Тайная ересь Иеронима Босха - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора (Катарские священники и слушатели) #8

Катарские священники и слушатели

Избранные

. творчестве Босха есть

один святой, которого, в V отличие от других, совсем

не затронула греховность земной жизни с ее иску-шениями. Это — Иоанн Евангелист, любимый ученик Христа. Ему посвящена картина «Святой Иоанн на Патмосе» (Берлинская картинная галерея; цв. ил. 51). Взгляд святого устремлен ввысь к небесным видениям, бесы не смеют его беспокоить. Земной мир в форме сатанинского глаза — отраженного ока Бога (см. главу 5, цв. ил. 33) отнесен ко второму плану и композиционно отделен от пространства первого плана, где дана масштабная фигура Иоанна Евангелиста. Трактовка образа этого святого, душа и дух которого неподвластны греховным желаниям, полностью выдержана в традициях катаризма. Катары считали его наиболее святым из всех апостолов. По их мнению, он, как и Иисус, был человеком только внешне. На самом деле он был ангелом Божьим, и тело его было бесплотным¹⁸¹.

Иоанн не обращает внимания на бесов с их земными соблазнами, что является главным признаком святости того уровня, который гностики начала нашей эры называли «гнозис». Человек, достигший столь высокого духовного уровня, обретает истинное знание, осознает границы двух сфер и познает Бога в Царстве света. Такое знание освобождает человеческую душу от любой материальной зависимости.

Понятие «гнозис» не исчезло вместе с древними религиями, оно (или его средневековый эквивалент) хранилось катарскими священниками, именуемыми также совершенными или избранными. К числу избранных могли примкнуть как мужчины, так и женщины, которым удалось стать равнодушными к земным желаниям. Однако достичь такого состояния было очень трудно, а идя в одиночку по пути познания — невозможно. Катары считали, что для полного освобождения от материального мира душа нуждалась в большем, чем простая информация. Такое радикальное преобразование, с их точки зрения, могло произойти только в случае воссоединения душ с духом, который оставался в духовной сфере во время реинкарнаций. Воссоединения можно было достичь через крещение огнем и Святым Духом. Этот ритуал, как мы отмечали в главе 5, был также известен как «консола-ментум» (consolamentum). Крещение огнем объединяло душу человека как с коллективным Святым Духом, так и с его собственным, личным духом.

Иисус, согласно катаризму, прошел крещение огнем и Святым Духом, что стало прообразом катарского «консоламентума». Духовное крещение Спасителя произошло вскоре после Его крещения водой в Иордане. Большинство катар считало крещение водой приобщением к сатанинской религии. Они верили, что для Иисуса крещение водой было лишь кратковременным погружением в материю, которое вскоре было остановлено крещением духовным.

После завершения земной миссии Иисуса, на Пятидесятницу, апостолы тоже испытали освобождение от притяжения материи. Они прошли крещение огнем, и на них сошел Святой Дух. Впоследствии

они получили способность передавать Святой Дух наложением рук. Катары верили, что обряд консоламентум давал такие же возможности. Имеются свидетельства того, что манихеи, мессалиане и, возможно, павликиане проводили такие обряды духовного крещения (см. главу 8). Во всяком случае, по мнению катаров, выстраивалась непрерывная цепь крещения огнем, посредством которой Святой Дух передавался от апостолов к избранным, которые продолжали передавать его другим катарским избранным и посвященным¹⁸².

Катарский обряд крещения включает в себя наложение рук и Евангелия на голову новообращенного. Церемония заканчивалась «поцелуем мира», во время которого мужчины обнимали и целовали друг друга. Женщины также целовали друг друга, прикладывались к Евангелию, целовали плечо или локоть священника¹⁸³. Неофит оставался в миру, но он больше не принадлежал мирской жизни. С этого времени он должен был хранить себя в чистоте: поститься, не допускать сексуальных контактов, не лгать и избегать клятв. Только нескольким женщинам и мужчинам удалось достичь духовного крещения при жизни и стать священниками. Это были те, чьи души изначально оказались менее греховными. Обычные катары не выдерживали во всей строгости установленных правил и удостаивались крещения только на смертном одре. Священники-катары выполняли различные обязанности, включая поддержку и наставление верующих, врачевание больных, миссионерскую деятельность, а также проведение обряда консоламентум.

Босх изображает такого духовного наставника в весьма неожиданном месте: в центральной части триптиха «Сад земных наслаждений». Мы видим слева на переднем плане композиции человека, окруженного небольшой группой слушателей (цв. ил. 52). По утверждению Бигля, он дан в противовес к трем фигурам, которые появляются из пещеры справа (цв. ил. 53). Большинство исследователей придерживается мнения, что это Адам, Ева и их потомок. Ева поймана в ловушку физического тела в материальном мире, Адам собирается присоединиться к ней. Символом энтропии души и продолжения человеческого рода является накрывающая Еву стеклянная колба — знак тела в алхимии. Колба украшена кругами. Сцена перекликается со стеклянной клеткой слева, в которой находятся две птицы-души. Одна птица уже внутри клетки, другая замешкалась на краю. Духовный учитель из левой группы, в отличие от Адама и Евы, достиг освобождения от материи и указывает путь спасения из этого сада наслаждений и соблазнов. Но даже те немногие внимающие ему люди кажутся ошеломленными и не способными воспринять то, что он говорит.

Картина Босха «Извлечение камня глупости» (музей Прадо, Мадрид, цв. ил. 54) посвящена той же теме. Эта работа, вероятно, изображает посвященную. По мнению ряда исследователей, эта женщина (справа с книгой на голове) монахиня, хотя ее одежда, головной убор и кошелек больше подходят для пожилой супруги зажиточного дельца. В Нидерландах XV века такими платками покрывали головы женщины среднего класса. Будучи консервативными, они придерживались этой моды вплоть до конца столетия¹⁸⁴. На заре катаризма посвященных (и мужчин, и женщин) можно было узнать по специфическим темным одеждам. Позднее, во времена инквизиции, это стало слишком опасным, и они вынуждены были носить обычную одежду, скрывая под ней катарский пояс¹⁸⁵.

Босх, указывая, что на картине изображен посвященный, прибегает к использованию особых знаков, а не традиционной катарской одежды. В его картине «Извлечение камня глупости» жест левой руки пожилой женщины и книга на ее голове должны были напомнить зрителю о катарском обряде крещения Святым Духом. Женщина облокачивается на круглый стол грибовидной формы, которая ассоциировалась с материальными образами сатанинского мира. В то же время, как мы отмечали в главе 5, круглое блюдо на подставке используется в мусульманских странах и сегодня для проведения религиозных обрядов. Блестящая металлическая поверхность стола служила символом Христа—Духовного солнца. В некоторых случаях она покрывалась узорами, отражающими греховность земного мира.

В картине Босха «Извлечение камня глупости» можно найти ряд образов, связанных с катарским обрядом духовного крещения. К такому выводу приходит ученый Стайн Шнайдер, который дает собственную трактовку деталям сюжета, полагая, что ритуал, проводимый женщиной в колпаке и монахом в черном, противопоставлен католицизму, лишающему человека права мыслить самостоятельно¹⁸⁶. На наш взгляд, сюжет больше свидетельствует о тайной вере Босха: посвященная предлагает центральному персонажу принять духовное крещение, но глупый человек, не обращая на нее внимания, отдает себя в руки шарлатанов-служителей Римской католической церкви.

Черная одежда одного из лекарей напоминает монашескую рясу. Одеяние лекаря, выполняющего операцию, неоднозначно. Его темный капюшон мог бы принадлежать монаху, однако розовая одежда, скорее всего, светская. Особенно странной кажется металлическая труба на его голове. Ничего подобного не встречается в искусстве того времени. Бакс полагает, что головной убор в форме воронки, пропускающей жидкость, использован как метафора расточительности, несдержанности, ненадежности, недобросовестности и обмана¹⁸⁷. Надетая на голову лекаря, она прежде всего демонстрировала, что ему присущи все эти качества, но у символов всегда есть несколько значений. Возможно, воронка дает и другие комментарии к этому образу, в том числе и религиозного плана. На связь с религией указывает композиционное расположение фигуры, уравновешенное с другой стороны катарской посвященной. На их головах художник изображает предметы-символы. В катарском обряде крещения огнем и Святым Духом к голове неофита прикладывали Евангелие. Во время христианского обряда крещения человека окропляют святой водой. У Босха на голове посвященной книга, а у лекаря-шарлатана воронка для слива воды. Лекарь одет не как священник, вероятно, он лишь сослужит при крещении. В Средние века крещение водой проводилось непосвященными в сан клириками, кроме того, во время обряда неофит располагался лежа¹⁸⁸.

Воронка на голове перевернута, то есть практически через нее нельзя лить святую воду. Однако иначе ее нельзя было бы надеть на голову, а Босху было необходимо использовать этот символ. Таким образом, художник иллюстрирует решение глупца принять католическую, а не катарскую веру. Ассоциации с обрядностью Римской католической церкви усилены изображениями кувшина на поясе лекаря и серебряного сосуда в руках монаха. У первого могла быть святая вода для крещения, у второго — вино для причастия. Перевернутые воронки на головах появляются и в других произведениях Босха. Пять из восьми фигур в таких головных уборах являются бесноватыми конторщиками либо демонами, которые разговаривают и помогают священникам — служителям Сатаны. Остальные три фигуры — глупцы или колдуны¹⁸⁹. Так, например, в центральной части триптиха «Искушение

святого Антония» шляпу-воронку носит звероподобный дьявол рядом с полусгнившим монахом-демоном в очках, читающим книгу. В левой части триптиха мы снова видим перевернутую воронку на голове монстра в коньках, который принес послание «папе римскому».

Надпись, окаймляющая «Извлечение камня глупости», гласит: «Мастер, выньте камень, мое имя Люберт». В голландской литературе и фольклоре имя Люберт давали глупцам, а операция должна была излечить их безумие¹⁹⁰. Босх обычно предлагает собственную интерпретацию традиционным сюжетам. Происходящее, вероятно, считалось бы исцелением от безумия с точки зрения христиан, но только не катар. Извлечение камня глупости в христианской традиции означало изгнание нечистой силы, предшествующее католическому крещению¹⁹¹. А в таком случае недопустимо, чтобы этот обряд проводил шарлатан. Босх изображает «камень» в форме цветка, который скорее символизирует человеческую духовность, а не глупость. С христианской точки зрения такое странное изображение объяснить невозможно, но его значение становится очевидным при рассмотрении в рамках катаризма. Цветок напоминает лотос, открытие которого означает развитие духовного разума. «Разум» человека в картине Босха все еще спит, и глупец позволяет церкви лишить себя возможности прозрения.

Посвященная предлагает ему другой путь, но остается незамеченной. Взгляд ее печален из-за выбора глупого человека.

Слушатели

Люберт изображен обычным католиком, который живет в мире иллюзий. В своем неведении и глупом спокойствии он отличается от катаров, знающих истину и глубоко обеспокоенных судьбами своих душ. Эти приверженцы катаризма были известны как слушатели (то есть те, кто слышал слово истины). Босх представлял их людьми, чье духовное сознание еще не пробудилось, и они рискуют впасть в состояние духовного сна или забытья. Лишь на пороге смерти, когда земные желания отступят от них, слушатели смогут получить духовное крещение. Но и после смерти их души не будут в полной безопасности.

Крещение Святым Духом не спасет тех, кто возлюбил наслаждения плоти настолько, что будет реинкарнирован в новом теле.

Босх изображает слушателей паломниками и странниками, которые искренне ищут путей спасения, борясь с искушениями мира сего, но еще не свободны от похоти плоти. По мнению Гибсона, их образы соответствуют представлениям о христианских паломниках, идущих по миру соблазнов¹⁹². У Босха паломники окружены странными символами, значение которых непонятно с христианской точки зрения и очевидно в катаро-манихейской традиции.

Художник всегда придает фигурам странников схожее положение: они идут, наклонившись вперед, их ноги согнуты в коленях, в руках посох. Это — пример для тех, кто хочет последовать по пути странствий пилигрима святого Иакова де Компостелы. Босх изображает этого святого на левой внешней створке алтарного триптиха «Страшный суд» (Академия изобразительных искусств, Вена; цв. ил. 56). Святой Иаков один из апостолов, получивших духовное крещение, которое освободило его от мирских соблазнов, в Пентекосте. Его взгляд обращен к зрителю, он словно не замечает греха и насилия вокруг, и этим отличается от других странников, изображенных Босхом. Даже святой Христофор (Музей Бойманса — ван Бёнингена, Роттердам; цв. ил. 55) изображен странником, находящимся между двумя противоположными символами: живого Иисуса у него за спиной и мертвого Иисуса в форме привязанной к посоху рыбы. Ребенок — это живой Иисус, а рыба — знак ложного церковного изображения мертвого Христа.

Пилигрим в картине «Блудный сын» (цв. ил. 58), а также паломник в композиции на внешних створках триптиха «Воз сена» (цв. ил. 59) — самые известные образы странников, созданные Босхом. Одинокие неприкаянные путники, бредут по миру, полному жестокости, греха и насилия. Они не от мира сего и вынуждены противостоять его нападкам. Это пилигримы, лишенные домашнего очага. Их души чужды миру Сатаны, хотя и захвачены материей.

Странник в картине «Блудный сын» удаляется от таверны, оглядываясь назад через плечо. Таверна, привлекшая его внимание, очевидно, является местом греха и блуда. На доме вывеска с изображением лебедя, на чердаке голуби, в дверях женщина с кувшином — все это указывает на бордель. Кроме того, судя по пивной бочке и фигуре за углом, там предаются пьянству.

Бордель в христианском понимании символ греха, но у Босха его изображение в большей мере соответствует метафоре из манихейского текста «Песнь о жемчужине». В этой поэме говорится, что Христос ради спасения заблудшей души заходит в бордель, что метафорически означает Его приход на землю во спасение человечества¹⁹³. Земная жизнь понимается как грехопадение и ассоциируется с таверной. В картине страннику предлагается непростой выбор: либо присоединиться к гулякам в таверне, либо идти прочь чужаком на бренной земле. В «Песне о жемчужине» Спаситель оказался в такой же ситуации. Безгрешный в борделе чувствует себя абсолютно одиноким, как и босховский странник. Он так говорит о своем одиночестве:

Я был один и одинок, я был чужим Для всех обитателей таверны¹⁹⁴.

Босх посредством знаков и символов показывает, что странник не прочь выпить. Одно из самых очевидных тому подтверждений — это синица над его головой. По мнению Бакса, синица — символ опьянения и слабой воли¹⁹⁵. На синицу охотится хищная сова, и вряд ли жертве удастся спастись. Кроме того, в гностицизме и манихействе состояние опьянения служило метафорой духовного забытья. В одном из манихейских текстов IX века, найденных в Турфанском оазисе в 1902—1907 годах, это состояние описывается так:

Моя душа, самое прекрасное, что у меня есть...

Куда ты удалилась?

Вернись, прекрасная душа,

Пробудись от хмельного сна,

Очнись от забытья, в которое ты впала...¹⁹⁶

Спаситель в поэме «Песнь о жемчужине» сопротивляется опьянению, но даже Ему трудно находиться в борделе длительное время. В конце концов и Он вкушает «отравленные» яства мира сего и впадает в сон. Он вскоре проснется, однако душа, или жемчужина, ради спасения которой Он пришел, более беспомощна и податлива соблазнам, как и странник у Босха. Душа, попадая в материальный мир, оказывается больше, чем дух, связанной с физическим телом.

В гностической и манихейской литературе физическое тело, в которое заключена душа, часто называют нечистым¹⁹⁷ В картине Босха рваная и грязная одежда странника означает греховность его тела. Перевязанная левая нога также является в катаризме важным символом. Рана на ноге, как мы отмечали в главе 1, показывает, что человек грешен, а перевязанная левая нога говорит о грехе сладострастия. Однако образ странника не принадлежит миру зла. Босх в своих произведениях для обозначения абсолютного зла использует изображения открытой гноящейся раны, как на ногах адского белого монстра в алтарном триптихе «Сад земных наслаждений» или «папы римского» в центральной части триптиха «Поклонение волхвов». В душе слушателя есть и добро и зло, о чем художник говорит посредством контрастного черно-белого оперения двух сорок. Одна из них сидит в клетке рядом с дверью гостиницы, другая — на изгороди перед странником.

Слушатели в картинах Босха — это седые мужчины, странствия которых в материальном мире подходят к концу. Странник в картине «Блудный сын» подходит к изгороди с сорокой, а пилигрим в триптихе «Воз сена» приближается к мосту. Они оба готовы перейти в другой мир и освободиться от бренного тела. В триптихе «Воз сена» рядом с мостом у края берега мы видим обглоданные кости, на которые слетаются черные птицы (демонические души). Таким образом художник подчеркивает, что земная жизнь не есть жизнь истинная. В духовном плане материальный мир — сфера смерти, населенная демонами. Длинные посохи в руках странников, возможно, тоже означают бренность земной жизни, через которую они проходят.

К концу физической жизни соблазны становятся для слушателей особенно опасны. Если странники умрут в состоянии духовного «опьянения», не освободившись от телесных желаний, то привязанность к материи заставит их души принять новые воплощения. В обеих композициях символами несчастных душ, поддавшихся соблазнам, являются птицы в клетках: над дверью в бордель в «Блудном сыне» и над головой волынщика, играющего для любовников, в триптихе «Воз сена».

Веретено в шляпе слушателя («Блудный сын») — традиционный символ переплетения нитей жизни. Страннику осталось пройти совсем немного до кромки берега, и, как отмечает Вертайм Аймс, это знак того, что ему недолго осталось жить земле. С другой стороны, по мнению Стайна Шнайдера, веретено — символ чередующихся рождений и смертей в колесе реинкарнаций¹⁹⁸. Возможно, у Босха веретено отражает обе идеи. Во всяком случае, изображение виселицы на холме, наряду с веретеном, говорит зрителю, что странника ждет духовная смерть, если его привязанность к земным утехам приведет к новому рождению в материальном мире. В триптихе «Воз сена» о такой же опасности предупреждает трещина в мосту, к которому подходит странник. Об этом же говорят и каменные столбы ворот в картине «Блудный сын». При внимательном рассмотрении видно, что один из них покрыт трещинами, в то время как второй цел и стоит твердо. Страннику предстоит сделать выбор между спасением в Царстве света и новым рождением в аду, которым катары считали землю.

Слушателей окружают соблазны мира Сатаны. Кроме того, как и все катары, они подвергаются преследованиям. В обеих работах художник изобразил бросающихся на странников злых собак в ошейниках с шипами, таких же как воротник доминиканца на картине «Увенчание терновым венцом». Дикие псы — синоним инквизиторов, истребляющих катаров во время их земного пути. В левой части триптиха «Воз сена» разбойники привязывают к дереву несчастного кроткого человека. Этот сюжет имеет аналогию в правой части алтарного триптиха «Искушение святого Антония» (см. главу 6). Здесь мы видим бедного еретика-катара, схваченного демонического вида священниками. Жизнь слушателя полна тревог и опасностей. Неудивительно, что Босх изображает странников в пути длинною в жизнь такими одинокими и печальными.