Тайна Копья Лонгина: В чьих руках судьбы мира?

Глава 2 Человек, вонзивший копье в Мессию

Этого дня старый воин ждал давно — недели и даже месяцы. Уже тогда, когда он получил приказ тенью следовать за иудейским проповедником — через пустынные земли, по городам и сельской местности, — не спуская с него глаз и докладывая о каждом его шаге начальству, у центуриона появилось неясное предчувствие, что закончится все именно так, на холме, подобном этому, в одно пятничное утро.

Он, разумеется, и раньше видел, как распинают преступников — так наказывали разбойников и врагов Римской империи уже более столетия, — но этот отличался от остальных. Тот, кто сейчас висел на деревянном кресте рядом с двумя простыми ворами, был необычным человеком. Боль терзала его не меньше, чем его соседей, но мужеством и выдержкой он превосходил их неизмеримо.

Гай Кассий (так назван римлянин в апокрифическом Евангелии от Никодима) следил за этим человеком в течение двух лет по приказанию Понтия Пилата, прокуратора завоеванной римлянами Иудеи. Его имя было Иисус из Назарета. Говорили, что именно он был давно ожидаемым Мессией. Пилат же имел основания считать, что его проповеди направлены против власти Рима, закона и порядка.

В течение месяцев центурион посылал донесения римскому прокуратору. Он следил за проповедником очень внимательно, изо всех сил напрягал свои подслеповатые глаза, но не заметил в его поведении ничего предосудительного, тем более подрывающего устои Рима. Иисус из Назарета учил любви и терпимости. Ни разу, даже в гневе, он не возвысил голос, не поднял ни на кого руку. Это был достойный уважения учитель, равви.

Где бы ни появлялся Иисус, его всегда окружали преданные последователи и встречали толпы мужчин и женщин. Он превосходно знал, что за ним следят, Гай в этом не сомневался. Не раз во время проповеди Иисус посматривал с улыбкой туда, где стоял римлянин — всегда позади или в стороне от толпы.

В далекой молодости, когда Гай Кассий только начинал военную службу в римской армии, он, конечно, не предполагал, что ему когда-нибудь придется следить за столь необычным человеком. Солдатами были и отец его, и дед — неудивительно, что он пожелал продолжить семейную традицию. Его желание исполнилось, и ему довелось сражаться под римским флагом и в ближних провинциях, и за морем — в Египте и на Востоке.

Везде, где бы ни доводилось служить, он не расставался со своим копьем. В «Евангелии от Никодима» говорится, что копье получил его дед от Юлия Цезаря в награду за храбрость, проявленную в Галльской войне. Это было римское копье, хаста, с железным наконечником на крепком деревянном древке, длина которого раза в два превышала рост воина. Копье перешло к отцу Гая, служившему в армии Германика, а затем и к Гаю. За долгие годы железный наконечник копья не затупился и не заржавел, и Гай ценил эту семейную реликвию и считал ее своим талисманом. Не исключено, что копье действительно хранило Гая — во всяком случае, он ни разу не был ранен в многочисленных сражениях, в которых ему довелось участвовать, до того как его отправили в Иудею.

Но за годы, проведенные в походах под ослепительным солнцем ближневосточных пустынь с их песчаными бурями, Гай заработал катаракту на обоих глазах, и его воинская карьера подошла к концу. Поскольку он был верным и преданным слугой империи, ему нашли работу в строптивой иудейской провинции — вменили в обязанность наблюдать за религиозной и политической обстановкой в Иерусалиме и его окрестностях и регулярно докладывать об этом прокуратору. Задача оказалась нетрудной. Иисус не делал ни малейших попыток уйти от наблюдения, да и не так-то просто сделать это человеку, вокруг которого всегда толпился народ. Поэтому даже плохое зрение не особенно мешало центуриону. И вот теперь его работа подошла к концу: он присутствовал при последних минутах жизни Иисуса.

Гай Кассий был очевидцем всех событий, что последовали за арестом проповедника. Он присутствовал на заседании Синедриона и даже вздрогнул, когда стражник с размаху ударил задержанного по лицу за то, что тот не ответил на вопрос первосвященника Каиафы. Это было вчера, а нынешним утром центурион встал с рассветом, чтобы последовать за стражниками, ведущими избитого Иисуса через весь Иерусалим в преторий крепости Антония, цитадель римской власти, резиденцию Понтия Пилата. На допросе у Понтия Пилата Иисус по-прежнему хранил молчание, но казнь его была предрешена, причем Пилат ловко переложил ответственность за нее на правителя Иудеи Ирода. А потом центурион услышал вопли собравшейся перед преторием толпы — это Пилат объявил, что на свободу отпускается разбойник Варавва, а Иисус приговаривается к бичеванию и распятию на кресте.

Распятие считалось казнью позорной, к которой никогда не приговаривали римских граждан — только рабов или разбойников из колоний. В данном случае возникло одно непредвиденное осложнение: по иудейскому закону нельзя никого казнить в субботу, тем более перед Пасхой. Началом субботы считался вечер пятницы, и если к наступлению темноты приговоренный был еще жив, от римских властей требовалось ускорить его смерть. Обычно жертве перебивали ноги. Пилат без колебаний согласился на это условие, чтобы доказать иудеям, что этот приговоренный вовсе не являлся Мессией, а был просто еретиком и, главное, обычным человеком, как все прочие.

Затем последовала ужасная сцена, когда римские стражники издевались над узником за то, что он называл себя царем Иудейским. Они набросили рубище на его израненные плечи, на голову напялили венок, сплетенный из колючих веток терновника, которые использовали для разжигания костра. Затем центурион увидел, что рубище сорвали с плеч узника (вместе с клочьями плоти и сгустками крови), привязали его руки к массивной поперечине креста, который тот должен был сам донести до места казни.

Не двигаясь с места, Гай смотрел, как Иисус и двое других осужденных — их, согласно дошедшему до нас преданию, звали Гестас и Дисмас — выстроились в линию, перед тем как начать свое восхождение на Голгофу, или Лобное место. Впереди шагали храмовые стражники с копьем Ирода — символом власти, знаком того, что они обладают правом распинать преступников. Римские солдаты во главе с центурионом не имели на это полномочий. 

Расстояние от крепости Антония до Голгофы составляло 650 ярдов. Гай видел, что каждый шаг доставляет Иисусу неимоверные страдания. Несколько раз он спотыкался и падал, а затем уже окончательно рухнул в пыль. Предводитель римских стражников выдернул из толпы какого-то человека — его имя, как центурион узнал впоследствии, было Симон из Киринеи, что в Северной Африке, — и приказал ему нести крест остаток пути.

Уже на Голгофе Иисусу, как об этом говорится в Евангелиях, была дарована палачами единственная милость: солдат предложил ему болеутоляющее питье из кислого вина с миррой, от которого тот отказался. Солдат пожал плечами и приступил к казни. Прижав спину приговоренного к кресту, он с привычной сноровкой вколотил по большому железному гвоздю в каждую ладонь. Гай наблюдал, как поднимали и укрепляли крест. Потом римский солдат скрестил левую и правую ноги Иисуса и пробил обе ступни третьим железным гвоздем, глубоко вошедшим в дерево.

Только когда с этим было покончено, Гай заметил, что на верхушку креста приколотили табличку с надписью «Царь Иудейский». Рассматривая надпись, он увидел, что распятый провис на гвоздях, вбитых в его ладони, не имея сил ни выпрямиться, ни наклониться. Старый воин знал, что, даже если бы Иисус попытался подтянуться, чтобы рукам стало легче, его ногам и всему телу стало бы только хуже.

Некоторое время Гай Кассий стоял неподвижно, погруженный в собственные мысли. Никогда еще не доводилось ему наблюдать на лице приговоренного к распятию выражение такого мужества и достоинства. Он нисколько не сомневался, что этот необыкновенный человек, за которым он столь долгое время следил, скоро умрет, но не мог заставить себя уйти. Он видел, каких усилий стоило Иисусу слегка подтянуться, чтобы вдохнуть немного воздуха в измученные легкие, ясно расслышал слова, которые тот произнес в эти последние мгновения своей жизни.

Центурион, наблюдая за тем, с какой жалостью Иисус посмотрел на римских солдат, которые у подножия креста спорили из-за его одежды, услышал, как он прошептал: «Отец, прости им, ведь они не ведают, что творят». Обратившись к раскаявшемуся разбойнику, висящему на соседнем кресте, он произнес: «Сегодня же ты будешь со мной в раю». Затем перевел взгляд туда, где в группе женщин стояла Мария, мать Его, молвил: «Женщина, вот твой сын», — глазами указав на одного из своих учеников, Иоанна, стоявшего рядом с женщинами, а Иоанну, с трудом шевеля губами, шепнул: «Вот мать твоя». А затем послышались слова, которые прокатились по пустынному склону Голгофы и до конца жизни запечатлелись в памяти Гая Кассия: «Боже мой, Боже мой! для чего Ты Меня оставил?»

Распятого терзала мучительная боль. И тут, как впоследствии описывали это евангелисты Матфей и Лука, «сделалась тьма по всей земле».

Но и сейчас римлянин не мог заставить себя уйти. Умирающий на кресте человек дышал все слабее и слабее. Потом послышался сдавленный стон: «Пить». Гай невольно шагнул вперед, но один из стражников уже поднял на палке губку, смоченную в поске — дешевом кислом вине, которое входило в ежедневный рацион всех легионеров, включая самого Гая, — и поднес ее к губам умирающего. На этот раз тот не отказался. Через мгновение раздался шепот: «Кончено». 

Но трагедия еще не завершилась. Собрав остатки сил, Иисус попытался распрямить пригвожденные к кресту ноги и издал свой последний стон: «Отец, в руки Твои предаю дух свой!»

Если стоящие у подножия креста стражники и слышали этот стон, то не обратили на него внимания. Они готовились исполнить последнюю часть ужасного ритуала, торопясь закончить все до наступления темноты: распятым следовало перебить голени, чтобы они не могли подтягиваться на кресте, пытаясь вдохнуть воздух. Гай Кассий хорошо знал, что после этого быстро наступала смерть от удушья.

Солдаты, привычные к исполнению этой страшной обязанности, резкими ударами перебили голени Гестасу и Дисмасу. Но когда один из них подошел к Иисусу, из тени, отбрасываемой крестом, возникла фигура человека, который весь этот день наблюдал за происходящим и наконец решил вмешаться. Гай Кассий, крепко державший дедовское копье, шагнул вперед и, не колеблясь ни мгновения, вонзил его между четвертым и пятым ребром человека, с которого не спускал глаз два последних года.

Вот теперь все было кончено.

Но легенда только начиналась.

В Евангелии от Иоанна (19: 34) говорится: «Но один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекли кровь и вода». Это свидетельство позволяет сделать вывод, что копье Гая Кассия, пробив перикард, вонзилось прямо в сердце, что вызвало истечение жидкости из околосердечной сумки и крови из сердца. Это означает также, что Иисус умер не от удушья, как обычно бывало с распятыми, а от остановки сердца вследствие болевого шока и давления на сердце скопившейся в перикарде жидкости. 

Эти медицинские соображения были, конечно же, недоступны человеку, которым двигало лишь желание прекратить страдания пригвожденного. Сразу ли покинул Кассий Голгофу, где совершил этот акт милосердия, или подождал, пока тела распятых снимут с крестов, что делать полагалось незамедлительно, — мы не знаем.

Зато известно, что копье Ирода, которое придавало процедуре казни официальный характер, вернули в Иерусалимский храм, где Каиафа и остальные священники ожидали вести о смерти причинившего им столько беспокойства «мессии». Значение свое это копье утратило вместе с окончанием власти Ирода. Его затмила слава другого копья — того, которым Гай Кассий пронзил сердце умирающего Христа. Именно этому копью предстояла удивительная судьба.

Надо отдавать себе отчет, что наши скудные сведения о жизни Гая Кассия основаны на немногочисленных и кратких свидетельствах, чудом до нас дошедших, хотя в главном сомневаться не приходится: он присутствовал при распятии Иисуса Христа и пронзил его копьем. Все остальное следует подвергнуть тщательному анализу, чтобы получше разобраться в необыкновенной истории этого удивительного копья.

Прежде всего ясно, что Гай Кассий не был ни грубым, ни жестоким солдафоном. Наоборот, он был человеком, способным на сильные чувства, и то, что произошло в тот день на Голгофе, произвело на него глубокое впечатление. Он не мог допустить, чтобы тело благородного и мужественного Иисуса изуродовали так же, как тела двух разбойников, и ударил копьем, чтобы прекратить его мучения. Римские солдаты нередко поступали так же, отдавая дань мужеству противника на поле боя, чтобы показать всем, что враг уже мертв и его следует оставить в покое.

К сожалению, у нас нет никаких сведений о месте рождения Гая Кассия, хотя высказывались догадки о его германском происхождении. Без сомнения, отец его тоже был солдатом, и Гай впитал воинские традиции с молоком матери. Он наверняка прослужил в строю полагающиеся легионеру двенадцать лет. Тот, кто, несмотря на лишения и опасности солдатской судьбы, доживал до окончания обязательного срока, мог надеяться получить повышение и стать центурионом. Внушительный список кампаний, в которых участвовал Гай, свидетельствует о том, что он скорее всего отслужил полный срок, считался хорошим воином и поэтому вместо обычной отставки был назначен в военную разведку.

Акт милосердия, совершенный им на Голгофе, вскоре стал рассматриваться последователями Иисуса как свидетельство того, что их учитель был истинным Мессией. Дело в том, что исполнились два пророчества, касающиеся Его прихода: «Кость Его да не сокрушится» (Пс 33: 21) и «И они воззрят на Того, которого пронзили» (Зах 12: 7).

Присутствие при распятии, по-видимому, явилось для Гая Кассия большим потрясением. Кстати, его имя изначально не было известно и появилось только в так называемом «Евангелии от Никодима» (7: 8), которое было написано в VI веке и ранее называлось «Деяниями Понтия Пилата». Кроме того, имя Гая Кассия упоминается в сочинениях греческого патриарха Германа (715 г.) — и этим, возможно, объясняется, почему ему приписывали германское происхождение. В обоих источниках, однако, центурион неправильно именуется еще и Лонгином — слово, несомненно, является латинизированной формой греческого logche — «копье». Позднее это слово присоединили к настоящему имени и стали называть нашего героя Гай Кассий Лонгин.

Безусловно, многое из того, что мы знаем о жизни центуриона и судьбе «Копья Лонгина», — просто легенды и народные предания. Но все без исключения источники утверждают, что после испытанного на Голгофе потрясения римский центурион принял христианство. Вот какое сильное впечатление произвело на него то, что он увидел, в особенности солнечное затмение, сопровождавшее смерть Иисуса.

В одном из рассказов о его обращении говорится, что, пронзив копьем сердце Иисуса, Гай упал на колени перед крестом, а когда поднял голову, несколько капель крови и лимфы распятого попали ему в глаза, после чего его зрение чудесным образом восстановилось. Евангелие от Матфея (27: 54) и Евангелие от Марка (15: 39) сообщают, что римлянин воскликнул: «Воистину Он был Сын Божий», в то время как согласно Евангелию от Луки (23: 47) он сказал только: «Человек этот был праведник».

После смерти Иисуса Гай отправился в крепость Антония и обратился к Пилату с просьбой об отставке. Обретя свободу, отыскал кого-то из людей, которых видел в группе последователей Иисуса, и несколько месяцев усердно постигал его учение. Позже он стал отшельником в древнем городе Мазака в Каппадокии — ныне это турецкий город Кайсери, — а затем много путешествовал, проповедуя христианство. И всегда в правой руке он сжимал копье, которое придавало ему решимости и вдохновляло на выполнение его миссии.

Другое предание гласит, что вскоре Гай Кассий навлек на себя немилость властей — в точности как в свое время Иисус. Теперь уже его выследили, арестовали и доставили на допрос в Кесарию. Он тоже претерпел всевозможные мучительства, но не отрекся от веры даже после того, как ему вырвали все зубы и отрезали язык. Причем, как рассказывали, даже после этого Гай сохранил способность говорить и своим копьем разбил несколько языческих идолов на глазах у изумленного наместника Рима.

В этой версии жизнеописания Гая говорится о его смерти и мученичестве. После того как он сокрушил идолов, заключенные в них демоны вырвались на свободу, накинулись на наместника, ослепили его и свели с ума. Несчастный извивался в мучениях у ног Гая, который заявил наместнику, что тот снова обретет утраченное зрение только после его, Гая, смерти. Услышав это, наместник, вероятно, пришел в себя и приказал немедленно казнить узника.

Далее в легенде говорится:

«И наместник приказал обезглавить его. Когда голова его отделилась от тела и упала на землю, то брызнула кровь и несколько капель попали в глаза наместнику, который немедленно прозрел. После этого чуда наместник принял христианство» — точно так же, как Лонгин после распятия Христа.

Но история Гая Кассия Лонгина не закончилась с его смертью — со временем она стала еще удивительнее. Сэбайн Беринг-Гоулд (1834–1924), англиканский священник, автор знаменитого гимна «Вперед, о воины Христа», специально изучал предания о жизни Лонгина, собирая материалы для своего обширного шестнадцатитомного исследования «Жизнеописания святых», опубликованного в 1914 году. Исполняя обязанности приходского священника в Девоншире, Беринг-Гоулд находил время для изучения связей между мифологией и теологией. Он пересмотрел множество древних документов в поисках сведений о своих героях, и римский копьеносец особенно заинтересовал его. При этом он не слишком высоко оценил латинский анонимный текст «Деяний святого Лонгина», поскольку там сообщались сведения, которые он считал неправдоподобными, поэтому он внес в них ясность в своем предисловии к «Жизнеописаниям святых»: «Считается, что мощи святого Лонгина были найдены в Мантуе в 1304 году вместе с губкой, запятнанной кровью Христа, каковой он помогал омыть тело Господа нашего после снятия с креста. Эти реликвии были помещены в разные места. Одна их часть находится в Праге, другая — в Карлштейне, сами мощи — в Ватикане. Но в Сардинии утверждают, что тело святого Лонгина находится у них и что оно было найдено на их острове, где он страдал во времена Нерона. Греки, в свою очередь, рассказывают, что он претерпевал муки в Габале, что находится в Каппадокии. Голова же, как говорят, была найдена в Иерусалиме и оттуда доставлена в Каппадокию».

Из всего этого напрашивается вывод, что мы, скорее всего, так никогда и не узнаем, где на самом деле покоятся останки Гая Кассия Лонгина. А вот о копье, пронзившем тело Христа, известно несколько больше. След его тянется, как ни удивительно, в Швейцарские Альпы, в местечко, связанное с историей об удивительном отряде воинов, известном как «Грохочущий легион».