросила горничная, входя в полутемную комнату.

— Спасибо, немного. Но у меня есть для вас поручение. Отнесите записку леди Серене Кармайкл на Пикеринг-плейс.

— Сейчас, мисс?

— Да, немедленно, дело очень срочное.

Мэтти сделала книксен и поспешила вниз. Абигайль снова легла на кровать. Голова действительно разболелась.

Размышления Серены прервал лакей с подносом в руках.

— Кухарка прислала это специально для вас. Подумала, что вам неплохо бы поесть — ведь завтракали вы рано.

— Спасибо, Билл, и поблагодари кухарку за меня.

Она вдруг поняла, что голодна, и стала изучать содержимое подноса. Пирог с грибами, хлеб, сыр и компот из яблок и груш. Этого вполне достаточно.

Она принялась за еду, одновременно пытаясь разгадать, что замыслил отчим. Не зря он собирается на север и упомянул о почтовых лошадях. Если часто их менять, можно к утру оказаться в «гончарных городах». Но что он там будет делать? Саттоны еще не покидают Лондон.

Она отставила поднос, откинулась на спинку кресла и на секунду забыла об Абигайль и генерале при мысли о пьянящей перспективе недельного освобождения от отчима. Она может вообще не открывать игорное заведение. Хотя этот дьявол по приезде заметит отсутствие прибыли, к тому времени она, возможно, уже переберется к Себастьяну.

Стук в дверь вырвал ее из мира приятных грез и вернул к действительности. Фланаган принес конверт.

— Только что доставили, леди Серена. Девушка сказала, что дело срочное.

— Спасибо, Фланаган.

Она взяла послание и сразу узнала почерк: Абигайль когда-то уже писала ей, но в тех записках не было ничего срочного.

Она развернула письмо.

«Дорогая леди Серена, пожалуйста, не думайте обо мне плохо, но, пожалуйста, пожалуйста, не могли бы вы сказать, что я пришла к вам в четыре и вы пригласили меня провести вечер в вашем доме, а потом, пожалуйста, напишите маме, что я почувствовала себя плохо и вынуждена провести у вас ночь. Я знаю, что прошу слишком многого, но пожалуйста, сделайте это для меня, вопрос жизни и смерти. Я буду вашей вечной должницей. Ваша благодарная Абигайль».

Господи Боже!

Серена глянула на каминные часы. Начало третьего.

Немного поразмыслив, она подошла к секретеру и написала короткую записку Абигайль:

«Я не подведу вас. С».

Позвонив Фланагану, она попросила немедленно отправить письмо.

— И наймите мне кеб, хорошо?

— Сию минуту, миледи.

Она надела ротонду и поспешила вниз. Дверь библиотеки по-прежнему была закрыта.

Серена вышла на улицу и велела кучеру везти ее на Страттон-стрит.

Если Себастьяна нет дома, придется действовать на свой страх и риск, а это ему совсем не понравится.