Русский народ, который, как известно, мастак изрекать афоризмы, утверждает, что умный в гору не пойдет. Однако, как показывает практика, количество людей, стремящихся во что бы то ни стало опровергнуть эту истину, исчисляется не десятками и даже не сотнями. При этом изрядная часть их проживает в холмистой Москве. Среди всего этого множества Алексею Полковникову предстояло найти ту незначительную группу, которая не просто бы согласилась от большого ума пойти в горы, но пойти в горы, вблизи которых регулярно стреляют, и не только бы согласилась, но и пошла. Следовательно, путь его лежал по многочисленным турклубам Москвы и Подмосковья, по их альпинистским и спелеологическим собратьям.
“Мерседес-250” въехал в подворотню и остановился у двери со стеклянной вывеской “Турклуб Эльбрус”. Молодой человек, вышедший из машины, распространяя вокруг себя ауру солидности и деловитости, начал подниматься по лестнице на второй этаж, туда, где еще со времен развитого социализма находилось объединение умных людей, ходящих в горы. Время было неурочное, а потому клуб пустовал. За председательским столом, погруженный в чтение газеты, восседал бородатый мужчина интеллигентной наружности в свитере из ангорской шерсти.
— Добрый день, — поздоровался с порога Алексей Полковников, озаряя помещение голливудской улыбкой. — Прошу простить меня, если я вас отвлекаю. Могу я видеть председателя клуба?
Бородач отложил газету и испытующе посмотрел на Алексея. Мужчина, стоявший перед ним был хорошо выбрит, одет дорого, но не безвкусно, и производил впечатление человека, знающего себе цену.
— Я заместитель председателя, — наконец произнес бородач. — Председателя сейчас нет. Может, я вам смогу помочь?
— Вероятно, да. Разрешите представиться. Олег Дьячков, менеджер по персоналу ЗАО Южнефтепром. — Самозванный менеджер открыл дорогую кожаную папку фирмы «Моцарт» и вытащил из нее аккуратную визитную карточку.
— Кузьмичев, — в ответ представился бородач, — тоже Олег.
— О, значит мы с вами тезки, — улыбнулся Полковников, пожимая протянутую руку. — Очень рад. У меня к вам вот какое дело: фирма, в которой я работаю, планирует подписать соглашение с правительством России на проведение нефтепровода по территории Ингушетии. Кроме того, фирма проводит изыскания и разработку новых месторождений в Дагестане. В данный момент идет обкатка перспективного проекта предполагаемой нитки и увязка ее с общим нефтепроводом. На этом этапе нам необходимы специалисты, имеющие опыт работы в тех местах. Желательно, конечно, геологическое или техническое образование, но это не главное. Как вы понимаете, ландшафт там своеобразный. Кроме того, мы были бы весьма благодарны, если бы вы предоставили нам возможность переснять отчеты о походах, проводившихся за последние годы в Чечено-Ингушетии и Дагестане.
— Нефтепровод? — задумчиво произнес Кузьмичев, глядя на стоящего перед ним менеджера. — Да, я что-то такое слыхал. Немцов, кажется, по телевизору говорил.
Полковников утвердительно кивнул:
— Говорил. Можете быть уверены, и ваша консультация, и работа указанных вами специалистов будет надлежащим образом оплачена, причем, — Алексей чуть понизил голос, — как вы понимаете, по достаточно высоким расценкам. Нефть все-таки.
Упоминание о финансовом вливании привело заместителя в состояние одновременно благодушное и деловое.
— Северный Кавказ. Хорошо, сейчас посмотрим. Вообще, туда сейчас не очень много групп ходит, но кое-что у нас есть. Подождите, я сейчас вернусь.
Он возвратился минут через десять, неся кипу путевых журналов и альбомов с фотографиями. И пошел рассказ. За час, проведенный в обществе Олега Кузьмичева, Полковников узнал много нового о горном туризме вообще и на Кавказе, в частности. Десятки имен, десятки названий, десятки фотографий… — Вот эти ребята вам, наверняка, подошли бы, — сказал он, показывая на одну из вклеенных в альбом фотографий. — Они Кавказ, как собственный двор, знали.
— Так в чем же дело? — Это их последняя фотография. В прошлом году на Памире пропали ребята. Так и не нашли…
— Да, — сочувственно вздохнул Полковников, — лучше гор могут быть только горы. И часто такое?
— Бывает, — пожал плечами Кузьмичев. — Что поделаешь? А вот над этими ребятами просто рок какой-то висит.
— В каком смысле? — спросил Алексей.
— В самом прямом, — ответил зам председателя. — Вот эти трое, — он показал на снимок с изображением группы, пропавшей на Памире, — весной девяносто пятого ходили в дагестанских горах. Группа восемь человек. Двое погибли почти сразу после этого. Машина на серпантине потеряла управление. Одного машина сбила, еще одного инфаркт достал, так что из всей группы единственный человек в живых остался. Родик Бейбутов. Промышленным альпинизмом занимается. Сейчас одну из сталинских высоток реставрирует. Там камни сыплются, страшное дело! Многие ребята сейчас этим промышляют. Есть-то хочется. Тот же Родька, скажем, раньше в почтовом ящике работал, атомные электростанции проектировал. Но там сейчас работы нет, вот и промышляют — там крыши ремонтируют, там сосульки сбивают. Валик Крылов команду организовал, — бурным потоком разливался в объяснениях зампред.
— Простите, Олег… Как вас по отчеству?
— Ярославович, но можно просто Олег.
— Хорошо, — кивнул Полковников. — Олег, как бы мне найти этого вашего Родика Бейбутова?
— Плевое дело, — пожал плечами Кузьмичев. — Давайте я вам адрес запишу. — Он открыл стол, достал лист бумаги и ручку. — Отсюда на любом троллейбусе до круга. Вот вы вышли, перешли дорогу, дальше во двор, там увидите двенадцатиэтажку. Второй подъезд, шестой этаж, квартира направо.
— Прекрасно, — поблагодарил Алексей, принимая исписанный листок с маршрутом. — Ну, а еще кого вы можете посоветовать?
Кузьмичев назвал еще несколько имен и фамилий, снабжая каждое обозначенное лицо краткой характеристикой. Затем оба Олега отправились к ближайшему ксероксу, и вскоре в распоряжении Полковникова находилась увесистая стопка путевых заметок всех групп, совершавших походы по этим местам. Консультация была оплачена с соблюдением надлежащих формальностей, с цифрами прописью, двумя экземплярами и подписью напротив птички.
Таким образом, в руках Алексея Полковникова очутился список из двадцати шести фамилий, снабженных краткими характеристиками и адресами, и описания восьми походов по Надтеречному району Чечено-Дагестанской границы. Фамилия Родиона Бейбутова в данном списке была подчеркнута двумя четкими, параллельными, словно лыжня, линиями.
Агентство “Кордон” в полном составе сидело в доме-эсминце на Страстном, и внимало отчету Алексея Полковникова о проведенной за день работе.
— …Судя по путевым заметкам, это единственная группа за последние несколько лет, сошедшая с маршрута и оказавшаяся в нашем ущелье. Здесь указывается ночевка и продолжение пути. Если верить записям, на следующий день они прошли примерно две трети обычного дневного перехода. Само по себе это, конечно, ничего не значит. Горы не шоссейная дорога, здесь на ста метрах можно день проколупаться. Но, если рассматривать в ряду всех последующих странностей, то есть о чем задуматься.
— Что ты имеешь в виду? — осведомился Войтовский.
— Описание движения группы после этой ночевки, если мы будем внимательно сличать его с описанием предыдущего этапа, грешит расплывчатостью. В отчете ничего не говорится о причинах, заставивших эту команду сойти с дистанции и вернуться домой. Сказано только: “…В связи с рядом объективных трудностей, не позволяющих двигаться дальше».
— Может быть, имелись в виду военные действия? — вставил Ривейрас.
— Очень может быть. Но о боевых действиях почему-то не сказано ни слова. Это-то и странно. А вскоре после возвращения и вовсе начинается какая-то мистика. Прям, тайна египетских пирамид! Через две недели погибает руководитель группы с еще одним участником похода, потом еще, и еще, и еще… В общем, на данный момент, в живых имеется один Родион Бейбутов.
— Ты думаешь, он причастен к предыдущим смертям? — нахмурился Михаил.
— Кто его знает? — пожал плечами Полковников. — Может, причастен, может, нет. Во всяком случае, как ни крути, из тех, кто ходил, в живых остался он один. Разве это не странно?
— Странно. — Согласился Войтовский. — В общем ряду фактов.
— Тогда я тебе подброшу еще один, — обнадежил его аналитик. — Этот самый Бейбутов, прежде чем заняться промышленным альпинизмом, работал в закрытом НИИ, связанным с ядерной физикой.
— Ты хочешь сказать, что в связи с этим он разбирается в боеголовках стратегических ракет? Совсем даже не факт.
— Не факт, — согласился Полковников, — но предположить можно. Так что, Михаил Юрьевич, пора бы нам познакомиться с Родионом Бейбутовым поближе.
— Возможно, ты прав, — согласно кивнул командир. — Ну, господа и дамы, кто выходит на охоту?
— Да чего мудрить, — махнул рукой Алексей. — Нефтепровод — вполне пристойная крыша. Так что, я и пойду. А кроме того, мало ли, может зампред взял, да и позвонил Бейбутову, поставил в известность, что ему наклевывается выгодная работенка.
— Согласен, — немного поразмыслив, кивнул капитан Войтовский. — Валяй.
Импозантный молодой человек с роскошной кожаной папкой подмышкой, поднявшись на лифте на шестой этаж, остановился перед обитой дерматином дверью и нажал на кнопку звонка. Но, сколько он ни прислушивался, никакого движения по ту сторону двери не ощущалось. Подождав немного, он позвонил еще раз.
Дверь лифта позади него открылась, и на лестничную площадку вышла пожилая женщина с хозяйственной сумкой. Смерив оценивающим взглядом молодого человека, она, видимо, решила не причислять его к категории грабителей и насильников и полезла в карман пальто за ключом.
— Простите, — обратился к ней молодой человек, — вы не могли бы подсказать, Родион, обычно, когда возвращается?
— Да, как когда, — ковыряясь ключом в замочной скважине, произнесла она. — Должен бы уже быть. Хотя, — она махнула рукой, — он же непутевый, как завеется куда, неделю, две его может не быть. Он и с Надькой-то потому разбежался, — опуская голос до полушепота, добавила женщина.
— Ну, а сейчас… — начал молодой человек.
— Да, Бог весть, дня три его уже не слышала. — Она, наконец, открыла дверь и скрылась в квартире.
Париж… Этот город так же прочно связан с историей России, как Москва — с историей Франции. Если помнить, что нынешний облик Российской столицы — следствие нашествия императора Наполеона, то надо признать, что и столица Франции хранит на себе отпечатки ответного визита русских войск. Какая-то странная, не поддающаяся логическому объяснению тайная страсть царит в вековых отношениях Франции и России. Именно в Париж, а не в Берлин и не в Лондон рвались десятки тысяч вчерашних вольнодумцев и вольтерьянцев, вышвырнутых из России наследниками якобинцев. Так что, «какой же русский не любит быстрой езды по Парижу». Примерно так думал мсье Жорж Балашов, ведя свой “Рено” среди забитого автомобилями плетева парижских улиц в сторону Рю де Барр.
Он любил вот так поколесить по любимому с детства городу. Наконец, колеса “Рено” принесли его в четвертый округ к отелю “Мобюиссон”, где на вполне выгодных условиях, примерно франков за девяносто, могут найти себе пристойный кров преемники средневековых вагантов[8].
— Чем могу служить, мсье? — встретил его портье любезным поклоном.
— Могу ли я видеть господина Поля Шитоффа? — спросил Балашов, стягивая с рук перчатки.
— О, мсье Поль, — заулыбался портье, — помню, помню. Очень приятный молодой человек из России. Он жил у нас в триста двенадцатом номере.
— Жил? — переспросил мсье Жорж.
— Да, он съехал почти месяц тому назад, — подтвердил портье. — Кажется, где-то снял квартиру.
— Вы, случайно, не знаете, где?
Служитель с некоторым сомнением посмотрел на настойчивого посетителя. Балашов протянул ему визитку.
— Прошу простить меня, мсье, — поклонился портье, прочитав на визитке пост, занимаемый его собеседником в обществе “Русская Франция”. — Мсье Поль не предупреждал о возможности вашего визита.
— Так вы можете мне помочь?
— Увы, мсье, я не знаю его нового адреса, но я могу передать ему, что вы заходили, когда он в следующий раз зайдет за письмами.
— Он часто заходит?
Портье пожал плечами.
— Был пару раз. Вам бы, пожалуй, мог помочь его приятель Жерар Монферра. Но он, к сожалению, сегодня утром уехал домой в Анжер. Начало рождественских каникул. Мсье Поль, вероятно, тоже отправился домой.
Понимая, что толку от дальнейших расспросов ожидать не приходится, мсье Жорж вздохнул и заметил, как бы между прочим.
— Надо полагать, его домашнего адреса вы тоже не знаете?
— Нет. Но если вам очень нужно… — почтительно произнес портье.
— Да. Был бы вам очень обязан, — Балашов полез в карман за бумажником.
— Хорошо, мсье, подождите минуту, — он поднял трубку стоявшего на стойке телефона и забегал пальцами по кнопкам. — Алло! Луиза? Здравствуй, моя дорогая. Это Анри. Послушай, тут один очень важный господин просит домашний адрес Поля Шитоффа. Да. Да. О, нет! Он вице-президент общества “Русская Франция”. — Портье прикрыл трубку рукой и произнес: — Все в порядке, мсье. Подождите еще чуть-чуть.
Ждать действительно пришлось недолго. Минут через пять портье протянул Балашову листок с записью: “Вальсарен-сюр-Мер близ Марселя, бульвар маршала Нея, восемьдесят шесть”.
— Я как-то был в этих местах, мсье, там прекрасные пляжи.
Балашов обменял бумажку с адресом на двадцать франков и поспешил откланяться.
Основной достопримечательностью местечка Вальсарен-сюр-Мер считался баронский замок, построенный, как утверждал хранитель и управляющий бывшего поместья, в далеком ХIV веке. Под скалой, на которой находился замок, располагался сам городок. В прежние времена его обитатели ловили рыбу и изготавливали винные бочки. Однако теперь все побережье было застроено дорогими виллами, в большинстве своем сейчас пустовавшими из-за с зимнего ненастья. Хозяева виллы по Бульвару маршала Нея восемьдесят шесть были в числе тех немногих, кого зимняя непогода не заставила вернуться в уютные городские жилища. Им, попросту, некуда было возвращаться. Глава семейства, пожилой, осанистый господин Поль, приобретший эту виллу три года назад, согласно наблюдению местных жителей, отличался нравом нелюдимым, но не злобным. И добродушные южане, видя, что чудаковатый русский старик не похож на воплощение советской угрозы, приняли нового соседа, как живописную деталь своего привычного мира.
“О, мсье Шитофф!” — улыбаясь говорили они, встречая старика, копавшегося в саду, — “Как ваше здоровье? Как здоровье вашей дочери и зятя? Как дела у юного Поля?”. “Благодарю вас”, — не меняя выражения лица, отвечал мсье Шитофф, отвлекаясь от работы. Между тем, если бы кто-нибудь из них мог увидеть личное дело этого почтенного садовода, хранившееся в архиве Лубянки, он был бы крайне удивлен, что здесь преспокойно проживает бывший генерал КГБ, к тому же, скрывающийся под чужой фамилией.
Но ни любопытство, ни возможности местных жителей не заходили так далеко.
В этот день солнце светило по-весеннему, хотя на дворе был декабрь. Вся католическая общественность готовилась встречать Санта Клауса, мчащегося на санях, запряженных оленями, прямо с Северного полюса. Впрочем, какие сани, когда на улице плюс двенадцать, и ветер, налетающий с моря, раскачивает пальмы. Но генералу Лаврентьеву не было дела ни до погоды, ни до Рождества. Он мрачно посмотрел на Средиземное море, плещущееся метрах в сорока от веранды, и, запахнув плащ, начал спускаться по лестнице.
— Ты далеко? — выглядывая в окно, спросила его дочь. — Пройдусь по берегу, — не глядя на нее, ответил бывший генерал. — Что-то тошно.
— А, ну-ну, — бросила женщина, переключая свое внимание с отца на пылесос. — К Жюльену заходить не будешь?
— Зайду, наверно, — пожал плечами Лаврентьев. — Сегодня ему должны привезти свежие русские газеты.
— Возьми заодно прянные сосиски и круассаны к чаю.
— Хорошо, — согласился отставной КГБешник и, опираясь на свою резную трость, отправился гулять по бульвару, тянущемуся вдоль береговой линии не меньше, чем на милю.
Лаврентьев шел по бульвару, кивком головы отвечая на приветствия встречных горожан. Те, видя, что старик не в духе, не спешили тревожить его расспросами. И генерал шел себе дальше, постукивая тростью по брусчатой мостовой. Трость была не простой, в ней таился двадцатипятисантиметровый клинок, который можно было обнажить быстрым поворотом набалдашника. Впрочем, кинжал служил скорее для самоуспокоения генерала, чем для безопасности. Тех, кого он опасался, этот предмет мог устрашить не более, чем стрельницы на донжоне Вальсарена.
Дойдя до магазинчика Жюльена, над входом в который красовался местный герб с серебряной лилией в лазури в окружении семи золотых звезд, он остановился и повернул дверную ручку. В магазине мелодично звякнул колокольчик. Владелец этого торгового заведения, Жюльен Лавель, был шестым по счету Лавелем, хозяйничавшим в этой лавке, где жители запасались не только едой и питьем, но и свежими слухами. Маленький, толстенький господин Лавель, лучась учтивостью, выкатился навстречу Шитоффу-Лаврентьеву, словно тот был его самый задушевный друг. — О, мсье Шитофф! Рад видеть вас в добром здравии. Как ваша очаровательная дочь, как зять? Что слышно от юного Поля?
— Благодарю вас, — буркнул покупатель. — Все в порядке. Поль вот-вот должен вернуться из Парижа.
— О, Париж! Вчера оттуда вернулась вдова Корню, говорит, там опять выступает русский балет.
— Я слышал, — кивнул отставной генерал, выбирая круассаны.
Мсье Лавель продолжал сыпать местными новостями, но Лаврентьев его не слушал. Он подошел к стойке и протянул кредитную карточку.
— Сию минуту, мсье Шитофф, — кивнул тот, доставая из ящика аккуратный пакет. — Вот ваши газеты.
— Благодарю вас, — распечатывая на ходу пакет, буркнул Лаврентьв.
— Не беспокойтесь, все, как вы заказывали. — Жюльен вернул кредитку своему постоянному клиенту. — Кстати, если вы хотите отметить встречу с вашим русским другом, у меня есть отличное “Бордо” и настоящая “Столичная” водка.
— Какой русский друг? — резко повернулся собравшийся, было, уходить Лаврентьев.
— Который уточнял утром, действительно ли вы живете по адресу: Бульвар маршала Нея, восемьдесят шесть. — Испуганно пролепетал лавочник, глядя, как на глазах посерело лицо покупателя.
— Вы уверены, что это был русский?
— Н-нет, но он говорил по-французски с легким акцентом, похожим на ваш, и я решил…
Лаврентьев, не прощаясь, вышел на улицу. Ему было невыносимо жарко. Он расстегнул плащ, затем ворот рубашки, но облегчение не наступило. Левая рука онемела, и внезапно ему стало казаться, что где-то в груди, под ребрами, кто-то внезапно приладил горчичник. ”Ну, вот и нашли, — думал он, шагая по бульвару. — Вот и все”. Он глядел по сторонам, словно ожидая, что из-за поворота на него выскочит груженый самосвал, или же встречный прохожий, будто невзначай, царапнет отравленной иглой. Встречный прохожий! Лицо человека, идущего навстречу, показалось ему странно знакомым. Где-то от уже встречал эти волевые черты и родинку под глазом. “Подполковник Дунаев? Быть не может! Он мертв уже три года!”
Ровно три года тому назад, в этот самый час, подполковник Дунаев заскочил попрощаться с уходящим на покой Лаврентьевым.
— Надеюсь, мы еще встретимся, Павел Семенович, — уходя, улыбнулся он.
— Конечно, встретимся, Костя! — собирая вещи, кивнул генерал.
— Добрый день, мсье Шитофф! — приветствовал Павла Семеновича встречный прохожий, и удивленно застыл, глядя, как шарахнулся от него мрачный русский.
Не сбавляя скорости, генерал влетел во двор своей виллы и ключом запер ворота. Это было бесполезно, потому что забор, огораживающий владения семьи Шитофф, едва был по грудь и не был преградой даже для младших школьников. Но, повернув ключ в замке, Лаврентьев как-то успокоился.
— Что случилось? — взглянув на возбужденное лицо отца, окликнула его, не прерывая своей работы, хозяйка.
— Я должен уехать, — бросил он, поднимаясь по лестнице в свой кабинет.
— Далеко? — удивленно посмотрела ему вслед дочь, отрываясь от наведения блеска на и без того зеркальный паркет.
Это было необычным. За все три года жизни во Франции генерал Лаврентьв еще ни разу не покидал пределов городка.
— В Париж, в Марсель, по делам! — хрипло бросил он, не оборачиваясь на дочь, и, войдя в кабинет, запер за собою дверь.
“ Быстрее! Времени нет! — стучало у него в мозгу. — «Вре-ме-ни нет, вре-ме-ни нет…” Он оглядел кабинет и, не увидев ничего опасного, задернул плотную штору. “ В первую очередь, сейф. Он достал из кармана ключи и, набрав цифровой код, вставил причудливой формы ключ в замочную скважину. — "Так, здесь двести тысяч франков, на ближайшее время хватит. Вре-ме-ни нет, вре-ме-ни нет,” — стучало в висках. Он достал из-под стола кейс, которым не пользовался со времен побега из России, обтер от пыли, и, открыв, начал лихорадочно складывать туда деньги. “Что дальше?” Взгляд его упал на армейский кольт, вывезенный им, еще в бытность сотрудником Комитета, из Афганистана. «Пригодится, — зло усмехнулся Лаврентьев, засовывая пистолет за пояс. — Не так-то просто будет меня взять». Горчичник в груди продолжал печь, в висках противно стучало. “Надо посидеть, перевести дух, — решил генерал. — Нельзя пороть горячку. Пять минут ничего не решают”. Он присел в высокое кожаное кресло и, положив одну руку на подлокотник, начал другой массировать грудь в области сердца. “Что-то оно совсем разгулялось, надо крикнуть Валюхе, чтобы принесла валидол. Черт, дверь же закрыта. Ладно, сейчас открою”, — он сделал движение, пытаясь подняться. “Вре-ме-ни нет. Вре…”
Первая шифровка, полученная в Москве полковником Коновальцем, гласила: “Бывший генерал-майор Лаврентьев действительно проживает во Франции, в городке Вальсарен сюр-Мер. Ждем ваших дальнейших указаний”.
Следующая шифровка была получена им через день: “ Согласно сообщению местных газет, генерал-майор в отставке Павел Семенович Лаврентьев, он же Поль Шитофф, скончался вчера днем от сердечного приступа”.