Вскоре были наши путешественники уже у того места, где впадает в Караидель небольшая река Айдос. Отметили ее на своей маршрутной карте. Определили, что скоро будет и пристань Айдос.
Когда к вечеру расположились на привал, Иршат вспомнил, что в этот день должны были звонить в свою школу, в Тальгашлы.
— Ничего, раз забыли, письма напишем, — сказала Фатима.
Письма… Стоило только произнести это слово, как все начали писать да строчить, ведь впечатлений у каждого оказалось предостаточно. Девочки даже разукрасили конверты разными узорами и цветами.
Иршату тоже захотелось написать маме и сестренке Гульнур. Он пошел на берег, удобно пристроился там на валуне и углубился в письмо.
«Дорогая мамочка!» — начал он, но показалось, что нужно еще какое-то слово, более нежное и более выразительное. И между этими двумя словами вставил он «любимая». Получилось: «Дорогая, любимая мамочка!» Дальше надо было обратиться к Гульнур. Иршат с тоскою думал о сестренке, которую не видел вот уже сколько дней. Но называть девчонку ласковыми именами, ему казалось, было неприлично. И он написал просто: «Гульнур!» Получилось: «Дорогая, любимая мамочка! Гульнур!» Потом по традиции, которой придерживаются почти все пишущие письма, надо было хотя бы несколько слов посвятить описанию пейзажа тех мест, где находишься. Иршат написал: «Привет вам с прекрасных берегов Караидели». Чтобы не беспокоились, сообщил: «Я и все остальные ребята живы, здоровы, хорошо загорели, видели много интересного». Не зная, что писать еще, добавил: «Приеду — расскажу все подробно».
Хотел было на этом кончить, но ведь говорят, что аппетит приходит во время еды, а вдохновение — во время сочинения.
Дальше Иршат писал быстрее, стараясь только не забыть все, что нахлынуло.
«Как вы там живете? Что делает Гульнур? Не истрепались ли ее куклы? А то деньги, которые ты, мамочка, мне дала с собой, расходовать некуда, и я собираюсь купить Гульнур новую куклу. Это когда приедем в Уфу.
Я постараюсь писать тебе чаще.
Мамочка, я всю дорогу думаю — хорошо, что ты разрешила мне пойти с ребятами. Здесь очень интересно, мне так никогда в жизни еще не было хорошо. Крепко-крепко тебя целую!
Твой сын Иршат».
Иршат перечитал написанное. Все ему понравилось, даже слезы навернулись на глаза.
Он явственно представил себе, как мама получит это письмо, с какой радостью прочтет его Гульнур. Как сестренка захлопает в ладоши, когда узнает, какие подарки он ей «отвалил». Как мама скажет: «Вот видишь, доченька, какой стал наш Иршат. Он теперь совсем взрослый. Он у нас вместо отца».
Иршат так увлекся своей фантазией, что не заметил, как подошли к нему два человека и остановились возле него.
— Эй, парень! — сказал один из них, и Иршат вздрогнул от неожиданности.
Подняв голову, он увидел двух рыбаков. «Дон Кихот и Санчо Панса», — вспомнились слова Самбосаита. Это их он ищет, конечно! Один высокий, другой низкий.
— Ты не видел здесь человека в моторке? — продолжал один из рыбаков, тот, который высокий.
— Саитова? — осведомился Иршат. — Как же, видел. Только не здесь, а в Старом Янсаите. Часа три назад.
Рыбаки переглянулись.
— Самбосаит уехал в Янсаит, — срифмовал толстяк.
— Да не в Янсаит он уехал, — рассмеялся Иршат, — а вон туда. Он вас тоже ищет.
— Нас?.. Ищет? — проговорил длинный рыбак.
— Ну да. Он нас еще спрашивал, не видели ли мы каких-то людей — один такой… ну, как вы… а второй… ну, ну такой, как вы…
Теперь рассмеялись рыбаки.
— Спасибо, малый! На́ тебе за это леща! — И, вытащив из сумки довольно большую рыбину, длинный швырнул ее к ногам Иршата.
Рыба была еще живая и от удара вздрогнула, ударила хвостом по валуну, но снова затихла.
— Спасибо, — сказал Иршат, — но только не надо, у нас ведь целый отряд. Если разделить на всех, получится по грамму на нос.
— Ха-ха-ха! — расхохотался толстяк. — Зачем же делить? Рубай сам, и точка.
— Но-но! — поднял палец длинный. — Он ведь пионер. А пионеры все делят. Верно?
— Верно, — согласился Иршат.
— Ну ладно, на тебе еще, это от меня, — сказал толстяк и положил рядом с лещом огромную щуку. — Теперь ушица на всех будет.
— Спасибо, агай! — обрадовался Иршат. — Может, и вы с нами пообедаете?
— Э, нет, добрая душа! Нам пора.
И, внезапно оборвав приятный разговор, рыбаки, почему-то даже не попрощавшись с Иршатом, быстрым шагом пошли прочь и скрылись в кустах.
Иршату не хотелось уходить с берега, хотя он предвкушал радость, которую испытает, когда ребята увидят такую щучину и вдобавок леща. Рассматривая рыбин, он сравнил их с рыбаками: огромная щука была похожа на длинного, а широкий и короткий лещ — на маленького толстяка. Ему стало смешно.
Тарахтение моторки оторвало его от этих мыслей. В моторке сидел Самбосаит. Теперь он был не один. Вместе с ним были двое в военной форме.
Они хотели протарахтеть мимо Иршата, но он закричал:
— Заки-агай! Сюда-а!
Самбосаит услышал его и подплыл к берегу.
— Ты чего?
— Вы искали рыбаков, они только что здесь прошли, вот, рыбы мне дали.
— Куда пошли? — коротко спросил Самбосаит, и в голосе его Иршат уловил тревогу.
Иршат показал.
Самбосаит выскочил из лодки. Военные — за ним. И все трое помчались бегом туда, где недавно скрылись рыбаки.
«Так они, пожалуй, ловят этих рыбаков! — мелькнуло в голове у Иршата. — Эти рыбаки, наверно, браконьеры… А почему Самбосаит ловит браконьеров? Он же спортсмен…»
В следующее мгновение из кустов, тяжело дыша, выскочили рыбаки. Со всего маху швырнули они свои сумки Иршату:
— На… еще… пионер…
Иршат не успел опомниться, как они сели в моторку Самбосаита, включили мотор и дали полную скорость.
Теперь Иршату стало ясно все.
Он забегал по берегу взад и вперед, не зная, что делать. Наконец сообразил: надо немедленно найти Самбосаита. Бросился в кусты, но там никого не было.