Вэнс долго стоял и озабоченно молчал. Потом он поглядел на Хеннесси.
— Я хотел бы, чтобы вы отправились наверх, — сказал он, — и стали так, чтобы наблюдать за всеми комнатами. Я не хочу допускать сообщения между миссис Блисс, Сальветером и Хани.
Хеннесси поглядел на Хиса.
— Слушайтесь приказания, — подтвердил сержант, и детектив удалился.
Вэнс повернулся к Маркхэму.
— Может быть, этот молодой осел действительно написал такое глупое письмо, — заметил он, и лицо его приняло озабоченный вид. — Давайте-ка быстренько осмотримся в музее.
— Слушайте, Вэнс, — сказал Маркхэм. — Почему вас так взволновала возможность того, что Сальветер написал нелепое письмо?
— Не знаю, как сказать, — Вэнс направился к двери, но потом повернулся. — Меня это пугает. Такое письмо может дать убийце лазейку. Конечно, если мои предположения правильны. Если письмо было написано, — мы должны его уничтожить. Если мы его не найдем, — есть несколько вероятных объяснений его исчезновения, и одно из них — дьявольское. Давайте, обыщем музей.
Вэнс быстро прошел через переднюю и открыл большую стальную дверь.
— Если д-р Блисс и Гильфойль вернутся, пока мы в музее, — сказал он Сниткину, — проводите их в гостиную и задержите их там.
Мы спустились в музей, и Вэнс подошел к маленькому пюпитру около обелиска. Он поглядел на желтый блокнот, попробовал окраску чернил, потом он выдвинул ящик и ознакомился с его содержимым. Наконец, он высыпал на пол содержимое маленькой бумажной корзины. Внимательно разглядев всякий кусочек скомканной бумаги, Вэнс выпрямился и покачал головой.
— Мне это не нравится, Маркхэм, — сказал он. — Я чувствовал бы себя бесконечно лучше, если бы мог найти это письмо.
Вэнс прошелся по музею, ища, где письмо могло бы оказаться. Но когда он дошел до винтовой лестницы в глубине музея, он прислонился к ней и безнадежно поглядел на Маркхэма.
— Меня это все более и более пугает, — сказал он. — Что, если этот дьявольский план осуществится, — вдруг он побежал вверх по лестнице, давая другим знак следовать за ним. — Есть еще шанс, один шанс. Я должен был подумать об этом раньше.
Ничего не понимая, мы проследовали за ним в кабинет доктора Блисса.
— Письмо должно быть в кабинете, — сказал Вэнс, стараясь говорить спокойно. — Это было бы логично, Маркхэм. Так логично, что мы могли это сразу угадать. Это слишком логично. В этом его слабость.
Он стоял на четвереньках и копался в содержимом опрокинутой бумажной корзины доктора Блисса. Скоро он нашел два лоскутка желтой бумаги. Он поглядел на них, и мы увидали, что там были маленькие отметки, сделанные зелеными чернилами. Он продолжал поиски и скоро набрал целую кучку желтых обрывков.
— Как будто, это все, — сказал он, раскладывая на клякс-папире обрывки желтой бумаги. Это потребует немного времени, но так как я знаю египетские иероглифы, я без особого труда выполню эту задачу.
Он начал складывать обрывки и минут через десять составил письмо. Потом он взял большой лист белой бумаги, помазал его клеем, и старательно пересадил восстановленное письмо на клейкую бумагу.
— Вот, старина Маркхэм, — вздохнул он, — то неоконченное письмо, над которым, по словам Сальветера, он работал от половины десятого до десяти.
Письмо было написано на листке желтого блокнота из музея. Оно состояло из четырех строчек египетских иероглифов.
— Вот, — показал Вэнс. — Иероглиф «анкхет», а вот «уас», а вот «тема».
— Так что же? — с недоумением сказал Хис. — Мы не можем арестовать человека за то, что он нарисовал такие каракули на листке желтой бумаги.
— Боже мой, сержант, неужели вы только и думаете о том, чтобы сажать людей в темницу? У вас жестокая натура, очень жаль! Этот молодой и порывистый мистер Сальветер сознался, что написал письмо своей Дульцинее на языке фараонов. Он говорит, что положил неоконченное письмо в ящик стола в музее. Мы видим, что оно не в столе, а что оно разорвано и брошено в бумажную корзину в кабинете доктора Блисса. Почему же вы хотите из этого делать вывод, что письмо это написано убийцей?
— Я на этот счет не разбираюсь, — сказал Хис, — но хотел бы перейти к действию.
— Я тоже, сержант, желаю действия. Если мы не перейдем в близком будущем к каким-нибудь действиям, может случиться еще что-нибудь хуже того, что произошло. Но действовать надо умело, а не так, как желает убийца. Мы барахтаемся в сетях весьма умного заговора, и, если мы не будем осторожны, то виновник улизнет, а мы будем продолжать бороться с паутиной.
Хис поглядел на восстановленное письмо.
— Странный способ для кавалера писать своей даме, — сказал он. — Я предпочитаю хорошую перестрелку с гангстерами. От этих утонченных убийств меня тошнит.
— Слушайте, Вэнс, — сказал Маркхэм. — Думаете ли вы, что убийца разорвал это письмо и бросил его в бумажную корзину доктора Блисса?
— Может ли в этом быть сомнение?
— Но во имя неба, зачем ему это было нужно?
— Я еще не знаю. Потому-то меня это и пугает. Но уничтожение письма — часть заговора. А пока мы не добьемся точных и ясных сведений, мы беспомощны!
— Однако, — настаивал Маркхэм, — если письмо было уличающим, то оно могло быть полезно убийце и разорвать его было ни к чему.
— Может быть, сам Сальветер разорвал его, — предположил Хис.
— Когда? — спокойно спросил Вэнс.
— Почем я знаю! Может быть, когда он прикончил старика.
— В таком случае он не сознался бы, что написал его.
— Ну, — настаивал Хис, — может быть, он разорвал письмо, когда вы его послали за ним.
— И разорвав его, он пришел сюда и положил обрывки в корзину? Нет, сержант, это было бы бессмысленно. Если бы Сальветер испугался и хотел бы избавиться от письма, он бы его совершенно уничтожил — сжег бы, например.
— Так вы думаете, в чьи-то планы входило, чтобы мы нашли это письмо? — спросил Маркхэм.
— Не знаю. — Вэнс задумчиво глядел прямо перед собой. Может быть, и все-таки нет. Был только один шанс на тысячу, что мы найдем его. Человек, который положил его в бумажную корзину, не мог знать или хотя бы угадать, что Сальветер расскажет нам, как он писал это письмо и оставил его в ящике.
— С другой стороны, — продолжал Маркхэм, письмо могло иметь целью еще больше запутать мистера Блисса. Убийца мог считать, что это новая улика, как скарабей, финансовый отчет и следы.
— Нет, сказал Вэнс, качая головой: — Это не может быть. Блисс не мог написать это письмо. Слишком явно, что это послано Сальветером к миссис Блисс.
Вэнс поднял письмо и еще раз его просмотрел.
— Не особенно трудно прочесть, если знать иероглифы. В нем говорится как раз то, что говорил Сальветер. Во всем этом что-то дьявольское. Я все больше убеждаюсь в том, что мы не должны были найти это письмо. Я чувствую, что его небрежно бросили после того, как оно исполнило свое назначение.
— Но какое же назначение? — спросил Маркхэм.
— Если бы мы знали это, Маркхэм, — сказал Вэнс серьезным тоном, — мы могли бы предотвратить новую трагедию.
Маркхэм сжал губы. Я чувствовал, что он вспоминает о том, как в других случаях мрачные предсказания Вэнса исполнялись.
— Вы думаете, что это дело еще не закончилось? — медленно спросил он.
— Я знаю, что оно не закончилось. План не доведен до конца. Мы предупредили замыслы убийцы, освободив доктора Блисса. Теперь он должен идти дальше. Мы видели только неясные приготовления для его ужасного замысла — когда весь план раскроется, он окажется чудовищным. — Вэнс осторожно выглянул за дверь. — Мы не должны попадаться в ловушки, расставляемые убийцей. Арест доктора Блисса был одной из этих ловушек. Только один ложный шаг, и преступный замысел осуществится. Сержант, будьте добры принести мне желтый блокнот, чернила и перо со стола в музее. Мы также должны заметать свои следы: за нами следят так же внимательно, как мы за убийцей.
Хис молча вышел и вернулся с требуемыми предметами. Вэнс взял их и сел за стол доктора. Положив перед собою письмо Сальветера, он начал копировать иероглифы на листке желтой бумаги.
— Будет лучше, — объяснил он, — если мы скроем, что нашли письмо. То лицо, которое разорвало и бросило его в корзину, может заподозрить, что мы нашли его, и будет искать обрывки. Если их не окажется в корзине, это послужит ему предостережением. Мы не можем допускать самой ничтожной ошибки. Мы имеем дело с дьявольским умом.
Он разорвал бумагу на такие же части, как первоначальное письмо, и бросил их в бумажную корзину. Потом он сложил оригинал письма Сальветера и сунул его себе в карман.
— Будьте добры, сержант, верните бумагу и чернила в музей.
— Вам следовало бы быть мошенником, мистер Вэнс, — сказал добродушно Хис, забирая блокнот и чернильницу.
— Я не вижу просвета, — мрачно сказал Маркхэм. — Чем дальше, тем дело становится сложнее.
Вэнс угрюмо кивнул.
-- Нам только остается ждать развития событий. Мы сделали убийце шах королю, но у него осталось еще несколько ходов. Это напоминает одну из шахматных комбинаций Алехина — мы не можем решить, что у него было на уме, когда он начал действие. Он может выдумать комбинацию, которая очистит доску и оставит нас беззащитными.
Хис вернулся из музея.
— Не нравится мне эта проклятая зала, — ворчал он. — Слишком много тел. Для чего этим ученым крысам выкапывать мумии и тому подобное.
— Меткая критика египтологов, сержант, — ответил Вэнс. — Египтология — это не наука, это болезненное состояние, мозговая одержимость. Как только в вас поселяется бацилла гробокопательства, дело кончено. Болезнь эта неизлечима. Если вы выкапываете тела, которым несколько тысяч лет, вы египтолог. Если вы выкапываете более свежие тела, то вы преступник и закон обрушивается на вас.
— Как бы то ни было, мне не нравится этот морг, — сказал Хис, пожевывая сигару. — И особенно мне не нравится этот черный гроб между окон. Что в нем такое, мистер Вэнс?
— Гранитный саркофаг. Право, не знаю, сержант. По всей вероятности, он пуст, если только доктор Блисс не употребляет его в виде склада. Но это маловероятно, так как крышка очень тяжелая.
В это время постучали в дверь, и Сниткин сообщил, что прибыл Гильфойль с доктором Блиссом.
— Я хочу задать пару вопросов, — сказал Вэнс. — А потом, Маркхэм, мы можем идти. Я жажду булочек и варенья.
— Уйти теперь? — спросил Хис с негодующим изумлением. — Что за идея? Мы только что начали расследование.
— Мы сделали больше. Мы избегли всех капканов, которые нам поставил убийца. Мы опрокинули его расчеты и заставили его перестраивать свои укрепления. Игра пока на ничью. Фигуры придется расставлять заново, и, к счастью для нас, белыми играет убийца. Ему — первому ходить. Он вынужден выиграть игру, тогда как мы можем себе позволить ничью.
— Я начинаю понимать, что вы имеете в виду, Вэнс, — сказал Маркхэм. — Мы не пошли на его ложные улики, и теперь он должен придумать новую ловушку.
— Должен сказать, — проговорил Хис, — что это самое странное дело, которое мне попадалось. Мы отправляемся есть булочки в ожидании, чтобы преступник совершил промах!
Мы направились к двери.