Сяо Тай и пираты Южных Морей

Глава 13

Глава 13

Она сидит на берегу и смотрит вдаль. У ее ног, на песке — лежит так и не открытая фляга с драгоценным баоцзю из провинции Гуджоу. На ее лице — разводы грязи и копоти, ее одежда выглядит так, словно ее вываляли в саже и пепле. За спиной — пепелище деревни, сгоревшие дотла дома, тела на земле и рваные рыбацкие сети на жердях для просушки и ремонта.

Пираты Южных морей — бич побережья… каким-то образом они узнали, что в деревеньке кто-то нашел большую и цветную жемчужину, жемчужину размером почти с голову младенца. Узнали и устроили рейд. Эти ребята не сеют и пашут, они берут все силой, выплачивая железную виру.

Она смотрит вдаль и думает о том, что рейдеры были очень быстры, видать немалая практика за плечами. Сколько ее не было в деревне? Почти день? За какое-то короткое время во всей деревне не осталось ни одного живого человека. Всех или вырезали на месте, зарубив или выпустив кишки, или же — забрали с собой, чтобы продать в рабство. Сяо Тай отлично помнила, какие страсти рассказывала бывшая управляющая «Персиковым Садом» про бытие рабом или рабыней на кораблях пиратов. Для тех, кто оказался невольников или невольницей в результате рейда — лучше молится чтобы их выкупили где-нибудь на Материке или даже на Островах. Потому что те, кого пираты оставят себе, для так сказать «внутреннего потребления» — скорее всего долго не протянут.

Она сидит и глядит вдаль. Рядом с ней, тут же на песке — лежит Жи Минь, единственный защитник семьи Су, единственный мужчина в семье. Младшенький.

Тел женщин семьи Су она так и не нашла. Видимо потому, что женщины — это товар. Хотя и мальчики в этом мире тоже товар, но Жи Минь был настоящим защитником своей семьи. Сяо Тай понимает это, глядя на длинный разрез от левого плеча к правому бедру. Разрез нанесен спереди, размашистым и сильным ударом широкого лезвия. Что-то вроде да-дао, тяжелого большого меча с широким лезвием. Такой удар не нанесешь алебардой Третьего Брата Чжан Хэя, ведь на лезвии Ущербной Луны, через его обух — пропущены восемь колец, которые не дают лезвию разрубить от плеча до бедра. Чтобы не застрять в теле противника в момент сражения. Но тут… кто-то рубанул мальчика, да так, что едва не развалил его тело пополам. Никто не будет рубить вот так в настоящем сражении, именно потому на лезвии Ущербной Луны и стоят восемь колец… чтобы быстро вынуть оружие и продолжить бой. Вот так рубят только тогда, когда уверены в своей безнаказанности и еще — когда бахвалится силой удара. Человеческое тело так просто не разрубить… а еще лезвие легко зажимается внутри. Если ты не разрубил его до самого конца — можешь остаться без оружия в разгар боя. Однако у палачей такой проблемы нет, ведь это не бой, это казнь. В этом случае — еще и развлечение. Проба лезвия. Возможность похвастаться перед своей командой…

Она легко прочитала по следам на песке, как именно все происходило. Мальчик — попытался защитить свою мать и сестер, он встал между ними и грабителями. Кто-то из пиратов, самый большой и тяжелый, судя по следам — вышел вперед и рубанул его. Потом — утащили женщин семьи Су с собой. Те сопротивлялись, об этом говорили следы крови на песке. Однако сопротивление оказалось бесполезным. Их тел не было нигде вокруг… а это значило только одно. Что сейчас женщины семьи Су — где-то в море, в трюме пиратского корабля. И если они умрут быстро… или их продадут в публичный дом на побережье — это будет для них благом.

Сяо Тай вздохнула. Если бы у нее были пилюли Золотистой Ци — она бы встала на лезвия Ци, понеслась по морской глади вслед за пиратами… нашла бы их корабли в море и устроила там резню. Спасла бы всех, кого похитили. Но с другой стороны… если бы у нее были такие пилюли — она бы не допустила такого нападения. Или же — она бы давно уже была на Материке, а может даже в Славном Городе Лань, что находится на далеком Северо-Западе Поднебесной. Кто же знает, что было бы, если бы… если бы.

Она повернула голову. Она специально приволокла тело Жи Миня сюда… потому что выкопать яму в деревне она бы не смогла. Слишком мало сил. Но если выкопать достаточно глубокую яму в песке… взять инструменты и выкопать… то может хватить для могилы. В деревне было еще полно тел, но она не могла похоронить всех. Она не была даже уверена, что ей хватит сил похоронить юного Жи Миня. Может и не хватить.

Она проверила лезвие мотыги, которую прихватила с собой из деревни. С размаху вонзила ее в песок. Выгребла немного песка в сторону. Прислушалась к собственному телу. Ее все еще трясло от слабости, но теперь вокруг никого не было. Только она одна могла похоронить славного малого Жи Миня, единственного мужчину семьи Су, который так хотел вырасти и жениться на ней. Она стиснула зубы и продолжила копать. Методично, спокойно, без мыслей и слов. Поднимаешь руку с мотыгой и позволяешь ей самой — упасть сверху вниз. Отодвигаешь слой песка. И так — еще раз. И еще… и еще. Скоро песок сменился влажным грунтом и она — задумалась. Вода — это плохо… но тут еще не вода, просто влага. А копать яму в лесу, среди переплетенных корней — она точно не сможет. Интересно, а где тут у местных кладбище? Ах, да… это же рыбацкая деревушка, у них есть обычай хоронить своих мертвецов в море… однако у нее не было лодки. Некоторые пираты подожгли, а некоторые — увели с собой. Так Сяо Тай не видела большую красную рыбачью лодку семьи Жин, которой старший Жин Ми так гордился… всегда говорил, что на такой не стыдно и в Северной Столице показаться, красные веревки, выкрашенные так, словно шелковые шнуры вокруг по борту повязаны. И конечно же — красные паруса, с большим иероглифом семьи «Жинь» посередине. Этой лодки не было, как не было и нескольких других — особо хороших. Не было хороших лодок, не было запасов риса в амбарах, не было кувшинов и бочек в лавке… а сами лавки и хранилища — преданы огню.

Снова поднять руку с мотыгой. Снова опустить ее. Потянуть на себя, сдвигая песок в сторону. Отодвинуться в сторону, сменить позицию и снова повторить все с начала. Она копает и копает… периодически — падает без сил на песок и просто лежит там, глядя как волны накатывают на берег. Лежит и смотрит. Без сил. Без мыслей. Она не хочет вставать. Не хочет продолжать копать и в голову закрадывается трусливая мыслишка о том, что мертвым — все равно. Что Жи Минь уже ничего не чувствует… и не будет ничего чувствовать. Какая, в сущности, разница, останется ли он лежать на берегу на прокорм крабам и чайкам… или же будет закопан в песок. Просто в песок, она же понимает, что песок — плохая могила. Да и закопать его достаточно глубоко она не сможет. Приливной волной тело может и вымыть из песка… какая, в сущности, разница… в конечном итоге тело разложится и сгниет. В конечном итоге — все сгниет.

Она снова — поднимается и сдвигает с лица грязные волосы в сторону, вытирает лоб и поднимает мотыгу. Снова. Поднять руку. Опустить. Не потому, что это нужно Жи Миню. Это нужно ей самой. Как говорят далеко отсюда — «пусть мертвые сами хоронят своих мертвецов»… но там же говорят и о том, что «это нужно не мертвым, это нужно живым».

Снова она лежит на песке и смотрит на волны. Нет мыслей. Нет сил. Ничего больше нет. Постепенно — она теряет счет времени. Все вокруг теряет свой смысл. Она видит мир словно урывками, как будто кто-то вдруг включает свет и выключает его. Вот — песок так близко у лица. А вот — она прогоняет песчаного краба, который совсем уже было собрался полакомится мертвым Жи Мином, кричит на него сорванным и хриплым голосом и машет мотыгой. Почему-то ей в голову не приходит рубануть его мотыгой… разрубить на части. Так же, как и неизвестный пират — разрубил единственного защитника семьи Су. От плеча до бедра.

Вот — она наконец затаскивает тело Жи Миня в яму и закидывает его песком. И вот, наконец — она сидит и смотрит вдаль над могилой с деревянной табличкой, на которой вырезана надпись «Здесь лежит последний мужчина из рода Су».

Когда она открывает глаза в следующий раз — она сидит на корточках у могилы, в ее руках — фляга-калебас, перетянутая желтым шелковым шнуром. Она сковыривает сургучную печать и оседает на песок, поднимая ее в воздух.

— Ты все же оказался таким же, как и все остальные мужчины. — говорит она печально: — обманщик. Последний мужчина из рода Су. Ты обещал, что вырастешь и станешь генералом. И что однажды попросишь моей руки… я не знаю, чтобы я ответила тебе в будущем. Но совершенно точно знаю, что ты — не сдержал своего слова. — она вытаскивает пробку из фляги зубами и глотает крепкое байцзю. И даже не чувствует пятидесяти восьми градусов крепости. То, что должно было обжечь глотку — пьется словно обычная вода. Она отнимает флягу от рта и — наклоняет ее над свежей могилой. Драгоценный байцзю из провинции Гуджоу, что закладывается только пятого числа пятого месяца, которое в Поднебесной зовут Слезой Гуджоу — льется тонкой струйкой и тут же впитывается в песок. Словно кровь, которой так щедро пропитана земля в рыбацкой деревне.

— Так многого в жизни уже не будет, Жи Минь. — продолжает она, пролив крепкой байцзю на песок: — первого крепкого напитка. Первого свидания. Первого поцелуя. Первой победы. Но… как у настоящего мужчины у тебя по крайней мере уже был первый поединок. Жаль, что он оказался последним, малыш. Но знай, что ты умер как мужчина… защищая то, что тебе дорого. Знаю, что это не утешит тебя. Тебя бы утешила кровная месть. Возвращение сестер и мамы из плена. Но… вряд ли у меня это получится… у меня нет ни сил, ни ресурсов, ни возможностей. Я и так едва ходила, а уж сейчас… деревня разорена, все припасы сожжены. Добывать еду самостоятельно я скорей всего не смогу. Без посторонней помощи я долго тут не протяну. Так что… если тебе будет от этого легче — я могу совершенно спокойно пообещать тебе, что… что отомщу за деревню. Отомщу за тебя. И обязательно выручу всех твоих родных… или умру в процессе. — она улыбнулась и снова поднесла флягу к губам. Снова глотнула драгоценного байцзю, не чувствуя вкуса.

— Такое ощущение, что меня все же обманули в лавке у старого Та… — говорит она: — крепости совсем не чувствуется. Впрочем, претензии я предъявить все равно не смогу. Лавка сгорела, а старому Та выпустили кишки и намотали на жерди для просушки сетей… а его помощнику отсекли голову… наверное тот же ублюдок с Да-дао. Так что… другой выпивки на этом острове все равно нет. Так что я сейчас делюсь с тобой единственным напитком на всем острове… — она снова капает немного байцзю на песок. Опивает из горлышка. Смотрит вдаль. Ее ладони перетянуты лоскутами ткани. Ее нежная кожа на ладонях давно вздулась водяными пузырями и лопнула, она перетянула ладони полосками ткани, оторванными от подола ее платья. Она вытирает рот задней поверхностью кисти. Допивает остатки байцзю. Отбрасывает флягу в сторону. Откидывается назад, упав в песок спиной. Смотрит в темнеющее небо. Думает о том, что запах, который доносится из все еще тлеющей деревни — просто ужасен. Наверное, до конца своей жизни она не сможет есть жаренную свинину. Потому что запах горящего в огне человеческого тела — не отличить от запаха жаренной свинины. Словно бы деревенские и в самом деле решили сделать огромное барбекю… интересно, а куда делись свиньи? Неужели пираты загоняли их на свои корабли? Или же — просто забили всех на месте, а мясо закинули в лодки? Что за идиотские вопросы лезут в голову.

Она закрыла глаза, стараясь дышать ртом. У нее нет Ци, нет еды и даже в единственный в деревне колодец пираты набросали мертвых тел. Так что — нет и воды. Где-то в глубине острова есть ручей… но доберется ли она туда? У нее совсем не осталось сил… если все равно умирать, то какая разница где? Тут и воздух посвежей… а если она ляжет поближе к прибою, то… «не все ли равно, спросил он где, еще приятней лежать в воде… гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей.»

Гвозди… да, уж. Сейчас из нее не то, что гвоздя не сделать… из нее может только желе сделать. Фруктовое. Наверное, в деревне еще есть плодовые деревья? Или… это же пограничная деревня на островах… наверняка тут и кимчи готовят. А кимчи готовят, вкапывая глиняные горшки в землю. Говорят, что многие в Чосон выживали благодаря закопанным в землю горшочкам с кимчи… ведь даже если деревню разорят, заберут все припасы и сожгут — то вкопанные в землю запасы — останутся. Ведь только тот, кто закопал горшочек в землю — знает где копать. Ну… даже если она найдет, где местные закопали свои горшочки с кимчи… у нее все равно нет воды. Да и копать… она открывает глаза и поднимает руку, поднося ее к глазам. Перемотанные ладони, грязная ткань… пальцы дрожат и она не может сжать их в кулак.

Расслабляет руку, позволяя той упасть на песок. Закрывает глаза снова. Вот и все, думает она, вот и конец. Она уже и не чувствует Ци в своем организме. Не чувствует ног. Ну и ладно, думает она, все что ей остается — погрузится в предсмертную медитацию. Или — тукдам.

Вдох. Выдох. Вспомнить. И начать последнюю медитацию. Умирать — ответственное дело… завершение жизни. Последнее дело. Она позволяет своему сознанию — погрузится в тьму, которая всегда ожидает внизу… растворяясь без остатка и проваливаясь.

— И что ты тут забыла? — раздается голос и она — пытается открыть глаза. Открывает их и не может сфокусировать взгляд. Какое-то светлое пятно маячит перед ней, нависает над ней.

— Что? — говорит она, чувствуя, что ее горло — пересохло и горит. На секунду она недоумевает. Неужели и на том свете она обречена испытывать жажду?

— Мы же договорились, Маленькая Росинка. — слышит она такой знакомый голос: — что увидимся через сто лет. Куда ты торопишься?

— Что? — она моргает, и наконец — может увидеть лицо человека, который склонился над ней. Человека ли?

— Ли Цзян? — спрашивает она: — откуда ты тут взялась?

— А это мой вопрос, Маленькая Росинка. — девушка подносит к ее губам плошку с какой-то жидкостью: — пей давай. Надо же было себя до такого довести.

Она послушно открывает рот и пьет. Это обычная вода, но она такая вкусная! Она наслаждается каждой каплей… пьет и пьет. Наконец напившись — откидывается назад, на мягкие подушки. Мягкие шелковые подушки, она лежит в кровати, над ней — потолок, деревянные балки украшены колокольчиками и веерами. Рядом с кроватью на небольшой тумбочке, в пиале с песком — воткнута коричневая палочка благовоний. В воздухе витал запах сандалового дерева.

— Где это я? — спрашивает она: — в деревне Вечного Праздника? Или?

— Это место зовется деревней Вечного Праздника только раз в сто лет. В остальное время она называется по-другому. И потом — это я должна у тебя спрашивать… что ты тут делаешь и как ты довела себя до такого состояния Маленькая Росинка? Как ты могла так со мной поступить?

— Слушай… — Сяо Тай вдруг резко садится в кровати, внезапно поняв, что больше не испытывает боли от недостатка Ци.

— Что со мной⁈

— А. Ты умерла. А ведь обещала не умирать. Обманщица.