Там алеет заря

Март 1903 года

— Мне известно и это, господин Гинсбург, — Его Императорское Величество откинулся на спинку стула. — Вы и в прошлый раз просили меня об этом. Но к сожалению это невозможно.

Сегодня Император принимал троих еврейских банкиров и промышленников, просивших облегчить жизнь их соплеменников в черте оседлости.

— У меня для вас есть один вариант. Возможно образование ещё одной подобной зоны. За Уралом до Енисейской губернии включительно, исключая сами уральские губернии и на юг исключая приграничные губернии Средней Азии и Бухару.

От неожиданности банкиры несколько опешили. Но затем Поляков, справившись с волнением, задал вопрос:

— Ваше Императорское Величество, переселяемые с западных пределов попадут под государственную программу переселения в Сибирь?

— Нет, господин Поляков. В настоящее время государство пока не может изыскать на это средства. Казна испытывает определенные трудности с бюджетом. Добровольным переселенцам придётся пока делать это за свой счёт. Однако, полагаю, вы сможете им в этом помочь. Как самостоятельно, так и с помощью пожертвований заграничных еврейских организаций. На переселенцев этой волны будет наложены некоторые ограничения. Они не смогут заниматься рядом видов деятельности в течении ближайших 25 лет. В частности работать в питейных заведениях и заниматься в каком-либо виде производством любого вина, владеть приисками драгоценных камней и металлов, содержать ломбарды, а также заниматься покупкой-перепродажей земли, ростовщичеством, и рядом других операций, доступных прочим нашим подданным.

— Александр Яковлевич, раздайте пожалуйста папки, — Император обратился к своему советнику — князю Агреневу, присутствующему на приёме.

Еврейские банкиры и меценаты уткнулись в выданные им бумаги. Когда же процесс ознакомления закончился, Борис Абрамович Каменка после переглядывания с остальными двумя посетителями вкрадчиво спросил.

— Ваше Императорское Величество, данные послабления несомненно будут с воодушевлением восприняты Вашими подданными, но дорога за Урал весьма длинна и дорога. Не многие могут себе позволить подобную смену места жительства. Не изволит ли Ваше Императорское Величество разрешить переезд в более близкие места? В ряд центральных губерний?

— Борис Абрамович, данный проект затеен исключительно для того, чтобы уменьшить имеющееся перенаселение в западных губерниях Державы. В центральных недостатка рабочих рук ни в деревне, ни в городах нет. А имеется явный избыток оной. Более того, именно из центральных и южных губерний идёт поток переселенцев в Сибирь и на Дальний Восток. Зачем же Вы мне предлагаете, выселяя из Европейской части страны одних, тут же переселять в неё других? Что же касается железнодорожных тарифов, то в этих бумагах сказано, что они для целевых переселенцев будут льготными. Как и для прочих едущих за Урал в поисках лучшей доли. При этом оба потока фактически пересекаться в местах поселения не будут. Крестьяне центральных губерний едут за Урал за лучшей долей на обещанные им земли. А иудеи, насколько мне известно, хозяйствованием на земле заниматься не очень любят и предпочитают открыть своё дело или поступить на работу на фабрики или прочие заведения. В городах и крупных селах за Уралом им место явно найдется. Вот и у присутствующего здесь Александра Яковлевича рабочие места на стройках, заводах и рудниках явно имеются. И он такой явно не один. Мы с ним говорили на эту тему и он не отказался мне помочь. Если вы со своей стороны готовы организовать в Западных губерниях вербовочные переселенческие конторы, а потом договориться о сотрудничестве с сибирскими предпринимателями, то дело переселения существенно облегчится.

Банкиры опять переглянулись и вопрос задал Гинсбург.

— Ваше Императорское Величество, не будет ли вам угодно объяснить, почему на Ваших подданных накладываются столь серьёзные ограничения за Уралом. Ведь на других они не действуют.

— Будет угодно. Ваши единоверцы издревле предпочитают оседлый образ жизни в городах, пробавляясь торговлей и мелкими собственными предприятиями. Накопление капитала изначально у многих начиналось в том числе и с запрещенных операций. Ростовщичество, торговля хмельным зельем, а также хлебом и так далее. И потому они сами отчасти своими собственными действиями становились причиной местных волнений, заканчивающихся иногда еврейскими погромами. Погромы мне не нужны ни на Западе, ни за Уралом. А потому я хотел бы их всемерно исключить, не допуская новых переселенцев в этой зоне до потенциально опасных с точки зрения народного возмущения занятий, для чего и наложены подобные ограничения. И более ничего в этом нет. Да, часто недовольство местных жителей не является спровоцированным со стороны иудейской общины и вызвано иными причинами и предубеждениями, однако это есть, и бороться с этим трудно. И поверьте, я делаю Вам поистине королевское предложение.

— Против вот этого, — Михаил 2 кивнул на бумаги, — выступали очень многие. И пытались удержать меня от по их мнению скоропалительного и опасного решения. Константин Петрович (Победоносцев) вообще считает данный проект губительным для государства. Вследствие этого никаких других послаблений для части моих подданных вам ждать более не стоит кроме тех, кои будут дарованы позднее всем прочим. А поэтому, — он пристально оглядел богатых представителей еврейской общины и с жесткостью в голосе продолжил, — я жду от вас, что вы с должной убедительностью и настойчивостью разъясните в своей общине все аспекты этого дела, дабы оно было воспринято моими подданными как действительная забота о них. И мне бы совсем не хотелось, чтобы при осуществлении данного прожекта, в европейской прессе массово появились очередные пасквили, что якобы русский царь кинул бедным евреям подачку, которой они даже воспользоваться не могут. Или что евреев теперь массово собрались выслать в страшную холодную Сибирь. Перед Государством российским стоит много трудных задач, кои потребно решить. А денег на их реализацию как всегда до обидного мало. Поэтому и решать их приходится не так как хотелось бы, а так как позволяет казна.

— Ваше Императорское Величество! — воскликнул Поляков, — Но как же можем воздействовать на то, что к чему мы не имеем отношения? Мы ни каким образом не контролируем газеты в Европе. Мы вообще к ним никакого отношения не имеем.

— Полагаю, что договориться с соплеменниками по ту сторону границы вы вполне сможете. А они имеют в Европе определённое влияние. И, как мне представляется, весьма немалое. Еще в 1897 году Теодор Герцль на Всемирном сионистском конгрессе сказал что-то вроде, — «За некоторыми исключениями, которые не считаются вообще, вся пресса мира — в наших руках». Уж не знаю, насколько он преувеличивал, но… И я не беру в расчёт Британию. С ней договориться похоже в принципе невозможно. На это у вас есть полгода. По истечении этого срока указ будет принят. Если же переселенцев будет до обидного мало, то я буду считать, что еврейская община побрезговала моим великодушным предложением, а вы плохо справились со своей задачей. И сделаю соответствующие выводы, — последние слова были сказаны со значением. — Вы пришли просить за часть моих подданных, на умы коих имеете влияние. Поэтому я не хотел бы в вас разочароваться.

Поляков поежился под взглядом молодого Государя и спросил.

— Ваше Императорское Величество, дозволено ли нам будет узнать, возможно ли переселение иудеев на землю для занятия крестьянским хозяйством?

Михаил Александрович постучал пальцами по столу, подумал и ответил.

— Да, к сожалению, этот вариант как-то предусмотреть забыли. А поэтому… — он немного помедлил, — Да, возможен. На общих основаниях в соответствии с Программой переселения. Но переселяться на казенные, кабинетные и удельные земли могут только лица, состоящие в крестьянском сословии. Дабы они имели опыт хозяйствования на земле. Однако все ограничения и сроки, указанные в вот этом проекте, будут соблюдены и для этой категории моих подданных. Обратитесь завтра в мою Канцелярию, и вам будет выдан откорректированный вариант прожекта.

По окончании аудиенции князь остался в зале. Молодой император посмотрел на своего помощника и спросил:

— И что ты насчёт этого думаешь, Александэр?

— Вы знаете, Ваше Императорское Величество, а поджилки у них затряслись. Вы их своей милостью откровенно напугали. Они, конечно, похоже рады с одной стороны, но вот с другой на них теперь немалая ответственность. А потому они за дело возьмутся как следует. Царская немилость никому не нужна…

Михаил 2 усмехнулся.

— Лишь бы дело сделали…

Император посидел на своём месте несколько минут, закрыв глаза, а потом обратился к князю.

— Александэр, в связи с предполагаемым переселением иудеев я попросил Сергея Юльевича ускорить разработку ограничительных мер на деятельность иностранных компаний в Сибири. И мы в очередной раз поспорили. Я конечно по праву Императора всея Руси победил, но … С одной стороны он понимает сложность ситуации, но с другой желает привлечь иностранные инвестиции за Урал…

— Михаил, да какие к Дьяволу инвестиции? Народ там просто грабят. И ладно бы это делали свои. Так по крайней мере хоть деньги останутся в Империи. Свои — это свои. Иностранцев в этом деле нам только не хватало. Вот, например, что по маслу коровьему делается. Датская компания, не будем называть какая конкретно, продаёт импортную маслобойню за две цены в кредит. И заключает с общиной договор на то, что община имеет права сдавать масло только этой компании. Цена на масло компанией устанавливается раз в год. По 8 рубликов за пуд. Из этого рубль идёт на погашение долга. А вывозя масло за границу, компания продаёт его оптом уже по 16 рублей в пересчете на наши деньги. То есть людей обокрали дважды. 200 % прибыли! Да за такое дельцы мать родную продадут. А кроме того, они продают в Россию свою продукцию, хотя аналоги её у нас производятся. То есть отбирают работу у наших рабочих. Это что? Инвестиции? Разве нам такое нужно?

— А сам то чего? У тебя же там люди работают.

— А мои люди не вездесущи. У меня есть и холодильники и скотобойни и элеваторы и склады на Великом Сибирском пути. Ну и кое-где ещё. Но ты же сам понимаешь, что охватить такую гигантскую территорию своим вниманием можно даже и не пытаться. Все равно не получится. К тому же я в тех краях человек относительно новый. Там своих купцов хватает. Но есть разница. Свои — ладно, но чужих то зачем пускать? Все, что нам удаётся сейчас — это давать в городах на ярмарках и земствам наши цены скупки сельхозпродукции, и рекламу наших машин и инструментов. Вообще с частью земств за Уралом налажен неплохой контакт. Они в своих магазинах предлагают крестьянству те механизмы и орудия труда, которые вырабатываются в Империи. В том числе и на моих заводах. Но кредит на это местных властей ограничен. Тут конечно неплохо помогает Витте и сами земства, но нужно в разы больше. У меня кстати уже исчерпан кредит Волжско-Камского банка на подобные операции. Да и сам понимаешь, я хоть и продаю свою продукцию таким образом, но риск невозврата кредита на мне. А я не могу за свой счёт насытить спрос. Да и никто в одиночку не сможет. К тому же выбор механизмов и сельскохозяйственных орудий у меня и у моих партнеров ограничен. Того, что идёт по казённой части также недостаточно, хотя Сергея Юльевича тоже можно понять. По сути мы, и казна и частные купцы с заводчиками не справляемся со спросом. Но бесконтрольно пускать иностранцев на только недавно открывшийся рынок категорически нельзя. Это как козла в огород запускать. Тем более, что скоро пойдёт ещё переселение иудеев в те края. А их коммерческую жилку ты знаешь. Или вот тебе другая история. Сейчас австрийская компания «Шрекенфукс» серьёзно внедряется на русский рынок самых обычных кос — литовок. И за счёт налаженности сбыта начинала его захватывать…

— Погоди! Уж не хочешь ли ты сказать, что у нас и кос не могут делать? — удивился Михаил.

— Могут. Но мало товар произвести, его ещё нужно продать. Косы у австрийцев доброй работы. А они ещё и демпинг устроили. Так вот, у тебя в Златоустовском горном округе есть Артинский завод. Завод, прямо скажем, лежачий был несколько лет назад. Уж больно все там устарело. Ещё немного, и закрылся бы вообще. Стоит он на реке Уфе. А выше по той реке у меня полтора завода. Так вот косы и серпы твой Артинский завод делает добрые в отличии от всего прочего. Его клеймо на селе хорошо знают. Не знаю, уж как мой кыштымский управляющий договорился с казённым управляющим, но согласились чиновники на некоторое изменение порядков. Было это 3 года назад. Теперь хорошую и недорогую сталь твой завод берет с моего Нязепетровского завода, а произведенный товар реализуется через мою торговую сеть. Так вот выделка кос на казенном заводе с тех пор выросла почти вдвое, все рабочие при деле и при заработке несмотря на то, что пришлось закрыть чисто металлургическое производство в виде древней домны и ещё более древнего кричного производства. Вот такая она правда жизни.

— М-да, чудеса в решете! — покачал головой Михаил.

— Они самые. Я потому и говорю, что по-хорошему, нужно на некоторое время приравнять в правовом отношении всю Сибирь к кабинетным землям. По типу Алтая. Иначе эти «иностранные инвестиции» нас закабалят очень быстро. Да, если мы пускаем иностранцев с их дешевыми деньгами в Сибирь, то вывоз продукции оттуда будет идти быстрее. И казна даже что-то получит с этого в виде всякого рода налогов. Но совсем немного. А главные прибыли получит не казна, а эти якобы благодетели. И никаким манером потом их оттуда уже не выставишь. Свои предложения я тебе уже подавал. И сейчас ещё готовлю. В конце концов вполне достаточно того, что Правительство и ты сам будешь определять, кого и с чем туда пускать, а кого нет. Это не запрет на инвестиции, а ограничение бесконтрольного грабежа. И так уже более трети акционерного капитала Империи принадлежит иностранным компаниям. А по черному металлу дело еще хуже. Более половины выделки чугуна и стали уже под французами, бельгийцами и немцами. Мало того, казна их еще в трудные периоды вынуждена поддерживать за наш счет просто потому, что вроде бы как считается, что это русские заводы. Эдак не успеем оглянуться, страна в колонию для иностранного капитала превратится.

Михаил долго смотрел на князя, а потом тяжело вздохнул.

— Умеешь ты приободрить… Знал бы, что будет так тяжело, ещё б десять раз подумал, принимать ли мне престол или нет. Ладно, иди. Я подумаю.