Тафгай 3

Глава 14

Всё, что в жизни есть у меня,

Всё, в чём радость каждого дня…

Наверное, ни одного человека не осталось за столиком в ресторане гостиницы «Юность», когда наш горьковский ансамбль по третьему разу затянул новый советский суперхит. После сегодняшней знаковой победы прыгал под гитарные ритмы Толика и Коляна весь состав нашей автозаводской команды. Конечно кроме вратаря Виктора Коноваленко, которого сразу после игры, как и всю первую сборную СССР злющий Тарасов посадил в автобус и увёз на спортивную базу московского ЦСКА в Архангельское, в бывшую усадьбу князей Юсуповых. Правда, жили хоккеисты в новых корпусах, а не в самом дворце знаменитого княжеского семейства.

Всё, о чём тревоги и мечты –

Это всё, это всё ты! – Разом кричала вся толпа, вторя музыкантам.

Я помахал рукой своей ненаглядной Ирине, которая сейчас тоже на сцене зажигала вместе с ВИА «Высокое напряжение», и, смахнув со лба пот, пошёл за столик. На то, чтобы продюсер Миша взял Ирину Понаровскую в ансамбль, я потратил ровно десять секунд, именно столько продержал хитрого и ухватистого черноволосого паренька за нос. Чего он там гундосил, я даже слушать не стал, поэтому переговорный процесс завершился быстро, причём положительным для всех результатом. Плоткин остался с носом и получил в распоряжение прекрасную певицу, я же пообещал бесплатно сочинить ещё один музыкальный хит, но потом, к следующему воскресенью, так как пока вдохновения нет.

- Михалыч, может быть пора загонять хоккеистов по койкам? – Спросил я, сидящего в задумчивости Севу Боброва. – Что-то они слишком расслабились. Завтра же нас ждёт «Локомотив».

- Какой «Локомотив»? – Удивился главный тренер.

- Не понял? – Очень удивился и я. - Железная дорога, Ярославский вокзал, Рижский, Киевский, Казанский и так далее, на них ведь люди работают. И над этими людьми начальники большие сидят, а вот у этих начальников есть своя хоккейная команда в Москве, «Локомотив» называется, - пояснил я элементарные вещи товарищу Боброву, который видать уже немножко нарушил спортивный режим и поэтому думал о глобальных вещах, о сборной СССР и об Олимпийских играх.

- Так, - погрозил мне пальцем Всеволод Михалыч. – Завтра всех соберешь, помоешь, разбудишь, и только попробуйте мне «Локомотиву» проиграть. А я домой поехал. Нужно в голове игру сегодняшнюю переварить. Провожать не надо. Сам! И зачем мы сегодня так первую сборную обидели? А?

- «Малыш»! – Крикнул я своему юному другу. – Вызывай такси, я сейчас, пока остальные не видят, Михалычу помогу до машины дойти. Сева потом обсудим, зачем первая сборная нам так проиграла. Утро вечера мудренее.

- За котов, - кивнул головой очень расслабленный главный тренер.

На улице же стояла замечательная декабрьская погода, чистое усеянное звёздами небо, бодрящий морозец градусов пять или шесть. Вдали мерцало огнями главное здание МГУ, как бы намекая, что главные победы ещё где-то далеко впереди, а я стою с Борей Александровым у самого начала долгого тернистого пути.

- Опять с Алёнкой поцапался, - признался Боря.

- Чтоб в шестнадцать лет да с девчонкой своей поссориться? Быть такого не может, - засмеялся я. – Что Москва ей понравилась? Хочет, чтоб ты сюда побыстрее перебрался, а потом она к тебе приедет, поступит в балет на льду, ведь в фигурном катании у неё перспектив нет, и вы будете жить поживать, да добра наживать? Так?

- Откуда ты знаешь? – Опешил «Малыш».

- С точки зрения банальной эрудиции весь цинизм элементарных помыслов сводится к тому, что рыба ищет, где глубже, а человек, где больше перспектив. – Я тяжело вздохнул, ведь тоже уже подумывал о Москве. - Пошли команду загонять под одеяло, хватит гулять, завтра играть!

***

Во вторник в полдень, 14 декабря, спустя два дня после оглушительной победы второй олимпийской сборной СССР над основной главной командой страны, в здании на Лужнецкой набережной №8, где прописался Спортивный комитет СССР, состоялось заседание Федерации хоккея. Ещё в субботу такое собрание спортивных чиновников рассматривалось как простая ненужная формальность. Президиум должен был за пять минут утвердить состав хоккейной сборной к традиционному турниру приз «Известий», и пойти отметить это дело всем тем, что не принесёт непоправимый вред здоровью. Но накануне в понедельник все центральные газеты, как по команде сверху выпустили отчёт о прошедшем матче. От сборной Чернышёва и Тарасова ретивые корреспонденты не оставили ни рожек, ни ножек.

«Как главная хоккейная команда, состоящая из одних чемпионов мира, которая уже неделю готовится к ответственному турниру, умудрилась разгромно проиграть сборной собранной за один день?» – вопрошали разом бронзовые, серебряные и золотые перья журналистики. «Кто позволил товарищу Тарасову сделать из сборной филиал своего ЦСКА?» - писали спортивные аналитики попроще. «Не пора ли Федерации в преддверии Олимпиады в Саппоро навести порядок в нашем отечественном хоккее?» - били в набат в заводских многотиражках.

Из-за такой шумихи, которую возможно организовали и по команде сверху, на заседание приехали все кто, так или иначе, отвечал за советский спорт. Председательствовал за большим длинным столом Сергей Павлов, который несколько лет назад из кресла первого секретаря ЦК ВЛКСМ прыгнул на тёплое место руководителя Спорткомитета при Совете министров СССР. Наверное, руководя комсомолом, Сергей Павлович здорово играл во что-то спортивное. Рядом с ним по правую руку сидел Валентин Сыч, начальник управления зимних видов спорта. Прикрывал тело председателя слева – Андрей Старовойтов, ответственный секретарь Федерации хоккея, который ещё 1946 году успел поиграть вместе с Севой Бобровым в этот жесткий мужской вид спорта. На отдельном месте ближе всех к президиуму сидел Александр Яковлев. Он сейчас возглавлял отдел пропаганды, и подчинялся персонально серому кардиналу Кремля Михаилу Суслову. Напротив него что-то черкал в блокноте Виталий Смирнов, один из заместителей Павлова. Дальше по обеим сторонам стола сидели ещё какие-то неизвестные мне товарищи, и в самом конце, как на скамье подсудимых разместили заслуженных тренеров Аркадия Чернышёва и Анатолия Тарасова.

Кроме этого длинного стола, за которым теперь решалась судьба главной команды страны, у стены был выставлен ряд стульев. На эти места снисходительно пустили журналистов и меня со Всеволодом Михайловичем. Вообще-то с Бобровым должен был прийти второй тренер Николай Пучков, но Николай Георгиевич с Севой вчера разругался вдрызг и уехал в Ленинград, увезя с собой вратаря Шеповалова. Поэтому Михалыч для моральной поддержки пригласил меня, но предупредил, чтоб я был нем, как рыба. Я же ответил, что по последним данным учёных, рыбы общаются между собой. На что Бобров возразил, чтобы я это делал, так же как и они, про себя.

- Почему в сборной СССР нет ни одного хоккеиста из горьковского «Торпедо», кроме вратаря Коноваленко? – Рыкнул горластый Виталий Смирнов, приподняв свежий номер «Советского спорта», где наша хоккейная дружина уже красовалась на первом месте перед декабрьской паузой.

____________________И_____В____Н____П____РАЗНИЦА____ОЧКИ

Торпедо (Г.)_________20____15____3_____2_____97 – 56______33

ЦСКА (М.)___________19____14____3_____2____121 – 60______31

Динамо (М.)_________21____13____4_____4_____81 – 54______30

Спартак (М.)_________20_____9____2_____9_____70 – 72______20

Химик (Вск.)_________20_____7____0____13_____60 – 77______14

Крылья Советов (М.)__20_____6____2____12_____66 – 85______14

СКА (Лен.)___________20_____6____2____12_____59 – 87______14

Трактор (Чел.)________17_____4____5_____8_____54 – 75______13

Локомотив (М.)_______19_____3____1____15_____44 – 89______7

- Ну и что?! – Гаркнул упрямый как танк Анатолий Тарасов. – У нас игра в запасе и больше заброшенных шайб, и вообще, причём здесь первое место этого «Торпедо»? У них состав малоопытный. Я считаю, для сборной они ещё сыроваты!

- Для сборной сыроваты, а твой ЦСКА драть и в хвост и в гриву самый сенокос? Парадокс! – Продолжил наседать Смирнов. – У них в команде один бугай, мордатый такой, бегает, всю твою хвалёную защиту по лавку загнал! Чем этот верзила тебе в сборной не угодил?!

«О и меня помянули добрым словом, - улыбнулся я. – Мордатый бугай – это я. Тем более сегодня у меня ещё один фингал под левым глазом вырос, только-только под правым зажил, как новый намалевали. Вот морда лица и стала ещё шире. Вчерашняя игра с «Локомотивом» тяжело далась. Одна половина команды вышла с похмела, другая половина после воскресной игры физически и эмоционально истощенная. Еле-еле 1 : 3 обыграли аутсайдера чемпионата. Кстати, третий гол в матче я забил, пока мне били в глаз, в пылу борьбы, конечно».

Затем на Чернышёва и Тарасова посыпались новые обвинения, например, что на прошлом чемпионате мира сборной Чехословакии одну игру проиграли, и одну свели вничью и отдали им неофициальный титул чемпионов Европы. Было время, когда на чемпионатах мира специально высчитывали матчи только между европейскими командами и выявляли чемпионов старого света. Потом стали припоминать и совсем мелкие обиды, в частности грубость товарища Тарасова, кого он как назвал или обозвал. Что характерно на все выпады резко реагировал только Анатолий Владимирович, а вот Аркадий Иванович все больше молчал и иногда кивал головой.

- В общем так, товарищи заслуженные тренеры СССР, - встал невысокого роста Александр Яковлев из отдела пропаганды. – Следующий 1972 год – это год пятидесятилетия создания СССР. И мы не имеем права рисковать проигрышем Олимпиады и чемпионата мира в Праге. Воскресная игра показала, что методы работы Тарасова и Чернышёва устарели, поэтому в ЦК есть такое мнение назначить главным тренером сборной Всеволода Михайловича Боброва. Попрошу высказываться.

- Севку?! Главным тренером сборной?! – Вскрикнул Анатолий Владимирович. – Да вы с ума сошли! Кого он в последние годы тренировал?! Нет, вы скажите?! Кого?! – Тарасов вдруг пошатнулся и, схватившись за сердце, медленно присел на стул.

- Есть более конструктивные возражения? – Безэмоционально спросил Яковлев.

- Севу Боброва я знаю с 46-го года, - привстал с места Андрей Старовойтов секретарь Федерации хоккея СССР. – Мы вместе ещё за ЦДКА играли. Специалист он замечательный. А за ту работу, которую он проделал с простой автозаводской командой, Сева заслуживает огромного уважения. Считаю мнение ЦК верным, и предлагаю за товарища Боброва проголосовать единогласно.

В СССР даже в постперестроечные годы переть против мнения ЦК – это всё равно, что руками останавливать поезд, бегущий по рельсам. Огромный госаппарат раздавит, расплющит и выбросит на свалку истории, если конечно вовремя не нырнуть у берегов Батуми, чтобы потом вынырнуть на каком-нибудь турецком курорте Чёрного моря. Поэтому я даже глазом не успел моргнуть, как Всеволод Михалыч стал главным тренером настоящей сборной СССР.

- Но это ещё не всё, - остановил всех бывший комсомольский вожак Сергей Павлов, который сейчас рулил всем советским спортом. – Мы должны утвердить состав сборной команды на «Известинский» турнир, который, я хочу напомнить, стартует уже 17 декабря, через три дня. А так же состав второй сборной, которая поедет на товарищеские матчи в Финляндию и в Швецию под руководством Чернышёва и Тарасова.

- Да идите вы все нахрен! – Резко вскочил Анатолий Владимирович. – В другом месте поговорим, когда вам Севка Олимпиаду просрёт! Тарасова хотите из хоккея убрать?! Не выйдет! Я от второй сборной отказываюсь, пусть её Аркашка везёт куда хочет! – Тяжело дыша, выкрикнул свои претензии наставник ЦСКА и снова схватился за сердце. – Идите вы к чертям собачьим! – Бросил он, выходя из просторного чиновничьего кабинета.

На заседании тут же повисла неловкая пауза. «Крутой мужик, этот Тарасов, - подумал я. – Взял и всё спортивное начальство послал на три буквы. Но время же бежит неумолимо, шестидесятые закончились, появилось новое поколение игроков, с другим мышлением. Да и сам хоккей поменялся. Мы ЦСКА два раза душили ловушкой в средней зоне, и какой он сделал вывод? Что нужно увеличить нагрузку на тренировках, вместо того чтобы работать с умом и не гробить здоровье игроков? В реальной истории для Тарасова всё закончится через два года в сезоне 73-74 года. В новом же надвигающимся будущем для Анатолия Владимировича писец может подкрасться гораздо раньше».

- Мы наверное должны со Всеволодом Михалычем обсудить составы будущих команд, - сказал негромко интеллигентный Аркадий Чернышёв, прервав затянувшуюся паузу.

- Да, нам, возможно, минут сорок понадобится, чтобы решить, кто из хоккеистов за какую сборную будет играть, - согласился, сидевший всё заседание тише воды ниже травы Сева Бобров.

- Предлагаю объявить перерыв на обед, через час здесь же, - кивнул головой Сергей Павлов, которого поэт Евгений Евтушенко дружески окрестил «румяным комсомольским вождём».

Когда кабинет опустел, Чернышёв с Бобровым, выложив на стол свои бумаги, сели как два шахматиста после завершившейся партии для разбора своих удач и ошибок. Я скромно придвинул стул сбоку и присел рядом с двумя главными хоккейными специалистами советского союза.

- Кого забираешь у меня? – Аркадий Иванович выдвинул свой список с фамилиями лучших хоккеистов страны.

- Берём нападающих: Михайлова, Петрова, Харламова и Мальцева, - выпалил скороговоркой я. – Защитника Валеру Васильева и вратаря Витю Коноваленко.

- Кхе, кху, кха, - выразительно прокашлялся Сева Бобров, что примерно означало: «заткнись сволочь». – Забираем Коноваленко, Васильева ну и ты сам слышал, кого.

- Кто ко мне переходит взамен? – Грустно улыбнулся Чернышёв, покосившись на меня.

- Тройка «Крыльев»: Лебедев, Анисин и Бодунов, и спартаковец Слава Старшинов, - снова выпалил я. – Молчу, молчу.

- Кха, - добавил Сева. – «Крылышки» - это конечно не равноценная замена, но ребята перспективные, талантливые. И потом у тебя же Мальцев играл в центре нападения, вот тебе в центр опытный проверенный Старшинов. В защиту вместо Васильева отдаём Володю Гордеева. Из моей первой пятёрки паренёк сильно за сезон прибавил. Вот только вратарь Шеповалов с Пучковым в Ленинград улетел. Обиделся на меня Николай Георгиевич, что его парня на игру не выставил.

- Ладно, Шеповалову дадим телеграмму, пусть возвращается. – Кивнул головой Чернышёв. – Может, мне ещё молодых отдашь, Александрова и Скворцова?

- Молодых, - задумчиво повторил Бобров. – Я хочу в одну тройку свести Александрова, Тафгаева и Мальцева. Он у тебя в центре нападения страдает, а у меня будет свободным художником на левом фланге творить. Вон Иван за ним все косяки подотрёт. – Михалыч, похлопал меня по богатырскому плечу, хотя такой игровой вариант - это было моё предложение. – А Сашку Скворцова забирай, через год заматереет, отличный мастер получится.

- То есть ты, Сева, уже предполагал, чем закончится сегодняшнее заседание? – Догадался Аркадий Иванович, удивившись тому, с какой легкостью мы всех нужных игроков поменяли.

- Кхе, - снова прокашлялся Бобров. – Мысль такая возникла, когда сразу после воскресной игры к нам в раздевалку человечек прибежал от Брежнева.

«Ага, если бы я вчера после игры с «Локомотивом» не сказал Севе о своих предчувствиях, то ничего бы и не возникло, - усмехнулся я. – Накануне, до трёх часов ночи спорили до хрипоты над составом новой сборной СССР. С первой пятёркой, куда включили защитников: Васильева и Гусева и тройку нападения: Михайлов, Петров и Харламов, во мнениях сошлись быстро. Вот над второй хоккейной боевой единицей орали долго. С парой защитников Фёдоров и Куликов, Бобров худо-бедно согласился, хотя и хотел взять более опытных армейцев. Тогда я напомнил Севе, как мы в таком сочетании отрабатывали в меньшинстве. Уломал. Но заявить в главную команду страны шестнадцатилетнего пацана Борьку Александрова Всеволод Михалыч категорически отказался. Пришлось поклясться своим здоровьем, что «Малыш» не подведёт. Вот через год, когда у него от «звёздной болезни» начнёт крышу сносить, тогда опасность есть, а сейчас пока нет. И в защите отпашет и в атаке сделает красиво, настаивал я. «Хрен с тобой золотая рыбка!» - психанул тогда главный тренер Бобров и согласился».

- Слух такой прошёл, что тебя, Сева, хотят на моё тренерское место в «Динамо» в следующем сезоне? – Совсем загрустив, спросил Аркадий Чернышёв.

- Эх, Аркаша, если приз «Известий» завалю, а потом и с Олимпиадой в Саппоро не дам результат, то в следующем сезоне буду в домино играть с пенсионерами во дворе, - грустно улыбнулся Сева Бобров.

***

Вечером в комнате гостиницы, отправив Борьку в ресторан пить лимонад, я снова приступил к написанию, точнее вспоминанию хита из ближайшего будущего. Раз пообещал продюсеру Мише до этого воскресенья, когда они вернутся с первых гастролей, ещё одну забойную вещицу нарисовать, чтобы моя Ирина у него в ансамбле уже на постоянной основе пела, то нужно слово держать. Вот только ничего на ум не приходило. Точнее что-то по два по три слова вспоминалось, но чтоб хотя бы припев или всю песню целиком – нет. Как же жаль, что в том времени ни на гитаре не научился играть, ни музыкой не интересовался. Кто ж знал, что после смерти занесёт в этот 1971 год?

Подо что же я прыгал на дискотеках в конце 80-х? Sandra, C. C. Catch, «Blue System», «Joy», Sabrina помню как сиськами трясла. Из русских только «Мираж». Музыка-то сгодится, но за их тексты «Эта ночь страх уносит прочь», «Только ни кому я не дам ответа» и прочие сегодня можно и срок схлопотать!

- Эта ночь, страх уносит прочь, эта ночь, - тихо напел я себе под нос и вдруг вспомнил.

Как же всё-таки много всего прячет на своих запылившихся страницах странное время. Как же я мог это забыть?! Август 88-го года, у меня тогда выдался целый месяц каникул, когда я отдыхал и от хоккея и от школы. Отсыпался до полудня и гулял до утра. Мы собирались большой компанией на пустыре, где было пару самодельных скамеечек, и небольшая площадка, чтоб поиграть в волейбол и потанцевать под магнитофон. Крутили эту смешную бутылочку, благодаря которой можно было за вечер перецеловать всех наших девчонок. И вот однажды девчонки привели с собой свою новую подругу. Девушка была невероятно красивой, и звали её Леся или Алеся. Чем-то была похожа на актрису Марго Робби, которой, правда, ещё в проекте не было. Тогда у всех моих друзей челюсти отпали, как и у меня, а когда она заиграла на гитаре, то минут пять никто даже не шелохнулся:

Вновь о том, что день уходит с земли

В час вечерний спой мне,

Этот день, быть может, где-то вдали

Мы не однажды вспомним…

И я, как будто окунувшись в тот дивный вечер, стал быстро записывать всплывающие перед глазами строчки песни «Всё пройдёт», авторов Дунаевского и Дербенёва, которую исполнит в будущем Михаил Боярский.

Все пройдет и печаль и радость,

Все пройдет, так устроен свет,

Все пройдет, только верить надо,

Что любовь не проходит, нет…

А потом я увидел как будто в кино то, чем закончилась песня. Одна девчонка, Катька, приревновав своего парня к новенькой вдруг крикнула:

- Чё вы всё на Леську вылупились? Она же лысая!

Алеся тут же выронила гитару из рук и побежала в сторону города.

- Дура! – Гаркнул я и понёсся следом.

Во-первых, у нас впотьмах и ногу легко сломать можно, да и компании всякие нехорошие бродят по округе, просят кирпича в свои страшные морды. А во-вторых, девушка очень понравилась. Почти всю дорогу я её утешал, и расспрашивал, что имела в виду дура Катька? И лишь перед своим домом девушка призналась, что она с родителями ещё два года назад жила в Припяти, когда случилась авария на Чернобыльской АЭС. И теперь у неё нет на голове ни единого волоса, и ходит она в парике. А я тогда, так любовался девушкой, что даже не обратил внимание на её ненастоящие волосы.

Десятки тысяч жизней унёс это «мирный» чернобыльский атом, по всему союзу беженцы из Припяти и её пригородов разъехались в 1986-ом году. Недолго я гулял с Алесей, через месяц она слегла в больницу, где буквально за неделю истлела как свечка и умерла от рака, или правильней сказать ушла, так как я теперь знаю, что смерти нет. Однако от этого не легче.

- Я больше лимонад пить не могу и спать хочу! – С порога заявил Боря Александров, войдя в номер. – Написал? – Спросил он и, схватив без спроса листок с песней, присвистнул. - Спой о том, как вдаль идут корабли, не сдаваясь буре. Спой о том, что ради нашей любви весь этот мир придуман. Обалдеть!

- А ты думал я только по мордасам и хариусам могу стучать? – Горько усмехнулся я. – Но песни писать больше не буду. Оказалось внутри себя ковыряться больнее, чем «ловить» шайбу на себя во время игры.

- Посмотрим, как ты Ирине в этом деле откажешь? - Хмыкнул недоверчиво «Малыш», отправляясь в душ.