Конечно, выспаться мне не удалось, и утро понедельника наступило раньше, чем я закончила считать пятна плесени на стене.
Обычно по понедельникам я в контору с утра не тороплюсь. Руперт точно не появится раньше двенадцати. Он каждую неделю записывал в свой дневник на утро понедельника кучу фиктивных осмотров квартир, а когда Харриет интересовалась, что там за квартиры, говорил, что его обманули и не показали. Не то чтобы сама Харриет приходила на работу вовремя. Но она была начальник, поэтому ей даже не приходилось скрывать, как она мается похмельем, появляясь в конторе в понедельник вечером, как раз в то время, когда я начинала собираться домой.
Но в этот понедельник мне нужно прийти пораньше. Я решила отправить Брайану срочную электронную почту из конторы. В целях экономии. Я решила рассказать Брайану всю правду о сложившейся ситуации и предложить ему либо жить у меня в балхэмском свинарнике, либо забыть обо всей этой истории и о нашей дружбе, и вообще о том, что мы когда-то встречались.
Казалось, это единственное, что мне остается. Отличный поступок. Я притащилась утром в контору с уныло опущенной головой (как будто я раньше неслась вприпрыжку!) и уже в половине девятого сидела за своим столом.
— Лиззи, дорогая. А ты что здесь делаешь в такую рань?
Я не могла поверить своим глазам. Это была Безумная Харриет. В понедельник утром? Обычно в это время она отходила после бурной ночи в «Аннабель». В страшном возбуждении она кинула свой великолепный плащ от «Максмара» на крючок и стала лихорадочно рыться в ящиках своего стола, пока я напрягала свой мозг в поисках причины, заставившей меня так рано притащиться в контору, — на случай обвинения в промышленном шпионаже.
— Надо тут кое-что допечатать, — ответила я, но, похоже, мой ответ ее совершенно не интересовал.
— Хорошо, хорошо, — пробормотала она. — Черт! Дорогая, ты не видела ключи от машины? Я не нашла их дома, хотя могу поклясться, что вернулась вчера из ресторана на машине. Да я саму эту чертову машину не могу найти; может, я припарковалась где-то здесь, а потом вернулась домой на такси. Ты не помнишь?
Я покачала головой.
— Ага! — она восторженно закричала она, восторженно вытаскивая их из корзины для бумаг. — Нашла. Отлично. Интересно, как они сюда попали?
Это было загадкой.
— Так, теперь надо найти машину, — сказала она. — Есть какие-то идеи? Я снова покачала головой.
— Проклятье. Я должна быть в аэропорту меньше чем через полчаса. Лечу в десять на Майорку. Все в последнюю минуту. Жена Банни уехала в Чемпнис на курс похудания, поэтому он берет меня на свою виллу, пока его жена на безопасном расстоянии.
Она взволнованно улыбнулась. Я попыталась улыбнуться в ответ, но мои щеки просто не двигались.
— Почему бы вам не поехать в аэропорт на такси, а я потом найду вашу машину, — предложила я. — Я уверена, что она спокойно стоит себе там, где вы ее оставили.
«Стоит-то она стоит, — подумала я злорадно, — но ярко-желтые блокировочные замки, устанавливаемые полицией Челси и Вестминстера, будут отлично смотреться на колесах изящного спортивного «мерседеса» Харриет».
— О, дорогая. Ты правда поможешь мне? Я тебе буду так благодарна.
Я кивнула головой.
Она показала мне ключи от машины на серебряном брелоке от Тиффани. Точно такой же подарила мне Мэри на день рожденья, подумала я с некоторой досадой. Мэри так и не позвонила, чтобы извиниться за свое отвратительное поведение.
— Этот от двери, а тот от зажигания. Нет. Постой, — заколебалась Харриет. — Тот от двери, а этот от зажигания. Боже мой, я, кажется, не помню. Что же делать?
— Ничего, я разберусь.
— Ах ты мой умненький ангелочек. Обещаю взять тебя в штат, как только вернусь.
Она всегда обещала взять в меня в штат, как только вернется. Из Испании. Из магазина за углом. Из ванной.
— Теперь такси, — поморщилась она. — Мне же нужно, чтобы оно приехало сюда, в контору?
Я сняла телефонную трубку и стала вызывать ей такси.
— Это просто, когда знаешь, как это делать, — не без сарказма ответила я.
— Прекрасно. Ты такая умная, — добавила она, словно я была кем-то вроде волшебника. — Так, все ли я взяла, что нужно? Чемодан, паспорт, противозачаточную мазь. Ну, ты здесь справишься, дорогая? В конце концов, сейчас все тихо, да? В крайнем случае, пусть звонят мне на мобильный. Ой, подожди. Нет, не получится. Мне кажется, я оставила его на крыше автомобиля, когда возвращалась домой ночью. Думаю, он где-то между моим домом и площадью Слоун. Может, ты поищешь его, когда будешь искать машину… Скажи Руперту, что я прошу прощения за то, что оставляю вас на произвол судьбы, но ты понимаешь, как это важно, да, милая? Он, наверно, страшно разозлится, да?
— Я уверена, он поймет.
Я представила радостную физиономию Руперта, договаривающегося об игре в гольф на все дни ее отсутствия.
— Я прилетаю обратно в «Гатвик» в среду через неделю. Это уже такси приехало? Может, мне сначала нужно сделать прическу, как ты думаешь?
— Вы замечательно выглядите, — заверила я ее. Будто ее протащили через копну сена. На ней была белая футболка от Джил Сандер[28], надетая наизнанку. Дорогие синие джинсы на лодыжках были все в отпечатках собачьих лап.
— Большое спасибо. Так. Я ничего не забыла? Послушай, такси уже здесь. Довольно быстро. Пойдем, Геркулес. Нам предстоит приятная долгая прогулка. До самой Испании. — Она исчезла за дверью с паспортом в руке, луи-вюиттоновским чемоданом… и с собакой.
— Харриет! — я бросилась за ней. — Харриет! А как же Геркулес? — я указала на вонючего «кавалера» с мокрым носом и слезящимися глазами. — Вы не можете взять Геркулеса в самолет.
Она непонимающе посмотрела на меня.
— Что такое, дорогая? Почему не могу?
— Геркулес — это собака, Харриет. А собакам нельзя летать. Вообще-то можно. Но они идут специальным багажом.
Она так сильно стиснула Геркулеса, что его глаза выпучились еще больше.
— Я не знаю, какие там правила при ввозе собак на Майорку, — продолжала я. — Но вам совершенно точно не разрешат ввезти его обратно в Англию. Он должен пройти карантин.
— Карантин? — ахнула Харриет в ужасе.
Таксист подтвердил мои слова.
— Не меньше шести месяцев в клетке, — кивнул он.
— А что же мне делать? — в отчаянии спросила она.
— Может, оставить его в питомнике? — вежливо предложил таксист. — Обычные люди, милочка, так и поступают с домашними животными, когда уезжают в отпуск.
— Я никогда этого не сделаю, — фыркнула она глядя на таксиста так, как будто он только что предложил усыпить собаку — Вы хотите сказать, что я должна оставить своего драгоценного мальчика на целую неделю с незнакомыми людьми? Я позвоню Банни и скажу ему, что не приеду. Я не еду.
Она опять стала вылезать из такси.
Я затолкала ее назад и отобрала у нее Геркулеса.
— Харриет, — твердо сказала я. — Вы должны ехать на Майорку. Я знаю, что вам очень хочется туда поехать. Геркулес может остаться со мной. Он знает меня. Я за ним присмотрю.
— Правда, присмотришь? — лицо ее просветлело. — Дорогая. Как это мило с твоей стороны. А ты знаешь, как это делать?
— Я уже имела дело с собаками. И я уверена, что хозяин квартиры не будет возражать. Собака может жить в моей спальне.
— О, нет, — твердо сказала Харриет. — Геркулес не может спать в непривычной обстановке. — Она покопалась в связке ключей и протянула мне ключ от своей квартиры в Ноттинг-Хилл-Гейт. — Послушай, он может быть в конторе целый день, но вечером его нужно отвозить ко мне домой и приезжать туда каждое утро, чтобы погулять с ним. Это нужно делать до семи, иначе он испачкает персидский ковер. Ведь это тебе по пути, правда, дорогая? Кстати, когда будешь с ним гулять, его нужно нести на руках от парка до дома. Он не может касаться асфальта своими нежными лапками. Он просто откажется идти.
— Вам надо купить ему ботиночки, — предложил таксист, криво улыбнувшись мне.
— Прекрасная идея, — отозвалась Харриет. — Ты не знаешь, где делают маленькие сапожки для собак? Лиззи, узнай, пожалуйста, это для меня. Я уверена, что их можно заказать по Интернету.
— Послушайте, вы летите или нет? — спросил таксист.
Харриет поцеловала напоследок Геркулеса в мокрый нос и скрепя сердце отдала его мне.
— Вот кому не терпится, — прошептала она. — Ты присмотришь за моим мальчиком, правда?
Я пообещала все сделать, и, наконец, такси уехало. Я опустила Геркулеса на тротуар и развернулась, чтобы идти назад в контору. Геркулес за мной не последовал. Когда я обернулась, он стоял точно там, где я его оставила, и трясся как осиновый лист.
— Пошли, пошли, Герки, — позвала я его игривым собачьим голосом. — Идем. Иди сюда.
Тощее тело Геркулеса, казалось, потянулось в моем направлении, но лапы не сдвинулись с места. Харриет не пошутила. Этот избалованный пес действительно не выносил прикосновения асфальта к своим лапам. Я три раза свистнула, потом сдалась и взяла его на руки. Он лизнул мое лицо с чувством глубокой признательности. Мне показалось, меня поцеловала стелька из кроссовки Жирного Джо.
— Скоро мы отучим тебя от этой привычки, — предупредила я избалованную псину, когда она радостно забегала вокруг скатанного ковра, прежде чем описать ножку моего рабочего стола.
Электронное сообщение, которое я собиралась отправить Брайану, все еще ждало отправки на экране компьютера. За последнее время я не сильно продвинулась.
«Дорогой Брайан! Мне очень нужно тебе кое-что сказать», — начиналось письмо. Ну, и как его продолжать? Отшутиться или сразу начать во всем каяться? Я понимала, что реакция Брайана на эту историю будет во многом зависеть от того, в каком свете я представлю ему эту энциклопедию вранья. Может быть, если мне удастся представить это как плод слегка расшалившейся фантазии, он и сам посмеется.
Пока еще не пора, наконец решила я и выключила компьютер. К тому же оставалась слабая надежда, что Брайан так об этом и не узнает. Сообщая о своем приезде, вызвавшем такой переполох, он оговорился, что не знает своих планов наверняка, пока на общем собрании не объявят какие-то итоги месяца. Если окажется, что результаты его группы недостаточно хороши, то, возможно, поездку придется отменить. Он сказал, что сообщит мне, как только узнает, а будет это во вторник утром — по его времени. Для меня, соответственно, во время обеда. Так, сказала я себе. До тех пор пускать в ход тяжелую артиллерию рановато. Нет смысла без особой нужды выставлять себя идиоткой.
Зазвонил телефон. Это был Руперт, наверняка он звонил из постели.
— Здравствуйте. Это Харриет? — прохрипел он голосом, звучавшим как «скорей-всего-это-ангина».
— Это Лиз, — ответила я.
— Ее еще нет? — спросил он, и голос его сразу зазвучал бодрее.
— Уже нет. Улетела на Майорку.
— Что? — пролепетал он. — Что ты хочешь сказать?
— Жена Банни отправилась в Чемпнис, поэтому он пригласил Харриет на свою виллу на Майорке, пока его благоверная отсутствует.
— Вот это да. Ну, Банни дает, — произнес он с чисто мужской солидарностью. — Хотел бы я как-нибудь пожать ему руку. Отличный мужик.
— Он обманывает жену, — фыркнула я. — А Харриет всю жизнь сидит и ждет, пока он уделит ей минутку, тратит свою жизнь на плешивого мужика, который никогда не бросит свою жену. Не знаю, чего она так привязалась к нему.
— Потому что, моя дорогая, достойных мужчин гораздо меньше, чем женщин, — напомнил мне Руперт. — Некоторым из вас приходиться прилагать усилия и искать. Это неизбежно.
— Тогда почему ты все еще один? — спросила я.
— Кто сказал, что я один? Если хочешь знать, я мог бы провести весь уикенд в постели с очаровательной дамой.
Я поморщилась. Я ненавидела, когда он упоминал о своих очаровательных «дамах», поскольку он обращался с ними как угодно, но только не как с дамами. Для Руперта было делом чести коллекционировать телефонные номера разных девушек, но на самом деле он никогда им не звонил.
— Ты когда придешь? — спросила я, прежде чем он начал распространяться про свой потерянный уик-энд.
— Я приду? Ты шутишь? Харриет надолго уехала?
— Она приедет в следующую среду.
— Ну, тогда до среды, — сказал он. — Знаешь, я бы с удовольствием остался с тобой, прикрыл, так сказать, брешь, но кажется, у меня начинается грипп, он сейчас ходит повсюду. Ты же не хочешь, чтобы я тебя заразил?
— Ладно, ладно. Я надеялась, что ты поможешь мне посторожить Геркулеса. Она оставила этого чертова пса в конторе. Не знала даже, что его нельзя взять с собой.
— Лиззи, знаешь, я бы с удовольствием помог тебе и в этом деле, — начал юлить Руперт, — но у меня аллергия на собак.
— Какая аллергия, — возразила я. — Ты сидишь с ним в офисе каждый день.
— И у меня от этого слезятся глаза. Ты не заметила, что я чихаю?
— Нет, не заметила.
— Послушай, Лиззи. Просто будь умницей, и пусть все идет своим ходом. Обещаю, я как-нибудь тебя подменю, а пока что послала б ты все подальше, погуляла б по Интернету в свое удовольствие. Отправь почту. Сходи на порносайты. Скачай те, которые понравятся. Увидимся во вторник. — Он повесил трубку.
Свинья.
Ну, если Руперт сидит дома, черта с два я тоже здесь останусь. Кроме того, хотелось есть. В жестяной коробке с печеньем, стоявшей в офисе, ничего не осталось, но я знала, что дома в холодильнике лежит пачка пельменей с грибами и чесноком. По крайне мере, утром лежала. Хотя я знала, что, когда дома Жирный Джо и Сима, гарантировать сохранность продуктов — невозможно. Однажды я поймала Жирного Джо, который жрал с утра пораньше замороженные, сырые круассаны прямо из пакета. Сказал, что вкусно. Только жестковаты немного.
— Пошли, Геркулес. Пора обедать.
Было уже почти половина десятого.
Геркулес радостно побежал за мной к дверям офиса и остановился на коврике, лежащем на площадке, ожидая, когда я закрою дверь. Я заперла дверь и стала спускаться по ступенькам на тротуар. Геркулес стоял на площадке и смотрел на меня.
Я уже успела забыть про фобию, превращающую его в инвалида.
— Издеваешься? — сказала я этой свинской собаке. — Хочешь, чтобы я таскала тебя каждый раз, когда мы ступаем на асфальт? Нам до метро идти двадцать минут, и нигде по дороге травы нет. Уверена, ты, наверно, и на общественном транспорте не ездишь! Ничего у тебя не выйдет. Харриет в Испании, и, пока она не вернется, твоей мамкой буду я. Поэтому, черт побери, будешь ходить и гулять, как всякая нормальная собака. Пошли.
Геркулес заскулил. Он пытался поставить одну лапу перед собой, но просто не смог этого сделать.
— Ко мне! — крикнула я, по-хозяйски похлопывая себя по ноге.
Еще раз его лапка повисла в воздухе, чтобы сделать шаг на бетон. Он посмотрел на меня большими влажными глазами.
— Ко мне! — попробовала я еще раз. Я не собиралась покупаться на его несчастный взгляд — я уже встречала этот взгляд у людей во многих безвыходных ситуациях. Я похлопала по ногам обеими руками.
У меня с собой не было никакого собачьего корма.
— Ко мне. Пожалуйста, Геркулес. Пожалуйста. Послушай. Я понесу тебя в Балхэме, обещаю. А здесь, посмотри, этот тротуар безопасен даже для твоих лап. Мы же в Найтсбридже. Красивое место, посмотри, — я похлопала рукой по тротуару. — Найтсбридж! Здесь красиво и чисто. Я уверена, что улицы здесь моют каждый день. Здесь живут богатые люди. Здесь очень приятно гулять, пойдем.
Но убеждения на Геркулеса не действовали.
— О черт! — я взлетела по ступеням и схватила его. Он жалобно лизнул меня и улегся у меня на руках, как ребенок, настроившись на долгую прогулку.
— Почему эта тетя несет собаку? — спросил маленький мальчик у своей мамы.
— В самом деле, почему? — ответила я.
К счастью, Геркулес не возражал против общественного транспорта. Но только в том случае, если я не пыталась опустить его на пол. Все шло хорошо, пока мы не добрались до Черинг-кросс и нам нужно было пересесть на заполненный до отказа поезд на северной линии. Вы когда-нибудь пытались держаться за ремень, держа под мышкой извивающегося спаниеля? Потом я чуть не уронила его на эскалаторе в Клэпэм Саут, но уберегла от верной смерти, схватив за породистый хвост. Геркулес жалобно тявкнул, и за моей спиной раздались негодующие голоса добровольных борцов за права животных.
Следующая волна негодования обрушилась на меня, когда Геркулес сделал свои дела сразу при выходе из метро.
— Что, у вас нет совка для уборки? — спросил крепкий старик, застукавший нас на месте преступления.
— Нет, — ответила я, снова поднимая Геркулеса. Я едва успела опустить его на землю, чтобы он не накакал мне прямо в карман куртки. Я была раздражена и взвинчена тем, что мне пришлось нести его всю дорогу от Найтсбриджа.
— С тех, кто позволяет своим собакам пачкать тротуар, взимается штраф в размере пятисот фунтов, — гудел старик. — Я предлагаю вам немедленно убрать кучу, или я сообщу о вас в муниципальный совет.
— Что? — резко спросила я.
— Уберите кучу, — сказал он. — Если ваша собака гадит на тротуар, вы официально и морально обязаны убирать за ней.
— Правда? — саркастически поинтересовалась я.
— Правда, — сказал старик, но он был серьезен.
В любом случае, чем я могла убрать кучу? Я не имела привычки носить с собой пластиковые пакеты. Будь у меня в кармане пакет, я бы тут же все уладила, но у меня его не было, и я попыталась продолжить свой путь, глядя перед собой и игнорируя пожилого энтузиаста. Но он не собирался закрывать тему.
— Юная леди. Я хочу сообщить вам, что я пойду в полицейский участок и дам им описание вас и вашей собаки. Уверяю вас, они это дело просто так не оставят.
Я хотела сказать, что с трудом себе представляю, чтобы они бросили расследование какого-нибудь дела о тройном убийстве и всерьез занялись собачьими какашками, но старик, видимо, придерживался иного мнения и действительно стал что-то писать.
— Послушайте. Мне нечем это убрать, — сказала я ему. — Это даже не моя собака. Моя приятельница попросила меня присмотреть за ней.
— Тогда вы несете временную ответственность за собаку, а следовательно, и за результаты ее деятельности. Вот, можете воспользоваться. — Мужчина протянул мне тонкий пластиковый пакет в сине-белую полоску.
— Что это? — спросила я.
— Это пакет.
Я взяла у него пакет и поблагодарила в надежде, что на этом все закончится, но он не хотел уходить.
— Ну, давайте. — Он мотнул головой в сторону кучи. Он собирался наблюдать за мной.
— Вы что, шутите, — запротестовала я. — У него понос.
— Общение с собакой приносит не только радости, но и заботы, — сказал он.
— Я уже сказала вам, это не моя собака.
— Скажете это в суде, юная дама, — сказал мужчина, схватив меня за руку и толкая к оставленной Геркулесом «визитной карточке».
— Уберите руки! Вас обвинят в оскорблении, — предупредила я.
— И кому же, вы думаете, они поверят? — спросил он. — Известному члену общественного совета, который отдал все силы служению в армии и уже десять лет осуществляет квартальный надзор? Или нелегальной беженке, укравшей собаку?
— Хватит. Я не нелегальная беженка, и, хотя эта собака и не моя, я ее не крала.
— Тогда попрошу вас сообщить фамилию и адрес настоящего владельца собаки, чтобы я мог выяснить все обстоятельства. Вы напрасно думаете, девушка, что полиция не знает о собачьих мошенниках, орудующих в этом районе. Она знает об этом все. Вы, накачанные наркотиками юнцы, крадете у людей домашних животных и продаете их потом в лаборатории для опытов, вы на все готовы ради укола марихуаны!
— Ради чего?
— Что слышали. Я узнаю ваш номер. Будьте в этом уверены.
Наркоманы, ворующие собак? Мне хотелось спросить этого человека, что обычно он принимает сам: каолин или морфин.
— Послушайте, хорошо, я уберу, — вздохнула я. — Просто оставьте меня в покое. Почему бы вам не пойти в библиотеку и не проверить ваши туманные представления о городском законодательстве?
— Если не возражаете, я останусь здесь и посмотрю, хорошо ли вы уберете.
— На самом деле возражаю, — ответила я.
— А мне все равно, возражаете вы или нет. Я остаюсь.
— Отлично, — фыркнула я, опустила Геркулеса на траву и убрала за ним, вывернув пакет в виде перчатки.
— Берегись, это может плохо кончиться, — прошипела я собаке.
— Это вы обо мне говорите? — спросил глухой командир.
— Нет, если бы я говорила о вас, то использовала бы ненормативную лексику. Сэр, — добавила я для усиления комического эффекта. Я помахала пакетом с собачьим дерьмом у него перед носом, — вы удовлетворены?
— Хм-м. И больше мне не попадайтесь, — фыркнул он и направился к метро.
— Ну, спасибо тебе большое, — сказала я Геркулесу. — День удался.
Я огляделась, куда бы выбросить мешок с собачьими какашками, но ничего подходящего не находилось.
— Сволочь.
Я уже готова была зашвырнуть пакет в чей-нибудь садик, но заметила, что хотя бдительный полковник и отошел, но продолжал вести наблюдение с другого конца улицы.
— Что? — пробормотала я про себя, задыхаясь от ярости. Он, безусловно, ждал, что же я сделаю с пакетом, и я поняла, что мне придется в одной руке нести Геркулеса, а в другой пакет с дерьмом, пока я избавлюсь от слежки. Но каждый раз, когда я смотрела через плечо, страж окрестностей был начеку. Я даже слышала стук металлического наконечника его трости, преследующей меня на некотором расстоянии.
Хуже некуда. Теперь плюс к куче своих забот я имела еще и пакет с говном. Я решила, что нужно оторваться от старикашки. Но между станцией и домами не было ни малейшего темного закутка. В следующий момент я уже оказалась в начале улицы возле углового магазина. Полковник стоял на другой стороне и бесстрастно разглядывая черную муху на чьих-то увядших розах, делая вид, что совершенно не следит за мной.
Я не хотела, чтобы он узнал мой адрес, на тот случай, если действительно надумает пожаловаться в местный совет, поэтому я применила тактику затягивания, которая, как я надеялась, утомит его. В любом случае мне нужно было в магазин. Нам всегда нужно было молоко. (Я уже говорила, что у нас либо совсем не было молока, либо сразу было литра полтора.) И кроме того, мне нужен был собачий корм. Харриет ничего не оставила в офисе, а дома у нас, конечно же, ничего подобного не было. (Хотя у Жирного Джо, возможно, что-то и было запрятано. Вечные пирожки, которые он ел прямо с полиэтиленовой оберткой, пахли так, будто их начиняли именно этим кормом, и кроме того, он хранил у себя всевозможные консервы в ожидании грядущего Армагеддона.) Зато у Хабиба — в магазине на углу, торгующем круглые сутки, — всегда был выбор разнообразной и дешевой еды. Скорее дешевой, чем разнообразной. Я вошла, неся Геркулеса под мышкой (пластиковый пакет изящно свисал с моей руки наподобие ридикюля, и я была удивлена, когда Хабиб, обычно милый и приветливый, будь то шесть утра и полдвенадцатого ночи, категорически потребовал выйти вон).
— С собаками нельзя! — сказал он.
— Хабиб! — взмолилась я. — Мне нужно только молоко, хлеб и собачий корм. Это займет полминуты.
— С собаками нельзя. Это правило. Оставь его на улице.
— Хорошо, — сказала я, возвращаясь к пенсионеру. Интересно, зачем люди заводят собак? Я еще и часа не прожила с Геркулесом, а на меня уже все смотрят как на прокаженную. Вот она какова, популярность владельцев собак. Я поставила Геркулеса у магазина, привязав поводок к водосточной трубе. Конечно, он тут же заскулил, а полковник хищно прищурился, словно уличил меня в страшной жестокости.
— Может, я могу его взять с собой? — стала умолять я Хабиба через полуоткрытую дверь. — Он породистый. Он не может стоять на асфальте.
— Что это за глупости насчет асфальта? Нет, в магазин нельзя. А санитарные правила?
Да какие тут санитарные правила, так и подмывало меня сказать, глядя на пыльные штабеля коробок с шоколадом, которые стояли тут с тех пор, как я поселилась на этой улице, то есть два года. Но Геркулес смотрел на меня так, будто с ним сейчас случится инфаркт, если я оставлю его стоять на тротуаре, а сама войду в магазин за банкой собачьего корма. Что было делать? Я сняла куртку, расстелила ее на тротуаре и поставила на нее Геркулеса. Он перестал скулить, и я пошла покупать корм. К несчастью, «Педигри Чам» не было, поэтому я купила что-то другое с хорошенькой оранжевой этикеткой с логотипом «Чипстерс Он», изображавшем собаку, похожую на злобного полярного медведя. А может, этот корм готовили из полярных медведей.
— Когда взяла собаку, Лиззи Джордан? — спросил Хабиб, заворачивая мои покупки в еще один прозрачный пакет.
— Никогда, — ответила я.
Он странно на меня посмотрел.
— А, ты хочешь сказать, откуда я взяла ту собаку, с которой пришла? Эта собака моей начальницы. А я присматриваю за ней до следующей среды, пока она не вернется из отпуска. Как будто у меня недостаточно своих забот.
— Своих забот о чем? — спросил Хабиб. — Хочешь об этом поговорить? — Он никогда не упускал шанса посплетничать. И почему-то мне казалось, что если рассказать ему, в чем дело, то он, человек большого жизненного опыта, найдет верное решение. Может быть, еще утром он говорил с кем-нибудь по похожему поводу. Я снова рассказала свою историю.
— Нужно всегда говорить правду, — вздохнул он, когда я закончила.
— Я знала, что ты это скажешь, — сказала я. — Но что я должна желать?
— Вот сюда деньги положить, — сказал он и громыхнул разноцветной банкой для пожертвований на храм Харе Кришна. — А мы за тебя помолимся.
— Лучше я буду продавать душу своему дьяволу, но все равно спасибо. Сколько я должна за корм? — спросила я. На улице Геркулес причитал, словно обреченный на муки в аду.
— Секунду, — сказал Хабиб. — Сейчас взвешу.
Я в ужасе смотрела, как Хабиб подхватил пакет с говном, который я по рассеянности положила на прилавок во время разговора, и бросил его на блестящие электронные весы.
— Это фарш? — спросил он.
Я выхватила пакет.
— Это гуляш, — быстро ответила я, — но я купила его в центре.
— Очень похоже на пакет из моего магазина, — сказал он с сомнением.
— Я знаю. Они сейчас во всех маленьких магазинах одинаковые. Может быть, тебе сменить дизайн на пакете, чтобы твой магазин как-то отличался от других.
— Но синий и белый — это цвета моего магазина, — сказал он, совсем расстроившись.
— Я больше ничего не буду покупать в других местах, — заверила я, взяла сдачу и направилась к двери.
— Одну минуту. Хочешь знать, что ты должна сделать? — начал Хабиб, но, прежде чем он начал объяснять, я заметила, что лапы Геркулеса, стоявшего на моей куртке, задрожали, а эта дрожь могла означать только одно.
— Увидимся завтра, — сказала я, выбегая из магазина как раз вовремя, чтобы спасти куртку, но не удалось уберечь от струи Геркулеса бумажный мешок с картошкой, выставленный снаружи вместе с прочими овощами для привлечения покупателей. Я подумала, что надо предупредить Симу, чтобы она пару недель не покупала овощи в супермаркете.
— Все купила. Иду домой! — крикнула я на ту сторону улицы старому козлу, все еще следившему за мной. — Наверно, мой парень уже ждет меня не дождется. Он жуть какой сильный. И свирепый, если не поест вовремя.
Это сработало. Полковник быстро кивнул и засеменил в противоположном направлении.
У следующего садика я перебросила мешок с говном через забор.
Стараясь не вдыхать отвратительный запах жирного мяса, я выложила еду Геркулеса на блюдце, как только мы вошли в дом. Я свистнула ему, указывая, что обед подан в кухне, но оказалось, что кафельный кухонный пол вызывает у него те же чувства, что и асфальт, и он отказался пересекать порог гостиной. Я не могла винить его. После того как я однажды наступила босиком на пролитый мед, к ноге тут же прилипли три лобковых волоска и пара ценников, — с тех пор я никогда не входила на кухню без обуви. Я перенесла блюдечко к входу и поставила его в пределах досягаемости Геркулеса, но так, чтобы еда из блюдечка вываливалась на плитку, а лапы Геркулеса оставались на ковре.
Он презрительно понюхал собачий корм, словно был не спаниель, а дегустатор еды.
— Я так и знала, — сказала я Симе, которая возникла за Геркулесом на кухне, чтобы налить себе чашку чая.
— Что?
— Я знала, что он не станет есть этот проклятый собачий корм. Все собачьи корма одинаковые, — сказала я ему. — Какой бы ни был сорт. Они все сделаны на одной фабрике из останков одной и той же старой скаковой лошади. И не надо мне рассказывать, что, заплатив лишний фунт за банку, ты получишь кусочки победителя на скачках Дерби, в отличие от банки подешевле, в которой лежат останки лошади, пришедшей второй.
— А откуда у нас в доме собака? — неожиданно спросила Сима. Она была у себя наверху, делала курсовую по деловому испанскому языку, что являлось частью ее диплома, и только сейчас увидела собаку.
— Это собака Харриет. Она на неделю уехала на Майорку, а меня оставила присматривать за собакой. Его зовут Геркулес.
— Ой-йо-ей! Геркулес? Какое замечательное имя. Какой он милый, — сказала Сима, опускаясь на колени, и погладила его. — А кто у нас такой маленький малыш? — сказала она. В ответ он лизнул ей нос.
— Сима, перестань. Это обычная собака.
— А-а-а. — Она посадила Геркулеса к себе на колени и стала его обнимать. — Не будь к нему такой жестокой. Он без своей мамочки, а ты хочешь накормить его этой жуткой дрянью, которую даже Жирный Джо не станет есть. Это не его вина, что он не хочет есть коровьи губы, — собачий корм делается из них, а не из лошадей. У тебя неверная информация. У меня в холодильнике есть курица. Можно ему дать. — Она направилась к холодильнику вместе с Геркулесом и принесла сочный кусок жареной куриной грудки.
— Послушай, — сказала я. — Если ты не хочешь, то я могла бы сделать себе бутерброд.
— У тебя есть своя еда, — ответила она, поставив Геркулеса на столешницу рядом с раковиной, нарезала курицу на маленькие кусочки и положила их в пластмассовую миску. На какой-то момент мне показалось, что она собирается добавить гарнир. Или приготовить соус «масала». (Правда, готовить она не умела.)
— Ну вот, мой хороший, — промурлыкала она, ставя перед ним миску. — Никто тебя не будет кормить этой ужасной дрянью. Ты же у нас породистый, это видно.
Но Геркулес по-прежнему оставался безучастным. Он только еще раз тщательно обнюхал обед, но быстро отпрянул, подняв одну лапу в патетическом жесте.
— Видишь. Твоя курица ему тоже не нравится, — сказала я ей не без триумфа. — Это просто избалованная шавка. Оставлю эту миску на полу, а когда он проголодается, то все съест.
— Он уже голоден. Я вижу. Посмотри на его грустные глаза.
— Ты прямо Рольф Харрис[29].
— У него урчит животик. Наверное, у него кружится голова. Возможно, он ест только из своей миски. У соседа моих родителей был йоркширский терьер чрезвычайно щепетильный в этой области. Он мог уморить себя голодом, но ничего не съесть из миски, на которой не написано его имя.
Я закатила глаза.
— Надеюсь, что ты шутишь.
— Боюсь, что нет. Он похудел почти вдвое, когда разбилась его миска, а чтобы найти точно такую же, потребовалось две недели. А Харриет не дала тебе все его причиндалы, чтобы он чувствовал себя как дома?
— Она так страшно торопилась в аэропорт, что не помнила даже, что ей нельзя брать его с собой, — объяснила я. — Она просто дала мне ключи от своей квартиры и сказала, что я должна укладывать его спать там каждый вечер и будить по пути на работу, но черта с два я поеду куда-то, чтобы сделать что-то для этого мешка с блохами. Это собака. Он может спать на кухне и есть все, когда голоден.
Губы Симы сложились в тонкую неодобрительную линию.
— Ну, если ты не хочешь везти его домой, то можешь хотя бы съездить туда и привезти миску и одеяло. Тебе бы понравилось, если бы твои родители спихнули бы тебя в незнакомую семью, не дав с собой даже любимого мишку?
— Они часто это делали. Послушай, я не потащусь к Харриет за каким-то там вонючим одеялом. Если ему нужно вонючее одеяло, то его можно взять у Жирного Джо. А я лично собираюсь проверить лотерейные номера и выиграть достаточно денег, чтобы выпутаться из этой ситуации с Брайаном.
— Понятно. Значит, Мэри по-прежнему не дает тебе квартиру на выходные? Ты не звонила, чтобы извиниться, как я советовала?
— Нет. Это она должна извиняться. Она вела себя недостойно. После всего, что я для нее сделала.
— Успех портит людей, — важно заявила Сима.
— Может, потому я до сих пор так же хороша, как прежде? — пробормотала я.
— Так, а кто присматривает за квартирой Харриет в ее отсутствие? — спросила Сима, пытаясь накормить Геркулеса курицей с руки. Но он опять отказался есть.
Я пожала плечами. Выиграли три номера, но у меня билетов с такими номерами не было.
— Никто, — сказала я, выпрямляясь. — В квартире Харриет никого не будет целую неделю.
— Ты ведь думаешь о том же, о чем я? — Я прямо слышала, как закрутились шарики и ролики в голове у Симы.
— Действительно, ведь Геркулесу нужно его одеяло, так? — неожиданно произнесла я с большим энтузиазмом. — Давай съездим к Харриет и привезем его.
— Я несу собаку, — сказала Сима. Я не стала возражать. Скоро она узнает, что это такое.
Хотя я так давно работала в агентстве «Корбетт и дочь», что почти перепилила ножку стула, отмечая на ней насечками прошедшие дни, как узники, осужденные пожизненно, я никогда не была у Харриет дома. Когда мы с Симой наконец нашли квартал, соответствующий адресу, который мне дала Харриет (писала она хуже некуда — ей нужно было стать врачом), я не поверила своим глазам. Казалось, что улица тянется бесконечно. Сбоку от огромной двери красивого викторианского здания красного кирпича размещались семь медных табличек с фамилиями и соответствующими им блестящими звонками.
— Фантастика! — воскликнула спустя несколько мгновений Сима, падая на большой кожаный диван в гостиной Харриет. — Сколько денег она зарабатывает в агентстве, чтобы позволить себе такую квартиру?
— Нисколько, — заверила я Симу. — Я лично печатаю квитанции об оплате. Но я думаю, что у нее был роман с принцем из Саудовской Аравии, когда она была помоложе. А потом еще, конечно, и родительские деньги. Мне кажется, ее семья владеет деревней на южном побережье.
Я пригляделась к карандашному рисунку, стоявшему на мраморной каминной полке и изображавшему девочку. Я не очень хорошо разбираюсь в искусстве, но я не сомневалась, что это был подлинный Пикассо. Харриет говорила как-то, что ее отец встречался с этим великим человеком в Париже и тот подарил ему несколько набросков в благодарность за советы по размещению акций.
— В холодильнике только куриное филе для собаки и бутылка шампанского, — объявила Сима. Теперь она ходила по кухне. — Боже мой, Лиз, ты видишь? У нее есть этот замечательный тостер «Дуалит». Я всегда мечтала о тостере «Дуалит». И о кофеварке для капуччино. Черт, у нее даже есть соковыжималка. — Она заглянула внутрь нее. — Ею ни разу не пользовались. Конечно. Это квартира мечты, — вздохнула она. — Вот повезло бабе.
Мы оставили Геркулеса есть на кухне из костяного фарфора, а сами отправились смотреть оставшуюся часть квартиры. Из прихожей двери вели в две туалетные комнаты. Одна была черного мрамора. Другая — белого. В белой ванной был массивный двойной душ, под которым одновременно могли мыться два человека. На вешалке для полотенец висели пушистые свежие полотенца. Сима зарылась лицом в их мягкую ткань и рассмеялась, наслаждаясь роскошью. Наши полотенца в таком доме могли бы служить только половой тряпкой.
Спальни тоже были огромными. Все четыре. И в главной спальне, к полному восторгу Симы, мы обнаружили кровать с пологом и толстыми красными занавесками. Это было что-то, похожее на пьесу из жизни Елизаветы Первой. В такой кровати можно соблазнить любого мужчину.
— Наверно, Харриет родилась в этой кровати, — сказала я Симе. — Ее семья владела половиной Шотландии.
Сима уже прыгала на кровати.
— Ну, матрац мягковат, — это не очень полезно для спины. Но кровать с пологом! Лиз, это сказка. Иди сюда.
— Потом, потом, — ответила я. — Сначала мне нужно все изучить.
Квартира Харриет была на последнем этаже, и спиралевидная лестница вела из середины гостиной в террасу на крыше. Я медленно поднялась по чугунным ступенькам и вышла в маленький застекленный тамбур, прикрывавший спуск в квартиру. Выйдя из него, я умудрилась наступить кроссовкой прямо на одну из аккуратных колбасок Геркулеса, но мне было все равно, потому что, когда я вытерла кроссовку о край терракотовой кадки и подняла голову, передо мной предстал самый поразительный пейзаж.
Далеко впереди игрушечным городом раскинулся Лондон. На востоке виднелась башня Бритиш Телеком, торчавшая из Блумсбери, словно детская погремушка. Дальше на востоке высилась футуристическая пирамида отеля «Канари Уорф» — самого высокого здания в стране, блестевшего на солнце, — я даже рассмотрела белые огоньки, предупреждающие самолеты, о том, что высота башни больше, чем они предполагают. Это было и так замечательно, но когда я повернулась на юг, вид стал еще лучше. Потому что из сада на крыше были видны вершины деревьев одного из самых больших парков в стране — Гаид-парка.
— Отсюда видно Гайд-парк! — завопила я, переполненная эмоциями. Волна радости захлестнула меня. — Черт, отсюда видно Гайд-парк! — крикнула я Симе, повернувшись к лестнице. — Иди сюда. Иди сюда скорее. Это прекрасно!
— Ну что, теперь ты готова к приезду Брайана.
— Готова? Да я дождаться не могу. Ура Харриет!
— И Геркулесику тоже ура, — засюсюкала Сима и тут же сама вляпалась в его неубранную кучу.
Решение было принято. Я выдам квартиру Харриет за свою. Мы провели там целый день и устранили все, что могло бы навести на подозрения, в перерывах выползая позагорать на террасе на крыше, которая была спроектирована так, чтобы на нее попадало как можно больше солнца.
Семейные фотографии Харриет в блестящих серебряных рамках были засунуты поглубже в комоды и буфеты. Было бы слишком рискованно пытаться выдать ее родственников за моих, поскольку лица многих родственников Харриет Брайан мог узнать по трансляциям Би-Би-Си из палаты лордов, которые он иногда смотрел по спутниковому телевидению. Пачка нераспечатанных конвертов (в основном счета из «Хэрродз» и «Харви Николс»), адресованные госпоже Харриет Корбетт, были уложены в полупустую коробку из-под кукурузных хлопьев, стоящую на холодильнике.
Сима решила, что не надо менять сообщение на автответчике Харриет, а лучше отключить аппарат вообще и спрятать его в буфет.
— Теперь тебе остается только принести парочку своих семейных фотографий и заменить ее одежду на свою.
— Жаль, но придется, — сказала я, тронув красную шелковую блузку. Но я знала, что ничто из ее одежды мне не подойдет. Харриет была сложена, как птенчик. Птенчик, умерший две недели назад и изрядно обглоданный червями. Да, представляете себе, эта баба была страшно богатая и страшно худая?
— Похоже эта квартира на ту, в которой я могу жить? — серьезно спросила я Симу, когда мы кончили делать квартиру «моей собственной».
— Конечно, похожа, — кивнула она. — Будто ты родилась здесь.
— Меня не покидает мысль, что вообще-то мы нехорошо поступаем, — сказала я, испытав минутный укол совести, когда пихала в ящик фотографию, где Харриет была еще пухленькой барышней. — Не стоило нам этого делать.
— Конечно не стоило. Но знаешь, как говорится, не узнаешь — не расстроишься, а как Харриет может узнать? Если ты не будешь вытирать пыль, то мы потом будем точно знать, куда поставить фотографии. А если она тебя обнаружит, то ты всегда можешь сказать, что Геркулес отказался спать один, поэтому тебе пришлось остаться, чтобы он успокоился.
— Так просто?
— Как «тетрапак», — ответила Сима.
Я бы, конечно, не проводила такую смелую аналогию, учитывая, что у меня всегда были сложности с открыванием пакетов молока.
— Успокойся, — добавила она, почувствовав, что я все еще трушу. — Если ты спросишь меня, то мне кажется, что это судьба. Тебе нужна была шикарная квартира, и Харриет дала тебе ключи от нее.
— Да. Ты права, — согласилась я. — Спасибо тебе, Банни, что ты увез Харриет на неделю. И спасибо тебе, Геркулес, что ты ешь только из костяного фарфора, — я ласково погладила его. — Моя шкура спасена.
Я выглянула из окна и посмотрела в ту сторону, где должна была находиться квартира Мэри. Ее размеры были существенно меньше. Эта квартирка будет покруче твоей, Бедная Мэри.
Когда мы вернулись в Балхэм, на автоответчике ждало такое сообщение от Мэри, что я почти пожалела, что ругала ее понапрасну. Я немедленно перезвонила ей.
— Послушай, прости меня за воскресенье, — сказала она елейно. — Так ведь подруги не поступают, правда, милая?
Я подавила в себе желание сказать в ответ что-нибудь резкое.
— А я так хотела поболтать с тобой по душам за обедом. Я так давно этого ждала.
— Я тоже, — призналась я.
— Мы ведь нечасто видимся. Поэтому я подумала, что, может, могу что-то сделать для тебя. Может, мы сходим куда-нибудь сегодня вечером. Все равно тебе нужно забрать подарок, а меня пригласили на вечеринку. Пойдем вместе? Я знаю, надо было предупредить заранее, и не исключено, что там будет смертельная скучища, но, во всяком случае, нам не придется платить за выпивку.
— А куда? — спросила я, стараясь подавить волнение. Строго говоря, завтра надо было на работу, но я решила, что при отсутствии Харриет было бы глупо отклонять какие-либо предложения, если никто не узнает, пришла ли я назавтра в офис в девять или в полдвенадцатого. И пришла ли вообще.
— В «Гиперион», — вздохнула Мэри, словно встреча была назначена в закусочной на Хай-роуд в Балхэме.
— «Гиперион»?
— Сегодня вечеринка после показа для «Голден Бразерс».
— Ого, — не удержалась я. «Голден Бразерс» быстро завоевали часть империи «Версаче» в качестве поставщиков европейской одежды для богатых и знаменитых. Потом до меня дошло.
— Так это модная вечеринка? — простонала я. — Мне совершенно нечего надеть.
— Об этом не беспокойся, — засмеялась Мэри. — Приезжай ко мне. Я что-нибудь подберу. Мне как раз привезли кучу шмоток. Что-нибудь да подойдет.
Кучу шмоток? Звучало неплохо. Это было предложение, от которого я не могла отказаться, и, хотя, возможно, стоило задуматься, с чего это Мэри так расщедрилась, я ответила, что приеду так скоро, как позволит лондонский транспорт.
— О, нет, — ответила она. — Я не могу ждать так долго. Возьми такси. — И она дала мне свой номер счета, чтобы я сняла с него деньги. Мэри Бэгшот снова была моей лучшей подругой.