Глава 6
Интерлюдия
— Расскажи еще историю, Синфен-шишу… — почтительно наклоняет голову юный Жиминь, его бритая макушка сверкает и Сумэй едва сдерживает смех, уж больно уморительно он выглядит.
— Устал я. — важно говорит дедушка Сифен, оглаживая свою седую бороду: — вам озорникам все истории рассказывать. А кто будет корзины плести? Целый день бездельничаете…
— Да мы же плетем! Все плетем! — Жиминь упускает момент, гибкая ветка вырывается из его пальцев, и он чертыхается, перехватывая ее, чтобы вплести в контур корзины-ловушки для крабов. Не умеет Жиминь со старым дедушкой разговаривать, не так нужно разговаривать…
— Конечно же вы устали, Сифен-шишу… — говорит она, смягчая свой голос, обычно резкий и мальчишеский, но сейчас — мягкий как пуховые подушки и сладкий как медовые соты: — давайте я вам плечи разомну, наверное, затекли… — она плавно перемещается за спину к дедушке и начинает разминать ему спину круговыми движениями пальцев.
— Ну… не так чтобы совсем затекли… — говорит Сифен и расправляет свои худые плечи: — но целыми днями корзины плести тоже не мед. Вот были бы у меня ноги, только бы вы меня и видели. В юность свою я такую раковину встретил, размером с этот дом. Каждая створка как дверь! А в раскрытых створках было видно, что на розовых складках плоти лежит огромная черная жемчужина!
— Правда⁈ — подается вперед Жиминь, забывая плести корзину, упрямый прут снова вырывается из-под его пальцев, но он не обращает внимания: — и что⁈ Вы достали ее? А сколько она стоила? Это вот как Крепконогая Юй, которая Жемчужину Дракона достала на неделе?
— Да ты что! — машет рукой дедушка Сифен: — та жемчужина была в разы больше! Больше твоей головы! Больше головы старейшины! Вот только поднять такую раковину я не смог бы, она крепко приклеена к скале была, да и даже если бы не была — я бы не поднял такую тяжесть. А просунуть руку за жемчугом — так она закроет створки и все. Останешься на дне морском, рыб пугать. Знаете сколько таких молодых да ранних остались в морском царстве? Это только кажется что оторвать ракушку просто, даже маленькая так бывает приклеена, что замучаешься, а тут такая громадина…
— И… что же вы сделали? — придвигается Жиминь ближе. Сумэй тем временем принимается разминать шею дедушки, двигая пальцами плавно и не торопясь, как и любит старик.
— Что сделал. Я вынырнул и взял весло с лодки. Весло и камень. Привязал камень к веслу, и бросил в воду. Нырнул за ними… а уже на дне — вставил весло лопастью в раскрытые створки. Чтобы они не закрылись совсем. А там, думал я, протяну руку и вырежу жемчужину… да на такие деньги можно было бы новую деревню построить. Да что там деревню, можно было дворец на берегу отгрохать… но чертова тридакна как захлопнет створки раковины и весло в щепки! — старый Сифен от огорчения хлопает себя по обрубку ляжки: — раз и все! А без весла куда? Я пока вынырнул, да пока лодку к берегу направил — намучался. И как назло забыл, где там была эта раковина… не раз с тех пор в том месте нырял, но не нашел ничего…
— А Крепконогая Юй — нашла! — торжествует Жиминь: — как здорово, правда⁈
— Находка молодой госпожи Юйлань — это радость и счастье для всех нас. — важно кивает Сифен и поводит плечами: — чуть-чуть ниже, Су-мэймэй. Да, вот так… пальчики у тебя волшебные… о чем это бишь я? Ах, да, юная госпожа Юйлань нашла Жемчужину Дракона и вся наша деревня сможет не беспокоится о еде и заработке несколько лет подряд. Такой чистоты Жемчужина стоит столько, что я боюсь даже посчитать.
— Сифен-шишу, а почему вы Крепконогую Юй зовете Юная Госпожа Юйлань? Вы же всегда ее называли не иначе как «мелкая задница Юй»!
— Мелкой задницей эта Юй была пока она без портков по деревне носилась, ноги напоказ, как у всех ныряльщиц. Загорелая и быстрая как чертенок… но всего лишь мелкая и черная ныряльщица с крепкими ногами и высоким задом. Но с момента как она вытащила в свою лодку Жемчужину Дракона — она стала Юной Госпожой Юйлань. И году не пройдет, как с нее сойдет загар, кожа станет белой и нежной, ноги скроются под шелками многих одеяний, руки украсят тяжелые браслеты и широкие рукава, на босых ногах появятся вышитые туфельки, а на голове — нефритовые заколки и золотые тиары, она перестанет бегать и начнет плыть над землей, словно императорские корабли-баочуань под шелковыми парусами…
— Ну да, по обычаям деревни она получит половину от стоимости найденной жемчужины. — кивает Сумэй: — так что Крепконогая Юй теперь богатая и завидная невеста. Я слышала, что красавчик Жяо Мин Шестой уже приходил к ее дому читать стихи и петь песни про любовь. До чего все-таки мужчины рода Жяо продажные. Терпеть его не могу!
— Юй-дацзе никогда этот слащавый Жяо Мин не нравился! — добавляет Жиминь: — она вообще море любит. И с осьминогами любится. Потому что у осьминога восемь рук! Они, говорят, с женщинами всякое могут делать. И так и эдак… потому как рук много. А у этой Юй такая кожа черная, что…
— Юный Жиминь, ну-ка посмотри, что тут у меня в корзине… — говорит старый Сифен и когда Жиминь наклоняется к нему — ловко награждает его подзатыльником.
— Ой! Да за что⁈
— Чтобы не говорил глупостей про уважаемых людей. — откликается старик: — ишь чего выдумал.
— Да все про эту Юй такое говорят!
— Не говорят — а говорили. — оглаживает бороду Сифен: — еще подзатыльник хочешь?
— Нет. — склоняет голову Жиминь: — не хочу.
— Глупая голова сама на тумаки напрашиваются. Коли журавль стал тигром, то и следует с ним как с тигром обращаться, а не по старой памяти как к журавлю. Юная Госпожа Юйлань большое дело сделала… половина всей суммы будет между жителями деревни разделена по обычаю. Но половина ей и ее семье уйдет. Нечего про нее трепаться. Была Крепконогая Юй, а стала Юная Госпожа Юйлань и все тут. Все-таки есть на свете справедливость… вон когда Тигроголовый Ху Шэнь встретил юного Шестого Вана на дороге в Лоян и тот испросил себе в качестве подарка справедливость…
— Тигроголовый Ху Шэнь? Какая интересная история… — стремится перевести беседу в другое русло Сумэй, чтобы этому глупому Жиминю снова по голове не досталось
— Тогда Шестой Ван шел из Лояна окончательно потратив отцовские деньги и не сдав-таки экзамен на очередной чин. — важно огладил седую бороду старик Сифен: — а ведь всем известно, что тигриный бог Ху Шэнь обожает выставить столик с чаем и вином на дорогу, закурить трубку и сидеть, приглашая путников к беседе. Шестой Ван, как следует из его имени — был шестым сыном чиновника пятого ранга и это были последние деньги, которые он получил в наследство после смерти отца. Вся его надежда была на то, что он сдаст экзамен и получит должность, после чего сможет посвататься к Белокожей Мэйлин, которую он любил без ума. Однако на экзамене у него порвалась бумага, а чернильный камень дал пятна и, хотя он ответил совершенно верно, его ответы не засчитали. Прошел же экзамен его соперник, блистательный Тао Ми, который был и моложе, и богаче, а еще — уже имел двух жен и собирался свататься к Белокожей Мэйлин. Так что за столик у дороги Шестой Ван сел будучи в совершенно разбитом положении духа… — старик прекратил плести корзину и погрозил детям узловатым пальцем: — уныние есть грех, запомните дети.
— Да, да, конечно, дедушка Сифен. — кивает Сумэй: — а что дальше было?
— Что было дальше? Хм… Тигроголовый Ху Шэнь закурил трубку и предложил Шестому Вану нагретого вина и сладостей, а также неспешную беседу…
— А… почему Шестой Ван вообще сел за стол с Тигроголовым? Я бы увидел такого и бежал бы, только пятки засверкали!
— Помолчи, Жиминь! Не перебивай!
— Не будь к нему строга, юная Су-мэймэй. Жиминь прав. Действительно, если бы у дороги сидел сам Тигриный Бог во всей его мощи и истинном облике — то Шестой Ван нипочем бы не присел за сего столик. Но Ху Шэнь обожает неспешные беседы с путниками, каверзные вопросы и шалости… потому в тот раз он принял облик юной девы в шелковых одеяниях. Не слишком вызывающих, но и не бедных. Путь от Лояна до дома Шестого Вана был неблизкий и увидев столик на краю дороги — он поддался на приглашение Тигроголового и присел. Не забывайте, юные сорванцы, что Тигроголовый был в облике юной девы, не зрелого возраста, но такого как сейчас Су-мэймэй. А надо сказать, что Ху Шэнь любит поговорить по душам. Ему нравятся люди, которые могут поддержать беседу. Вот Шестой Ван и Ху Шэнь и разговорились, сидя за столиком, попивая вино и вкушая закуски. Ху Шэнь — курил длинную трубку и слушал, а Шестой Ван посетовал на жизнь свою и на то, как несправедлив к нему белый свет. До утра жаловался Шестой Ван на свою нелегкую долю. Усмехнулся Ху Шэнь и говорит — так ты хочешь справедливости, Шестой Ван? Что такое справедливость? А Шестой Ван и отвечает — вот кабы я получил отметки и богатства блистательного Тао Ми — то это и была бы справедливость. Да какая же это справедливость — усомнился ХУ Шэнь, у каждого своя судьба, справедливости нет в мире. Нет, возразил Шестой Ван, это и есть справедливость. Будет тебе справедливость, сказал Ху Шэнь и только трубкой затянулся. Вскочил с места Шестой Ван и сказал, что готов любую цену заплатить, но потом — как устроится на высокую должность и денег поднакопит. Покачал головой Ху Шэнь, которого в деревнях называют Суровым и сказал, что не деньгами за справедливость платят. И исчез. А недоумевающий Шестой Ван пошел своей дорогой. Вот только дома его ждало письмо от Императорской Экзаменационной Комиссии о том, что результаты экзамена пересмотрены и что это он прошел и стал чиновником следующего ранга, а также о том, что его назначают наместником уездного города. А еще его ждало письмо с согласием Белокожей Мэйлин на помолвку. Вот уже десять лет, как Шестой Ван со своей молодой женой и в новой должности — правил в своем уезде, да приехал к нему Императорский ревизор. И нашел в казне крупную недостачу. Бросили Шестого Вана в тюрьму, в лапы к Тихим Крикам, а жену его по миру пустили с детьми. И вот когда уже из него и жилы потянули и кожу на спине спустили, и раскаленным железом «вор» на лбу выжгли — вот тогда-то он и взмолился к небесам, за что ему такая несправедливость. Тут и открывается дверь в темнице и заходит Ху Шэнь в облике все той же девицы, расставляет на столике вино и закуски. Да к столу приглашает. Завтра все одно казнь, куда деваться, прихромал Шестой Ван к столику. А Ху Шэнь ему историю рассказал, вот, говорит, а знаешь, что сейчас блистательный Тао Ми делает? Нет? Вот ты получил должность на экзамене, а он нет, поменялись вы судьбами. Всего он тогда лишился, выгнал его отец из дому, да наследства лишил, а у него две молодые жены и дети. Вот он и пошел в армию, ведь как-то кормить семью нужно. А там как раз армия кочевников на Северные Провинции напала, отличился он в бою, за год звание генерала получил, а сейчас вот едет обратно в Лоян, овеянный славой и гуанем за отвагу в бою. Пожалел тогда Шестой Ван что поменялся судьбой с генералом Тао Ми. Но не стал он больше просить Тигроголового о справедливости, потому что понял, что нету ее в мире, а у каждого своя судьба. Понял Шестой Ван, что был неправ в свое время. Склонил он голову и прощения у Тигроголового Ху Шэнь попросил. Открыл глаза, а они все на той же дороге сидят, он и девица эта, обликом юная да ехидная. Как будто и не было десяти лет этих, не было женитьбы, не было правления уездом, не было высокой должности, не было пыток в тюрьме… и жилы все на месте, и кожа на спине, а в руках — свиток, где написано, что не сдал он экзамен. Обрадовался Шестой Ван и поблагодарил Тигроголового Ху Шэнь за науку, да и пошел своей дорогой… — старик замолкает и многозначительно смотрит на детей.
— Э… а что дальше-то было? — задает вопрос Жиминь: — женился он на своей Мэйлин? Пошел в армию? Стал генералом? Или нет?
— Кто же его знает, что дальше было. История закончена и все тут. Сам дальше думай. — отвечает старый Сифен: — все тебе в рот положить нужно, да пожевать за тебя и проглотить. Вон, у сестры учись, она то все поняла. Верно, Су-мэймэй?
— Куда уж мне, — отвечает Сумэй: — разве ж можно все понять. Но думаю, что как бы не сложилась дальнейшая судьба у Шестого Вана, больше на несправедливость он не жаловался. А что, Тигроголовый Ху Шэнь действительно так делает? На дороге сидит и с путниками разговаривает в облике девицы юной?
— Ну… потрепаться он любит. Ничего так ему не любо как беседы умные да игры застольные. Потому из всех демонов встреча с ним порой ничего страшного не сулит — если не злить его. Однако же это ошибка, считать, что Ху Шэнь — добрячок. Среди демонов он отвечает за Возмездие, потому и незлобив. Слишком много страшных вещей делает по работе, чтобы делать их еще и в свободное время. Для него выход в наш мир — это как отдых, праздничный день. Говорят, что если человек по-настоящему захочет возмездия и принесет ему в жертву свое тело и душу — то Тигроголовый обязательно исполнит такое пожелание.
— Какая-то странная история. — говорит Жиминь: — лучше про монаха Бао Бо и последний золотой баоцзы расскажи!
— Эй! — в дверь хижины просовывается патлатая голова: — Дедушка Сифен! Младшая Су и младший Жи! Там корабли на горизонте! Говорят, покупатели за Жемчужиной Юй пожаловали! Сказали готовить праздник, вечером пир будет!
— Что⁈ — Жиминь вскакивает на ноги, отбросив недоплетенную корзину-ловушку: — где⁈ Какие⁈ Военные есть?
— А как же! — сияет патлатая голова: — эскорт Императорских боевых кораблей! Бежим в бухту!
— Бежим! — Жиминь исчезает вместе со своим приятелем. Старый Сифен только головой качает.
— Вам помочь наружу выбраться, дедушка? — склоняется в поклоне Сумэй.
— Вот еще. У меня нет ног, но все еще крепкие руки, сам выберусь. А ты — ступай, вижу же, что неймется. — отвечает ей старик, откладывая в сторону корзину: — сегодня большой день. Жемчужина Дракона, та самая, из легенд. Юная Госпожа Юйлань большое дело сделала. Хорошо, что Темные Века прошли и порядок по стране царит.
— А… при чем тут Темные Века? — приостанавливается на месте Сумэй.
— Ну… большую ценность Жемчужина Дракона из себя представляет. В Темные Века никто бы и платить не стал маленькой рыбацкой деревушке, просто забрали бы и все. А всех вокруг выжгли бы и поубивали, да сказали бы что пираты были. Сейчас такое немыслимо, да и корабли Императорские к нам идут. Воля Небес такова, чтобы порядок в Поднебесной был… а если бы в неспокойные времена нашла крепконогая Юй такую ценность — так лучше было бы ее спрятать, да никому не показывать.
— Вот почему. Понятно. — кивает она: — вы такой умный, Сифен-шишу.
— Беги уже в бухту, стрекоза. — улыбается он: — да матери привет передавай. Скажи что ее гостинец очень по нраву пришелся. Вкусный у нее хлеб.
— А то! — сверкает в ответ улыбкой Сумэй: — мама лучший пекарь в этой деревне!
— Учитывая, что у нас тут в основном рыбаки… — старик ловит взгляд Сумэй и кивает: — да, ты права. Конечно. Твоя мама лучшая. Все, беги уже…