Тафгай 3

Глава 9

Утром во вторник 7 декабря наши полусонные тела автобус привёз в знакомую уже московскую гостиницу «Юность». Конечно, отсюда мотаться было неудобно на Ленинградский проспект в ледовый дворец ЦСКА, где нам предстояли две спаренный игры с «Крыльями», игра с первой сборной СССР и ещё один матч с московским «Локомотивом», но ходить по первому утреннему снежку на тренировки во дворец спорта «Лужники» было комфортно. Да и к тому же начальник команды Йося Шапиро сказал, что в гостиницу «Аэрофлот» поближе к домашней арене московских армейцев наше «Торпедо» селить категорически отказались, мотивирую это тем, что стюардессам пилотам самолётов тоже нужен полноценный отдых. Лично я сделал вывод такой, что министерство машиностроения и министерство гражданской авиации элементарно не сошлись характерами. Правда, почему чиновники решили, что советской стюардессе муж хоккеист не пара - осталось загадкой.

- Вы мальчики у нас скоро здесь пропишитесь, - улыбалась приветливая женщина на стойке регистрации, принимая наши паспорта.

- Не успеем, - подмигнул работнице гостиницы Свистухин. – Через девять дней уже летим в Финляндию. А чем вы вечерочком занимаетесь?

Мне же опять поплохело, и в голове завертелась и закружилась, непонятно откуда взявшаяся там «метель завируха». Я сразу же присел за невысокий журнальный столик в холле гостиницы, предварительно отдав свой паспорт «Малышу».

Вот что значит для советского человека выезд в кап. страну! Сразу нервы напрягаются, словно натянутая струна. Но не в одних нервах дело, вчера по-быстрому, чтобы бдительное правительство выпустило «за рубеж», меня задним числом приняли в комсомол. В тот самый настоящий Ленинский. И уже почти полностью успокоившийся голос в голове «взорвался», дождавшись долгожданного комсомольского билета и значка. Начало было безобидным - крики, революционные песни, а потом весь мозг обожгло огнём так, что я чуть не рухнул «от радости» на пол. Затем меня долго тошнило и мутило. Само собой нашей комсомольской ячейке сказал, про магнитные бури, про неудачные дни в гороскопе и ещё, что отравился компотом из несвежих сухофруктов в столовой. В общем, тогда от меня отвязались, тем более вечером мне было уже намного лучше.

А сегодня в гостинице опять началось помутнение. Поэтому после оформления документов на ресепшене я почти как в тумане добрёл до своего номера. И тут же побросав вещи, клюшки и хоккейную форму в бауле на пол, прямо в одежде рухнул на кровать. А немного напуганному Боре Александрову сказал, чтоб завтракать шёл без меня, мотивируя это разгрузочными днями, так как перекачался в тренажёрке и теперь должен немного «подсушиться», чтобы скорость на льду не пропала.

- Может Тамаре сказать? – Заволновался мой юный друг. – Пусть вколет тебе витаминов. Как ты в таком виде завтра играть будешь?

- Всё нормально, - пробормотал я. – Отлежусь часок, другой и всё пройдёт. Бобров же домой к жене уехал, вот и славненько. Никому ни слова.

«Малыш» пожал плечами, зачем-то потрогал мой лоб и пошёл в ресторан, ведь он от больного на всю голову голоса в голове не страдал, а вот аппетит в последние дни у Борьки разыгрался, что надо. Как признался он - от волнения из-за скорого выезда в капиталистические страны: Финляндию и Швецию, о которых даже в газетах ничего не читал.

«Что же это со мной? – подумал я, переворачиваясь с боку на бок. – Температуры нет, озноба, что бывает при гриппе, тоже. В голове полная тишина, хотя вчера перед сном специально никаких статей этих ленинских не читал. Откуда же головокружение и слабость? Неужто помираю в самом рассвете лет и хоккейной формы? Кстати о форме, я же в гонке бомбардиров, после четырёх шайб «Локомотиву» вышел на третье место. Первый на сегодня Харламов, у него 21 шайба и 12 результативных передач, второй Викулов, у него 24 шайбы + 6 ассистов, а у меня 21 + 9 и ещё целых три игры в запасе. С ума сойти, о чём я перед смертью думаю!»

И вдруг я провалился в глубокий и странный сон. Первое что увидел, это свои маленькие детские ручки, которыми я мну пластилин. Соединил все брусочки синий, зелёный, белый, чёрный и жёлтый, и перемешиваю их в однородную серую массу. Нелёгкое это занятие даже для подростка, а я, сидя на полу, упрямо мну и слышу за спиной разговор своего деда с соседом, который жил через забор.

- Никогда я особо ни во что не верил, - говорит дед. – Нет, на фронте, конечно, случалось всякое, и люди умирали от простой царапины и наоборот выживали после страшных ранений. Но чтоб совсем чудо какое произошло, такого не встречал.

- Давай по маленькой, за то, что живы остались, - предложил сосед, когда я повернул своё детское личико и увидел за столом двух крепких не совсем ещё старых мужчин, комнату, в которой прошло моё детство, часы ходики с кукушкой на стене.

«Сколько же мне сейчас во сне лет? – прилетела сразу мысль. – Пять или шесть? Помню, был какой-то пластилин, потому что других игрушек не было. Обалдеть».

Мужики же в это время закусили чем-то, мне, мелкому, из угла комнаты, сидя на полу, не разглядеть и дед, разомлев от «беленькой» разоткровенничался:

- Помнишь, я одно время животом мучился? Осколок какой-то с войны не дорезали, вот он и гулял у меня внутри. Когда же это? – Дед почесал затылок. – Как сейчас помню, дело было 7 декабря 1971 года. Операция нужна срочная, но операция это так – ерунда, она бесплатная. Деньги нужны на лекарство заграничное. Название у него мудрёное, да и не в том суть. Этот мелкий, года ещё нет, - дед кивнул на меня, - моя же без мужики родила, денег в доме ни копейки, а нужно тысячу рублей.

- А занять? – Предложил сосед, но потом подлил себе водочки, тяжело вздохнул и признался. – Хотя тут трёшку в займы не перехватишь, не то что тыщу.

- А я о чём, - дед отказался от водки и продолжил. – Надел я на себя всё свежее, стиранное, чтобы в гроб потом не клали в ерунде какой-нибудь. Ордена, медали это всё в комоде оставил, зачем они на том свете? Логично? Лёг, жду. Дочь моя тихо плачет, а Ванька спит, он вообще спокойный родился, ни крика от него, ни слёз не дождёшься. И тут Рыжик за окном загавкал и раздался звонок от калитки в дверь.

- «Костлявая» с косой пришла? – Напрягся сосед.

- Почтальонша газету принесла, - криво усмехнулся мой дедуля. – Дочь выбежала, возвращается обратно, а кроме газеты у неё в руках конверт без марки и адреса. Говорит, что в ящике почтовом лежал, заметила, когда с почтальоншей прощалась.

- Ну? Что в конверте-то? – Заёрзал от нетерпения на стуле сосед.

- Деньги, тысяча рублей, рублик к рублику. – Дед аж встал с табурета и нервно прошёлся взад и вперёд. - Кто оставил? Почему? Как вообще узнали, что деньги нужны на лекарство это заграничное, непонятно? А если по ошибке положили? А? Тут хочешь, не хочешь, а поверишь во всякое сверхъестественное. Во как! Давай ещё по одной и всё, работать надо, халтурка у меня. Один ведь Ваньку своего поднимаю.

- Понятно, дочка-то на БАМ усвистала мужа искать, зачем ей теперь «прицеп»? – Недовольно кивнул сосед, глядя на меня.

«Сибирский цирюльник! А дед ведь упоминал и не раз про эту чудную историю, только сумму не называл и день, когда деньги какой-то неизвестный ему в почтовый ящик подложил. Спас тем самым от верной смерти, и не только его, но и меня», - подумал я и тут же проснулся. В следующее мгновение чёткое осознание того, что я должен сейчас срочно предпринять шарахнуло по мозгам как паровой молот.

«Какой сегодня день? – Я бросил взгляд на настенный календарь, который специально администрация гостиницы размещала в каждом номере, чтобы рассеянные командировочные день своего отъезда не проворонили. – 7 декабря, 1971 года! Это же сегодня вечером деньги должны у моего деда оказаться в почтовом ящике! Иначе сначала умрёт он, а затем и мелкому мне придётся не сладко, если вообще выживу». Недомогание, которое ещё несколько минут назад меня валило с ног, полностью куда-то испарилось. Я вновь был здоров и энергичен, хоть прямо сейчас на лёд! «Стоп! А сколько у меня есть налички?» – я распахнул сумку, порылся и вытащил кошелёк, все деньги из которого высыпал на кровать. Далее трясущимися от волнения руками пересчитал бумажные купюры. Вышло - тысяча семьдесят рублей с мелочью. То есть если бы не картёжные шулеры, которых я растряс в поезде, и если бы я польстился на джинсы за двести «рэ», то чтобы тогда произошло, даже думать не хотелось. Нет, я, конечно, смог бы занять эти недостающие шестьсот рублей у парней, но драгоценное время упустил бы.

«Кстати, сколько сейчас? – я посмотрел на «ЗиМовские» старенькие наручные часы. – Половина десятого! До Твери, точнее до Калинина, так город сейчас называется, расстояние примерно 160 километров. На такси за три часа точно доеду».

В этот момент в комнату вошёл довольный завтраком Боря Александров.

- «Малыш», выручай, сейчас бросишь баул с хоккейной формой мне под одеяло, и всем кто будет интересоваться, скажешь, что я выпил снотворного, сплю. Если проснусь – уши откручу!

- А ты куда? – Насторожился паренёк.

- Нужно срочно помочь одному очень хорошему человеку. Вопрос жизни и смерти! Вечером буду как штык!

Конверт без адреса и марки я взял на стойке регистрации на первом этаже гостиницы, там же и вызвал такси. Только водитель попался вредный, еле-еле уговорил его за пятьдесят рублей сгонять до Калинина и обратно. Половину дороги вперёд он ныл и жаловался на свою несчастную загубленную жизнь. Говорил, что с первой женой развёлся из-за нестыковок характеров, а новая молодая жена теперь пилит, что денег мало приношу. Утомил меня нытьём до невозможности! Пришлось доплатить ещё пятёрку, чтобы скрасить страдания горемыки-водителя и заставить его помолчать.

Когда же такси въехало в частный сектор Калинина на родную улицу, состоящую из почерневших деревянных домиков, то даже комок подкатил к горлу. В детстве казалось всё таким большим, улица широченная, дома высоченные, сарай дедовский – просторный и прочный, как средневековый замок. А сейчас всё какое-то мелкое, покосившееся, и на улице две машины вряд ли разъедутся.

«Кстати, крышу бы неплохо починить, - подумал я, вылезая из машины с шашечками и осматривая своё неважнецкое «родовое гнездо». – Сейчас Рыжик заблажит, он у нас всегда любил на прохожих погавкать. Ну, ничего, конверт быстро брошу и бежать». Однако злющая собака огненно-рыжего окраса не залаяла. Наоборот Рыжик заскулил, запрыгал и замотал хвостом словно Карлсон пропеллером.

«Признал бродяга! – удивился я, сунув конверт в покрытый ржавчиной старый почтовый ящик. - Как же это он смог, если я меньше года назад родился? Нет, животные хоть и не говорят, но иногда что-то такое чувствуют, чего мы, люди, не унюхать, не разглядеть не в состоянии».

- В следующий раз пожрать чего-нибудь привезу. Сегодня впопыхах забыл. – Тихо пообещал я рыжему псу, бросив прощальный взгляд на дом далёкого своего беззаботного детства.

- И это всё? – Удивился водитель, сдавая на машине назад. – Мы три часа тряслись, чтобы бросить конверт в почтовый ящик? Почта же есть!

- Почта-то есть, но иногда время идёт на часы, и даже на минуты и на секунды. Кстати, «шэф», сейчас ещё нужно на телеграф завернуть, телеграмму в Ленинград напечатать, - я уселся на пассажирское кресло с таким облегчением, как будто бетонная плита упала с плеч.

Странные кружева иногда плетёт судьба, мой дед умрёт в начале нулевых, и до самой кончины будет ломать себе голову, кто же его тогда в 1971 году спас, оставив в ящике странный конверт с деньгами без адреса и почтовой марки? Всё мучился, не зная кого благодарить. А, в самом деле, кого благодарить, что я сейчас в 71-ом году играю в хоккей? Что какой-то фарцовщик вместо джинсов и электроники привёз в уездный Калинин ампулы с заграничным лекарством и в эти самые дни предложил их знакомому врачу? Кто вообще передвигает невидимой рукой шахматные фигуры на доске под названием жизнь?

- О чём задумались товарищ Тафгаев? – Спросил шофёр, устав молчать, уже на обратной дороге в Москву. – О хоккее? Я ведь болельщик со стажем, с детства за ЦСКА переживаю. За что же вы в этом сезоне моим две баранки организовали?

- Не правильно ты вопрос формулируешь, да и задаешь его не тому человеку, - усмехнулся я. – Ты лучше в «Советский спорт» напиши, спроси, почему ЦСКА, который на всех в стране наводит ужас, уже дважды уступил простой заводской команде из Горького? И куда смотрит товарищ Тарасов в преддверии Олимпиады в Саппоро?

- Ясно куда смотрит Анатолий Владимирович, - зло цыкнул водитель такси, – в будущее! А с вами мы поквитаемся 12 января, я этот день на календаре в кружочек обвёл красным карандашом, и на стадион приду обязательно. Разобьём ваше «Торпедо» в пух и прах.

На этих словах машину тряхнуло, и мы чуть-чуть не вылетели с трассы. «Водила» вовремя ударил по тормозам и с опаской посмотрел на меня. И хорошо, что на дороге было пусто, и никто не воткнулся нам в зад. А так бы до светлого будущего не доехали бы, или доехали бы, но не все.

***

В гостинице «Юность» я появился злым и голодным уже ближе к ужину. Как мне надоел этот таксист за время дороги. То ему наш хоккей не нравится, то жена молодая не так хороша, как рисовало до момента совместной жизни воображение. Но как он не ныл, больше я ему ни копейки не подкинул. Наоборот пригрозил, что старую премию в виде пяти рублей сейчас отниму, если он не заткнёт «своё авторадио». Между прочим, угроза отнять премию подействовала даже лучше, чем её добавить, поэтому я час успел в машине спокойно поспать.

Неожиданно для всей команды в ресторан гостиницы прибежал взволнованный главный тренер Сева Бобров. Выгнал из-за моего столика Вову Ковина и сам уселся на его место. Кто-то видать уже стукнул из лучших побуждений, что Тафгаев, то есть я, опять ведёт себя странно. Весь день спит, на завтраке не был, на часовую тренировку на льду не явился и ещё к тому же обед пропустил.

- Посмотри мне в глаза, - зашипел Сева Бобров. – Ты вообще здоров? Завтра играть-то сможешь?

- Партия сказала – надо! Комсомол ответил – есть! - Я ткнул пальцем на маленький значок на лацкане пиджака. – Была бы шамовка, что надо, и было бы куда присесть! Завтра у меня эти московские «Крылья» так полетают, что потом борта менять придётся. Гарантирую.

- Давай без порчи казённого имущества обойдёмся, - закряхтел Всеволод Михалыч. – Завтра сыграть нужно простенько, но со вкусом. Ясненько? И вот ещё что, после игры дашь интервью газете «Труд». Огромная просьба, не ври хоть нашей всесоюзной прессе, остановись, одумайся.

- Это когда я врал-то в последний раз, Михалыч? – Я отодвинул в сторону тарелку, где минуту назад была яичница, и принялся за салатик с курицей. – Скажу корреспонденту всё как на духу, конечно, исключительно в рамках социалистического реализма.

- Когда ты врал? – Опешил от моей наглости Бобров. - А кто меня вчера утром обрадовал, что мне вручён орден «Почётного машиностроителя 3-ей степени»? К которому прилагается премия в две тысячи рублей и бесплатная путёвка на юг на одну персону! Ходит, значит, вся команда по очереди меня старого дурака поздравляет, руку мне жмёт. Нужно только на завод срочно к директору сгонять, чтоб расписаться в ведомости. Я чуть от стыда не сгорел, когда в заводоуправлении узнал от самого Ивана Ивановича Киселёва, что такого ордена не существует. Ты мне скажи, когда ты не врал? А вы чё обалдуи смеётесь? – Шикнул главный тренер на Александрова и Скворцова, которые сейчас сдерживались из последних сил. – Только попробуйте завтра проиграть! Из второй сборной живо вычеркну, и назло вместо вас наберу ребят из «Крыльев».

- Не получится Всеволод Михалыч, - я выдохнул, оторвавшись от костных останков курицы. – Документы в Финляндию и Швецию уже не успеете переоформить. Рискуете нарваться на дипломатический скандал и уронить почётное знамя Советского спорта.

- Я это знамя сам подымал, имею право разок и уронить, - пробурчал Сева Бобров.

***

Хоккейный клуб «Крылья советов» достойно представлял профсоюз работников авиационной промышленности с самого момента своего основания, с 1947 года. А в феврале 1951-го «Крылья» вообще попали в историю, в том смысле, что первый телевизионный репортаж в Советском союзе состоялся именно с матча этой профсоюзной команды и московского «Динамо». В тот исторический день они бились в полуфинале первого кубка СССР по хоккею. И между прочим «Крылья» тогда обыграли «Динамо» 4 : 3, а в финале с тем же счётом одолели и команду ВВС МВО, в которой был играющим тренером наш Всеволод Бобров.

Затаил наш главный тренер обиду на «Крылья советов» с тех далёких времён или нет, лично я не разобрался. Да и некогда было рефлексировать. В первом и во втором периодах пятёрка Саши Федотова воткнула в ворота хозяев пять безответных шайб. Отличился два раза наш капитан и комсорг Лёша Мишин, дважды Толя Фролов и один раз забросил уже сам центральный нападающий Александр Федотов. Я же со своими «пионерами» гонялся эти две двадцатиминутки за тройкой московских нападающих Лебедевым, Анисиным и Бодуновым. Все трое резкие, шустрые, техничные. Недаром в 1974 году Вячеслав Анисин станет лучшим бомбардиром первенства, вся тройка получит почётный приз «Три бомбардира» от газеты «Труд», а сами «Крылья советов» выиграют во второй и в последний раз чемпионат СССР по хоккею. Если, конечно, будущее к тому моменту не изменится.

Перед третьим периодом Всеволод Михалыч важно прохаживался по раздевалке и украдкой бросал торжествующий взгляд на мою юную тройку. Севу так и подмывало поставить мне в укор отличную игру наших ветеранов, но видя, как с меня ручьём льётся пот, он этого делать не стал. Во-первых, не каждую игру мне забивать по четыре шайбы, а во-вторых, кто-то же должен был сдерживать основную ударную силу команды хозяев. Тем более что при игре на выезде преимущество хозяйского льда в том и заключается, что они смену пятёрок производят вторыми. То есть главный тренер «Крыльев» Борис Кулагин сознательно сам бросил пятёрку Анисина против моих ребят, надеялся, что я буду Вячеслава жёстко встречать в корпус и получать удаления, а я этого делать не стал. Каким-то шестым чувством догадался, что сегодня ко мне будут слишком неравнодушны московские судьи Захаров и Хомутинников.

Поэтому в третьем периоде Кулагин поменял тактику. Пятёрка Анисина вышла в первой же смене против пятёрки Свистухина. И он тут же нарушил правила. Причём Николаю свистнули стандартный зацеп, который в каждой игре делают безнаказанно десятки раз хоккеисты всех стран мира.

- Вот, Михалыч, почему я сегодня такой смирный, - криво усмехнулся я, готовясь выйти в бригаде меньшинства.

- Интересно девки пляшут, - пробормотал задумчиво Сева Бобров. – Поаккуратней там, в защите. Фёдоров, Куликов, Смагин и Тафгаев на лёд!

Наша новая бригада меньшинства наигрывалась на тренировках немного в другом составе, но раз Коля Свистухин присел в бокс для штрафников, за товарища пришлось отдуваться Володе Смагину. Не зря из него прошлый главный тренер Александр Прилепский пробовал сделать защитника, оборонительные навыки у Володи были на хорошем уровне. Кулагин же отрядил реализовывать численное преимущество защитников Гущина и Шаталова, и тройку нападения Лебедев, Анисин и Бодунов.

«Поаккуратней значит в защите, - подумал я, выигрывая у Анисина вбрасывание в своей зоне. – Сейчас я, Михалыч, тебе сделаю, поаккуратней».

- Вышли из зоны! – Гаркнул я скорее для порядка, когда шайбу через правый борт выбросил к воротам москвичей защитник Саша Куликов.

Мы буквально за пару секунд выстроились клином, трое игроков на нашей синей линии и выдвинутые вперёд я ближе к центральной красной черте. Нападающий «крылышек» Лебедев перевёл шайбу на Бодунова, который ускорился по нашему левому флангу и резко отпасовал на ход своему центральному нападающему Славе Анисину. Вот чего я ждал целых два периода!

«Ну, здравствуй Слава!» – мелькнула мысль в голове, когда я жестко принял на корпус быстрого и маневренного хоккеиста. Три тысячи зрителей на трибунах, которые уже очень хотели домой, так как любимая команда безнадёжно проигрывала, разом подскочили со своих мест. Ведь Слава Анисин пролетел не меньше трёх метров, после соприкосновения с моей ста десяти килограммовой тушей. Ведь мои мышцы знатно распёрло за последние дни работы на тренажёрах. При гладком приземлении на лёд Слава потерял клюшку и хоккейные краги, зато коньки, намертво примотанные изолентой, остались на ногах, и каска кожаным ремешком впилась в подбородок. Московский судья Захаров, сначала одной рукой потянулся за свистком, но свистеть команде, играющей и так в меньшинстве, за чистейший силовой приём не решился.

Но лично я на одном «хите» останавливаться не захотел. Что называется, разыгрался, пропитавшись стахановским духом социалистического соревнования. Шайба-то в отличие от самого нападающего отлетела недалеко, и на неё тут же бросился другой хоккеист «крылышек» Саша Бодунов. Комплекция у него была что надо, рост за метр восемьдесят и масса тела под восемьдесят. Но у меня-то сто десять килограмм. Небольшое ускорение и уже Бодунов почувствовал ту мощь, с которой повстречался немного ранее его партнёр по тройке нападения.

- Да, б…ь! – Почти хором заорали болельщики на трибунах.

И тут же мстить за партнёров на меня бросился защитник Юра Шаталов, хоккеист смелый, но с такими скромными габаритами, что даже бить его стало страшно, - а вдруг посадят? Поэтому я схватил смелого хоккеиста за грудки, дёрнул вниз, а затем аккуратно, чтобы не раздавить придавил его сверху ко льду. Вот за эту невинную потасовку мы с защитником Шаталовым и получили по две минуты.

А после такой весёлой силовой встряски игра вкатилась в самое спокойное мирное русло, так как хозяева справиться с нами не могли, а мы дожимать своего противника уже не хотели. На табло так и остался прежний счёт, 0 : 5, когда мы пошагали в раздевалку.

- Странное судейство, Михалыч, - сказал я, дождавшись главного тренера в подтрибунке. – Неужели и «Крылья» могут звякнуть куда надо?

- «Крыльям», которые застряли в середине таблицы это ни к чему, - отмахнулся Сева Бобров. – А вот «Динамо», за которым КГБ и ЦСКА, за которым министерство обороны… Ну, чё я буду зря говорить, не маленький дальше сам догадаешься.

В раздевалке Бобров к металлической доске магнитиками прикрепил листок с турнирной таблицей, где были лишь три первые команды чемпионата:

____________________И_____В____Н____П____РАЗНИЦА____ОЧКИ

ЦСКА (М.)___________19____14____3_____2____121 – 60______31

Динамо (М.)_________21____13____4_____4_____81 – 54______30

Торпедо (Г.)_________18____13____3_____2_____89 – 53______29

- Молодцы мужики, горжусь вами, сыграли сегодня при очень странном судействе показательно. – Сказал Всеволод Михалыч, указывая на таблицу. – Завтра нужно будет так же с «Крыльями» повторить и догнать ЦСКА по очкам. А сейчас можете отдыхать.

- Те, кто сегодня в ресторане будет хлебать пиво, вино или ещё что покрепче, - со своей лавки неожиданно встал Коля Свистухин. – Знайте, я вам руки не подам. Может быть, такого шанса, чтобы выиграть медали чемпионата, у нас больше в карьере и не будет.

- Оказывается, не зря я тебе Николай уши-то оттягивал, - под хохот мужиков высказался и я.