— Сергей?!
— Собственной персоной. Я пришел потребовать обед с бифштексом, обещанный за помощь при переезде.
— Я... Сергей, я не готова.
— Я подозревал, что ты так скажешь. Поэтому по дороге заглянул в супермаркет. Теперь, когда я знаю, что ты дома, я принесу продукты.
Он продумал все: бифштекс, картофель, сметана, зеленые бобы, салат, помидоры, огурцы и даже угли для гриля. Он разжег угли, пока Дори мариновала бифштексы, затем они сели поговорить, дожидаясь, чтобы угли превратились в пригодную для приготовления мяса золу.
Сергей вытянул свои длинные ноги, раскинул руки на спинке софы, откинул назад голову и тяжело вздохнул.
— Я послежу за бифштексами, но в остальном я хочу, чтобы меня побаловали, сестричка.
— Тяжелый день?
— Семь операций, одна за другой.
— Бедный малыш, — сказала Дори с преувеличенным сочувствием.
— Кстати, о малышах: как поживает моя будущая племянница или племянник?
— Маленький разбойник наверняка будет звездой футбола.
— Уже шевелится?
— Прыгает вовсю, — с воодушевлением сообщила Дори. — Сначала я едва это чувствовала, знаешь, я даже не могла сказать наверняка, ребенок это или желудок. Ну а теперь я в этом уверена.
— А ты сама?
— Я по-прежнему устаю. У меня низкий гемоглобин.
— Похоже, ты типичная беременная женщина. Доктор прописал что-нибудь?
— Три лошадиных таблетки в день.
Сергей рассмеялся.
— Молодец. Как дела с курсами для матерей?
— Все в порядке.
— Твой энтузиазм меня не убедил, — заметил Сергей.
— Извини, — сказала Дори, пожав плечами. — Я просто чувствую себя немного на виду. — Она нервно рассмеялась. — Я думаю, мне лучше поскорее привыкнуть к этому. Скоро все будет заметно, а на третьем пальце моей левой руки нет обручального кольца, поэтому я неизбежно буду объектом многих любопытных взглядов и поднятых бровей.
Она заломила руки. Затем посмотрела на них, поняла, что делает, и прекратила.
— Я не думала, что это будет так смущать меня. Мы приближаемся к двадцать первому веку, а не к двадцатому. Одинокие женщины, даже если они не влюблены, решаются иметь ребенка и заводят его. Вдруг — бац! — я беременна, и я счастлива. Никаких извинений, никакой готовности к обороне. — Она тихонько вздохнула. — Отношение мамы и отца меня смутило. Их мнение мне действительно интересно, даже если они и привели меня в ярость.
— Мне очень жаль, что я не могу быть твоим партнером на курсах по подготовке к родам, Дори. Это все из-за моего дурацкого расписания.
— Твоя карьера требует многого, Сергей. У тебя нет времени даже на личную жизнь. И вовсе не нужно, чтобы ты стал суррогатным отцом для ребенка твоей беременной сестры.
— Мне следовало бы по крайней мере пойти с тобой в первый раз, чтобы хоть как-то морально поддержать тебя.
—Все бы подумали, что ты мой муж, и нам бы пришлось объяснять, кто ты на самом деле, и это не удовлетворило бы их любопытство.
Сергей по-прежнему выглядел виноватым. Она сказала:
— Твоя забота очень трогает меня, Сергей, но не ты вовлек меня в это, и ты не можешь защитить меня от людей с доисторическими идеалами. Кстати, если это как-то облегчит твою душу, я могу пригласить партнершу на следующее занятие.
— Да?
— Мой инструктор знает одну вдову, дипломированную медсестру. Она многие годы работала в родовом отделении, а сейчас занята на полставки. Ей нравится время от времени работать по найму, и мой инструктор собирается поговорить с ней, не согласится ли она посещать вместе со мной занятия и инструктировать меня во время родов.
— Это звучит как идеальное решение твоей проблемы.
— Рабочее решение, — поправила Дори.
— Но не идеальное?
— Не существует ничего идеального.
— Скотт был бы идеальным решением.
Дори улыбнулась брату.
— Мне бы хотелось, чтобы ты перестал читать мои мысли. Меня это смущает.
— Я не читаю чужие мысли. — Он хитро улыбнулся. — Я просто очень проницателен. Ты ходишь на занятия с дюжиной беременных женщин, и всех их сопровождают мужья — всех, кроме тебя.
— Одна из них пришла с матерью, ее муж — полицейский. Он работает по ночам.
— Отлично. Десять из них имеют при себе мужа, одна — мать, а ты — никого. Прибавь к этому, что я знаю, как ты относишься к Скотту и ребенку, и из этого нетрудно вывести, что ты хочешь, чтобы Скотт был рядом.
— продолжаю хотеть того, что не могу иметь. Я кто — мазохистка или дурочка?
— Ты абсолютно нормальная, — уверил ее Сергей. — Ты влюблена, и у тебя будет ребенок. Нет ничего ненормального в том, что ты хочешь, чтобы человек, которого ты любишь, был с тобой и разделял все твои волнения.
— Мне казалось, что я уже в состоянии принимать все таким, как оно есть. Особенно, когда я купила дом. Когда я пыталась принять окончательное решение, я поняла причину, по которой не купила дом раньше: глубоко в подсознании я ждала, что мы со Скоттом купим дом вместе.
Она медленно покачала головой.
— Тебе следовало бы стать психиатром, Сергей. Человеческое сознание такое причудливое. Мы со Скоттом согласились: то, что было между нами, столь замечательно, что нам ничего больше не нужно. Мы обсуждали красоту, совершенство наших отношений. Никаких мелких требований, ни малейшего недовольства. Просто благословенное слияние наших жизней, когда мы вместе. Мне и в голову не приходило, что я ждала большего.
Она повернулась и посмотрела ему прямо в лицо. Ее взгляд был серьезен.
— Я топталась на месте, ожидая того, над чем мы оба посмеивались. И хотя самым умным было бы купить дом, а не снимать квартиру, что менее выгодно, я не сделала этого шага, потому что ждала, ждала того времени, когда Скотт и я вместе отправимся выбирать дом. Главным было не преимущество налога и мудрые инвестиции, а дом для нас двоих и для семьи.
— Ты сказала все это Скотту?
— Я не могу шантажировать его. Я не могла бы жить с ним и думать: а вдруг он предпочел бы жизнь в Гейнсвилле, не обремененную ничем?
— Что за слово, Дори! «Не обремененную». Ты обременена по горло. Справедливо ли, что он будет необремененным? Ты не одна сотворила этого младенца.
— Я могла бы принимать таблетки.
— Скотт мог бы обойтись без них.
Дори бросила на него сердитый взгляд.
— Почему мужчины должны быть такими грубыми?
— Просто у нас более... фундаментальное мировоззрение, чем у женщин, — объяснил Сергей. — Все дело в том, что вы оба рисковали, но только один из вас вынужден жить с последствиями. Это несправедливо, как бы ты ни смотрела на это.
— Жизнь несправедлива, — заметила она. — А сейчас я бы хотела изменить тему разговора. Что ты думаешь о доме?
— Всего за неделю ты его просто преобразила. Надеюсь, «этот, как его» помог развешать картины?
— Да, помог. И он собирается подогнать полки в кухне, как он делал это в квартире, как только я решу, где все расположить.
— Святой Скотт.
— Пожалуйста, не надо, Сергей. Я могла бы заставить его сделать что угодно, но я не хочу ни к чему его принуждать.
— Это очень благородно, Дори, но очень непрактично. Я надеюсь, что он по крайней мере будет материально поддерживать ребенка.
— та тема была затронута, но окольным путем.
Сергей закатил глаза.
— Что значит «окольным»? Дори, разве можно молчать из-за дурацкой гордости и независимости!
Дори выпрямилась.
— Скотт очень щедр по натуре. Он сказал, что хотел бы финансово поддерживать ребенка.
— Надеюсь, ты не сделала широкого жеста и не сказала ему, что не нуждаешься в помощи?
— Он встретится с адвокатом по поводу контракта о родительских правах. — Она быстро поднялась и направилась в кухню. — Я собираюсь почистить бобы. А ты бы лучше проверил угли... Ты заговорил как старый добрый папаша.
Сергей пошел следом за ней на кухню и положил ей руки на плечи.
— Я с тобой, Дори. Я не хотел огорчить тебя. Я просто не хочу видеть твою... видеть, как то, что ты чувствуешь по отношению к Скотту, влияет на твой здравый смысл.
— То, что я чувствую к Скотту, лишь обогатило мою жизнь, — мрачно ответила Дори. — Этот ребенок... — она положила руку на живот, затем улыбнулась Сергею, — он опять шевелится. — Она замолчала, сосредоточив все свое внимание на легких движениях внутри себя, потом пристально посмотрела на брата. — Я так люблю этого малыша. И Скотт полюбит тоже. Вот увидишь.
Выражение ее лица изменилось — на нем показалась какая-то растерянность.
— О, Сергей, ты ведь не думаешь, что я сделала это нарочно? Что я не задумалась о том, что вода может смыть крем?
— Скотт упрекнул тебя за это?
—Нет. Просто... это было так неосторожно. Он вновь обнял ее за плечи.
— Если ты была... неосторожна, это было подсознательное, а не сознательное решение.
— Подсознательное? Ты имеешь в виду ту часть моего мозга, которая ждала, что Скотт купит дом?
— Я вовсе не говорю, что это было добровольное решение, но если это так... Дори, иногда наше подсознание лучше, чем мы сами, знает, чего мы в действительности хотим. Наше сознание все окутано логикой и мыслями о том, чего бы нам хотелось.
— Ты думаешь, что я хотела ребенка, но не признавалась себе в этом?
— Я никогда не встречал женщину, которая была бы так очарована беременностью, как ты. Когда я предложил... — он покраснел, — то, что я предложил, ты разозлилась. Рассвирепела. Словно тигрица, защищающая своих детенышей. Если бы у тебя было двойственное отношение к ребенку, я бы сказал, что ты, возможно, совершила ошибку, но...
— Значит, ты думаешь, что я должна была...
— Все это не важно, самое главное в том, что ты собираешься иметь ребенка и ты совершенно счастлива ходить босиком и быть беременной.
Они оба взглянули на ноги Дори, высовывающиеся из-под подола. Дори рассмеялась первой, затем к ней присоединился Сергей.
Кейт О'Баньян Стерлинг, дипломированная медсестра, была столь же представительна, как и ее имя. Она была любезна, но холодна как лед. Она обладала приятным голосом, но в нем звучала непоколебимая властность. Она согласилась встретиться с Дори до начала занятий на курсах для беременных, и, поскольку это было обеденное время, они договорились увидеться в ресторане.
Именно Кейт предложила этот вариант — раз им предстояло действовать вместе, как команде, им стоило как можно скорее познакомиться поближе. Она оказалась моложе, чем предполагала Дори. Кейт объяснила, что вышла на пенсию на десять лет раньше, так как ей пришлось ухаживать за мужем, который был безнадежно болен. После его смерти она работала на полставки, кроме тех периодов, когда во время эпидемии гриппа или в разгар отпусков не хватало медперсонала.
— Я приняла сотни родов, хотя никогда не была инструктором, — объяснила она Дори после краткого рассказа о своей профессиональной подготовке. С самого начала она заявила, что любит все оговорить заранее. — В период занятий я буду представлять вам счет каждый месяц, — сообщила Кейт. — И после родов тоже. Эти счета могут дать какое-то право на получение денег по страховке. Дори согласно кивнула.
— Что же касается родов...
Кейт заинтересованно подняла брови.
— Мой брат — врач, и он хочет присутствовать при родах. Он не станет вмешиваться в наши с вами дела или в действия врача. Но я все же решила вас предупредить, что он там будет.
— Кэрол, — задумчиво произнесла Кейт. — Доктор Сергей Кэрол?
— Да, он мой брат. Вы знаете его?
— Я слышала это имя в больнице. Хирург. Безупречная репутация. Мне будет приятно встретиться с ним.
К концу первого совместного занятия Дори убедилась, что их партнерство сработает. Теперь, когда у нее появилась партнерша, она уже не испытывала первоначального смущения и поняла, что в случае необходимости Кейт будет именно тем человеком, которого хорошо иметь рядом: умелая, стойкая, знающая свое дело. В ходе занятий Кейт даже сделала несколько насмешливых замечаний, которые обнаружили в ней неожиданное чувство юмора.
Всю дорогу домой Дори была озадачена тем, что не испытывала облегчения, решив беспокоящую ее проблему. Ей нравилась Кейт, она чувствовала себя с ней уверенно и испытывала доверие к ее опыту медсестры. Но что-то в Кейт О'Баньян Стерлинг раздражало ее. Посреди долгой бессонной ночи Дори наконец определила главный недостаток Кейт: она не была Скоттом.
Дори хотела видеть рядом не медсестру, а мужа. Она металась на кровати весь остаток ночи, затем заставила себя вылезти из постели и одеться для работы. У нее осталось лишь два платья, в которых она чувствовала себя более-менее удобно до конца дня, и одно из них никогда не было ее любимым. Ее раздражало, что она безвкусно одета, поскольку ее единственная удобная пара туфель не гармонировала с платьем. Вынужденная выбирать между стилем и комфортом, она предпочла последнее, решив, что сможет прятать ноги под столом в течение трех консультаций, которые она назначила на этот день.
Она была подавлена состоянием дел в целом, чему способствовали непроходящая усталость, обостренная бессонными ночами; старомодная одежда, которую она вынуждена носить из-за того, что ее гардероб больше не подходил ей; медсестра вместо мужа в качестве партнера на подготовительных к родам занятиях. У нее накопились дела по работе, и ей крайне необходимо было приобрести одежду для офиса. После работы она должна была ехать в Гейнсвилл, но сто пятьдесят миль, разделяющие ее и Скотта, вырастали в ее воображении в сто пятьдесят световых лет.
Ровно в три часа после того, как одна консультация окончилась, а другой клиент ждал ее перед офисом, Дори поняла, что не может отправиться в Гейнсвилл. Она просто не в состоянии ехать. Ей хотелось расплакаться в отчаянии, но вместо этого она расправила плечи и набрала номер Скотта. Скотт сразу вызвался приехать в Таллахасси.
— Не думаю, что это удачная идея, — устало заметила она.
— Я не прочь прокатиться, если ты себя плохо чувствуешь. Я хочу повидаться с тобой.
— Нет, Скотт. Пожалуйста. Со мной вряд ли будет весело, и у меня тысяча мелких дел, которыми я должна заняться.
— Ты уверена? Тогда перенесем все на следующий уикенд.
— а. До следующего уикенда.— Она повесила трубку и застонала в порыве отчаяния. Затем позвонила секретарше по внутреннему телефону, чтобы та пригласила очередного клиента.
Скотт держал телефонную трубку в руках долгое время после того, как разговор окончился. Он пытался побороть в себе гнев и разочарование. Вот уже второй раз Дори отменяет свою поездку в Гейнсвилл. То, что она тогда отказалась от поездки к нему, его неожиданный приезд в Таллахасси на День Благодарения и каникулы разрушили давно установившуюся между ними модель попеременных визитов на уикенд. Все изменилось, и он не знал, как остановить перемены и вновь наладить старый стиль отношений, который так их устраивал.
Он чувствовал, что эмоциональное расстояние между ними перерастало в непреодолимую пропасть, большую, чем физическое расстояние между Гейнсвиллом и Таллахасси. Сначала новый дом, затем неубедительные извинения по поводу невозможности приехать в Гейнсвилл. Устала! Она могла устать, но он слышал что-то еще в ее голосе. Что-то случилось, что-то, чего она не хотела сообщить ему.
Он ударил кулаком по столу с такой силой, что подпрыгнули карандаши в его ящиках и замигал монитор компьютера. Черт побери! Он не допустит этого. Дори не имеет права отбросить его. Она может покупать дома, не посоветовавшись с ним, отменять их встречи из-за своей усталости, но она не сможет вытеснить его из своей жизни.