Свадебный рэп

…человек на сундук мертвеца-2

На этот раз встреча Достоевского и Джеймса-старшего, чтобы не вызывать излишнего внимания, происходила в римском Колизее. Собеседники выглядели как туристы, случайно забредшие сюда и разговорившиеся, обнаружив общность воззрений на историю и архитектуру.

Хотя на самом деле разговор, конечно же, шел о другом.

— Джеймс, буду откровенен, мне нужна ваша помощь в одном очень деликатном деле, — начал Достоевский.

— Я предполагаю, о чем пойдет речь, и могу заранее сказать, что вряд ли смогу вам помочь в этом, как вы выражаетесь, деликатном деле. Ведь вы хотите говорить о долгах, в которые вы собираетесь консервировать деньги фонда? Здесь я вам не помощник, я не могу быть патриотом России, хотя эта страна всегда была мне симпатична. Вы обещали делиться, а на самом деле уводите деньги из-под контроля. Как профессионал, я вас понимаю и не осуждаю, но как партнер должен вам заявить, что вы меня хотите кинуть.

— Не торопитесь, Джеймс! Сейчас вами руководят эмоции, и вы можете сказать что-то такое, о чем потом будете сожалеть. Я не собираюсь вас кидать, то, что я здесь, уже доказательство этого.

Джеймс выжидательно сжал губы, не собираясь что-либо говорить: ведь мячик сейчас был на площадке Достоевского.

— Мы остаемся партнерами, и то, что я вам скажу, только подтвердит это. Вы классный профессионал и правильно вычислили содержание нашей беседы, я действительно хочу попросить вас о помощи, но на взаимовыгодной основе.

— Вы хотите расплатиться со мной, выделив мешок долговых векселей? — усмехнулся Джеймс-старший.

— Конечно же, нет, я уполномочен предложить вам в качестве компенсации за помощь любые источники информации в любой отрасли промышленности и науки, которую вы выберете. Согласитесь, это немного другие деньги, более живые, а? — подмигнул Достоевский.

Джеймс-старший подумал не более трех секунд и спросил:

— Какого рода помощь вам нужна?

— Мы столкнулись с тем, что у российских долгов существует политическая составляющая. Денежное содержание долга мало кого интересует, но все банки-кредиторы озабочены тем, что руки, в которых сосредоточиваются долги, могут оказывать на Россию непредсказуемое влияние.

— Что же могу в этой ситуации я, старый ничтожный разведчик, которого вот-вот выпихнут на свалку? — с преувеличенным удивлением спросил Джеймс-старший.

— Только не надо ложной скромности, Джеймс. Вы в свое время были главным методистом постоянно действующего международного семинара для менеджеров среднего звена, которые потом становились лидерами ведущих партий, главами правления корпораций, банков и президентами стран.

Джеймс кивнул, соглашаясь с такой оценкой его деятельности.

— Так вот, нам необходимо…

— Мое письмо, — догадался Джеймс-старший.

— Нет, достаточно вашего слова. Один звонок по телефону со словами доверия и поддержки руководителям фонда Гугенройтера.

— Кому? — спросил Джеймс с готовностью.

— Кому угодно из этого списка. — Достоевский протянул Джеймсу измятую туристическую карту Рима, на которой вразнобой были записаны какие-то имена и инициалы.

Джеймс-старший с интересом посмотрел на этот грязный клочок бумаги, который мог определить судьбу огромной страны. Он сразу увидел стратегический просчет команды Достоевского: на этой бумаге не хватало одного, но самого главного имени, имени человека, который не был руководителем банка или корпорации (для всех он был кинокритиком), но от него-то как раз и зависела судьба русских долгов. Джеймс не стал об этом говорить Александру Сергеевичу, чтобы у того не возникло соблазна выйти на кинокритика напрямую.

— Хорошо, — сказал Джеймс Достоевскому, — я сделаю то, о чем вы меня просите, я позвоню кому надо и думаю, что ваша проблема будет решена, но если вы забудете старину Джеймса при дележе пирога, я вам не позавидую, Александр. Как у вас говорят, я тебя на ремешки порежу.

С этими словами Джеймс-старший встал и, не пожав протянутой руки, пошел вдоль сидений древнего сооружения, предназначенного для смертельных гладиаторских схваток.