Присматриваясь к берегам и сравнивая их с картой, Фатима установила, что плавучий отряд приближается к аулу Тавлыяр. Но аула все не было видно.
Тогда она дала команду причалить к берегу.
На разведку местности были высланы капитан Юлай и Шакир.
— Го-го-го! — закричали они в два голоса, отойдя от берега метров на пятьсот.
«Го-го-го!» — ответило эхо, сперва совсем близко, потом дальше, еще дальше, еще… И затихло.
Мальчики уже скрылись из виду, когда оставшиеся на берегу снова услышали их «го-го-го».
Вскоре они вернулись и доложили, что никто не отвечает.
— Можно ехать! — закричали ребята.
— Нет, — сказала Фатима. — Все за мной!
Привязав лодки, отряд двинулся в гору.
Через некоторое время Фатима остановила ребят:
— Внимание! Я буду дирижировать, а вы по счету «три» кричите хором. Раз, два-а, два с половиной, два и три четверти, три!
И все заорали что было мочи:
— Го-го-го-о-о!
— Еще раз! — скомандовала Фатима. — Раз, два, три!
— Го-го-го!
И снова никто не откликнулся.
Начали спускаться с горы, чтобы плыть дальше.
Но вот все увидели мальчика, бегущего за отрядом.
Это был дочерна загоревший и шустрый малыш. Услышав зов путников, он помчался на помощь. Малыш объяснил, что аул Тавлыяр действительно здесь, рядом, но из-за гор его не видать. Если идти напрямик, через горы, то рукой подать, а в обход — километров пять с гаком.
— А сколько в этом гаке? — спросила Фатима.
— А в гаке еще столько, — ответил малыш и громко расхохотался. — Нет, нет! — поспешил он успокоить путешественников. — Близко, близко, пошли!
Фатима дала знак Сабиту, и он запел:
Наливалися знамена
Кумачом последних ран…
И подхватили все:
Шли лихие эскадроны
Приамурских партизан.
— Шаго-о-ом марш! — скомандовала Фатима.
Малышу-проводнику это, как видно, понравилось, и он тоже зашагал в ногу, стараясь не отставать от Фатимы.
Фатима разрешила пионерам побегать, поймать бабочку или рассмотреть занятный камушек. Ребята рвали щавель и ели его на ходу. Рассказывали друг другу разные истории.
Дорога шла сперва вдоль берега Караидели, потом сворачивала вправо и то петляла по склонам гор, то опускалась в низины, где, негромко журча, текли прозрачные ручьи.
Аул Тавлыяр, как предсказывал сэсэн Акберды, должен был открыть перед следопытами родовые реликвии племени кудей, хранящиеся у старейшего в роде аксакала Исангула.
И по мере приближения к Тавлыяру все сильнее охватывало ребят чувство любопытства и нетерпения.
За высоким холмом, покрытым густым кустарником, открывался вид на Тавлыяр.
Небольшие домики, утопающие в садах, внимательно смотрели своими окнами на пришельцев, словно стараясь угадать и понять, кто на сей раз пожаловал в гости.
Отряд вошел в аул.
Отыскать дом Исангула было нетрудно, хотя он ничем не выделялся. Это был сруб из добротных сосновых бревен.
Едва следопыты вошли во двор, как сразу почувствовали: случилось что-то неладное. Двор был забит людьми, хранившими молчание. На крыльце суетились женщины. Мужчины то входили в дом, то возвращались обратно. И повсюду сновали дети. Но никто не разговаривал.
— Что случилось? — шепотом спросила Фатима у какого-то худощавого пожилого мужчины в кепке, стоявшего у самых ворот.
— Ай-вай-вай, девушка! — с укором произнес этот человек. — Как же так ты не знаешь, что случилось, а? Такое большое несчастье случилось! Такое несчастье…
— Простите, но мы только что приехали в Тавлыяр, — сказала Фатима.
— Ай-вай-вай! Умер наш уважаемый аксакал, умер наш дорогой Исангул, умер, не дожив всего года до ста лет и всего-навсего десяти дней до девяносто девяти, — проговорил мужчина. — Ай-вай! Аксакал покинул нас, покинул!
Помолчали.
Потом мужчина обернулся к Фатиме:
— А зачем приехали, а? Дело делать или от нечего делать? — И он не очень-то ласково оглядел ребят.
— Видите ли, агай, — замялась Фатима, — нам об аксакале в деревне Янсаит рассказывал сэсэн Акберды. Не слыхали?
— Так не шежере ли вам нужно? — покосился мужчина на Фатиму.
— Да-да, мы хотели бы…
— А кто вам его даст?
Фатима не знала, как ответить, и промолчала.
Заметив ее смущение, мужчина добавил уже мягче:
— Шежере! О-о, шежере — это документ, который совсем не для всех, нет, нет, не для всех! Это священные письмена, священные! Да! Они хранятся у старейшего в роду и переходят после его смерти к самому старейшему из оставшихся в живых.
— Сейчас, наверно, неудобно говорить об этом, — сказала Фатима, — но мы ведь хотели бы только взглянуть на шежере. Ну, а заодно и на некоторые другие документы…
— Ну, если только посмотреть, то посмотрим… — сострил мужчина. — Но и смотреть надо осторожно. Это вам не шутки — двадцать пять поколений!
Фатима понимающе и очень уважительно покачала головой.
Это, по-видимому, понравилось худощавому мужчине, и он снисходительно поделился с нею своими мыслями:
— Понимаешь, что получается? Плохо получается! Не в нашем ауле старейший из живых остался! Значит, надо шежере в соседний аул передать. Э! Там живет человек, которому то ли девяносто пять, то ли девяносто три. Эх, Исангул-агай, подумать только, какую ценность теряет наш аул вместе с тобой!
Выслушав эти слова, Фатима окончательно убедилась, что сегодня разговаривать с кем бы то ни было по делу, расспрашивать просто нехорошо. А раз так, стало быть, придется в Тавлыяре заночевать. Где именно? Конечно, в местной школе. Ведь всем известно, что на лето школы превращаются в своего рода гостиницы для приезжих ребят. Ребячья республика не испытывает благодаря этому таких трудностей, как взрослые командированные или отдыхающие «диким образом». Но для этого надо повидаться с директором школы, навестить дежурных, оставшихся у лодок, и усилить пост на берегу.
Пока Фатима думала о своем, безмолвно и важно начали целыми группами выходить из дома мужчины. Женщины, толпившиеся на крыльце, и старушки плакальщицы подались в сторону, сгрудились в углу двора.
Вот тело аксакала, завернутое в белый саван, на специальных носилках мужчины вынесли во двор, накрыли паласом. Выйдя за ворота, они подняли носилки высоко над головой и так понесли. За ними шли почтенные старики. Среди них, как кто-то сказал Фатиме, были гости из соседних аулов: старейшего хоронил весь род кудей. За стариками шли молодые мужчины и дети.
Юные следопыты никак не ожидали стать свидетелями столь печального события. Некоторые из них вообще впервые в жизни видели такие похороны. Они молча окружили Фатиму.
— Вот что, ребята, — сказала она, — давайте-ка сейчас уйдем отсюда, а завтра нарвем цветов и сходим на могилу аксакала.
И отряд направился к школе.
В эту минуту Фатима почувствовала, что кто-то взял ее за руку. Это был Мидхат.
— Ты что?
Мидхат глазами показал в сторону.
Фатима обернулась и вздрогнула: она увидела старика с острой бородкой. Тот самый, который сбежал из палатки!..
Старик стоял возле ворот дома аксакала.
Словно почувствовав, что на него смотрят, он поднял голову, заметил Фатиму и Мидхата, и не успела Фатима сообразить, что делать, как старик довольно быстро дошел до угла, скрылся за поворотом. Мидхат бросился за ним, но напрасно. Старик исчез.
— Старик этот — настоящий Хоттабыч! — сказал Мидхат, вернувшись к вожатой.
— Не шути, дело серьезное, — нахмурилась Фатима.