Квирина, Сантэя.
1
В седьмой день недели в Сантэе рано встают лишь солдаты, чья очередь нести караул. Ну и торговцы. Или гладиаторы — если их вызывает сам генерал Поппей Август Кровавая Псина.
Надо бы собраться с мыслями. Понять, что в очередной раз потребовалось квиринскому мерзавцу. Но солнечное утро сделало свое дело — Конраду захотелось хоть на миг позабыть обо всех неприятностях. И уже случившихся, и только грядущих.
Пустить бы сейчас коня в галоп! Больше двух лет лишен этой радости… И еще неизвестно, сколько будет лишен.
Ладно, радуйся хоть медленной рыси. Вспомни, как размышлял в тюрьме, увидишь ли еще хоть раз живую лошадь.
Увидел! Даже в седло разрешили сесть. Потому как на сей раз Кровавый Пес решил принять Анри в собственном особняке. А командир согласился взять с собой Конрада Эверрата и Кевина Контэ.
Подмигнув хорошенькой смуглянке, юной уличной торговке (надо бы запомнить дом, возле которого ее видел!), юноша ухмыльнулся. Сегодня после обеда — «вольная». Смугленькую Конрад навестит… не сдали бы только Эсте свои же! Знакомиться с острым банджаронским кинжалом он совершенно не жаждет.
Ехать бы так и ехать! Не выйдет — вот и квартал великосветской знати. Сады вокруг особняков — впору королевским. Домики в садах — наверное, не хуже.
А Анри хмурится! Это плохо. А еще хуже — что он так мало спит!
Когда Кровавая Псина Кровавой Квирины вызывала его в прошлый раз — на арене грянул тот кошмар. Кридель потом два дня валялся в лихорадке. А когда более-менее оклемался — Анри убрел один вглубь сада. И никого не хотел видеть!
Лучше бы Конрад сам оказался тогда в амфитеатре. И сам, вместо командира, убил того несчастного!
А еще потом эта старуха с цветами, дура змеева — хоть и нельзя так о мертвых! Очевидно, предпочла бы, чтоб ее сыночка до костей разделали кнутом. И бедолага умирал вдесятеро дольше и стократ мучительнее!
Нет бы — в Поппея кто таким букетом зашвырнул и на его глазах зарезался, а? Так ведь не находится желающих! Хотя этому подонку всё равно…
Эскорт-конвой свернул к одному из красивейших садов квартала. Так и вспомнился принц Гуго!
Конрад про себя вздохнул. Плохо, что кончилась конная прогулка. Еще хуже — что Анри сейчас идти к этому в одиночку. Потому как Эверрата наверняка не пустят!
Высокая резная решетка. Шумит густыми ветвями сад — половина деревьев незнакомые. Впереди — широкая мраморная дорожка, по бокам — белоснежные статуи.
Слуги в туниках принимают в воротах коней. Дальше — пешком, господа гладиаторы. А вокруг — доспешная стража. И не жарко им?
И мрамор, мрамор, мрамор… До Квирины Конрад не задумывался, как относится к искусству — хорошо или безразлично. Теперь знал: скульптуру точно ненавидит.
Везло Эсте в ее таборе — бубны, цимбалы, карты, пляски, разноцветные шелка… И в нынешней ее квартирке — тихо, уютно. И никаких крылатых шлемов, каменных львов с грифонами и Поппея Августа — Кровавого Шакала!
В глубине сада — россыпь фонтанов. В этой жарище — без них никуда, но как же опостылели!
А у самой воды… Три красивых девушки — две темноволосых и блондинка! А их туники из такой ткани, что не скрывают, а подчеркивают… Даже Эста так не одевается. Да, что в Квирине хорошо — так это наряды простонародья.
Невольницы или вольноотпущенные?
Конрад вроде как незаметно послал светловласке воздушный поцелуй.
И чуть не ошалел. Девушка и так сидела шагах в двадцати. А тут поспешно шарахнулась за фонтан. Прелестные личики обеих ее подружек исказились одинаковым ужасом. Не прошло и трех ударов сердца, как все три скрылись среди деревьев.
Конрад едва не обиделся. Дамы от него не бегали никогда. Ну, кроме как с целью подбить на погоню.
Впереди вырос особняк, и юный гладиатор чуть не присвистнул. Жилище генерал отгрохал роскошное — даже по меркам Квирины! Сам принц Гуго Амерзэн таким не погнушается.
— Подождите здесь, офицер! — ожидаемо обратился к Конраду глава эскорта. — И вы тоже, сержант.
Кивнули. Подождем — куда же деваться?
2
Конрад сейчас с удовольствием скоротал бы время с какой-нибудь хорошенькой невольницей. А то Кевин — еще тот собеседник. Не с конвоирами же беседовать! Да и не столь еще хорошо Эверрат по-квирински изъясняется. А эти, в отличие от тюремной стражи, знают эвитанский еще хуже, чем Конрад — их родной.
Эх, предвидеть бы заранее — учил бы квиринский вместо мидантийского. Или бьёрнландского…
Апельсин, что ли, сорвать вон с того дерева? Небось Поппей не обеднеет. Нет, еще решит кто из присутствующих, что гладиаторы — вечно голодные.
С минуту Кор боролся с искушением. День — такой жаркий, а апельсин — прохладный, сочный, вкусный…
Возможно, осторожность победила бы — если б из тени деревьев не показалась та самая светловолосая девушка. И не взглянула на Эверрата — робко, краем глаза. Делая вид, что любуется струями воды из пасти очередного мраморного льва.
Лев должен быть счастлив — девушка по шажку приблизилась к самому его хвосту. А невольница — действительно прехорошенькая. Даже красивая. Но не дикой, хищной красотой Эстелы, а хрупкой прелестью Элен, сестренки Кевина.
Эх, жаль — не бывает ночных «вольных»! Уж Конрад бы знал, через чей забор лезть…
Эста — огонь, гром и молния сразу. Но нельзя вечно обнимать вулкан — не зная, что переменчивая стихия выкинет завтра. Заведет новый роман с соплеменником или схватится за кинжал…
Девушка, чем-то похожая на стройную, пугливую лань, осторожно присела на каменный бортик. И не отвести взгляда от босых ног, по-девичьи неуверенно пробующих воду. Стройных, чуть смуглых. В Сантэе и блондинки — загорелые…
Красавица бросает из-под длинных ресниц робкие взгляды, но ближе подойти не смеет. И не посмеет. Чем бы ей ответить?
Кор усмехнулся самому себе. Вот и повод!
Юноша подпрыгнул и ловко ухватился за так удобно свисающую ветвь. Земля вновь оказалась под ногами, дерево жалобно застонало. Не отпуская плененную ветку, Конрад сорвал оранжево-солнечный шар. И, широко улыбаясь (какая же девушка не любит улыбок?), бросил юной рабыне: «Лови, красавица!»
Та зарделась (даже отсюда видно!) — сразу став еще симпатичнее. Блондинкам румянец вообще скрыть трудно, хуже только рыжим. Но плод скромница поймала обеими руками. Как мяч!
Конрад подмигнул ей. Авось заметит и весело рассмеется.
— Кор! — многозначительно уронил Кевин.
Эверрат обернулся к на глазах хмуреющей страже. И ничуть не более веселому товарищу.
— Хотите? — юноша убедительно потряс тоскливо скрипящей веткой.
Контэ готов молча испепелить друга! Да что на него-то нашло?
А стражи так одинаково мотнули ошалевшими головами (в крылатых шлемах), что Конрад расхохотался в полный голос. И почувствовал себя младше лет на десять. Когда приезжал в гости в кузенам, а маленькие Крис и Эста бегали за старшим другом по пятам. Подражали во всех проделках. Ох, бедные там были кусты и слуги!
Тогда Кор был для обоих Триэннов непререкаемым авторитетом. Почти взрослый (одиннадцатый год пошел!) двоюродный дядя. Старше их чуть не вдвое.
Крис и сейчас относится почти так же. А вот с Эстой… иногда Конрад жалел, что они так и не остались детьми. Тогда всё было намного проще!
Бывший лейтенант эвитанской армии отпустил несчастное апельсиновое дерево. И несколько мгновений молча стоял, любуясь колыханием освобожденных веток. Вот бы так кто и его самого…
Себе он апельсинов не взял. Гладиаторы из Эвитана — не голодные. Это он рабыню подкормил. Бесплатно. И стражников хотел угостить. Вдруг их тоже недокармливают?
Конрад обернулся к нескольким молчаливым занудам квиринского происхождения — в туниках и железе. И к одному эвитанскому — в штанах и рубахе.
И мигом забыл про хорошеньких рабынь, апельсины и давно ушедшее в никуда беззаботное детство.
По дорожке к особняку в сопровождении трех солдат эскорта (уж точно не конвоя!) топает вельможа. А кто же еще? Тога в золоте, плащ рубинами расшит. Ничего — в Эвитане такой у любого барона побогаче найдется.
Конрад чуть не стиснул зубы — под скользнувшим по нему надменным взглядом. Никогда не думал, что завистлив, но… Но он сам — внук и наследник графа Сельера — сейчас одет как простолюдин. Такие же, как у Кевина, штаны, рубаха… Хорошо хоть не туника!
Кор продемонстрировал свою самую коронную ухмылку, нагло разглядывая раззолоченную тогу патриция. И представляя вместо него разряженного павлина. Помогло — даже вновь смеяться захотелось.
А вот неизвестный визитер стушевался. Жаль — ненадолго. Тут же скривился — будто в клюв три лимона затолкали. И разжевать заставили.
— Гладиатор? — небрежно поинтересовался павлин у центуриона. Скользнув по тому столь же «дружеским» взглядом — братом-близнецом адресованного Конраду.
Эверрат готов поклясться: обращение суровому вояке не по нутру. Но тот всё же ответил:
— Гладиатор. Эвитанский лейтенант, — прибавил он. И Конраду захотелось пожать служаке руку.
— Бывший эвитанский и бывший лейтенант, — скривил узкие губы патриций, больше не глядя в сторону Кора. — Разве им оставили звания?
У самого-то небось — никакого. Разве что купленное.
Дать в морду квиринскому аристократу Конрад в нынешнем статусе права не имеет. Переругиваться — тоже. Остается сцепить зубы — пообещав себе еще встретить этого хлыща на узкой дорожке.
А пока будем со скучающим видом рассматривать апельсины, деревья и фонтан. Хорошо бы еще — и красивую рабыню, но та, заметив нового гостя, поспешила вновь скрыться среди деревьев. Где растут другие апельсины.
То ли просто испугалась чужих, то ли этот визитер уже успел оставить о себе недобрую славу.
— Доложи! — небрежно махнул белоснежной (по-дамски!) рукой павлин одному из невольников в туниках. Покорно замерших в ожидании приказов
Раб поспешно метнулся в дом. То ли горит желанием выслужиться, то ли — просто убраться.
Патриций, не дожидаясь возвращения посланца, величественно двинулся следом. Впереди эскорта. Почти так же пестро разряженного.
Едва за павлином и свитой закрылась разукрашенная резными завитушками дверь, один из конвоиров от души сплюнул на дорожку. Беломраморную.
Не постеснялся ни гладиаторов, ни невольников.
— Что за хлыщ? — подчеркнуто небрежно поинтересовался Конрад.
Центурион грозно насупил кустистые брови сначала в сторону невежи-солдата, потом — Эверрата. Но виконт уже знал: служака — неплохой в общем-то дядька. Поэтому юноша лишь усмехнулся. На всякий случай незаметно отступив на шаг подальше. А то выражение лица у «дядьки» — точь-в-точь как у Рауля. Перед тем, как твое ухо попадет в цепкие медвежьи пальцы.
— Патриций Луций Помпоний Андроник. — Ответил всё же, хоть и нехотя! — Держись от него подальше, лейтенант! Хватит с полковника проблем от этого…
Сержа Криделя? Здесь Эверрат с центурионом полностью солидарен. Действительно — дать, что ли, Сержу как-нибудь по ушам? Авось от лишней наивности избавится.
Хотя нет — у таких это надолго.
— А что с этим Луцием Помпонием Андроником?
Уф, еле выговоришь!
— В чести у императора Аврелиана, — опустив все лишние титулы, сквозь зубы прошипел служака.
Хоть уже ни одного невольника вблизи и не вертится. Да и более-менее пригодные для шпионажа кусты достаточно далеко. Значит, теми еще делишками этот Луций как его там Андроник при императоре занимается!
И лучше бы Анри с подобным павлином не сталкиваться! Но здесь уж ничего не поделаешь.
3
В этом месте пахнет смертью. А еще — страхом. И это настолько заглушает аромат роз и всевозможных эссенций, что кажется: ты — в пыточном каземате. Или в языческом храме — у алтаря для жертвоприношений.
Тенмар резко встряхнул головой. Можно подумать, он когда-нибудь был хоть в одном из этих мест!
Что с ним происходит, будет время подумать потом. И с какой стати чудятся потеки крови на голубом шелке, а в уши бьют душераздирающие вопли жертв.
Возможно — Анри слишком мало спит. Или догнали воспоминания о тысячах мертвых и умирающих там, в Эвитане. Других накрывало раньше, а он, наверное, самый толстокожий. Долго ждал — и не нашел другого времени, чтобы сорваться.
И почему везде этот запах роз⁈
Поппей Август, отвернувшийся от приглашенного гладиатора, чтобы лично налить ему вина, радушно улыбнулся. Привычно мерзко.
— Вы ненавидите сладкое, я наслышан.
Анри пожал плечами. Не любить — не значит «ненавидеть».
— А я — люблю, — простодушно улыбнулся Кровавый Пес, наливая себе из другого графина.
Тенмар усмехнулся. Поппей — кретин? Нет. Тогда что за игру ведет? И чего ждет сейчас? Что собеседник попросит его отпить первым? Или выплеснет красное алонское в улыбающееся лицо гостеприимного хозяина?
— Вы мне не доверяете, — Кровавый Пес заметил усмешку собеседника. Собственно, тот ее и не скрывал. — Кто помешает мне отравить хоть целую казарму гладиаторов?
— Вольных гладиаторов? — Анри чуть приподнял бровь. Подавив желание сломать генеральскую шею. Тоже, небось, холеную. — Наверное, боязнь, что ваше участие не удастся скрыть. Квирина — страна кодифицированных законов. Хоть они часто и… странны.
— Вы меня в очередной раз удивили, подполковник, — Поппей со вкусом пригубил из собственного бокала. — Что подтверждает мои подозрения. И всё же — зачем мне травить вас в моем собственном доме?
— Яды бывают и медленными, — резко ответил Тенмар. — Но если вам для чего-то нужны восставшие гладиаторы — поищите другой повод.
— Возможно, мне нужен более покорный вожак «вольных» гладиаторов?
Врет. Сейчас поймем, почему. Если повезет.
— Вам известно, что более покорных вы там не найдете. Так чего вы хотели? Не в самом же деле — моей немедленной (или медленной) смерти?
— Нет, конечно, — Кровавый Пес чуть усмехнулся в ответ.
Опять врет. Но шансом выйти сухим из воды воспользовался. Устраивать комедию с «этот гладиатор сам на меня набросился с ножом, мои солдаты только защищались!» — не станет. Центурион и остальные могут и не поддержать. Да и Конрада в обиду не дадут.
Будем надеяться.
— Конечно же, у меня было противоядие, — Поппей вновь скривил тонкие губы. И тут же — усмешка стерлась, исчезла с гладкого лица. — Меня больше интересует, откуда вы, герцог, узнали, что в графине — яд?
Опять «герцог»? Анри поморщился. И не надоела Кровавому Псу старая шутка? Старая — но сердце зацепила изрядно. Будто всаживают тупую иглу. И медленно проворачивают…
— Да, позвольте вас поздравить, — небрежно бросил Август. — Вы уже с начала этого месяца — герцог Тенмарский. До самой официальной передачи титула самому жадному и везучему из ваших соперников. Ну так как вы поняли, что в графине — яд?
Мыслей об отце и хозяйничающих в Тенмаре врагах сейчас допускать нельзя! Не перед этой мразью! И… знать бы еще, кому в Сантэе понадобились эвитанцы в качестве гладиаторов? Потому как не Поппею точно.
— По цвету вина, — пожал плечами Анри.
— О, я и забыл, что в Южном Тенмаре растет виноград… Странно другое: почему вы не выпили сей напиток и не угостили им меня?
— А вы стали бы пить?
— Нет, при условии, что вино отравил я. А если — нет? Я тоже пью противоядия, но вдруг — не те? А на вас — ни подозрения. Вы-то остались бы живы-здоровы в любом случае.
— Вы преувеличиваете мою живучесть, — усмехнулся Анри.
— Да нет, ни капли. На вас недавно было покушение…
Тенмар чуть не поморщился. Опять!
— Эта несчастная покушалась лишь на себя.
— Да нет, герцог. Розы были отравлены. Весьма редким сильнодействующим ядом. Да, лично я от него противоядий не знаю. Солдаты, подобравшие по вашей просьбе розы, чтобы положить на могилу старухи, через день скончались в лихорадке. Что эти бедолаги вам сделали, а? Кстати, герцог, вы ведь тоже укололись. Тому тьма свидетелей. И как всё это понимать?
Брешет? Похоже, нет. Солдат жаль. Они-то точно ни при чём.
А одна роза летела в Сержа — Анри сам видел! И сейчас, вспомнив, похолодел. Хорошо, что обошлось. То ли Поппей врет и розы никто не травил, то ли мальчишку не задело!
Огненная колесница в небе! Пылающий всадник мечет сполохи огня.
Сумасшедший закат во всё небо Сантэи… или не только ее…
Не сейчас!
«Колесница…» Роджер Ревинтер, чье преступление и раскаяние сделало его игрушкой потусторонних сил, рвущихся сюда…
Не сейчас!
— Мой отец, герцог Ральф-Луи-Эжен Тенмар, давал противоядия всей нашей семье. А нам с братьями — с раннего детства, — холодно ответил Анри. — Та несчастная мать просто не знала, какие.
Действительно — есть знания, передающиеся из поколения в поколение, от отца к сыну. Вполне возможно, Ральфу Тенмару было известно то, чего не знал Поппей Август.
Впрочем, иногда любые противоядия — бесполезны. Арно Ильдани убили простой пулей…
— Передайте мои сочувствия семьям погибших.
— Они не женаты. И бездетны — не считая сомнительных ублюдков. Это наемники из провинций, — отмахнулся Поппей. — Не преторианцы же гладиаторов охраняют.
— Тем не менее — у наемников из провинций могут быть отцы и матери. И сомнительные ублюдки тоже хотят есть.
— Хорошо, подполковник.
— И раз уж вы сообщили о смерти моего отца, — отчеканил Анри, — то не будете ли так любезны упомянуть, когда он умер?
— В восьмой день Месяца Сердца Весны его обнаружили мертвым в личном кабинете, — равнодушно ответил Кровавый Пес.
— Благодарю, — Тенмар встал.
В приемной ошивается очередной разряженный патриций с малочисленной свитой. Молодой и еще более гладкий. Наверняка приятель Поппея по кутежам и иным придворным удовольствиям.
Анри прошел мимо обдавшего его почти дамскими духами фанфарона и наконец оказался в прохладном коридоре. С обязательными в Квирине мраморными статуями — куда же без них?
Один. Наконец-то! Каменные боги и герои — не в счет. Они не задают жадных вопросов, не высматривают реакцию на смерть отца. Даже отравить не пытаются…
Восьмой день. Значит, Ральф Тенмар умер в ночь с седьмого на восьмой. Огненная колесница, пылающий всадник, алые сполохи на невозможно синем небе Сантэи…
Отец, с какими силами ты связался? И… что в ту ночь отдал сыну?
Вино в том графине было самого обычного цвета. И запаха.