Свободная любовь

Глава четвертая

После того как Скотт побрился и оделся, он был готов отправиться на кухню навстречу доносящемуся аромату поджаренных булочек с черникой. Дори пекла их, когда ей удавалось купить в супермаркете чернику — забытый во Флориде продукт. Обычно, войдя на кухню, он говорил что-нибудь по поводу необычного блюда, но сегодня был молчалив. И хотя он знал, что Дори, конечно, слышала его приближающиеся шаги, она не оторвалась от плиты, чтобы поприветствовать его.

У Скотта сжалось сердце, когда он увидел, как напряглась ее спина, противясь естественному желанию повернуться к нему, улыбнуться, встать на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку и пожелать доброго утра. Они были все теми же людьми, но уже другими: перемены в отношениях привели их в состояние неуверенности друг в друге и, что хуже, обоюдной неловкости. Такое они испытали впервые.

Скотт открыл буфет и достал свою кружку. Наливая из кофейника кофе, он ощущал в руке привычную тяжесть, придающую ему уверенность, пока машинально не взглянул на кружку и не прочитал надпись, которую после долгих месяцев перестал замечать: «Супержеребец».

На такой же кружке Дори было написано «Супердевка». Они купили их на распродаже просто потому, что те сразу же пришлись им по вкусу. Но сейчас, в свете последних событий, его кружка была так неуместна. Скотт с отвращением резко поставил ее на стол, и горячий кофе выплеснулся ему на руку. Он выругался и, открыв кран, подставил руку под струю холодной воды.

Дори посмотрела на него широко открытыми глазами.

— С тобой все в порядке?

— Так глупо.

— Твоя рука...

— Холодная вода поможет.

Она вопросительно посмотрела на него, и он проворчал:

— Прочитай, что написано на кружке. — Скотт схватился рукой за мойку и горько рассмеялся. — «Супержеребец». Этим все сказано, не так ли? Господин Мачо, чья сперма способна проникнуть сквозь резинку и устоять против контрацептивов.

Дори, вздрогнув, закрыла глаза.

— Пожалуйста, не надо, Скотт.

В ответ он вздохнул, взглянул на свои руки, и его плечи опустились.

— Этим ничего не изменить, — сказала Дори. Такова была Дори — прагматичной, исходящей лишь из реальной обстановки. Скотт хотел бы сейчас находиться где-нибудь в другом месте, чтобы быть вдали от реальности, которую она не давала ему забыть.

Он услышал, как открылись дверки буфета, зазвенела посуда. Дори подошла к нему сзади, обняла за талию, предлагая ему чашку с блюдцем, которые держала в правой руке. Он взял их, затем накрыл ее левую руку своей и прижал к груди. Она поцеловала его в затылок, затем потерлась щекой о его плечо.

— Не будем сейчас об этом говорить, — сказала она. — Пройдут месяцы, прежде чем это станет заметно. А пока... — она втянула в себя воздух и оторвалась от его плеча, — почему бы тебе не выпить кофе?

— А ты?

Она взяла стакан со стола.

— Апельсиновый сок. Теперь никакого кофеина.

— О, — сказал он. — Конечно, кофеин вреден детям. — Он с удовольствием пил из своей чашки, как будто горячий кофе мог освободить от охватившего его отчаяния.

Дори заглянула в духовку — проверить, как обстоят дела с булочками. Видимо удовлетворенная, она сняла с крючка кастрюльку.

— Ты мог бы приготовить себе омлет? — спросила она.

Скотт удивленно поглядел на нее. Приготовить омлет не представляло никакого труда, но он не помнил, чтобы Дори когда-нибудь просила его что-либо готовить на кухне.

Дори протянула ему коробку с яйцами. На его вопросительный взгляд она смущенно ответила:

— Я не... Меня пока не беспокоит тошнота, но почему-то сырые яйца...

Скотт положил коробку обратно в холодильник.

— Мне не нужен омлет.

— Нет, все в порядке. Правда. Пока я не вижу их сырыми. Тебе не нужно отказываться от них.

— Холестерин, — сказал Скотт.

Через секунду они оба рассмеялись. Дори не раз говорила Скотту о холестерине с момента их знакомства, но он не обращал на ее слова никакого внимания. Это даже стало шуткой. Скотт коснулся шеи Дори, а затем обвел большим пальцем линию ее скулы.

— Как здорово посмеяться вместе. Я не был уверен, что мы сможем так запросто снова смеяться.

Дори закрыла глаза и кивнула в знак согласия, затем бросилась ему в объятия, прижалась щекой к его груди, впитывая знакомое тепло крепкого тела, слушая, как ритмично бьется его сердце, вдыхая сочетание запахов ее мыла и его лосьона после бритья. Скотт. Такой знакомый. Такой дорогой.

Инстинктивно она еще крепче прижалась к нему. Сцепила руки у него за спиной.

Они не разговаривали. Им это было ни к чему. Все, что они могли бы сказать, передавалось, словно по телеграфу, через касание их тел.

Скотт поцеловал ее в лоб, взял чашку с блюдцем и пошел к столу выпить свой кофе. Дори следила за булочками, пока они не подрумянились, затем положила их в накрытую салфеткой корзиночку и подала на стол.

— Что мы сегодня делаем? — спросил Скотт после того, как съел намазанную маслом булочку и потянулся за второй.

— Я не строила никаких планов, — призналась она. — Чего бы тебе хотелось?

— Отличная погода, — сказал Скотт. — Может быть, проведем время на свежем воздухе? Как насчет молодежного заповедника?

— Неплохо, — согласилась Дори.

— Потом мы сможем посмотреть фильм, — добавил он, и она кивнула в ответ.

В этот день они никуда не спешили. Дори наслаждалась свободой в хлопчатобумажных брюках, широкой майке и теннисных туфлях вместо делового костюма и лодочек на каблуке. Они бродили по туристской тропе, время от времени останавливаясь, чтобы еще больше оценить прелесть пребывания на воздухе. Когда они разговаривали, то это касалось увиденного вокруг — птицы, опустившейся на цветок, белки с дальней стороны дерева, играющей с ними...

Счастливые в безмятежном окружении заповедной территории, они пропустили ленч, решив, что пообедают пораньше по пути в кино. По дороге домой Дори безуспешно пыталась подавить зевок, надеясь, что Скотт ничего не заметит в темноте машины. Но он заметил.

— Устала? — спросил он.

— Угу, — произнесла она и вновь зевнула. — Должно быть, свежий воздух.

— Должно быть, — согласился Скотт. Но они оба знали, что обычно свежий воздух не утомлял Дори, и оба испытали неловкость от сознания истинной причины ее усталости.

Когда они вернулись в квартиру, Дори извинилась и сразу надела просторное домашнее платье. Она не сказала Скотту, что эластичная резинка широких брюк впивается ей в тело. Когда она вернулась в гостиную, Скотт смотрел по телевизору футбольный матч.

— Ты должен был мне сказать, что играют Гаторы, — заметила Дори, сев рядом на тахту. — Мы могли бы пропустить кино, и ты посмотрел бы первый тайм.

Скотт засмеялся и, нагнувшись, легко поцеловал ее в губы.

— Никакой футбол не может быть интереснее, чем время, проведенное с тобой.

— За исключением игры команды Джорджии, — поддразнила его Дори. — Или игры Флорида — штат Флорида.

— На ту игру мы пойдем вместе, — пообещал Скотт, обняв ее за плечи.

— Отец до сих пор не может привыкнуть к тому, что я болею за Гаторов, — сказала Дори. — Можно подумать, что я перебежала на сторону России.

— А ты только прозрела? — сказал Скотт. — Если ты переметнешься от Гаторов на сторону Семинолов, это будет похуже, чем перебежать на сторону России.

— Ты такой же, как и он, — заявила Дори. — Вы ведете себя как мальчишки, когда речь идет о глупом соперничестве колледжей.

— Гаторы платят мне, дорогая.

— Я почти могу понять тебя, поскольку ты никогда в действительности не покидал колледж. Но отец-то окончил колледж еще до того, как я родилась, но он до сих пор не может произнести «Гатор», не прибавив к нему «чертов».

— Готов побиться об заклад, что он и мое имя не может произнести, не добавив «этот проклятый Гатор», — заметил Скотт.

— Он употребляет этот термин любовно, — пояснила Дори. — Он любит тебя, и ты прекрасно знаешь это. Несмотря на твои связи с тем маленьким учебным заведением в Гейнсвилле. — Она поуютнее устроилась и склонила голову к теплой груди Скотта. Он погладил ее руку, потом поцеловал в макушку.

— Смотри, ты так уснешь.

— Угу, — согласилась Дори, поддаваясь сну, медленно охватывающему ее тело. Она почти заснула, когда Скотт спросил:

— Ты сказала им?

— Нет. — Молчание. — Я не хотела сообщать им, не сказав тебе, — мягко объяснила она.

Скотт прищелкнул языком с выражением полного краха.

— Не удивлюсь, если твой папаша выскажет пару крепких слов в мой адрес после твоего сообщения. «Гатор» по сравнению с ними прозвучит ласково.

— Моя семья знает, как у нас обстоят дела, — сказала Дори. — Они не будут...

— Они не будут в восторге.

— Они будут шокированы, — сказала Дори. — Как и я. Как и ты. Но когда они... обдумают...

— Когда они обдумают это, они придут в ярость, и не от тебя.

Она села прямо, лицом к нему.

— Они не рассвирепеют. Они удивятся. И когда они как следует подумают об этом, то поймут, что...

— Ха! Ты их дочь, Дори. А я человек, который тебя обрюхатил.

Дори непроизвольно вскрикнула:

— Так вот что ты думаешь об этой... ситуации! Что ты «обрюхатил» меня? То, что между нами, — не сомнительная ночная гастроль или жалкая интрижка.

— Я знаю это.

— Тогда я не хотела бы, чтобы ты говорил о... о новой жизни так вульгарно.

— Я просто хочу быть реалистом в отношении того, в каком свете они увидят это, Дори. Не ожидай, что твоя мама безмятежно продолжит свое вязание...

Дори рассмеялась — с горечью и недоверием.

— Моя мама с парой вязальных спиц в руках представляла бы угрозу обществу.

— Я не пытался шутить.

— Тебе это не удалось.

Какое-то мгновение они не сводили глаз друг с друга. Наконец Скотт пробежал рукой по волосам и простонал:

—Ну почему, Дори? То, что было между нами, было так прекрасно. Почему, черт побери, это должно было случиться?

После долгого молчания Дори встала и посмотрела на него сверху вниз.

— Я устала, Скотт. Я собираюсь забраться в постель пораньше.

— Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой?

— Оставайся и досмотри игру. Я надеюсь, Гаторы выиграют.

Ни одному из них не пришло в голову пожелать друг другу спокойной ночи.

Рано утром на следующий день Скотт сел на стул у туалетного столика Дори и посмотрел на нее. Спящая на двуспальной кровати, она выглядела маленькой и беззащитной. Во сне ее лицо казалось совсем детским, темные волосы разметались по подушке. Он пытался увидеть что-то новое в ней, то, что рассказало бы о ее беременности, но для этого было еще рано. Сон согнал темные круги под глазами. Она была просто Дори — та самая Дори, в которую он влюбился во время круиза.

Почему? — думал он. Боже, ну почему это должно было случиться? И как все это отразится на их отношениях? И что он собирается делать с этим?

Дори проснулась и поймала взгляд Скотта. Он был уже одет.

— Доброе утро, соня, — сказал он.

— Который час? — спросила Дори хрипловатым со сна голосом.

— Половина одиннадцатого.

— Почему ты не разбудил меня?

— Тебе было нужно поспать. Воспоминания об их вчерашнем разговоре вспыхнули в сознании Дори, когда она стряхнула последние остатки сна. Она закрыла глаза, но воспоминания не уходили.

— Поздний завтрак? — вопросительно произнесла она.

— Один из нас на грани голодной смерти, — пошутил Скотт.

— Дай мне двадцать минут.

— Я почитаю комиксы в гостиной, — согласился он, вставая.

Несмотря на проснувшийся аппетит и великолепный стол из фруктов, овощей, мясных и мучных блюд и сыров, завтрак в этот день был, пожалуй, самой грустной трапезой в жизни Дори. Скотт выглядел столь же несчастным. Он едва притронулся к еде и скривился при первом глотке кофе. Их попытка поговорить окончилась неудачей: они обменивались короткими репликами и оба чувствовали неловкость. Дори уронила виноградное желе себе на юбку, а Скотт умудрился опрокинуть чашку кофе, которую он так и не выпил, и безуспешно промокал салфеткой белую льняную скатерть, на которой расплывалось темное пятно.

— Хочешь десерт или уйдем, прежде чем перевернем сервировочный столик? — спросил Скотт.

— Голосую за то, чтобы уйти, — откликнулась Дори. — Я не вижу на сервировочном столике ничего, что гармонировало бы с лиловым цветом виноградного желе.

Тишина в машине была невыносимой и продолжалась до тех пор, пока Дори не вздохнула с несчастным видом, а Скотт не положил свою ладонь на ее руки. Затем он взял руку Дори, положил ее себе на колено и, остановившись на красный свет, наклонился и поцеловал следы от слез на ее щеке.

Когда они вернулись к ее дому, Дори обхватила его за шею так крепко, как будто он спасал ее из горящего дома. Его рука лежала у нее на плече, когда они шли к двери.

Войдя в квартиру, они приникли друг к другу в страстном поцелуе. Возможность потери того, что было таким особенным в их отношениях, ощущалась обоими обостренно, а сейчас им была дарована надежда возродить все это. Скотт оторвался от ее рта и прошептал:

— Я не могу просто уехать, я снова хочу тебя.

Обнявшись, они направились к спальне и одновременно разделись. Скотт восхищенными глазами ласкал ее полуобнаженное тело и затем расстегнул застежку бюстгальтера и подставил ладони под ее груди. Дори вскрикнула, и Скотт, подняв голову, вопросительно посмотрел на нее.

— Они немного чувствительны, — призналась она. — Все нормально, только... будь нежным.

Он повел ее к кровати, и они легли рядом. Он снова коснулся ее груди, на этот раз мягко, и, когда соски набухли от прикосновения его рук, он взял один из них в рот. Дори изогнулась, ее руки гладили твердые мышцы его спины. Скотт нетерпеливо просунул пальцы в ее трусики и спустил их. Дори помогла ему, отбросив их ногой, и открылась ему навстречу.

Торопливо Скотт сорвал свои трусы и погрузился в Дори. Она обхватила его ногами, крепко прижимаясь к нему всем телом. Они неистово двигались вместе, пока не достигли пика наслаждения. Потом он лежал на ней, тяжело дыша, и его сердце громко стучало у ее груди.

Дори ласково запустила пальцы в его волосы и запечатлела успокаивающий поцелуй у него на лбу и у виска. Он соскользнул с нее, испытывая блаженную усталость.

— Ты знаешь, что ты особенная?

— С тобой все по-особенному, — сказала она. И подумала, что не может сказать ему то же самое об их ребенке. Она сразу поняла, что не сможет избавиться от ребенка, которого они создали вместе. А теперь она осознала, что будет любить его, что бы ни случилось.

Он нагнулся, чтобы поцеловать ее, и начал нежно касаться ее возбуждающими движениями кончиков пальцев. Его рука соскользнула вниз, лаская ее. Где бы он ни гладил ее и как бы ни ласкал — все было подтверждением того, что он любил ее. Дори схватила его за плечи в отчаянном порыве, приникнув к нему, и мир вокруг нее закружился, как цветной калейдоскоп.

Она вскрикнула, когда спиральные волшебные волны пронизали ее. Тело напряглось, затем расслабилось рядом с ним. Движение его пальцев успокаивало, а не возбуждало. Дыхание Дори замедлилось, когда она слушала успокаивающее биение его сердца у своего уха.

Дори проснулась от ощущения легких поцелуев на веках и, открыв глаза, увидела склонившееся над ней улыбающееся лицо Скотта.

— Я уснула, — пробормотала она невнятно.

— Мне очень не хотелось будить тебя, но уже почти четыре.

— Четыре? — недоверчиво спросила она. — Не может быть. О, Скотт, извини. Наше время...

— Все хорошо. — Скотт, нежно поцеловав Дори, сел, опустив ноги на пол. — Тебе не стоит вставать, — сказал он мягко.

— Как будто я могу, — прошептала она сонно и улыбнулась ему.

Позже, после того как он принял душ, оделся и упаковал свои вещи, он принес ей воскресную газету и поцеловал в лоб.

— Увидимся через пару недель.

Дори кивнула, не доверяя своему голосу, так как в горле стоял комок. Когда он подошел к двери спальни, она проглотила комок и отважилась произнести его имя. Он остановился и, повернувшись, взглянул на нее. Дори обнаружила, что не знает, что сказать. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, затем заговорили одновременно:

— Дори...

— Скотт...

Скотт тяжело вздохнул.

— Со мной все будет в порядке, — сказала Дори. Пустая банальность. Это было самое лучшее, что она могла придумать.

— Конечно, — ответил Скотт и распрямил плечи. — Все будет хорошо.

Дори признала свое поражение.

— Увидимся через две недели? Скотт колебался.

— Дори...

— Иди. Пожалуйста.

Он по-прежнему колебался, медля у дверей, как если бы его решение пересечь порог было необратимым. Наконец он промолвил:

— Пока, — и сделал решительный шаг.