Свадебный рэп

Комната свиданий

Со времени взрыва атомной бомбы под Екатеринбургом прошло уже четыре дня, но ни о каком-нибудь даже захудалом землетрясении в Атлантике слышно не было. Зато здорово тряхануло в Турции и в Гималаях, что было воспринято как грубый просчет группы Рубцова. Хотя ученый божился, что не имеет к этим катастрофам никакого отношения, ему не верили. Как так, бомбу взорвал именно с целью вызвать катаклизм, а от землетрясений отказывается.

Научная оппозиция Рубцова в лице директора института академика Добродыбова, ревниво следившая за воскрешением группы, приступила к созданию комиссии по расследованию антинаучной антигосударственной авантюристической (не без уголовщины, есть заявление крановщика о нарушении техники безопасности во время произведения ядерного взрыва) деятельности лаборатории так называемой управляемой тектоники.

Осторожно отмечая некоторые заслуги Рубцова в развитии теории гейронов (без этого не видать бы институту президентского гранта), комиссия сосредоточила весь огонь критики на неточностях и приблизительности атласа гейронов, который был составлен без тщательной всесторонней проверки, на основании только полумифических средневековых инкунабул.

Геннадию Севастьяновичу было глубоко наплевать на работу этой комиссии; но если Кремль-2 устоит еще хотя бы пару дней, то тогда эта инициатива академика Добролюбова получит высочайшую поддержку, и хотя из соображения секретности Кремль-2 упомянут не будет, все участники этой истории огребут по полной программе. Прямо хоть сам поезжай и рви этот треклятый остров тротиловым эквивалентом.

Надо было срочно что-то предпринимать, но посоветоваться по жизненно важным вопросам Начальник не мог даже со своим штабом по причине хорошо поставленного стукачества. Стукачество полезно при запуске дезинформации, но во всех остальных случаях его лучше избегать. Таким образом, назрело посещение Мемориального зала Музея Конторы, «комнаты свиданий», как его в шутку называли сотрудники.

Дело в том, что в этом зале действительно происходило свидание с разведчиками и контрразведчиками прошлых поколений. По положению право на эту встречу имел только действующий Начальник, никакие заместители, даже самые первые и ближайшие, права на посещения Мемориального зала не имели. Как происходили эти встречи, никто толком не знал, и каждое посещение «комнаты свиданий» обрастало легендами, потому что, как правило, история после каждого такого посещения делала зигзаг. А один Начальник, расстреляв всю обойму, последний патрон машинально пустил себе в голову. В кого он там стрелял, осталось тайной, но с тех пор стены Зала покрыли пулеулавливающей частой титановой сеткой, а при входе поставили детектор-металлоискатель. Приходить в Зал без оружия стало для Начальников железным правилом.

Геннадий Севастьянович принял душ, переоделся во все чистое, надел праздничный пиджак, весивший без малого пуд из-за шестидесяти трех орденов, медалей и золотых нагрудных знаков, запер свой пистолет в сейф и, глубоко вздохнув, направился в Мемориальный зал.

Два молодых сотрудника, назначенных в этот день по наряду дежурными Часовыми Памяти, закрыли за Начальником дверь Мемориального зала, и он остался один на один с теми, кто до самого своего последнего часа был верен присяге и чьи дела, став легендой, завоевали Конторе мировую славу силы, не знающей преград. В комнате, очертания которой терялись в глубоком полумраке, словно висели в воздухе голографические портреты героев невидимого фронта. Идея создания Мемориала поначалу и ограничивалась созданием портретной галереи, но потом возникла мысль создать компьютерную программу, которая голосом того или иного героя воспроизводила бы его мысли, отрывки из донесений, шифровок, дневников. Голоса были записаны еще при жизни и, пропущенные через компьютер, могли озвучивать любой текст.

В Мемориальном зале проводили торжественные собрания с вручением наград, тихо праздновали юбилеи живых и мертвых героев, портреты которых говорили синтезированными голосами что-то подходящее случаю. И поначалу все шло, как говорят, штатно, пока однажды, во время празднования годовщины Курской битвы, портреты двух разведчиков не устроили горячий спор, чья шифровка раньше сообщила о готовившемся наступлении фашистов. Присутствующие восприняли спор как очень удачный аттракцион руководства Музея, призванный подчеркнуть воспитательный момент в общем-то заурядного мероприятия. Но после того, как начальника Музея генерал-лейтенанта Лоськова увезли с праздничного вечера с инсультом, разговором двух портретов заинтересовались всерьез. И скоро выяснилось, что портреты могут общаться не только друг с другом, но и с посетителями Музея, ведя диалог, никак не связанный с заложенной в компьютер программой.

В результате исследований на стол Начальника лег двухстраничный документ с грифом «три звездочки», указывающим на абсолютную секретность и конфиденциальность материала (его нельзя было копировать никому и ни при каких обстоятельствах). В документе на основании материалов расследования, которые к тому моменту уже были уничтожены, утверждалось, что в Мемориальном зале возможны контакты третьей степени с душами покойных сотрудников Конторы. С посторонними душами подобных контактов не наблюдалось. Естественно, режим работы Мемориального зала был моментально изменен, и туда получил доступ только действующий Начальник.

Геннадий Севастьянович нажал кнопку готовности к контактам. В зале тихо прозвучал мелодичный аккорд, портреты засветились чуть ярче, и в результате (тут уж и не поймешь чего: то ли технической уловки, то ли из-за действительного переселения душ) портреты словно ожили, и в их глазах появился живой блеск.

— Здравствуйте, Геннадий Севастьянович, — прозвучал знакомый голос.

— Это вы, Достоевский? — удивился Начальник. — Вы уже здесь?

— Вы же сами завизировали указ о посмертном присвоении мне звания героя, — в свою очередь, удивился Достоевский.

— А вы хотели войти в историю как раздолбай с комплексами стареющего козла, который по пьянке завалил операцию на сотни миллиардов долларов? Спасибо, мне такое пятно на Конторе не нужно. Вы погибли как герой, спасибо вам за это.

— А куда мне было деваться, вы бы везде меня нашли, — с безнадежной тоской в голосе сказал дух. — Вот я и решил продать себя подороже.

— Хороший финал для разведчика, — одобрил Начальник, — кровавый и романтичный.

— Ато! — удовлетворенно откликнулся Достоевский.

— Мы слушаем вас, — сказал голос с сильным английским акцентом.

— Ким, это вы? — спросил Начальник.

— Да.

— Рад вас слышать, — обрадовался Начальник (с Кимом Филби действительно можно было посоветоваться), — я здесь из-за проблемы, возникшей по вине Достоевского.

— Мы не хотели бы создавать прецедент и ревизовать дела павших героев. Согласитесь, у каждого разведчика в прошлой жизни есть такие моменты, которые можно трактовать по-разному. Но это порочный путь. В конце концов все герои будут низвергнуты, а пьедестал займет какая-нибудь… — Дух Филби ненадолго замолчал, подбирая подходящее известное ему русское слово, потом, стесняясь очевидной неприличности слова, сказал «блядь» и сухо закашлялся.

— Я далек от того, чтобы ворошить дела Александра Сергеевича, он среди вас и, конечно же, герой, я сам подписался под этим. Так всем спокойнее. Но ситуация с Россией в результате его, блин, геройской деятельности сложилась аховая. Два молодца скупили все долги России, но что они хотят сделать с ними, нам неизвестно.

— Они хотели вернуть их нам! — выкрикнул Достоевский.

Голоса на том свете рассмеялись.

— Подождите, — остановил смеющихся Ким Филби, — насколько я понимаю, дело очень серьезное. То есть страна все время находится под дамокловым мечом политического удара, возможно, с юридическим отчуждением территорий и конечным расчленением страны.

— Совершенно верно, — подтвердил Начальник, — трудно даже предсказать, какого рода катастрофа нас ожидает.

— Что же вы предполагаете предпринять? — спросил дуайен цеха тайных агентов внешней разведки Филби.

— Мне кажется, что проблема во многом будет решена, если владельцы долга почувствуют ответственность за Россию, другими словами, нам надо создать такую ситуацию, когда эти долги станут их долгами.

— Простите, но это же… — начал догадываться Филби. — Вы хотите передать им власть? А как же существующий президент?

— А что существующий президент? — в сердцах воскликнул Геннадий Севастьянович. — Не более чем символ. И то неизвестно чего. Они ему эти долги не отдадут, а если сами возглавят страну, то и долги придут в Россию.

— Но вы отдаете себе отчет, что они становятся владельцами страны как обладатели контрольного пакета акций? — спросил Филби.

— Нового царя хотите посадить на престол? — взвизгнул кто-то.

— Подождите, Блюмкин, — остудил его Филби, — тут действительно дело серьезное, но я, как подданный Великобритании, не вправе вам давать советы по такому щекотливому вопросу. Тут есть ваши товарищи, может быть, они что-то скажут? Товарищ Рамзай.

— Я немец, товарищ Филби, — ответил голос Рамзая.

— Берджеса я не спрашиваю, мы с ним земляки, — сказал Филби. — Вы тоже, Блейк, вне игры. Радо, а как вас звать?

— Шандор. Я венгр, и мне на все российские дела наплевать. Теперь по крайней мере. Я никогда в нее особенно и не верил, просто мне было интересно приносить максимальный вред, а Россия предоставляла для этого неограниченные возможности.

— Кто тут у нас еще?

— Рамон Меркадер и Диего Сикейрос! — выкрикнул молодой голос.

— Но мы мексиканцы, — предупредительно пророкотал другой голос, постарше.

— Кто же здесь из России? — растерянно спросил Ким Филби. — Вот незадача. Конан Молодый, а вы чего молчите, вы же, кажется, русский?

— Честно говоря, я так долго скрывал свое происхождение, что твердо ничего сказать не могу. И потом, нас же учили, что только интернациональное имеет какое-то значение, а национальное — это атавизм, от которого надо всячески избавляться.

— Понятно, — устало подвел итог этой переклички Филби. — Геннадий Севастьянович, вам придется советоваться только с Достоевским.

— А я литовец, — язвительно сказал Достоевский, — и уж если кто и может претендовать на российский престол, так это наши Ягеллоны. — И дух Александра Сергеевича сатанински захохотал.

— Купите долги и царствуйте на здоровье. А, кишка тонка? — в свою очередь, съязвил Геннадий Севастьянович. — Самозванцы!.. — процедил он сквозь зубы.

— Всё, господа, у меня вопросов больше нет! — отрезал Начальник и, услышав возмущенные крики «Товарищи, нас назвали господами!», мстительно нажал кнопку «Отбой».

Портреты стали постепенно затухать, пока не растворились в темном воздухе.