Танцы на минном поле

Глава 15

Судьба Алексея Полковникова определялась формулой из старых шпионских кинушек: ”Он слишком много знал”. Причем, все, кто был знаком с ним достаточно долго, могли побожиться, что слишком много он знал едва ли не с пеленок.

В школьные годы это неоценимое качество порою оказывало Алексею дурную услугу. Когда во время урока маленький Алеша вдруг начинал рассказывать учителю о таких тонкостях предмета, о которых почтенный мэтр отродясь не знал, а то и и забыл, настроение у наставника портилось надолго.

Время уроков он делил между решением кроссвордов, шахматных задач и новинками литературы. В какой-то мере эти новинки и определили жизненный путь Алексея. В один прекрасный день военрук школы, бывший генштабист, изъял у нерадивого ученика забористый американский детектив и суровым тоном велел зайти к нему после уроков. Когда же, дождавшись последнего звонка, мальчик заглянул в кабинет НВП, то застал своего преподавателя погруженным в чтение реквизированной книги.

— А, пришел, — отрываясь от чтения, благодушно произнес военрук. — Давай-ка, я тебе эту книжечку завтра верну. Надо же узнать, кто убил Гарриса.

С того дня между бывшим офицером и книжным мальчиком завязалась забавная дружба. НВПшник, втайне восхищаясь аналитическим умом и независимостью суждений юного интеллектуала,

презрительным ворчанием и беспощадными насмешками заставил его

критически взглянуть на свое «теловычитание» и навсегда включить спортзал в сферу своего интереса.

А Алеша, всем своим видом показывая снисходительное безразличие ко всему военному, вдруг увлекся военной историей, стал читать заумные книги по стратегии, и постепенно стало ясно, в какой именно области предстоит молодому человеку реализовать свои незаурядные таланты.

Спустя годы выпускник одного интересного вуза Алексей Полковников, напутствуемый дружеским: ”Плох тот Полковников, который не мечтает стать Генераловым”, — впервые переступил порог отдела "Р." Первого Главного Управления КГБ. Революционные события, последовавшие вслед за этим, не внесли особых изменений в размеренную жизнь молодого аналитика. Из ПГУ КГБ он перекочевал в СВР, а оттуда, все так же незаметно, в Центр. Происходившие вокруг него события тревожили его, в основном, с профессиональной точки зрения. И потому, придя с работы в свою пустую холостяцкую квартиру, до потолка забитую книгами, он лишь снисходительно улыбался, видя кривляющихся на телеэкране политиков. ”Господи, ну что они говорят! — произносил он в эти минуты. Интересно, на кого они расчитывают!” Политики обращались к народу, и никоим образом не расчитывали на старшего лейтенанта Полковникова.

В этот вечер, когда похожий на дремлющий вулкан Владимир поехал показаться семье, а таежный медведь-шатун Войтовский отправился готовить документы и снаряжение для вояжа в ни от чего не зависимую республику Ичкерия, он, оставшись вдвоем с новой сотрудницей агентства, немедленно углубился в свои размышления о дальнейшем ходе операции.

— Что вы на меня так смотрите? — спросила Женечка, накручивая на палец мягкий каштановый локон.

— Я?! — удивился Алексей, невольно осознавая, что действительно не спускает с нее глаз. Нет, все нормально, это я о своем.

— А-а, — несколько разочарованно протянула девушка.

— Скажите, вы писать умеете? — Чуть помолчав, осведомился Полковников.

— Умею, конечно, — на лице Женечки отразилось неподдельное удивление.

— Я имею в виду, статьи там, фельетоны, всякую прочую дребедень, — пояснил он.

— Специально никогда не пробовала, — чуть стушевалась она,

представляя, что суровый аналитик немедля потребует, скажем,

аналитический обзор мировых событий.

— В школе в стенгазету писала, — честно призналась Женя.

— Пойдет, — махнул рукой Алексей. — На сегодняшний день это наиболее распространенный уровень подготовки среди журналистов. — А в чем дело?

— А, ерунда, — отмахнулся Полковников. — Я тут еще сейчас кое-что прикину, но если все сходится, то придется тебе некоторое время побыть журналистом. Недолго, — успокоил он.

— Да что сходится-то? — удивилась она.

— Концы с концами. Оно, знаешь, гора с горой не сходится — это нормально, а вот концы с концами сходиться обязаны, — Алексей посмотрел на стоящую перед ним на столе чашку остывшего кофе и пару бутербродов, лежащих на блюдечке с голубой каемочкой. — Принеси, если не трудно, горячего кофе — после некоторой задумчивости завершил он.

“Ауди-100”, числившаяся в Центре за агентством “Кордон”, упорно не желала заводиться, демонстрируя несогласие работать в условиях русской зимы.

— Куда мы едем? — спросила Женечка колдовавшего с зажиганием Алексея.

— Пока-то мы стоим, — не отрываясь от процесса, автоматически уточнил он.

Наконец, машина завелась и, фыркнув отогревшимся мотором, тронулась с места.

— Мы направляемся домой к главному редактору русского издания еженедельника “Свободный мир”, — произнес Полковников, решив, что пришел момент ответить на вопрос спутницы.

— А зачем? — недоуменно спросила она.

— Затем, что тебе неплохо было бы знать редактора газеты, специальным корреспондентом которой ты являешься вот уже второй месяц.

Лицо Женечки изобразило удивление так явственно, что Алексей не стал дожидаться вопроса:

— С сегодняшнего вечера ты числишься в штате редакции уже второй месяц. Правда, ранее твои материалы в печать не шли, но материал о расползании ядерного оружия и материалов атомного производства по территории России, а возможно и за кордон, в завтрашнем номере будет опубликован.

— Для чего? — непонимающим взглядом смерив своего собеседника, спросила Женечка.

— Ты поговорку слышала — под лежачий камень вода не течет?

— Слышала, конечно, — кивнула девушка.

— Так вот, чтобы вода под него начала течь, камень надо ворочать, — голосом, не допускающим возражений, заявил Алексей.

Женечка молча смотрела на дорогу, пытаясь осознать смысл приведенной метафоры.

— Предположим, — смилостивившись над зеленой еще сотрудницей, начал аналитик, — что есть некая условная тайна, которую некто старается во что бы то ни стало сохранить. Внезапно в средствах массовой информации, для начала, скажем, в одном “средстве”, но со скандальной репутацией, появляются материалы, намекающие на то, что твоя тайна известна кому-то еще.

— Это ты об объекте? — пуская в ход случайно подслушанное слово, спросила Женечка.

— О нем самом, — кивнул Алексей, поворачивая руль. — Каковы будут твои действия?

— Ликвидировать…

— Ну и толку-то, — усмехнулся старший лейтенант. — Ликвидировать — дело нехитрое, а как ты потом вычислишь источник информации? Как определишь, что именно и кому известно? Как узнаешь, нет ли где-нибудь этой информации в законсервированном виде? Так сказать, до востребования. Не-ет, — протянул он, — здесь принцип “Нет человека, нет проблемы” не подходит.

— Тогда, что же? — недоуменно поинтересовалась Пушистая.

— Действия, скорее всего, будут развиваться в двух направлениях, — изображая мудрую сивиллу, вещал Полковников. — Первое, — поглубже припрятать то, что ты прячешь; и второе — : выяснить что, кому и откуда известно, ну и, соответственно, что с этим делать дальше. В обоих случаях вместо исходного лежачего состояния мы имеем на выходе суетливое движение, которое само по себе является кладезем полезной информации для умелого наблюдателя.

— Понятно, — вздохнула Женечка, осознавая, что этот хрупкий, на первый взгляд, молодой человек, единственный из всей троицы, кажется, не обративший особого внимания на ее замечательную внешность, не моргнув глазом, втягивает ее в авантюру со ставками, размер которых ей даже страшно себе представить. “Впрочем, — вздохнула она, — я сама этого хотела”. Эту, вполне резонную мысль нагнала и опередила другая, вовсе неуместная: ”Ну, неужели я ему совсем не понравилась?!” Сознание того, что за весь вечер ее новый знакомый даже не пытался оказать ей сколь-нибудь заметного знака внимания, болезненно кольнуло ее самолюбие. Но, поборов досаду, Женечка поинтересовалась голосом, полным неподдельного волнения:

— Ну, а если публикация подобных материалов вызовет панику в народе, тогда что?

— Нет, не вызовет, — отмахнулся Алексей. — Во-первых, народ переполнен разнообразной информацией, как говорится, выше крыши. Перерабатывать ее он, в большинстве своем, не умеет, поэтому получается эффект переедания, то есть, одна информация накладывается на другую, затем еще и еще. В памяти остаются какие-то разрозненные обрывки невесть чего, и сколько-нибудь целостной картины не возникает. Посуди сама, с интервалом в несколько дней произошло две смерти: гибель вполне земной принцессы Дианы и смерть живой святой — матери Терезы. В первом случае информационное блюдо сдобрено специями из журналистской погони, жениха мусульманина, возможного ребенка и причастности к гибели неких секретных служб. Во втором — никакой приправы нет. Кто сегодня помнит о гибели Дианы — все. А о смерти матери Терезы? Слава Богу, если один из десяти.

— Ну, это не обязательно, — начала было Пушистая. — Диана была молодой и красивой, а мать Тереза…

— Не в этом дело, — терпеливо пояснил Полковников. — Одна информация была более сериальная, другая менее. К сожалению, а может, и к счастью, подавляющее большинство бытовых потребителей информации больше интересуются приправой, чем самим блюдом. Поэтому, чтобы получить желаемый эффект, нам необходимо разделить это самое блюдо и приправу.

— То есть? — непонимающе посмотрела на него Женечка.

— Потом узнаешь, — отмахнулся Алексей.

“Ауди” влетело в длинный тоннель, и, видимо, сам, не замечая того, аналитик начал насвистывать мотив популярной песни “Свеча на ветру”.

— Ну, а второе? — спросила девушка, вспоминая о том, что имеется две причины, по которым появление в средствах массовой информации материалов о ядерных объектах, разгуливающих по одним им ведомому маршруту не вызовет паники в народных массах.

— Второе? — переспросил старший лейтенант. — Ты знаешь, какое любимое блюдо наших журналистов?

— Утка! — догадалась Женечка, продолжив аналогию с блюдами и специями.

— Верно, — согласился Полковников. — Вот и мы испечем хорошую жирную газетную утку, так, чтобы люди с мозгами прочитав и подумав, отмахнулись, а остальные сжевали, как так и надо. Все равно, вера подобным публикациям такая: “Или дождик, или снег, или будет, или нет”. Так что, к делу. Стержневая мысль твоей версии: ты работаешь в газете уже второй месяц.

— Понятно, — кивнула Пушистая, отдавая себе приказ запоминать в точности все, что тоном, не допускающим возражений, внушал ее собеседник.

— Занимаешься проблематикой Черного моря. Такая себе экология в зеленых тонах. Две недели назад к тебе, зная, что ты корреспондент столичной газеты, подошел неизвестный тебе мужчина, предъявивший документы офицера ФСБ. Он рассказал тебе то, что ты изложила в своей статье…

— А на статью можно хоть посмотреть? — Пугаясь собственной смелости, перебила его Женечка.

— Можно, чуть попозже, — согласился Алексей. — Так вот, кроме рассказа он передал тебе дискету, якобы содержащую обширный материал по данному вопросу, и очень тебя просил, — если через три дня он за ней не вернется, передать ее в редакцию. Запомнила?

— Запомнила, — четко отрапортовалась Пушистая.

— Вот и хорошо. Детали уточним потом, а сейчас приготовься к выходу на улицу, мы приехали.

Валерий Львович Гашевский, издатель и главный редактор еженедельника “Свободный мир”, невзирая на поздний час, принял гостей с распростертыми объятиями. Это был невысокого роста холеный мужчина лет пятидесяти с изысканными движениями рук и вальяжными манерами русского барина. Стеганый халат и борзая, бродившая по комнатам с надменным видом, еще более усиливали это впечатление.

— Входите, Алексей Станиславович, входите, — простер он руки в приветственном жесте. — А вы, я так понимаю, моя новая старая сотрудница. — Он благожелательно наклонил голову. — Проходите, проходите. Алексей уже говорил мне о вас.

Кабинет главного редактора, как и подобало, был увешан фотографиями: Гашевский и Коротич, Гашевский и Евтушенко, Гашевский и Горбачев, и тому подобное.

— Простите, деточка, — в кабинет вошла миловидная супруга матерого журналиста. — Пока мужчины беседуют, вы не могли бы помочь мне с чаем?

Через десять минут, входя в комнату с подносом, Пушистая услышала негромкий голос Полковникова, доносившийся из-за приоткрытой двери:

— … не говоря уж о рекламе, которую вам сделает такой инцидент, я гарантирую вам, что благотворительный фонд компенсирует вам все убытки и разрушения, которые вызовет эта акция. Ну что, вы согласны?

— Хорошо, — отвечал Гашевский голосом пиратского капитана, узревшего на горизонте набитый золотом галеон. — Мы сделаем все так, как вы просите.

Примерно через полчаса Полковников и Женечка покинули гостеприимный кров главного редактора и вышли на заснеженную московскую улицу, освещенную желтыми фонарями.

— Ну, а теперь, сударыня, — галантно произнес Алексей, распахивая перед своей спутницей дверцу "Ауди", — позвольте пригласить вас в ресторан, отметить благополучное начало нашей операции.

— Господин штабс-капитан намеревается затеять флирт со скромной провинциальной барышней? — в тон аналитику спросила Женечка, распахивая свои огромные глазищи.

— Не собираюсь, — покачал головой Полковников. — Я его уже затеял. Выбор ресторана за вами.

Над горами, подернутыми рваным туманом, слышался рокот патрульного вертолета, возвращающегося с боевого дежурства. Хищного вида машина, на минуту зависнув над посадочной полосой, начала снижаться. Застегивая на ходу пятнистый армейский бушлат, мало гармонировавший с белесо-бурыми цветами окрестного ландшафта, полковник Данич вышел на высокое крыльцо штаба вертолетного полка, и, облокотившись о перила, стал ждать, когда перестанут вращаться длинные лопасти, и вместе с экипажем на заснеженную бетонку спрыгнет его новый помощник, капитан Рзаев.

Чуть поодаль, за полосой, темнел лысый склон ближайшей горы с нависшей над ним снеговой шапкой. Неизвестно отчего, полковнику вдруг вспомнился Афганистан, подобный же полк и подобные же горы. Он улыбнулся своим мыслям и, вновь перевел взгляд на взлетку, по которой уже спешил к штабу капитан Рзаев. Даничу нравился его новый помощник. Была в нем этакая осмысленная лихость, готовность к работе тяжелой и неблагодарной не ради наград, но ради успеха общего дела. “Джигит” — по-прежнему улыбаясь, произнес про себя полковник. — "Настоящий джигит”. Действительно, черкеска и кинжал пошли бы Шамилю Рзаеву куда больше, чем милицейская форма и бульдожистого вида АКСУ, висевший у него на плече.

— Как там наши дела? — спросил Данич, обменявшись с капитаном крепким рукопожатием.

— Да что говорить, — развел руками Шамиль, — все как мы и предполагали. Связисты нашли место подключения к телефонному кабелю…

— Хорошо замаскированное, — прервал его Данич.

— Точно.

— Да, это похоже на Артиста. Он такие штуки любит, — кивнул полковник. — Можно также предположить, что радиостанция не работала из-за установленной где-нибудь поблизости “глушилки”.

— Да у нас и так связь неважная, — пожал плечами Рзаев.

— Это верно. Но Артист на случайности не полагается. Ну, да ладно. По водиле справки навели?

— А, — махнул рукой горец, — это не справка, это так, фикция. Дело его в штабе отсутствует, как и не было. По рассказам, вроде из Калининграда, но там человек с таким именем, фамилией и отчеством не значится. Пробовали фоторобот нарисовать — такая каракатица получилась — стыдно куда-то посылать.

— Да уж, проблемы, — вздохнул Данич. — Неужели никаких дембельских фотографий? Доски почета, альбомы истории части?

— Ничего, — мотнул головой Рзаев. — Чертовщина какая-то! Хотя, дело понятное.

— По службе характеризуется положительно. Знающий, исполнительный, никаких залетов, и в то же время, как это у вас называется, — милиционер начал усиленно рыться в памяти, — куркуль.

— Это не у нас. Это у хохлов, — рассмеялся Данич. — Но смысл, понятен. Ладно, с этим, покуда, закончим, давай свою “каракатицу”, отдадим ее прапорщику Голушко, может, он как-то подправит. Хотя, видел-то он его, от силы, минут пять, если вообще видел. — Полковник достал из пачки сигарету и начал медленно крутить ее между пальцами. — Никак не могу отвыкнуть, — пояснил он. — Хорошо. С водителем мало-мальски разобрались. Надеюсь, с красной “копейкой” особых проблем нет?

— Да, как сказать? — Шамиль задумчиво поднял руку, разведя пальцы так, как будто собирался произнести тост. — С машиной проблем нет. И она, и “Урал”, числятся в угоне. Но сама картина преступления совсем странная.

— Давай, рассказывай. — За две недели до похищения боеголовок автомобиль остановили четверо неизвестных, судя по описанию, чеченцы из отряда Ризвана Санаева…

— Кого? — переспросил Данич.

— Ризвана Санаева, — повторил милиционер.

— Ну-ка, ну-ка, поподробнее.

— Да я тут особо подробно ничего рассказать не могу. Полевой командир, храбрый, авторитетный, других тут и не держат.

— А подробности?

— Я его для этого слишком плохо знаю, — замялся джигит.

— Погоди, — удивленно посмотрел на него полковник. — Ты хочешь сказать, что знаешь его лично?

— Ну, не то, чтобы знаю, — неуверенно развел руками Рзаев, — встречались.

— Ну-ка, ну-ка, орел ты мой, поведай мне о своих встречах! — от возбуждения Данич сунул в рот полувысыпавшуюся сигарету и, чиркнув зажигалкой, выругался, — А, черт!

— Да что рассказывать-то?! Года до девяностого Санаев служил в милиции. Доводилось несколько раз встречаться на “Динамовских” соревнованиях по стрельбе…

— Что, хорошо стреляет?

— Он-то? Виртуоз! В Афгане снайпером был. Вся грудь в наградах.

— Поня-атненько, — протянул Данич. — Слушай, друг, а не мог этот твой стрелок быть, скажем, в отряде Артиста?

— Да кто его знает? Я его то ли с восемьдесят девятого, то ли с девяностого года не видел. Он из милиции ушел, вроде бы пристроился в какую-то фирму, но это по слухам.

— Восемьдесят девятый — девяностый, — задумчиво повторил полковник. — Оч-чень может быть. По срокам вполне получается. — Он немного помолчал, думая о чем-то своем. Бывший милиционер… Занятное кино. Предположим, что этот самый Санаев машину угнал специально для того, что бы поставить на дороге маячок. Машина-то никакая, искать ее толком никто не будет. Недели через две, точно, забудут. Если так, то факт, что Санаев и Артист работают в одной упряжке можно считать доказанным. В таком случае, вполне вероятно, что и перегрузку с вертолета в спецвагон организовывал он же. Следовательно, боеголовки где-нибудь тут, поблизости могут быть прикопаны.

— А почему вы думаете, что это именно Санаев? — блеснул черными глазами горный орел.

— Да был такой момент, — ухмыльнулся Данич. — Начали как-то “чечи” пугать Москву ядерной бомбой. Нас, понятное дело, тогда в ружье подняли, но пугалки прекратились. Наверху тогда решили, что это был блеф, а я вот теперь думаю, может и не блеф? Может, лежат эти новогодние поросята и ждут своего часа. Послушай-ка, Шамиль, а что сейчас поделывает твой бывший коллега, ты, часом, не слыхал?

— Всякое говорят, — пожал плечами капитан. — Я слышал, что убили его. Потом встречал одного знакомого, тоже, кстати, из чеченской милиции. Тот говорил, что его брат видел Ризвана живым. Что он, мол, был ранен и лечился то ли в Германии, то ли в Швейцарии.

— Мой дядя видал, как барин едал, — пробормотал полковник. — Слушай, как бы это поточнее выяснить?

— Может быть, в ФСБ что знают? — неуверенно предположил Рзаев.

— Знают они там, как же! — фыркнул полковник, по опыту зная, что коллеги из контрразведки вряд ли бросятся делиться информацией.

Над штабным крыльцом повисла тягучая, словно зубная боль, пауза.

— Может быть, мне сходить? — негромко предложил Рзаев, поправляя ремень автомата.

— Тебе? — Данич внутренне порадовался, что бравый капитан сам высказал мысль, крутившуюся у него в голове. Предложить, а тем более приказать что-то подобное он не мог, но необходимость в подобной разведке была очевидна для них обоих. — Надеюсь, ты понимаешь, чем рискуешь? — негромко спросил полковник.

— Конечно, — кивнул тот.

— Послушай, джигит. Обдумай все еще раз. Если тебе это удастся, ты сделаешь великое дело. Не для одного меня, для всех нас. Ну, а если влетишь, максимум, что я смогу сделать, это попытаться частным образом обменять тебя на кого-нибудь из тамошних. Надеюсь, это тебе понятно?

— Понятно, товарищ полковник. Я нормально пройду, не волнуйтесь.

— Сказал тоже, не волнуйтесь. Ладно, Шамиль, действуй. Успехов тебе. К исходу завтрашнего дня жду тебя с новостями.

— Есть, к исходу завтрашнего дня, — козырнул Рзаев и зашагал в сторону вертолетов.