В просторной, красиво обставленной гостиной собралось четверо: Эм, Грег Гилберт, Дру Стрэттон и Иден.
Когда вошла Виктория, Иден стоял лицом к окну и разговаривал с Дру. Он повернулся, услышав звук открываемой двери, и замолчал на половине фразы, увидев Викторию.
На мгновение воцарилась тишина. Первым ее нарушил Иден. Его голос был таким же, как и шесть лет назад, когда он заговорил с девушкой в розовом платье, державшей охапку роз:
— Вики…
Виктория закрыла за собой дверь и непринужденно отозвалась:
— Привет, Иден. Надеюсь, я не заставила вас ждать, тетя Эм.
Обед прошел в напряженной атмосфере, часто возникала странная тишина, потом вновь заводили беседу, чтобы только не молчать. Ни о похоронах, ни о событиях последних трех дней не упоминали. Лишь когда выпили кофе и Захария убрал пустые чашки со стола, Гилберт наконец перешел к делу:
— Я прошу прощения, но, учитывая некоторые возникшие обстоятельства, к сожалению, должен задать вам несколько вопросов.
— Я думал, что уже допросили всех африканцев, — с горечью заметил Иден. — Что еще вы надеетесь услышать от них?
— Не многое, — признался Грег — Но в данный момент меня интересуют не они. Я хочу уточнить кое-что насчет прошлого вторника. Например, что ты делал?
— Я? — красивое лицо Идена побелело от злости, и он яростно проговорил: — Не хочешь ли ты сказать, что я убил собственную жену? Если ты действительно…
— Не будь смешным, Иден! — Голос Эм зазвучал резко и повелительно — Он ничего такого не думает! Мы все знаем, что ты переживаешь. Но, думаю, Грег вынужден задавать подобные вопросы, так что давайте побыстрее закончим эту процедуру и не будем выходить из себя.
Грег миролюбиво заметил:
— Никто тебя ни в чем не обвиняет. Но если мы узнаем, кто чем занимался в тот день, это поможет прояснить некоторые детали. Начнем с тебя.
Лицо Идена обрело нормальный цвет, он сунул руки в карманы и отвернулся к окну, слепо уставившись в залитый солнцем сад.
— Ты же знаешь, где я был и что делал в тот день. Я уже говорил тебе об этом.
— В целом да. Но не в деталях — Гилберт повернулся к Стрэттону. — Собираешься куда-то, Дру?
— Да, — вставая, ответил Стрэттон. — Вряд ли необходимо мое присутствие здесь. Увидимся, Эм. Спасибо за обед.
— Сядь, пожалуйста. Я собирался заехать к тебе позже, но если я сейчас могу с тобой поговорить, то мне не надо будет трястись десять миль до твоего дома. Вы тоже садитесь, мисс Кэрил.
Послышался надменный голос Эм:
— Тебе не о чем спрашивать мою племянницу! Ее даже не было здесь, и она ничего не знает об этом деле.
— Есть по крайней мере один вопрос, на который она может ответить, — спокойно возразил Грег. — Поэтому мне бы хотелось, чтобы она осталась, — Он вновь обратился к Идену: — Ты ездил в Найроби, так?
— Да, поговорить с Джимми Друсом о «лендровере», который он собирается продавать. Мы обедали у Мутайга. Можешь спросить его, он подтвердит.
— Мы уже проверили. Уезжал ты из дома около десяти часов. Ты случайно не помнишь, все ли диванные подушки находились на месте на веранде?
— Конечно, не помню. Я даже не знаю, сколько их вообще.
— Думаю, четыре. И все они очень ярких расцветок, — сказал Грег.
— Все равно, я бы не заметил, три там подушки или даже шесть. Такие мелочи обычно никто не замечает.
— Но только не Захария, — задумался Гилберт. — Он должен это знать, но утверждает, что тоже не помнит.
— Он стареет, — тихо заметила Эмили.
— Да. Но все равно, думаю, он замечает такие подробности. Это часть его работы. И эти яркие расцветки бросаются в глаза. Поэтому, видимо, все подушки были на месте. Он бы заметил, если бы одной не хватало. Снова заговорила Эмили:
— Итак, ты думаешь, что кто-то взял подушку с веранды днем, причем маловероятно, что это был бродячий террорист из тех, которые скрываются в лесах?
— А ты? — спросил, в свою очередь, Гилберт.
— Я тоже. — Она царственно сидела в большом кресле у рояля, но сейчас вдруг на глазах сникла, уменьшилась и превратилась из энергичной, властной личности в усталую, озабоченную старушку — Конечно, ты прав. Это кто-то из домашних.
— Или кто-то, кто может открыто входить в дом, — добавил Гилберт. — Скорее всего, подушку взяли по какой-то неважной, незначительной причине. Настолько незначительной, что бравший ее совершенно об этом забыл. Поэтому, если мы узнаем, кто где находился в течение всего дня, мы поможем освежить память. Что ты делал после обеда, Иден?
Иден вздрогнул от неожиданности:
— Ходил по магазинам в городе. Забрал костюм из чистки, взял часы из мастерской, купил пару рубашек и отдал проявить фотопленку. Кажется, все.
Гилберт проверял по своей записной книжке и удовлетворенно кивал. Было ясно, что ему многое уже удалось выяснить, и он не скрывал результатов своих поисков.
— Когда и где ты пил чай?
— Я не пил чай.
— Когда ты поехал домой?
— Около семи, но я не уверен.
— Магазины закрываются в пять, по словам Джимми Друса, ты ушел из клуба около двух. Неужели ты ходил по магазинам три часа?
Иден покраснел и сердито, сказал:
— Нет, конечно. Я ездил в парк.
— В котором часу?
— Около четырех, может, чуть раньше. Но ты не сможешь это проверить, потому что я туда не доехал. Я вспомнил, что в парке полно народу, поэтому я остановился у обочины дороги и сидел в машине.
— Почему?
— Мне надо было подумать. А о чем, это не твое Дело, Грег.
Гилберт пожал плечами и вновь посмотрел в записную книжку.
— И сколько времени ты так просидел в машине? Кто-нибудь проезжал мимо?
— Нет. Я не обращал внимания на прохожих. А поехал я, когда стало темнеть. Я обещал Элис вернуться в девять или десять. Сначала я собирался пообедать в Найроби или по дороге. Но в конце концов решил поехать без обеда и поужинать дома. Я вернулся в девять и узнал… — Он не договорил и вновь уставился в окно.
Гилберт быстро произнес:
— Большое спасибо. А теперь ты, Эмили. Ты что-нибудь помнишь про подушку? Брала ли ты ее или, может, заметила, что ее не было на месте?
— Нет, — с сомнением в голосе заговорила Эмили, — Может, я ее и брала. Но, вообще-то, я этого не помню. И зачем она мне нужна? Может, ее брала Элис.
— Когда? Мы знаем, что она делала на протяжении всего дня, Утром она ездила за покупками в Найваша, днем находилась в своей комнате, пила с тобой чай на веранде, потом поехала с тобой на охоту, чтобы избежать неприятной беседы с юным Кеном Брэндоном, как я полагаю. Вернувшись с охоты, она отправилась в дом Макхемов с твоим поручением, Элис не могла в течение дня отнести подушку к холму. А ты помнишь подробно, что делала во вторник?
— Думаю, да, — нахмурилась Эмили, — Сейчас, минуточку… Я завтракала в постели и не вставала, пока Иден не уехал. Я попросила его забрать часы из ремонта, позвонить в аэропорт, чтобы проверить время прибытия Виктории, потом мы поговорили о покупке машины. Попрощавшись с Иденом, я поговорила с поваром, потом сказала Камау, что принести из овощей. Затем мы с Элис составили список покупок. Как только она уехала, я стала проверять записи о надоях. Потом Лайза пришла к Идену, но Захария сказал, что Идена нет дома. Она не хотела мне мешать и попросила передать, что просит подвезти ее в Найроби, если кто-нибудь из нас поедет в столицу, Я услышала, как залаяли собаки, и пошла посмотреть, кто пришел. Но Лайза уже была на полпути к своему дому, и я не стала ее возвращать.
— Собаки всегда лают, когда кто-то подходит к дому? — уточнил Грег.
— Если они поблизости. Но они сразу перестают лаять, если знают человека.
— Когда приходила Лайза?
— Без двадцати одиннадцать, Элис только что уехала. Потом в одиннадцать приходил по работе Джилли, пробыл минут тридцать. Ушел, когда приехали Брэндоны. Мы выпили кофе, и Гектор пошел поговорить с Камау: он собирался купить у нас корм. Я разговаривала с Мабел.
— О чем?
Вопрос прозвучал обыденно, и Эмили начала отвечать, совершенно не задумываясь о том, до чего она может договориться.
— Мабел видела машину Элис в Найваше и знала, что ее не будет дома. Она хотела поговорить со мной, потому что беспокоилась о…
Эмили внезапно замолчала, покраснела пятнами, как краснеют старики, и твердо сжала губы.
Иден безжалостно усмехнулся и договорил за нее:
— О Кене. Не беспокойся, дорогая бабуля, это не секрет. Что хотела Мабел? Чтобы ты отправила Элис в Англию, домой, или положила ей в суп мышьяк?
— Иден! — Вновь голос Эмили зазвучал резко и властно, в нем чувствовалась злость.
— Извини. Я понимаю, что в данных обстоятельствах это была глупая шутка. Но ты должна признать, что Мабел слишком носится со своим драгоценным Кеном. Элис не виновата, что мальчишка был в нее безнадежно влюблен. Видит Бог, она сделала все, что смогла, чтобы охладить его ныл. Ей было совсем не легко, ведь Кен постоянно грозил самоубийством и вел себя как плохой актер, готовящийся сыграть Гамлета. Жаль, что она мне не позволила разобраться с мальчишкой.
— Она поступила правильно, — сказала Эмили. — Она с пониманием отнеслась к его поведению, будто у ребенка корь или режутся зубы, через это проходят все дети, но у некоторых проходит легче, у других тяжелее. Он бы вскоре пережил свою любовь. Но если бы ты вмешался и прочитал ему мораль, мы бы имели кровную вражду между Брэндонами и де Брет, а никто этого не хотел. Гектор и Мабел мои хорошие друзья и хорошие соседи, — просто Кен — их ахиллесова пята.
— Кен — испорченный эгоистичный щенок, считающий себя чем-то средним между Байроном и Сердитым Молодым Человеком, — ледяным тоном произнес Иден. — Рада него ему сходить с ума, волноваться? Ему надо только попросить — и ему принесут на тарелке.
— Может быть, именно по этой причине. Он впервые почувствовал, что стал взрослым и теперь ему не все достанется так легко, как в детстве. Сейчас он просто ищет виновного, а вырастет — и поумнеет, — вздохнула Эмили.
— Вернемся к Мабел, — твердо сказал Гилберт. — Как долго пробыла она во вторник утром? Могла ли она взять подушку?
— Конечно, нет. Зачем бы ей понадобилась эта подушка? — возразила Эмили.
— Вопрос стоял не так. Вопрос в том, могла бы она взять подушку? Или она все время пробыла с тобой?
— Нет, — нехотя признала Эмили. — Все получилось так глупо. Наверное, я не слишком сочувственно отнеслась к словам Мабел, и она обиделась. Она сказала, что подождет Гектора в саду, а я вернулась в кабинет. Но если ты считаешь, что Мабел имеет отношение к убийству Элис, ты просто сошел с ума! Понятно, что она расстроилась из-за влюбленности Кена, ну и все. Не трогала она эту подушку, если только…
Она нахмурилась и замолчала, а Грег спросил:
— Что?
— Вообще-то, она могла взять подушку и сидеть на холме, ждать Гектора. Мне не приходило это в голову. Ну, вот и нашлось простое объяснение.
— Замечательно, но почему Мабел не призналась? Мы всех спрашивали про подушку на следующий день, — сказал Грег.
— Может, она забыла, — безучастно проговорила Эмили.
— Вероятно. Но мы поможем освежить ее память. Что ты делала потом, до трагедии?
— Ничего особенного. Элис вернулась около часа дня. После обеда я отдыхала. В полпятого мы пили чай на веранде. Заявился Кен, пришлось его пригласить к столу. Он заявил, что хочет поговорить с Элис. А я сказала, что разговор придется отложить, так как мы уезжаем на охоту. Я боялась, что он останется ждать нашего возвращения. Но он ушел.
— Когда вы вернулись?
— Примерно без четверти шесть. Только тогда я вспомнила просьбу Лайзы. Элис вызвалась сходить к ним и передать, что в четверг я поеду в Найроби встречать Викторию и смогу ее взять с собой. Мне не надо было отпускать Элис. Но откуда я могла знать?
Голос Эмили задрожал и смолк. Иден бросился к ней, обнял.
— Не надо, бабуля. Это не твоя вина. Тебе не в чем: винить себя,
Эмили проговорила еле слышно:
— Нет, есть. Если б я только не послала ее… Иден резко заговорил:
«Если бы», «если бы»… Зачем мучить себя? Если бы я ценился на Элис, она бы не приехала в Кению. А если бы она не приехала в Кению, ее бы не убили. Но разве это означает, что я виновен в ее смерти?
Он отошел, упал в кресло и вытянул ноги, а руки засунул глубоко в карманы. Гилберт внимательно посмотрел на него, потом обратился к Дру Стрэттону.
— А теперь ты, Дру. Я хочу услышать подробный рассказ о твоей последней встрече с миссис де Брет.
— Постараюсь вспомнить… Она была крайне расстроена по поводу приезда мисс Кэрил.
Виктория вздрогнула, будто он ее ударил, Иден покраснел, а Эмили заявила с негодованием:
— Это неправда. Ты выдумываешь. Я говорила ей, если она не хочет, то Виктория не приедет.
Дру проговорил:
— Леди Эмили, я не слишком хорошо знал вашу сноху, но достаточно хорошо, чтобы утверждать, что она не позволила бы себе из-за своих эмоций поступить против вашей воли. Думаю, что любая нормальная женщина не испытает энтузиазма при известии о том, что бывшая невеста ее мужа будет постоянно жить с ними в одном доме.
— Это правда? Вы были обручены? — спросил Гилберт Викторию.
— Я… — начала Виктория, но не сумела закончить. Иден снова вскочил на ноги, его красивое лицо исказил гнев.
— Нет, мы не были обручены. Одно время между нами была взаимная привязанность, но это совершенно никого не касается. Не думай, что тебе удастся стирать наше грязное белье на людях и втянуть Викторию в это ужасное дело. Она ни при чем!
— Дорогой Иден! Никто не собирается втягивать Викторию, — миролюбиво заметил Грег. — Но, к сожалению, личные взаимоотношения людей, причастных хотя бы косвенно к делу об убийстве, представляют интерес для следствия.
— Виктория здесь ни при чем, она не имеет отношения к этому делу.
— Только косвенное.
Эмили выпрямилась на стуле и вновь превратилась в императорскую особу, привыкшую ко всеобщему подчинению:
— Думаю, лучше сразу все выяснить, Грег. Я не глупа и не люблю ходить вокруг да около. Не будем попусту тратить время. Ты собираешься выяснить, не Иден ли или не я убили Элис… Тихо, Иден. В этом все дело?
— В действительности, если говорить обо мне — нет, — ответил Гилберт. — Потому что вы оба мои друзья и я знаю вас достаточно хорошо. Но с юридической точки зрения такая вероятность не исключена. Нелишне сразу рассмотреть ее, чтобы больше к ней не возвращаться. Лучше обсудить все версии.
— Понятно. Позволь мне заявить тебе, что я считаю твой намек наглостью, — заявила Эмили.
— Какая там наглость! Да это просто оскорбление! — взорвался Иден.
— Успокойся, Иден. Если говорить об оскорблении, значит, относиться к его словам серьезно. Предположить такую возможность можно, но я считаю ее в высшей степени невероятной, — устало заметила Эмили.
Грег посмотрел на нее и сказал с упреком в голосе:
— Нужно считать до десяти, а потом делать такие заявления, Эм. Кажется, незабвенный Шерлок Холмс говорил, что в любом деле, если исключить невозможное, пусть даже невероятное на первый взгляд, останется что-то, что и будет ответом на вопрос. Нечто в этом роде.
— Если дело обстоит так, то лучше сразу меня арестуй, Грег, — с чувством произнесла Эмили. — Конечно, я могла убить Элис. Я находилась здесь. И вообще, я была здесь одна. Иден был в Найроби, никто не приходил на Фламинго вечером. Однако уверяю тебя, я этого не делала. А теперь мы можем закончить этот неприятный допрос. Если, конечно, не осталось вопросов, которые хотел бы задать Грег.
— Еще несколько вопросов. Эти странные случаи в доме… поломка вещей. Можете вспомнить, когда все началось?
Эмили сосредоточилась и медленно ответила:
— Дай-ка вспомнить. Первой вещью была старинная китайская ваза. Мы нашли ее разбитой вдребезги, когда вернулись с обеда. И весь ковер был залит красными чернилами.
— Мы обедали у Лэнгли одиннадцатого числа, — уточнил Иден.
Грег записал в блокнот и спросил:
— Когда произошел следующий инцидент?
— Через несколько дней, — продолжила Эмили. — Кажется, была суббота, потому что по субботам я раздаю зарплату. Только я отпустила слуг, как зашел Захария и сообщил, что разбиты старинные тарелки, принадлежавшие еще моей матери.
— Значит, четырнадцатого, — сказал Грег, сверяясь по карманному календарю. — Я думаю, у вас случилось много происшествий такого рода. Есть ли какая-нибудь система?
— Нет. Потом это стало происходить каждый день, почти каждый день. Потом несколько дней все было спокойно, мы думали, все кончилось. Потом опять. И это стало действовать мне на нервы.
Грег сказал:
— Тебе следовало бы сразу обратиться в полицию.
— Теперь-то я понимаю. Но в то время… Ну, ты сам знаешь почему я не вызвала полицию, Грег. Я не потерплю, чтобы моих слуг увозили на допросы или задерживали в полиции на несколько дней по подозрению. Ведь не все же они замешаны в этом, так почему все должны страдать, если одному из них пришла в африканскую голову нездоровая мысль или он вдруг вообразил себя мстителем? Я надеялась, что все образуется. Если б я только знала…
Голос Эмили прервался, и Грег сказал:
— Когда вы решили вызвать мисс Кэрил? Перед тем, как все началось, или потом?
— Потом. Кажется, в тот день, когда разбили пластинку с записью концерта Торони. Это меня расстроило. Я обнаружила, что больше не могу, как прежде, концентрировать внимание на работе. А Элис испугалась. Я поняла, что мне необходима помощь. И я подумала о Виктории.
Грег вопросительно взглянул на Викторию, и она ответила на предполагаемый вопрос:
— Письмо от тети Эм пришло три недели назад. У меня было время только подготовиться к отъезду и сделать все необходимое.
Гилберт рассеянно кивнул и вновь обратился к леди Эмили:
— И последний вопрос. После того как отравили вашу собаку, совершались ли еще акты вандализма в доме?
— Нет, — прохрипела Эмили, и вновь резко заговорил Иден, стоя спиной к присутствующим:
— Джилли оказался прав: это был следующий этап, и нам следовало понять это. Начиналось все обыденно, а закончилось убийством Элис.
— Если закончилось — холодно заметил Грег. Иден обернулся:
— Почему ты так говоришь?
Грег пожал плечами:
— Давно установлено, что убивший один раз и не попавший в руки правосудия — убивает опять. Либо для сокрытия первого преступления, либо потому, что лишение человека жизни становится для него необходимостью, как наркотики. Это ужасает, но стимулирует. Поэтому в первые ритуальные обряды любого секретного общества обязательно включено убийство, как у мау-мау. Трудно убить лишь в первый раз. Потом с каждым разом все легче, к человеческой жизни начинаешь относиться бездушно, это может даже перерасти в мегаломанию — манию величия. Нет причин полагать, что смерть твоей жены положит конец всему этому грязному делу. Вот почему нам необходимо найти убийцу, даже если придется просеять каждого африканца — и каждого белого — через решето в нашей долине! Кстати, Эм, Брэндоны приезжали к тебе во вторник утром с шофером?
— Да, но Самуэль работает у них двадцать лет. Он бы никогда…
Он не дал ей договорить.
— Почему же никто из вас, несмотря на все пережитое, не верит, что преданный слуга одновременно может быть и кем-то другим, давшим клятву избавить страну от всех белых? — с горечью спросил Гилберт.
Он захлопнул записную книжку, сунул ее в карман и встал, вздыхая.
— Вот пока и все. Но боюсь, что нам придется вновь допросить всех твоих слуг и наемных рабочих завтра утром, Эм. Этим займется Бил Хеннеси. Будь с ним помягче. Он говорит, что с того времени, как ты ударила его кнутом, когда в зрелом возрасте десяти лет он играл в тореадора в загоне для быков, он боится тебя до смерти.
— Хотелось бы мне верить этому, — проговорила Эм. — Но в этом не больше правды, чем в твоем обещании, что нас больше не будут подвергать подобным инквизициям. — В голосе Эм послышался намек на просьбу, но Гилберт ее проигнорировал.
— Пока мы не найдем убийцу миссис де Брет, боюсь, нам придется задавать вопросы. Не думаю, что вы со мной не согласны. — Он взял шляпу, дружелюбно раскланялся и вышел из гостиной.