Тайны Храма Христа

ГЛАВА 5
ЛИБЕРЕЯ

Вскоре после подрывных работ все бригады сезонников, что жили в строительном городке на Малых Кочках, вооружившись тачками, носилками, ломами, кирками и совковыми лопатами, принялись разбирать гигантский каменный курган. Небольшие обломки камня, мрамора, битый кирпич перетаскивали носилками или отвозили на тачках по доскам, проложенным к месту погрузки на автомашины. Крупные обломки вручную грузили на низкие трамвайные платформы и грузовики. Не поддавшиеся взрыву глыбы разбивали стальными клиньями, молотами и кирками.

Разборки предстояло много, и вскоре стало ясно, что Линковский, управляющий трестом «Дворецстрой», просчитался, заявив корреспондентам «Вечерней Москвы» о том, что вывозка кирпича, облицовочного камня и строительного мусора будет закончена в два месяца. Расчистка стройплощадки затянулась почти на два года.

Одной из причин медленной разборки являлась текучесть местных рабочих. Несмотря на повышенную заработную плату (по сравнению с другими стройками в Москве), эти рабочие подолгу не задерживались в «Дворецстрое» и уходили в «Метрострой» или на другие стройки, подальше от развалин священного памятника.

Сизифов труд по разборке камня, кирпича, мрамора и горельефов в основном выполняли сезонные рабочие.

Убогие и блаженные нищие, кормившиеся прежде милостыней возле Храма Христа, разошлись по другим церквам и там рассказывали разные истории. По Москве говорили, будто у самого главного начальника «Дворецстроя» при виде того, как Храм при первых двух взрывах чудодейственно устоял, «мозга за мозгу зашла». А у техника Мотовилова, который вертел святотатственно «штопор» взрывной машинки, вылез родимчик.

В слухах была и доля правды. Управляющий трестом «Дворецстрой» Линковский вскоре заболел, с техником Мотовиловым приключилась «медвежья болезнь», а инженера Жевалкина уволили из Союзвзрывпрома. Начальника Управления строительства Дворца Советов М.В. Крючкова вскоре безвинно репрессировали, сослав в Воркуту (впоследствии его реабилитировали).

Про белесую пыль, что продолжала лететь из развалин даже при незначительном ветерке и словно снегом покрывала тротуары и крыши, деревья и газоны, сказывали, будто она в наказание москвичам за их богоотступничество. Кому хоть одна пылинка в глаз попадет, тот получит бельмо и ослепнет.

Между тем сезонники «Дворецстроя» продолжали трудиться. Чтобы ускорить дело, работа была организована в три смены. По ночам груду развалин освещали яркие электролампочки, подвешенные на проводах-времянках, и прожекторы, установленные по периметру ограждающего забора.

Устраивались воскресники, в которых принимали участие все дворецстроевцы, а также рабочие и служащие других московских строек, заводов и фабрик.

Каменная гора обломков от разрушенного Храма медленно убывала…

Как все передовые рабочие, Флегонт посещал клубную библиотеку-читальню. Сначала листал иллюстрированные журналы, щедро разложенные на столах для всех желающих: «Прожектор», «Безбожник», «Крокодил», «Огонек». Потом пристрастился к чтению книг. Многое в них было непонятно Флегонту; ему, как и другим малограмотным рабочим парням, помогала библиотекарша Инесса Яновна - интеллигентная старушка в черепаховых очках. Когда же она бывала слишком занята, то сезонники обращались к одному из членов профкома, дежурившему в клубе. Тогда и сблизился Флегонт Морошкин с молодым инженером Вадимом Борисовичем Мостовиковым.

«Культпросветчик» Мостовиков в общении с сезонниками всегда держался просто, но главное - мог ответить на любой вопрос, даже на самый наивный, исчерпывающим образом.

Работы у Инессы Яновны прибавилось, и у нее появилась помощница - комсомолка Валентина Любимская. Симпатичная, скромная, она произвела на Флегонта сильное впечатление. С первого же взгляда он в нее влюбился.

Флегонт мечтал поближе познакомиться с Валентиной и понравиться ей. Но понимал, что осуществить это желание неимоверно трудно. Валентина - девушка городская, начитанная. Прежде чем к ней подступить, надо здорово подтянуться, «окультуриться».

Хваткости, правда, Флегонту было не занимать. Оглядевшись в столице, он довольно скоро понял, что стрижка «под бокс» с тройным одеколоном не делает голову втрое содержательней.

Только после долгой и тщательной подготовки отважился Флегонт сделать первую попытку поближе познакомиться с Валентиной. Купил загодя два билета на вечерний сеанс в только что открывшийся кинотеатр «Ударник».

Появившись после работы в библиотеке, Флегонт подошел к Валентине и, покраснев, выдавил из себя:

- Вот… в кино… билеты! Купил… в «Ударник»! (Для полной ясности Флегонт достал из заднего брючного кармана и показал две синие бумажки.) На восемь часов… А приятель - того… Подвел! Взял да и заболел…

- Бывает, - с сочувствием сказала Валентина. - И что ж теперь?

- Хочу вам… Хотел бы вам!… Словом, если вы… то я…

- Хотите мне уступить? Продать то есть билеты?

- Зачем же?! - возопил Флегонт. - Я вам их даром!… Мы ж с вами все ж таки… в одной организации… состоим!

Валентина рассмеялась, поблескивая карими глазками:

- Нет, уважаемый товарищ Морошкин. Сегодня для меня кино исключается. У меня важная лекция в техникуме. О сопромате.

«Техникум», «сопро…мат» - слова-то какие! Где ж мне познакомиться с такой девушкой!…» - растерянно подумал молодой рабочий, выходя из библиотеки.

Приуныл Флегонт. Но «культпросветчик» Вадим Борисович посоветовал ему поступить в вечернюю школу. А потом подал ему спасительную идею - экстерн! Это значит, что Флегонт в этой ускоренной школе должен каждый год проходить не один, а два класса, сдавая экзамены экстерном. Трудно, конечно, но Мостовиков ему поможет. И тогда всего через два года Флегонт МорошКин может поступить в строительный техникум, где учится Валентина. Она еще будет на четвертом курсе. И они там встретятся уже как студенты одного техникума.

В своих силах Флегонт был вполне уверен. Опасался лишь одного: чтобы за этот срок не появился на горизонте Валентины какой-нибудь столичный хват.

Инженер Мостовиков «подтянул» Флегонта так, что он смог поступить в четвертый класс вечерней школы. Потом помог ему окончить два класса в один год.

Флегонт оказался парнем на редкость любознательным, способным и усердным: заниматься с ним было легко. Не помешало их занятиям и то, что Вадима вскоре - по его просьбе -перевели на работу в «Метрострой», где он мог сочетать знания инженера-строителя и архитектора.

С увлечением рассказывал Вадим Борисович рабочим строительного городка на Малых Кочках о рождении московского метрополитена.

Дело огромное, трудное, с большим будущим. В подземные забои пошли тринадцать тысяч энтузиастов-добровольцев -самых лучших парней и девушек столицы.

Настоящих специалистов на строительстве метро пока маловато. Откуда ж им взяться? Само слово «метрополитен» многие добровольцы услышали впервые, незадолго до того, как решились пойти туда работать. Он сам, инженер Мостовиков, о метростроении знает не так уж много. В мировой практике, говорил он своим слушателям, метро обычно сооружается одним из трех способов: «берлинским», «парижским» или «лондонским». «Берлинский» способ - открытое, мелкое заложение тоннелей, которые образуют местами нечто вроде желобов, по которым проведены рельсы. Сверху они остаются открытыми, иногда поднимаются на кирпичные эстакады. При «парижском» закрытом методе земляные работы ведутся на большой глубине, без вскрытия улиц и площадей, здесь многое взято из опыта шахтеров. А при строительстве лондонского метро из-за особенностей островного грунта использовались проходческие щиты и металлическая сигметовая отделка тоннелей. Европейский опыт принят нашими строителями во внимание, но в принципе московское метро строится новым, экспериментальным методом. И цель при этом ставится высокая: построить метро не только в кратчайший срок, но и самое совершенное по техническим показателям! За границей в газетах пишут: «Куда им, этим советским хвастунам! У них же там, в «Советии», ни единого путного инженера не сыскать».

Между тем одна из московских газет поместила отзыв американского специалиста Джорджа Моргана, наблюдавшего за работой метростроевцев. «Восхищен работой комсомольцев! -восклицал американец. - Никогда в жизни не видел такого энтузиазма и такой смелости! Плывуны поверху и известняки в основании - наихудшая комбинация, которой боятся все тоннельщики. А они продвигаются, наращивая скорость и повышая качество работы!»

Рассказывал Вадим Борисович и о находках метростроевцев. Прокладывая тоннели под землей, находят они иногда остатки древних жилищ, бревенчатых мостовых, поделки кузнецов, гончаров, столяров и кожевников, живших в Москве в прошлые века.

Метростроевцы обнаружили основание дубовой крепостной башни, служившей когда-то для сражения русских воинов. В другом месте откопали рассеченный монгольский шлем, а в нем череп вояки из орды хана Тохтамыша. Нашли оружие мятежных стрельцов царевны Софьи - бердыши, пищали, шестоперы и сабельку шляхтича, украшенную самоцветами.

Вадим Мостовиков присутствовал при раскопках в районе Чертолья (или Черторья), близ церкви Похвалы Пресвятой Богородицы, неподалеку от Храма Христа Спасителя.

Название местности произошло от названия ручья Черторыя, вытекающего из Козьего болота (превращенного позднее в Патриаршие пруды), сбегавшего под горку вдоль нынешнего Гоголевского бульвара, а затем впадавшего в Москву-реку. Ручей, особенно после дождей, был бурным и стремительным - размывал овраги, по которым бежал, образуя промоины и ямы. «Словно черт рыл», - говорили московитяне. Потому и прозвали ручей Черторыем. А одну из прилегающих улиц близ ручья, которая теперь называется Кропоткинской, в те далекие времена, вплоть до 1658 года, называли Чертопольской. Потом по указу царя Алексея Михайловича ее назвали Пречистенкой, так как по ней была проложена дорога к Ново-Девичьему монастырю, в котором находилась икона Пречистой Девы Богоматери. При Иване Грозном в Чертолье, неподалеку от нынешней улицы Ленивки, в своей обособленной слободе жили опричники. Были у них тут своя церковь, рынок и кладбище.

Во время слома в 1931 году церкви Похвалы Пресвятой Богородицы, стоявшей на Кропоткинской набережной, неподалеку от нее было обнаружено надгробие: каменный склеп Малюты Скуратова. Он был убит во время Ливонской войны близ замка Вайсенштейн в 1573 году, перевезен в Москву и похоронен в Чертолье, на своем подворье. Полуистлевшие военные доспехи и орденские ленты подтверждали принадлежность их Скуратову.

От подворья Скуратова в Кремль и ко двору Ивана Грозного, находившемуся на старом Ваганьковском холме, где теперь дом Пашкова, вели тайные подземные ходы; около устья Неглинной реки перед Боровицкими воротами был выход. Известно также, что существовали подземные переходы и позднее, когда во время нашествия Наполеона император выходил по ним из горевшего Кремля.

Однако историкам и археологам, среди которых был молодой археолог Стеллецкий, не было разрешено искать подземные ходы в районе бывшего подворья Малюты Скуратова.

Но вскоре подземные переходы Чертолья были обнаружены…

Впервые о библиотеке Ивана Грозного Вадим Мостовиков услышал от своего деда. Никита Калистратович рассказывал о ней с большой уверенностью.

В либерее* Ивана Грозного находились многие древние бесценные рукописи, которые привезла в Москву из Рима племянница последнего византийского императора Константина XI Зоя (Софья) Палеолог, ставшая женой князя Ивана III, деда Ивана Грозного. Среди рукописей на древнегреческом и латыни, древнееврейском и арабском, других языках были исторические хроники и исследования, своды законов, международные договоры и документы величайшего значения для общечеловеческой истории. В либерее были также сочинения авторов, побывавших на нашей прародине - земле древних славян и скифов и описавших ее.

[*Либерея - так по латыни называлась в древности библиотека.]

Манускрипты из библиотеки Ивана Грозного видели несколько иностранцев. Особенно ценное свидетельство оставил пастор Веттерман из Дерпта (ныне Тарту), о чем стало известно из «Хроники Франца Ниенштедта», оказавшийся на Руси, сопровождая в 1565 году пленных дерптцев в окраинные русские города Владимир, Нижний Новгород, Кострому, Углич. Пастор владел многими языками, и царь Иван Грозный хотел поручить ему перевод некоторых рукописей, вынесенных из своей библиотеки, на русский язык. Дерптский пастор был поражен, увидев несколько рукописей, среди которых были: Вергилиевы «Итхифалеика» и «Энеида», поэмы и оратории Кальвуса, Цезаревы записки о Галльской войне, кодексы Феодосия и Юстиниана, творения Аристофана и Полибия, эротический роман «Эфиопика», произведения Тацита, «Истории» Светония, Цицероновы сочинения «О государстве», «О законах», бывшие у Грозного в полном виде (до нас они дошли частично), и другие рукописи, которые были в единственном экземпляре во всем мире.

Для перевода рукописей потребовалось бы много времени. Кроме того, пастор боялся не без основания, что грозный царь после перевода книг может замуровать его где-нибудь в подземелье. Однако, по его свидетельству, он готов был «оставить под залог собственных детей», дабы иметь возможность взять с собой хотя бы некоторые рукописи из либереи и показать их ученым в университетах Европы. Но Иван Грозный доверия иностранцу не выказал: были случаи, когда европейские светила науки не возвращали бесценные книги.*

[* Достаточно вспомнить историю с кражей «манускрипта Гомера» немецким профессором Маттеи из архива Министерства иностранных дел России.]

Видел либерею и перевел на русский язык одну из книг -«Толковую псалтирь» и составил опись царской библиотеки публицист и писатель Максим Грек, вызванный еще отцом Ивана Грозного с Афона из Ватопедского монастыря.

После смерти Ивана Грозного о либерее долгое время не было никаких упоминаний. Это наводило историков на предположение, что все погибло во время московского пожара 1571 года, когда город выгорел почти дотла. Каменные дома и церкви от жара трескались, оседали и рассыпались, все выгорело даже в погребах. От пожара пострадал и Кремль.

Некоторые исследователи считали, что либерея исчезла позже: во время польского нашествия в 1612 году. Оказавшись в осаде за стенами Московского Кремля, шляхтичи мучились от жестокого голода. В поисках пищи они обшарили все кремлевские подземелья. Возможно, в одном из тайников они обнаружили хранилище древних византийских пергаментов и… съели их!

Современник свидетельствовал: «Трудно описать, что тогда делалось. Осажденные переели лошадей, кошек, мышей, грызли разваренную кожу с обуви, с гужей, с подпруг, ножей, поясов, с пергаментных переплетов книг…»

Эту версию (равно как и версию о гибели либереи во время пожара 1571 года) поставил под сомнение любопытный факт, извлеченный из архивных записей историком Иваном Забелиным.

В 1682 году (то есть спустя почти столетие со дня смерти Ивана Грозного и семьдесят лет после польского нашествия) государев дьяк Василий Макарьев, выполняя тайное поручение правительницы Софьи Алексеевны, знавшей о либерее, спустился в подземный тайник под Тайницкой башней. Пробираясь в сторону тайников Успенского собора и минуя их, он вышел к подземному ходу шириной и высотой до 4,5 аршина (около 3x3 м), в одной из которых близ Троицкой башни оказалась закрытая железная дверь с тяжелыми вислыми замками. Над дверью было два оконца с железными решетками. Дьяк, осветив через оконце внутренность камеры фонарем, увидел, что она до кирпичных сводов загружена коваными сундуками.

Макарьеву, человеку, близкому к делам государственным, было известно о пропавшей библиотеке Грозного, состоявшей по описи из 231 сундука, а также короба и ларца. Дьяк понял, что ему удалось найти либерею. Следуя далее по тоннелю, он выбрался из подземелья через тайник под Собакиной башней (ныне Угловой Арсенальной) и рассказал обо всем, что видел, царевне Софье. Она внимательно выслушала дьяка, взяла с него клятву молчать и хранить тайну до смерти.

Рассказ Макарьева о подземном тоннеле, имеющем потайной выход над Тайницкой башней и далее ход, идущий под Москву-реку, навел царевну на мысль, что в случае ее поражения в борьбе с Петром она может воспользоваться подземным ходом и скрыться из Кремля в Замоскворечье у своих стрельцов. Обладая незаурядным умом, Софья понимала, что либерея, спрятанная в подземелье, представляет собой огромную ценность, поэтому в случае победы над братом она будет обладательницей сундуков с манускриптами и книгами, за которыми так охотятся европейские ученые-историки. Царевна, не доверяя дьяку Макарьеву, приказала замуровать вход в тайник, в котором стояли сундуки и короба, с тем чтобы вскрыть его тогда, когда она прочно сядет на царский трон. Но ее мечтам не суждено было осуществиться: вместо царских палат она оказалась в заточении в Ново-Девичьем монастыре.

Незадолго до своей кончины дьяк Макарьев все же рассказал о сундуках с книгами пономарю Конону Осипову и, может быть, наказал ему во благовременье довести дело до разумного завершения.

Возможность поиска библиотеки Конону Осипову предоставилась лишь в 1718 году. Работу он начал с Тайницкой башни, где вскоре нашел лаз в подземелье, заваленный землей. Когда расчистили землю, открылся вход в тоннель. Однако продвижение грозило обвалом земли сверху и требовало соответствующего укрепления свода. Дальнейшее исследование подземелья было прекращено.

Минуло еще шесть лет. Конон Осипов нашел случай доложить царю Петру I о находке дьяка Василия Макарьева. Петр повелел отыскать сундуки. Но с той поры, как их видел в последний раз дьяк Макарьев, прошло более сорока лет.

Конон искал усердно.

Подземный ход, исследованный прежде Василием Макарьевым, был заполнен водой. Поиски другого входа в тоннель, где находились отсеки с либереей, оказались безрезультатными и были прекращены.

Упрямый пономарь, однако, не отказался от своего намерения и через десять лет (в 1734 году) вновь обратился в Сенат с челобитной, в которой уверял, что обязательно разыщет поклажу. Но челобитная пришла уже не в петровский Сенат: в России царствовала племянница Петра Великого Анна Иоанновна. Сенат, где преобладали чужеземцы, потребовал от Конона доложить, в каких местах он будет искать поклажу. После подробного изложения плана работы поиски сундуков были разрешены. Самоуверенный пономарь из-за опасения вмешательства в его работу написал в донесении: «А ежели я учиню градским стенам какую трату и за то повинен смерти…»

На этот раз Конон Осипов решил начать поиски тайника близ Архангельского собора, почти против колокольни Ивана Великого.

Однако и на этот раз раскопки ожидаемых результатов не дали.

Вероятно, в свое время по приказу царевны Софьи входы в тоннель, где был отсек с либереей, замуровали, и поэтому пономарь не мог попасть в него.

Секретарь Синода Молчанов доносил Сенату:

«Пономарь Осипов в Кремле-городе поклажи искал, и по его указанию от губернской канцелярии рекруты рвы копали, и той работы было немало, но токмо поклажи никакой не отыскал».

Через два года неугомонный пономарь в четвертый раз подает донесение Сенату. Однако в этот раз поиски не состоялись, так как Конон Осипов скончался.

В XVII веке молва о либерее не давала покоя зарубежным эллинистам и ученым. В Москву приезжал грек, Газский митрополит Папсий, обращавшийся к Алексею Михайловичу с просьбой разрешить ему ознакомиться с греческими и латинскими сочинениями. Кардинал Джорджио прислал в Москву ученого монаха Петра Аркудия, а папский нунций в Польше Клавдий Рангани - канцлера Сапегу.

Как считает наш современник А.А. Амосов, о существовании описи либереи в конце XVI века знали в Ватикане, и это побудило папу римского послать в Москву Сапегу с поручением всяческими способами попытаться узнать что-либо о наличии у Ивана Грозного тайной библиотеки с греческими и латинскими манускриптами.

Почти десять лет уделил поискам библиотеки немецкий профессор, знаток манускриптов Вальтер Клоссиус. Он добился у русского правительства разрешения на раскопки в Кремле, где пытался найти либерею. Сундуков Клоссиус не обнаружил, но оставил ценные записи о первых по существу научных раскопках на Боровицком холме. Искал либерею и приват-доцент Страсбургского университета эллинист Эдуард Тремер. Ему также не удалось напасть на ее след, однако он пришел к выводу, что библиотека не сгорела во время пожара в 1812 году, так как Кремль не был затронут пожаром.

Искали либерею и русские ученые. Князь А.С. Щербатов в 1894 году, организовав экспедицию, уверенно приступил к работе, полагая, что он непременно найдет сундуки, обнаруженные в свое время Макарьевым. Поиски он начал с Угловой Арсенальной башни, где был тайный проход в подземелье. На пути оказалась колонна фундамента Арсенала, преграждающая ход, на которую наткнулся Конон Осипов. Тогда Щербатов в обход колонны исследовал внутрибашенные помещения, где обнаружил несколько выходов, но все они были замурованы. Пробив одну из замуровок, он оказался в тоннеле, идущем в фундаменте кремлевской стены в сторону Никольской башни. Однако на пути опять оказалась колонна фундамента Арсенала. Это привело его к выводу о том, что когда-то все кремлевские башни были соединены между собой подземными ходами. Это означало, что, не нарушая колонны фундамента Арсенала, в подземный ход можно попасть из любой другой башни… Тогда он решил проникнуть в подземный ход из Троицкой башни. Через стену со стороны Александровского сада он проложил ход в палаты Троицкой башни, которые были заложены землей. Во время расчистки завалов вмешался архитектор Литвинов, наблюдавший за раскопками, установив ненадежность сводов палат, и запретил расчистку завалов… Тогда Щербатов перешел к Боровицкой башне, где ему удалось обнаружить несколько подземных палат, однако выхода их них он не нашел, так как еще в XVIII веке башня была реконструирована, часть ее урезана и подземные ходы нарушены.

В процессе работы было обнаружено много подземных ходов, но одни были разрушены, а другие - замурованы. Щербатову не удалось довести до конца начатое исследование кремлевского подземелья из-за отсутствия средств у казны.

В 1913 году за поиски библиотеки взялся русский археолог Игнатий Яковлевич Стеллецкий, страстно веривший, что ему суждено найти либерею, как некогда Шлиману легендарную Трою. В одном из музеев прибалтийского города Пярну он увидел список профессора Христиана фон Дабелова, опубликованный им в 1822 году. В списке отмечалось, что в либерее Ивана Грозного числилось 800 наименований рукописей и книг.

Рухнули три империи - Германская, Австро-Венгерская и Российская. Образовалось более десятка новых самостоятельных государств. В трех небольших государствах Прибалтики отношение к Советскому Союзу было недружелюбным. Игнатий Стеллецкий не имел больше возможности поехать в Ригу, Пярну или Тарту, чтобы взяться там за поиски первоисточников «Дабелова списка». Но Он не оставил своих настойчивых поисков. В начале 30-х годов Стеллецкий провел несколько археологических раскопок в Кремле, которые вызвали большой интерес. Но некоторые историки считали поиски Стеллецкого лишенными смысла, иронично называя Стеллецкого «кладоискателем» и представляя его в кругах, близких к правительственным, шарлатаном. Но другие ученые, и среди них И. Забелин, Н. Лихачев, А. Соболевский, М. Тихомиров, в разное время высказывали предположения, что либерея Ивана Грозного существовала, что ее можно еще обнаружить, если не целиком, то частично - в любом случае должны оставаться убедительные следы ее существования.

Поиски либереи в подземелье Александровской слободы (начиная с 1978 года) положительных результатов не дали. Биолокационные исследования хотя и обнаружили подземные ходы в слободе, но это не говорит о том, что в них находится либерея…

Как известно, уже в XVI веке в слободе существовала типография (издававшая в 1578 году «Псалтирь»). Это означает, что там могла быть местная библиотека.

Кроме того, Иван Грозный мог отобрать какие-то книги, а не манускрипты и отвезти в слободу из своей общедоступной библиотеки, о которой упоминает доктор исторических наук СИ. Шмидт.

Имеется свидетельство очевидца, видевшего либерею Ивана Грозного в подвалах Кремля в 1565 году (переезд царя в Александровскую слободу, как известно, состоялся в 1564 году), и в том же году дерптский пастор Веттерман (о чем говорилось выше), видел манускрипты из либереи царя. А спустя почти сто лет после смерти Ивана Грозного, в 1682 году, дьяк Макарьев обнаружил сундуки с книгами в подземелье Кремля!…

В 60-е годы по инициативе академика М.Н. Тихомирова была создана общественная комиссия по розыску библиотеки Ивана Грозного, которую он возглавил. Комиссия разработала программу по обследованию архивов, изучению истории и топографии Кремля и археологическим раскопкам. Было проведено несколько заседаний, составлен план работы, в печати появились статьи о возобновлении раскопок и поисках библиотеки.

В журнале «Новый мир» Тихомиров опубликовал статью «О библиотеке московских царей (легенды и действительность)», в которой он отмечал, что вопрос о библиотеке выходит далеко за пределы простого любопытства, так как имеет громадное значение для понимания культуры средневековой России. В своей статье академик утверждал, что библиотека существует и что этот факт не подлежит сомнению.

В 1965 году академик Тихомиров скончался. Комиссия прекратила существование.

Наступило затишье, и только в 1982 году вышедшая в свет книга Н. Зарубина «Библиотека Ивана Грозного» напомнила о том, что поиски либереи следует продолжать.

Доктор исторических наук А. Амосов считает, что работа по поиску библиотеки принесет серьезные результаты, независимо от того, будут найдены остатки легендарной библиотеки или она в очередной раз укроется от пытливых искателей. И тут нельзя не отметить, что библиотека имеет неведомую магическую притягательную силу, и историк Амосов небезосновательно подметил: она таит в себе некую ауру, способную притягивать людей определенного склада. Если такой человек хотя бы однажды углубится в лабиринт тайн, с нею связанных, то он до конца дней своих не будет ведать покоя…

С утра до вечера трудился Флегонт со своей бригадой на стройплощадке. Вечерами учился и не уставал: он все больше чувствовал себя участником небывалого созидательного процесса. Была и другая причина: быть во всем на равных с Валентиной, чтобы можно было открыться, поведать свою тайну…

Газеты Флегонт прочитывал «залпом». Он знал все о важнейших новостройках в стране.

Вадим Мостовиков, посещая сезонников, рассказывал им о разработке Генерального плана реконструкции Москвы:

- Конечно, при коренной перестройке придется кое-что поломать, даже здания, не представляющие архитектурной и исторической ценности, которые могли бы служить еще долгие годы. Но тут уж ничего не поделаешь. Это неизбежно. Серьезная реконструкция без этого немыслима.

К сожалению, это «кое-что», о чем говорил с запальчивым энтузиазмом Вадим, обернулось, как мы сейчас знаем, колоссальными невосполнимыми потерями.

Бесформенная гора кирпичных, каменных и мраморных обломков на Волхонке медленно оседала и уменьшалась. Таяла у сезонников с каждым месяцем и «гора» невежества. Большинство из молодых посещали вечерние курсы ликбеза, а некоторые пошли в начальные классы так называемых школ повышенного типа для взрослых. Но дело было, конечно, не только в этих занятиях: сама столица предоставляла каждому из них неисчерпаемые возможности для культурного роста. Были бы любознательность и воля к самообразованию.

Флегонт, как и намечал, окончил за год четвертый и пятый классы школы. За следующий год пройдет с помощью Вадима шестой и седьмой. А там до строительного техникума, в котором учится Валентина, рукой подать!

Но Флегонт решил все-таки обратиться за помощью к Валентине: вокруг симпатичной девушки все время увивались другие ребята.

На этот раз она оказалась более благосклонна. Приезжий деревенский парень заметно изменился: об этом Валентина судила по книгам, которые Морошкин брал в библиотеке, - они лучше всего говорили о культурном росте вчерашнего сезонника.

Были и другие приметы, значительные для того времени. Когда Морошкина принимали в комсомол, товарищи говорили о нем, что он стал одним из первых ударников на стройке, лучшим бригадиром.

Выслушав просьбу Флегонта, девушка вручила будущему абитуриенту тетрадочку с аккуратно переписанными контрольными билетами, сказав, что Флегонт может взять ее насовсем.

С того вечера их разговор при очередной смене книг все больше затягивался.

И вот однажды наступил день, когда Валентина согласилась пойти с Флегонтом в кино.

Это было счастливое время в жизни Флегонта Морошкина. Он впервые шел на свидание, да еще с самой лучшей, самой красивой девушкой во всем мире! С той, которая два года назад казалась недосягаемой.

Флегонт так переживал, что даже перестарался: желая избавиться от рыжих веснушек, разгулявшихся по его упругим румяным щекам, он замазал их зубным порошком. И получилось нехорошо: Валентина заметила эту немудреную хитрость. Спросила, лукаво поблескивая своими карими глазками, уж не пудрится ли Флегонт после бритья.

Флегонт знал, что в Москве девушек принято брать под ручку.

Раз уж так заведено, то и он попытался на ходу взять Валентину за локоток. Она удивленно посмотрела на Флегонта и неожиданно для него промолвила:

- Я не привыкла так ходить!

- И я тоже! - отозвался Флегонт. - У нас в Сумерках так не ходят.

- А как? - поинтересовалась Валентина.

- Ну как?… Сперва гуляют из конца в конец по деревне: парни ходят сами по себе, а девки сами по себе. Поют разные припевки. Стараются погромче. Когда встречаются посреди деревни -подначивают друг друга. Подсмеиваются вроде бы, а меж тем переглядываются, подмигивают и вообще…

- Любопытно! - улыбаясь, отметила Валентина и неожиданно предложила другу:

- Знаешь что, Флегонт, давай в следующий раз пойдем в Центральный парк культуры и отдыха!

- Пошли! Я уж там три раза был! Там можно повеселиться, погулять, с парашютной вышки прыгнуть и на чертовом колесе покататься.

Валентина в знак согласия, одобряя предложение Флегонта, приветливо кивнула головой, подарив другу задорную улыбку.

Радости Флегонта не было предела. Эта первая долгожданная встреча вселила в него уверенность в расположении девушки к нему, он был на «седьмом небе». Минуя мосты через Москву-реку и обводной канал, молодые люди остановились у входа в кинотеатр «Ударник», с любопытством разглядывая иллюстрации из кинокартин, предстоящих к показу в ближайшее время…

Когда Вадим занимался расчетами по определению массы стен и пилонов Храма Христа Спасителя, он обнаружил на одном из чертежей любопытную деталь: в плане цокольной стены Храма у северо-восточного угла пунктиром показан дверной проем, тогда как на чертеже, где был изображен разрез этой части здания, никакой двери не значилось. Подвального помещения тут тоже нет, а потому не ясно, для чего предназначена дверь. Почему дверь показана пунктиром?

И тогда Вадим доложил о странной «пунктирной двери» руководителю сметной группы Колыбанову. Взглянув на чертеж, самоуверенный руководитель сказал, что это мелкая ошибка чертежников и что при расчетах для взрыва она не имеет никакого значения.

С последним доводом Вадим согласился: для подрывных работ это действительно никакой роли не играло. Но чтобы царские чертежники и академики архитектуры допустили ошибку?… Навряд ли! Чертежи и рисунки идеальные - выполненные старинной китайской тушью и голландскими акварельными красками на английском ватмане, они являли собой образец немецкой точности и аккуратности. В верхнем левом углу каждого листа рукой императора были начертаны повелевающие слова «Быть по сему». Даже дед Никита Калистратович, недоброжелательно относившийся к академикам, всегда отдавал им в этом должное…

Прошло несколько месяцев. Вадим Мостовиков работал уже в Управлении строительства метрополитена и, казалось, давно позабыл незначительную деталь в чертеже. Однако в то утро, когда он наблюдал за раскопками склепа Малюты Скуратова, подспудно возникла «пунктирная дверь». Вадим вспомнил рассказы Стеллецкого о поисках на Боровицком холме.

Теперь, когда ему стало точно известно, где находилось подворье Малюты Скуратова, Вадим мог прикинуть наиболее возможную, самую короткую подземную трассу от его усадьбы к Кремлю. Она должна была пролегать от бывшего Алексеевского монастыря. Значит, близ Храма, который был здесь построен, то есть под теперешними развалинами?

А что если и под Храмом сохранился подземный лабиринт?

Вадим поделился своей догадкой с Сергеем Ветохиным и показал ему сделанную наскоро приблизительную схему древнего подземного хода.

- Ошибки чертежников я не допускаю, - заключил Ветохин. -«Пунктирная дверь» в цокольной стене наверняка существует.

- Но куда? В пустоту дверей не делают. А теперь посмотри сюда, - продолжал Вадим. - Это левый берег Москвы-реки. Черными точками я наметил трассу подземного хода Малюты к Кремлю.

- Именно! Елки-палки! - восхищенно воскликнул Ветохин. -Он проходил здесь! Где потом построили Храм Христа. И значит?… Значит: когда закладывали фундамент под Храм, подземный ход обязательно обнаружили. И… может быть, не засыпали?

- В том и суть! А что если за дверью окажется лестница, ведущая вниз? - добавил Вадим.

- Постой, постой!… Ты хочешь сказать… Елки-палки! Значит, эта дверь… ведет туда! В подземный ход!

- Да! Если за ней есть лестница. Но на чертеже никакой лестницы не обозначено, - ответил Вадим.

- Конечно, не обозначено! Они, кто это делал, не дураки, Стеллецкий узнает - с ума сойдет от радости! Может быть, там, в подземелье, сундуки с либереей!

- Погоди! Это ведь только мое предположение. Его надо проверить, - заметил Вадим.

- Проверим!

- Кроме того, мощные взрывы могли уничтожить лестницу, если она существовала.

- Увидим!

- Надо подождать, пока бригада Флегонта доберется до цоколя. Тогда станет ясно, есть ли там дверь, что уцелело и что разрушено, - подвел итог Вадим.

- Я расскажу обо всем Стеллецкому, - продолжал свою мысль Ветохин. - Если ему не удастся разыскать вход в царский тайник под Кремлевским холмом, то, может быть, он подберется к нему с другой стороны - от бывшей Опричной усадьбы Скуратова, из Чертолья.

- Да, вполне возможно, ведь ходы Малюты тянулись, по преданию, до Кремля и ко двору Ивана Грозного, находившемуся на Ваганьковском холме, где теперь стоит дом Пашкова.

- У тебя, Вадим, остались друзья во «Дворецстрое». Да ты и сам можешь в любое время побывать на стройплощадке. Последи, как продвигаются работы. Когда они станут приближаться к цоколю, сообщи мне. И ежели твоя догадка верна, то Стеллецкий похлопочет и добьется разрешения осмотреть подвалы, если они уцелели после взрывных работ. Вдруг да?…

В то счастливое для Вадима Мостовикова время он встретился на одном из вечеров в управлении «Метростроя» с миловидной кареглазой брюнеткой, сотрудницей одного из московских НИИ -Наташей Горюновой, которую полюбил, и она стала впоследствии его женой.

Время проходило быстро, некогда было ему считать не то что дни - недели. И все-таки раз в месяц, а иногда в квартал выкраивал Вадим полчасика, чтобы навестить белокаменный «Теремок» - милый дом своего детства, своеобразный памятник, который оставил по себе в Москве его дед Никита Калистратович.

«Теремок» в начале тридцатых годов после переселения женсовета в другое здание занимала строительная контора с коротким названием «Заводстрой». Вывеска, укрепленная над резным крылечком, и бесконечная суета рабочих с оскорбительной руганью не гармонировали с внешним видом архитектурного шедевра, из-за чего Вадим не подходил близко к «Теремку», а любовался им на расстоянии, сидя на скамейке бульвара, вспоминая невозвратно минувшие годы, чудаковатого деда, рано умершую мать и преждевременно скончавшегося отца, который был талантливым художником.

Оказавшись однажды на том бульваре, Вадим глянул издали в сторону «Теремка» и остолбенел - его не было!…

Хотелось протереть глаза, проснуться… А в голове зловеще сверкнуло: «Это тебе за Храм Христа!»

Вадим бессильно присел на скамейку. Грудь больно щемило.

«Возмездие судьбы? - подумал Вадим. - Но разве этот жестокий и подлый удар нанесли только ему? «Теремок» принадлежал Москве, России, всей стране. Даже с вывеской строительной конторы он украшал столицу. И он должен был сохраниться в Москве навсегда как нечто от нее неотъемлемое. Кто же поступил с ним так дико и преступно? Кто уничтожил «Теремок»?

Наверное, какой-нибудь самоуверенный человек, возомнивший себя революционером и преобразователем Москвы, вроде того «разрушителя», разъезжавшего по Москве на «линкольне» с указующей тросточкой? А может быть, и он?!».

В последний раз Вадим Мостовиков был на площадке бывшего Храма Христа в начале весны. Холм за высоким голубым забором заметно уменьшался, но работы оставалось еще много. Он решил, что можно ждать, не заглядывая на площадку до конца лета. Однако в середине июня Флегонт, поставленный в известность обо всем, сообщил Вадиму, что в последние недели ударные бригады здорово поднажали и местами уже показалось перекрытие цокольного этажа.

Когда Вадим пришел на площадку, то даже присвистнул: от огромного террикона осталось только основание, в котором уже просматривался уцелевший цоколь.

Жаркий день клонился к вечеру. Дворецстроевцы, окончив работу, направлялись к Москве-реке купаться. Вторая смена не работала - день был воскресный. Только бригадиры еще делали наметки на следующий день да учетчики замеряли проделанную работу. Среди них был и Флегонт Морошкин, в промокшей рубахе, с обветренным загорелым лицом, подпудренным каменной пылью, веселый и бодрый.

Заметив друга, он пошел ему навстречу.

- Вадим Борисович! Хорошо, что пришел. Видишь, как дело пошло? Пойдем-ка со мной! Покажу кое-что.

Прихватив лопату, Флегонт, привычно шагая между больших каменных глыб, провел инженера на уцелевшее цокольное перекрытие, к тому месту, где размещался главный алтарь. На перекрытии после расчистки его от известковой пыли показались четко обозначенные очертания равновеликого креста, выложенного из пяти квадратов, стороны которых были около семидесяти сантиметров. При тщательном осмотре и простукивании квадрата, расположенного в центре креста, друзья поняли, что он является люком в подвал, хотя никаких приспособлений для открытия, кроме видневшегося замусоренного круглого отверстия, в нем не было.

- Что это? Потайной вход в подвал? - спросил Вадим.

- Для этого я и позвал тебя, чтобы вместе осмотреть, что тут скрыто под полом.

Флегонт железным прутом очистил от мусора круглое отверстие в люке и, просунув в него скобу с загнутым концом, с усилием приподнял квадратную плиту. Открылся вход в подвал, где виднелась каменная лестница. Освещая ступени фонариком, он стал спускаться. Вадим последовал за ним. Лестница оказалась короткой, и вскоре друзья очутились на гладком каменном полу просторного подвального помещения с глухими кирпичными стенами, вдоль которых были устроены стеллажи.

- Об этом тайнике наверняка было известно только священнослужителям, - заметил Вадим.

- Ясное дело, - добавил Флегонт, - если что-то было в нем, то еще задолго до взрыва Храма все вынесли.

- Однако странный подвал, он должен иметь кроме входа и выход, - высказал предположение Вадим.

- А может, его заложили кирпичом?

- Резонно, - согласился Вадим, - ты мог бы принести сюда кирку или лом?

- Это можно, Вадим Борисович! Я мигом.

Так была открыта одна из тайн Храма Христа Спасителя.

В ожидании Флегонта Вадим вновь вспомнил «пунктирную дверь», помеченную на чертеже плана Храма. Но она была показана в цокольной стене, а этого подвала с лестницей, помнится, на чертежах не значилось.

Вскоре Флегонт принес кроме кирки спецовку.

Поблагодарив друга, Вадим облачился в спецовку и, подсвечивая фонариком, направился вдоль одной из стен подвала, постукивая по ней киркой. Стена, как монолит, издавала глухой звук. Вторая и третья стены тайника ничем не отличались от первой. Последняя - северная - поначалу была такой же, как и предыдущие, и только под конец, подходя к северо-восточному углу, Вадим услышал от удара кирки иной звук.

- Тут пустота, Вадим Борисович, стук такой, как в пустотелой стене, - воскликнул Флегонт.

- Да, похоже, что за стеной что-то скрыто, - произнес Вадим и сильно ударил по ней киркой.

На пол повалились кирпичные обломки. Стена оказалась непрочной.

В образовавшейся бреши виднелась ржавая железная поверхность. Тогда с еще большей энергией Вадим принялся разрушать стену, которая удивительно легко поддавалась разборке: она была маскировочной, толщиной всего в четверть кирпича.

Вскоре после разборки стеллажей, мешавших работе, обнаружилась невысокая железная дверь, запертая на ржавый железный засов, который со скрежетом, но открылся при помощи ломика. Теперь за кирку взялся Флегонт. Он вставил острый конец кирки в притвор, пытаясь отжать дверь от железного косяка. Но она не поддавалась.

- Надо осторожнее, неизвестно, что там, за дверью, -предостерег друга инженер.

- Я аккуратно, Вадим Борисович, этак легонько еще раз ковырну.

После повторного усилия ржавая дверь с пронзительным скрипом распахнулась.

За дверью справа оказался уходящий куда-то в мрачную темноту узкий коридор, из которого повеяло прохладой. Добротные стены, пол и сводчатое перекрытие, выдержавшее страшные взрывы Храма, были сложены из серого известняка. Друзья направились по коридору, где впереди виднелась глухая стена.

Дойдя до нее, они обнаружили справа каменную лестницу, круто уходящую в подземелье. Слева в стене напротив лестницы оказалась ржавая железная дверь.

- Вадим Борисович, открытие за открытием! Дверь-то точно такая же, через какую мы вошли сюда, - возбужденно проговорил Флегонт.

В ту же секунду Вадима осенила мысль: «Что если эта дверь и есть тот «пунктирный проем» в цокольной стене, который показан на чертеже плана Храма?»

Он представил себе чертеж цокольного этажа с «пунктирным проемом» и, сопоставляя его с обстановкой, убедился, что все соответствует действительности.

- Прав я был тогда, это не ошибка чертежников, а настоящая дверь, изображенная пунктиром, и она в самом деле здесь существует! - сказал Флегонту инженер.*

[* Скрытые проемы в строительных чертежах обозначаются пунктиром.]

- А куда же она выходит, Вадим Борисович?

- На улицу, в сторону Волхонки.

Флегонт попытался открыть ее, но Вадим остановил друга, сказав, что к двери они еще вернутся.

Обнаружилась еще одна тайна, скрытая в цокольной стене Храма.

Таинственность и неизведанность манили друзей к исследованию открытого ими подземелья.

- Пойдем вниз, - предложил Вадим.

- Может, охранника позовем? - заметил Флегонт.

- Сначала посмотрим сами, что там внизу. Возможно, дальше хода нет.

Подсвечивая фонариком, Вадим медленно и осторожно, проверяя прочность ступеней, стал спускаться по лестнице. Флегонт шел за ним.

Подземелье казалось бездонным, оно напомнило Вадиму страшные колодцы средневековых замков, куда сбрасывались несчастные жертвы жестоких феодалов. Вадим насчитал сорок четыре ступени лестницы. Когда она кончилась, друзья очутились в тоннеле метровой ширины и высотой более человеческого роста. Стены и свод его были облицованы известняком, пол покрыт каменной плитой; вокруг царила мертвая тишина.

Друзья стояли рядом, напряженно всматриваясь в темноту.

- Пошли дальше, - шепотом сказал Вадим.

В первые секунды подземелье наводило на них мрачные мысли. Любопытство пересилило страх, и следопыты, освещая путь фонариком, медленно двигались вперед. Вадим обратил внимание на кладку стен и свода, не похожую на древнюю. «Скорее всего, - подумал он, - старые подземные ходы укрепили и облицевали известняком, когда закладывали фундамент Храма. Но зачем? Куда ведет этот тоннель?»

- Надо бы вернуться, - предложил Флегонт, - доложить начальству «Дворецстроя».

- Конечно, доложим, - согласился Вадим, - а пока что пройдем еще немного.

Через несколько шагов луч фонарика высветил справа в стене нишу, в которой оказалась железная дверь, точно такая же, что перед спуском в подземелье.

Остановившись перед ней, Вадим попытался открыть ее. Дверь не поддалась.

- Оставим до следующего раза, - предложил Вадим, - пойдем дальше.

Минуты через полторы впереди показалась стена, перегораживающая тоннель.

Однако по мере приближения к ней справа и слева обнаружились тоннели, ведущие в диаметрально противоположные стороны.

Остановившись, Вадим прикинул что-то в уме и проговорил:

- Левый ведет в сторону Кремлевского холма, а правый к Черторыю - к Соймоновскому проезду.

- Как в сказке, - ухмыльнулся Флегонт.

- Пошли по левому, - произнес Вадим, - он более древний: свод ниже, да и по ширине значительно уступает правому. Посмотрим, как далеко он тянется и куда ведет.

Войдя в левый тоннель, друзья заметили в своде, сложенном из почерневших от времени болынемерных известняковых камней, глубокие расщелины, из которых на каменный пол насыпался песок.

«Ходы Малюты! Неужели они?» - промелькнуло в голове Вадима.

Флегонт, прервав размышления друга, с опаской заметил:

- Вадим Борисович, здесь свод со щелями, не обвалился бы! Может, вернуться?

- Не обвалится, а песок насыпался от сотрясения во время взрывов Храма. Свод стоит тут сотни лет. Это древний ход, по которому наверняка проходил Малюта Скуратов. А может быть, он существовал еще при нашествии Батыя…

Флегонту упоминаемые имена ничего не говорили. Однако от вопроса он воздержался. Таинственность подземелья манила вперед. Флегонт молча следовал за Вадимом, посматривая на щелистый свод, когда случайно попадал на него тусклый лучик света фонарика.

Вскоре стал ощущаться недостаток кислорода, дышать становилось все труднее. Вадим забеспокоился: «Что если в тоннеле окажется углекислый газ? Нанюхаемся незаметно и тогда не выберемся отсюда». Он чиркнул спичкой, но она горела нормально.

Флегонт, словно уловив мысли Вадима, предложил вернуться. Но в этот момент луч фонарика неожиданно высветил слева в стене неглубокую нишу.

Приблизившись к ней, друзья увидели на земляном полу белые распластанные кости и ржавые железные цепи.

- Смотри, Вадим Борисович, кости людей… черепа… цепи ржавые…

- Да, это человеческие останки, - с волнением промолвил Вадим. - Малюта потрудился… Его работа… Люди были здесь заживо погребены. Мучительная смерть…

- Душегубы! - зло сказал Флегонт, мрачно глядя на берцовую кость, продетую в большое заржавевшее кольцо.

- Это ты верно подметил. Опричник Малюта Скуратов собственноручно задушил митрополита Филиппа Колычева, - отозвался Вадим.

Наконец, оторвавшись от страшного зрелища, следопыты пошли дальше. Пройдя несколько шагов, Вадим замер как вкопанный, так, что от неожиданности Флегонт налетел на него. В глубине мрачной вертикальной ниши справа они обнаружили стоящий во весь рост огромный скелет. Кости чудом держались на ржавых цепях, прикрепленных к стене ниши. Большой череп, казалось, смотрел на них с ужасным оскалом.

Оцепенев перед жутким видением и не в силах оторваться от прикованного к стене скелета, друзья стояли как завороженные.

Неожиданно свет фонарика, который держал Вадим, заколебался, зашевелились тени, создавая впечатление, что скелет укоризненно, словно виня их в том, что нарушили его вечный покой, покачивает черепом. Вдруг фонарик погас. Со всех сторон надвинулась кромешная тьма. Флегонт инстинктивно прижался к другу.

В мгновение, когда нервы были напряжены до предела, сквозь толщу земли над сводом послышался глухой нарастающий гул, напоминающий шум морского прибоя, и на головы друзей посыпалась холодная земля. Осветив вторым фонариком свод тоннеля, они увидели, как из глубоких расщелин меж известняковых камней струится песок. В следующее мгновение им показалось, что от нарастающего грохота ветхий свод вот-вот рухнет и похоронит их навсегда в этом мрачном подземелье. Становилось не просто страшно, было жутко. Ведь их ничто не защитит, свод может обрушиться в любой миг, и никто не услышит и не придет им на помощь. Пока они обдумывали, идти ли дальше, гул наверху стал стихать. Песок перестал сыпаться на них, свод остался цел. Вадим, прикинув направление подземного хода и пройденное расстояние, определил, что они находятся где-то под Ленивкой, по которой проложена трамвайная линия. Это подтверждало его предположение о том, что тоннель имеет направление в сторону Кремлевского холма. И тогда желание приобщиться к великим тайнам прошлого еще более неудержимо погянуло Вадима.

- Пройдем еще немного, Флегонт, - предложил Вадим другу и, не ожидая ответа, двинулся вперед.

Вскоре справа показалось углубление, напоминающее дверной проем. Поравнявшись с ним, они увидели железную дверь, покрытую, словно лишаями, ржавыми пятнами.

- Смотри, Флегонт, опять дверь, только меньших размеров.

Не обнаружив отверстия для ключа, Вадим надавил плечом на дверь, пытаясь открыть ее, но она не поддалась. Тогда Флегонт взялся за ломик. Вадим остановил его: свод над дверью, сложенный из больших камней известняка, осел и придавил притолоку. Применение силы неминуемо привело бы к обвалу свода. Друзья были бы погребены под многометровой толщей земли. Они стояли в нерешительности. Фонарик у Флегонта стал тоже медленно гаснуть.

Друзья опять оказались в темноте. К счастью, у Вадима были спички. Чиркая спичками, кое-как освещая путь, под грохот над головами, грозивший обвалами древнего свода, исследователи спешили к выходу. По пути договорились продолжить обследование подземелья с участием Ветохина и Стеллецкого. А чтобы высвободить зажатую дверь и избежать обвала свода, решили соорудить над дверью специальное крепление. Покинув подземный ход, они заложили железную дверь в подвале обломками кирпича, а вход в цокольном перекрытии замаскировали строительным мусором.

Затем друзья не спеша осмотрели территорию бывшего Храма и, сориентировавшись на местности, пришли к твердому убеждению, что подземный ход за закрытой железной дверью ведет к Кремлевскому холму. Они уселись на ступени полуразрушенной широкой лестницы, спускавшейся от бывшего Храма к Москве-реке. Для Вадима стало очевидным то, что обнаруженный подземный ход соединял подворье Малюты Скуратова с палатами Ивана Грозного в Кремле и мог привести к Собакиной башне, где дьяк Василий Макарьев видел в одном из отсеков множество сундуков с книгами. А продолжение хода после ржавой железной двери, которое не удалось исследовать из-за погасшего фонарика, по всей вероятности, ведет к Ваганьковскому холму, где в свое время располагался двор Ивана Грозного, то есть к современному дому Пашкова.

Вадиму было известно, что из кремлевского подземелья был проложен подземный ход до Большого Харитоньевского переулка, где находился Сокольничий дворец Ивана Грозного, а теперь -каменные палаты князей Юсуповых.

Вадим не без основания предполагал, что неожиданное открытие никому не известных подземных ходов (чертежей их не существовало) может привести к нахождению легендарной либереи Ивана Грозного или к другим замечательным историческим находкам.

Находясь под впечатлением от необычайной экскурсии по древнему подземелью, друзья долго сидели на теплых, нагретых солнцем ступенях каменной лестницы.

После путешествия по подземелью прохладный воздух на берегу реки в этот памятный летний вечер 1933 года показался друзьям невыразимо приятным, родным, а вечерняя заря - самой прекрасной из всех, что приходилось им видеть. Флегонт предложил другу искупаться.

- Да, смоем с себя подземную пыль веков! - согласился Вадим, и они не спеша пошли к временной пристани «Дворецстроя».

Старый друг Вадима Сергей Ветохин окончил исторический факультет и увлекался археологией. Он помогал Стеллецкому в раскопках на Боровицком холме. Через Сергея знал Вадим о неудачах ученого, ему было известно, что Стеллецкий ограничен в своих поисках не только в средствах, но и различными «допусками», которыми ведали люди, весьма далекие от науки.

Узнав от Вадима об открытии подземного хода, Сергей Ветохин немедля помчался к Стеллецкому. Археолог стал добиваться у своего начальства разрешения на поиски либереи с территории бывшего Храма. Начальство обратилось в трест «Дворецстрой», но там не могли разрешить Стеллецкому вход в подземелье без санкции Кагановича.

Долго не решались обеспокоить его, а когда обратились, он обругал археологов за то, что они суются со всякой ерундой к руководителю, занятому важными государственными делами.

Управляющему «Дворецстроем» было приказано форсировать ударными темпами разборку фундамента Храма, а люк, ведущий в подземелье, наглухо закрыть и опломбировать до особого распоряжения.

Стеллецкий не смирился. Он бегал по инстанциям, доказывал, обращался за помощью к самым высоким авторитетам науки. Многие разделяли мнение Игнатия Яковлевича относительно важности исследования древних подземных ходов, искренне сочувствовали ему, но практически помочь не могли.

Сергей Ветохин уговаривал Вадима нарушить запрет начальства, открыть ночью люк и обследовать катакомбы. Надо по меньшей мере узнать, как далеко простираются ходы Малюты, доходят ли они до кремлевских подземелий.

Вадим поддался уговорам, но предложил менее рискованный план: найти в цокольной стене «пунктирную дверь» и проникнуть вечером в подземелье через нее.

Ветохин одобрил план, но для его осуществления нужно было выждать благоприятный момент - когда начнется разборка подножия бывшего Храма.

Проходили дни, недели. Тем временем Сергея Ветохина неожиданно - вместо заболевшего товарища - включили в археологическую поисковую группу, выезжавшую в Бухару.

Друзья провожали Сергея до вагона. Археолог именем всех подвижников науки заклинал их не упустить возможности обследовать подземелье под Храмом. Они торжественно обещали, Вадим даже клятвенно приподнял руку над головой. Полушутя пожелал другу эпохальных открытий при раскопках, основополагающих статей в научных журналах и монографий о многовековой культуре Средней Азии. Намекнул даже на луноликую красавицу узбечку, которая, может быть, сумеет растопить лед в сердце закоренелого столичного холостяка.

Не предполагал Вадим, что видит друга в последний раз. Через три месяца Сергей Ветохин и востоковед профессор Ахметзянов были ночью убиты большевиками…

Вскоре в один из субботних дней Флегонт позвонил Вадиму Мостовикову.

- Вадим Борисович? У меня важная новость! В понедельник начнется разборка цоколя, и кое-что может обнаружиться…

- Вторая дверь? Понял! Значит, сегодня!

- Да! Обязательно! Буду ждать около семи на берегу напротив «Стрелки».

Поджидая друга, Флегонт вспоминал и вновь переживал все подробности вчерашнего свидания с Валентиной в ЦПКиО.

Это был первый в жизни Флегонта вечер, проведенный вместе с любимой девушкой.

Летом по вечерам в парк молодежь стекалась со всей Москвы. В разных концах звучали сразу несколько оркестров. Многоголосый хор разучивал новые, только что написанные Дунаевским звонкие жизнерадостные песни. На Массовом поле загорелые затейники вовлекали податливых посетителей в игры: «третий - лишний», горелки, жмурки и «бег в мешках наперегонки». Там и тут самозабвенно растягивали малиновые меха самодеятельные гармонисты и баянисты, неумолчно бренчали по струнам любители балалаечной, гитарной и мандолиновой музыки. Парни и девушки лихо отплясывали «барыню» и «семеновну», пели злободневные частушки, которые тут же сами сочиняли.

Живущие неподалеку от парка приходили отдыхать семьями или большими компаниями, по-домашнему располагались на лужайках в Нескучном саду, пили чай из своего самовара, который красовался на расстеленной на траве скатерти.

Особенно оживленно было на перекрестке двух самых длинных аллей, где на больших фанерных стендах крупно, с полным портретным сходством изображались прогульщики, лодыри, хулиганы, пьяницы и тунеядцы. Рядом с карикатурой сообщались полное имя, адрес, место работы «героя» и подробное описание «подвига», совершенного на производстве, в быту или на улице, чтобы вся рабочая Москва видела и знала тех, кто позорит имя москвича.

В Зеленом театре, вмещавшем до десяти тысяч зрителей, и на открытых эстрадах выступали герои гражданской войны, прославленные ученые, полярные летчики, рационализаторы, писатели. В Клубе четырех коней гроссмейстеры играли против объединенной когорты пенсионеров и пионеров. На волейбольных площадках вместе с любителями играли мастера спорта. Народные артисты выступали бесплатно, в порядке общественной нагрузки. Преподаватели, профессора вели дискуссии со студентами-рабфаковцами. Устраивались праздники книги, на которых выступали известные писатели, в том числе Максим Горький и Ромен Роллан.

… За воротами парка освежающе веяло ароматом цветов, прохладой фонтанов. Среди хрустальных рассыпающихся струй стояла алебастровая крутобедрая спортсменка высотой с фонарный столб. Длинным байдарочным веслом в сильной руке «гулливерша», казалось, салютовала посетителям парка.

Гремели бодрые марши. Флегонт и Валя увидели полосатую деревянную вышку для прыжков с парашютом. Из-за спирального желоба для спуска на коврике москвичи прозвали вышку «Винтом».

Кто-то спрыгнул с самой верхотуры «Винта», поджав ноги и держась за брезентовые ремни. И тут же над головой смельчака надулся полосатый купол парашюта. Его спуск поддерживал канат, прикрепленный к укосине на верху башни. «Парашютист» от страха или смеха ради сучил ногами в белых брюках и брезентовых туфлях, начищенных зубным порошком. Народ, стоявший вокруг, отпускал шутки.

Пока «парашютиста» вынимали из лямок и готовили для прыжка следующего, по желобу «Винта» продолжали скользить десятки любителей острых ощущений. Они повизгивали, ойкали, толкались, сцеплялись и кучей вываливались на полированную до блеска площадку в конце спуска из желоба.

Флегонт и Валя направились к «чертову колесу». Оно казалось очень высоким и страшноватым для тех, кто видел его впервые.

По Москве ходили слухи о том, что с этой заграничной выдумкой уже были трагические нелады: «где-то в Сан-Франциско или в Лос-Анджелесе «чертово колесо» соскочило с оси и покатилось!…»

Постояв, как водится, с полчасика в очереди, влюбленные уселись в тесную кабину и… поневоле прижались друг к другу! Такова уж конструкция «чертова колеса»!

Колесо вертелось все быстрее, кабины раскачивались и бултыхались так, словно смысл аттракциона состоял в том, чтобы вытрясти душу из любителя острых ощущений.

Валентина ухватилась покрепче за Флегонта обеими руками. «Ага! - возликовал он. - Вот оно - чудное мгновение! Спасибо тому, кто придумал «чертово колесо»!»

Потом влюбленные долго гуляли по вечернему парку, катались на лодке, хохотали до слез в зеркальной «комнате смеха»…

В тот вечер Флегонт и Валентина много рассказывали друг другу о себе. Тут выяснилось, что Бердников, замначальника отряда ВОХР «Дворецстроя» - дядя Валентины!

В девятнадцатом году родители ее умерли от тифа, и она в пять лет осталась круглой сиротой. Никаких родственников в Москве у нее не было, девочку хотели отдать в детдом. К счастью, в то время оказался в Москве проездом двоюродный брат матери Семен Гаврилович Бердников. Он недавно овдовел, детей у них с женой не было, вот он и решил поселиться в квартире умерших родственников, а девочку взять на воспитание.

- Бердников?! - удивился Флегонт. - Такой… с бритой головой, средних лет? Из нашего ВОХРа?

- Ну да! Семен Гаврилович. Ты его знаешь?

- Конечно, знаю, - ответил Флегонт. - Я ж теперь бригадир: приходится с ним… иметь дело иной раз.

- Он что, не нравится тебе? - полюбопытствовала Валентина.

- Да нет… Ничего… деловой мужик. Только больно… строгий. Флегонт не хотел огорчать девушку, слукавил и перевел разговор на другую тему, но в душе был неприятно поражен. «Бывает же такое! У Валентины - и вдруг такой дядя!»

Бердников был ему с первой встречи неприятен своей придирчивостью, а больше того тем, что с видом какого-то непонятного превосходства ехидно подсмеивался над малограмотными сезонниками. Перед начальством же наоборот -тянулся в струнку.

Жаль, конечно, что у Валентины такой родственничек.

Но тут уж ничего не поделаешь.

На берегу, когда Флегонт ждал друга, ему опять вспомнился Бердников. Он как назло сегодня в ночь заступил на дежурство. «Не дай Бог случайно «застукает» нас с Вадимом! От зануды Бердникова не отвертишься! Придется ему что-то объяснять, оправдываться, а в итоге обязательно доложит начальству».

Подошел Вадим, поздоровался.

Ко второму обследованию подземелья друзья подготовились основательно: взяли с собой керосиновый фонарь, веревку, пару крюкообразных стальных костылей, отмычку, зубило, ломик и два карманных фонарика.

Раздвинув доски забора, свободно висевшие на гвоздях, близ дома на Кропоткинской набережной, где в 1933 году размещалось Управление строительства Дворца Советов, они пролезли в образовавшийся проем, прихватили оснастку и направились к тому месту цокольной стены, в котором, по предположению Вадима, должна быть замаскирована «пунктирная дверь». Приблизившись к стене, с которой давно была снята мраморная облицовка, Вадим внимательно осмотрел ноздреватый известняк, но никаких признаков дверного проема не обнаружил. Взяв ломик и определив место, где по чертежу должна быть скрытая дверь, Вадим приступил к работе.

После нескольких ударов из стены вывалились два камня, обнажив ржавое железо… Каменная стена легко поддалась разборке, и вскоре друзья стояли перед невысокой железной дверью. Она была заперта на внутренний замок. Не без труда открыв его отмычкой, Вадим распахнул дверь. Флегонт оживленно воскликнул:

- Вадим Борисович, так ведь это та самая дверь, мимо которой мы проходили в прошлый раз, и та же лестница в подземелье.

- Конечно, я же тебе еще тогда говорил, что это потайной выход в сторону Волхонки, «пунктирная дверь», которую я обнаружил на чертеже в цокольной части Храма.

Друзья зажгли керосиновый фонарь и спустились по знакомой лестнице в подземный тоннель.

Пройдя немного, они увидели справа точно такую же железную дверцу, через которую вошли в подземелье и которую уже видели в первое посещение тоннеля.

- Оставим ее до следующего раза, пойдем к развилке, - решил Вадим, увлекая за собой Флегонта.

Теперь Вадим знал наверняка, что левый рукав тоннеля ведет в сторону Кремлевского холма. Его продолжение выходит к бывшему Ваганьковскому холму, на котором в свое время располагался двор Ивана Грозного. Правый рукав имеет направление к Черторыю, к Соймоновскому проезду. Поразмыслив, Вадим решил сперва идти направо.

Пройдя метров пятьдесят, друзья почувствовали, что воздух в тоннеле заметно посвежел, дышалось легче.

«Где-то поблизости есть отдушина», - подумал Вадим.

Вскоре они увидели справа на стене тоннеля едва заметное пятно света.

Приблизившись к нему, друзья обнаружили на полу тоннеля в беспорядке лежавшие кирпичи от разобранной стенки с левой стороны тоннеля, в которой был устроен лаз, и через него и проникал в тоннель свет.

Заглянув в лаз, они опешили от неожиданности. Перед их взором открылось большое овальное жерло далеко уходящей горизонтально лежащей трубы, в конце которой сверкала освещенная вечерними лучами солнца золотистая водная гладь.

От волнения у обоих захватило дух. В первые секунды никто не мог произнести ни слова.

- Послушай, Флегонт, это же Москва-река! Понимаешь, Москва-река!

- Чудеса, да и только! - отозвался Флегонт.

Минуя лаз, друзья оказались в обширном помещении в виде квадратного зала. Это было подземное убежище шириной около четырех метров, с глухими каменными стенами и высоким сводчатым потолком. Труба своим основанием располагалась на уровне пола тайника и имела диаметр в поперечнике более метра. По хорошо сохранившейся футеровке было видно, что она сооружена во время строительства Храма Христа.

- Какое-то странное подземелье, - произнес Вадим. - Не тот ли это выход к Москве-реке, по которому Наполеон во время пожара в Москве выбирался из осажденного Кремля, чтобы бежать в Петровский дворец? - И сам же ответил: - Да… вполне возможно, а позднее, во время строительства Храма, подземный ход к реке перестроили для маскировки в трубу?

Несколько секунд друзья наблюдали, как вдалеке вода, отражая лучи вечернего солнца, золотит переливчатым отсветом трубу, и, казалось, слышали легкий плеск волны.

- Мудреное подземелье! - заметил Флегонт.

- Мудреное, говоришь, а ты видишь, что стенка, в которой пробит лаз, отделяющая тоннель от подземного помещения, толщиной всего в полкирпича и сложена, похоже, на глиняном растворе?

- Да, я тоже обратил внимание.

- Так вот, ее нетрудно в случае необходимости бегства из Храма разобрать - и это уже кто-то сделал - и выбраться через трубу к Москве-реке. Это значит, что Храм Христа соединялся подземными ходами с кремлевским подземельем через обнаруженный нами тайник и с Москвой-рекой. Ты понимаешь, Флегонт, это же бывшие забытые подземные ходы древнего Чертолья, о которых пока что, возможно, в Москве никому не известно.

Это одна из тайн, связанных с Храмом Христа, ее знали архитектор Тон да кто-то из служителей Храма. Но теперь их нет в живых.

- Понимаешь, что мы открыли? - заключил Вадим.

- А может, о нашем открытии сказать управляющему «Дворецстроя»? - подсказал Флегонт.

- Упаси Бог, Линовский тут же доложит куда следует, и тогда ни мы, ни кто другой не увидит этого подземелья, как своих ушей. Чего доброго, и нас-то в кутузку засадят. Ведь ходы ведут под Кремль. Соображаешь? Так что пока, кроме Стеллецкого, никому об этом говорить не надо.

Вадим, освещая фонариком темный угол слева от трубы и обнаружив деревянные кругляки, полуметровые обрезки бревен, убежденно воскликнул:

- Здесь хранилась лодка, значит, была возможность пробраться сюда по подземному ходу из Храма и, разобрав легкую кирпичную перегородку, выкатывать лодку на кругляках по трубе к реке и незаметно скрываться.

- Зачем?

- А ты знаешь, что творилось в России, когда завершали Храм Христа? В царя бомбу бросили, стреляли в губернаторов и генералов…

- Понятно… Значит, лататы можно было из Храма задать в случае чего?

- Ну да, - ответил Вадим, осветив фонариком противоположный угол, где виднелись железные скобы в стене, доходящие до перекрытия, в котором чернела круглая горловина.

Затем они разглядели в глубине ее люк, закрытый чугунной крышкой. Становилось все более очевидным, что подземное помещение, куда они попали, имело выход на поверхность.

- Смотри, скобы в стене, - заметил Флегонт. - По скобам, как по лестнице, можно через люк спуститься сюда, в подземелье, помимо потайной дверцы.

Обнаружилась еще одна тайна, скрытая близ Храма Христа.

Неожиданно Вадима осенила мысль: близ этого места на поверхности находилось подворье Малюты Скуратова, под которым несомненно был подвал, который впоследствии, после реставрации, соединили тоннелем с Храмом Христа.

Но не успел он высказать свою догадку другу, как его перебил возбужденный возглас Флегонта.

- Вадим Борисович, здесь уже были какие-то люди, - обратил он внимание друга на отпечатки следов от больших сапог на пыльном полу.

- Выходит, какие-то проходимцы проломали лаз в стенке, опередили нас и, может быть, что-то нашли. А вошли они, надо полагать, через люк и опустились сюда в тайник по скобам, -предположил Вадим.

- Кто же сюда лазал? Может, кто-то из начальства нашей стройки? Надо узнать, - заметил Флегонт.

Романтика поиска поблекла. Кто-то, опередив их, проник в подземные лабиринты, и если что-то и было в них интересное и ценное для науки, то оно уже исчезло. Слабая надежда оставалась только на то, что, возможно, «соперники» побывали еще не во всех тоннелях и ходах.

Перед возвращением в тоннель Флегонт, ухватившись за нижнюю скобу в стене, как бы проверяя ее прочность, сказал:

- Куда же ведет вверху люк? Может быть, стоит подняться и попробовать открыть крышку?

- Она наверняка завалена землей и каменными…

Не успел Вадим закончить фразу, как неожиданно из трубы донесся ясный всплеск воды. Это насторожило друзей. Чтобы не выдать себя, они погасили керосиновый фонарь, заглянули в трубу и увидели, как в ее просвете со стороны реки показались силуэты людей. Вскоре один из них ловко влез в трубу, за ним последовал второй, а третий, очевидно, остался в лодке.

Две большие согнутые фигуры, тихо переговариваясь, закрыли собой почти все отверстие, в трубе стало темно.

Затем первый, чиркнув спичкой, зажег фонарь, и они стали проворно продвигаться по трубе. Переговариваясь, упоминали, судя по всему, третьего, уплывшего на лодке. Слова звучали неразборчиво - труба искажала звуки, так как длина ее была не менее сотни метров.

- Интиллихент! - громко произнес первый в трубе вибрирующим презрительным тенорком.

- Не хощет, фраер, рушки пащкать! - ехидно поддакнул второй, судя по сиплому с одышкой голосу, пожилой и тучный.

- Сказал, что потом придет. Попозже! - усмехнулся первый.

- Ништо, Щурок! Мы свое возьмем! У нас из глотки не вырвешь!

Уверенные действия людей говорили о том, что они тут не впервые и проникают не через люк, как предполагали друзья, а с Москвы-реки.

Интуитивно почувствовав, что с неизвестными посетителями подземелья встречаться рискованно, друзья поспешно вернулись в тоннель и, освещая его карманным фонариком, направились в сторону Кремлевского холма. Минуя развилку, они остановились и выключили фонарик, чтобы издалека проследить за незнакомцами. Вскоре, осветив ход в тоннель, вошли незнакомцы и тоже направились к развилке.

- Это бандиты, - уверенно прошептал Вадим, - судя по жаргону, урки.

- Они. А чего им тут надо?

- Не знаю. Посмотрим…

- А если у них… оружие?

- Мы осторожно. У них свет, а нас впотьмах не видать. Идем туда, в глубь тоннеля, в сторону Кремля.

Ощупью продвигаясь вперед, следопыты видели, как желтое пятно фонаря в отдалении приближалось к ним. Неожиданно свет фонаря пропал, словно провалился под землю. Друзья остановились.

- Что это? Урки свернули в тоннель к выходу? - прошептал Вадим.

- Или… заметили нас?! - добавил Флегонт.

- Нет, нас они не заметили, - тихо отозвался Вадим. Напряженно прислушиваясь, стояли почти минуту. В темноте и тиши она показалась очень долгой. Но вот до них донеслись неясный разговор, глухие звуки ударов железа о камень. Тогда Вадим слегка подтолкнул приятеля. Прихватив мешок с оснасткой и засунув за ремень по костылю, изредка подсвечивая под ноги карманным фонариком, чутко вслушиваясь, опасаясь выдать себя малейшим шумом, следопыты осторожно направились к развилке, где скрылись незнакомцы.

У развилки друзья остановились, неожиданно услышав невнятный разговор вперемешку с ударами металла о камень.

- Урки где-то там работают, у выхода из тоннеля, - прошептал Вадим.

Не включая фонарика, друзья, тихо продвигаясь вперед, вскоре увидели слабый свет, пробивавшийся через распахнутую железную дверь, ту самую дверь, которую они в свое первое посещение подземелья пытались открыть. Заглянув за дверцу, они обнаружили небольшое квадратное помещение с крутой лестницей, уходящей высоко вверх, где подвешенный на стене керосиновый фонарь высвечивал любопытную картину. Один из незнакомцев ломом разбивал каменную кладку фундамента. Второй стоял на подхвате каменных обломков.

Друзья несколько секунд наблюдали. Незнакомцы, сняв пиджаки и рубахи, усердно работали.

Один - пожилой, лысый, несомненно тот, что говорил сиплым голосом. Другой - молодой парень Щурок. Урки работать не любят, а тут вон как вкалывают! Словно ударники! Видно, знают, ради чего мозолят свои ленивые руки… Уж не библиотеку ли Ивана Грозного ищут? Старинные рукописи дороже золота!

- Что-то под алтарем ищут, - шепнул Вадим приятелю. -Надо их задержать.

- Как задержать?

- А вот так: иди тихо по тоннелю к выходу, поднимись наверх и сообщи охране. Пусть двое пойдут на берег, где выходит труба, а двое спустятся сюда. И возьмем их с двух сторон!

- А ты?

- Я останусь. Надо за ними понаблюдать, чтобы не потерять их из виду.

- Рискованно! Убить могут, если заметят…

- Ладно, спрячусь там за первым поворотом, в глубине тоннеля. Иди пока без света. Потом включишь свой фонарик. Когда отойдешь подальше.

Друзья пожали друг другу руки.

- Поторопись, Флегонт!

- Жди нас, Вадим Борисович, я мигом. - Прихватив мешок с оснасткой, Флегонт поспешил к выходу.

Через несколько минут урки присели покурить и поболтать. Вадим, разглядывая их из щели дверного проема, слышал каждое слово. Они продолжали бранить третьего, который «любит на чужом горбу в рай въезжать».

- Подумаешь, чертежьи! - брюзжал Сиплый. - Мы же с тобой целую стену выломали. И що? Сколько можьно ищачить?

- Авось теперь немного осталось, - урезонивал Щурок. - Главное - до гранитного камня добраться. А там, Архитектор говорит, ломиком ковырнуть - и вся работа.

- Травит он, твой Архитектор!

- А чего ему травить? Ему самому охота поскорее золотишко захватить.

«Архитектор? - удивленно думал Вадим. - Странное прозвище для блатного мира. Поминают какие-то чертежи. Может быть, их сообщник и вправду какой-нибудь бывший архитектор?»

Но вот незнакомцы поменялись местами и вновь взялись за работу. Однако трудились не так, как прежде, - вяло, с ленцой, переговариваясь. Надолго их трудового энтузиазма не хватило.

- Он там прохлажьдается, фраер, хорошим воздухом дыщит, - ворчал Сиплый, - а мы тут, как щахтеры, ищачим в духоте.

- Служба у него, - возразил молодой.

- Служьба! Как камни ворочать, у него всегда служьба! Сиплый свирепо харкнул.

Выбравшись из подземелья и сбросив с плеча мешок, Флегонт впопыхах вбежал в помещение караулки, где был один Бердников; он допивал чай из большой эмалированной кружки, обтирая полотенцем начисто бритую голову и лоснившееся от пота лицо.

Едва успел Флегонт выпалить несколько сбивчивых слов, как Бердников вскочил с табуретки, зло взглянул на него и закричал:

- Опять? Опять ты, Морошкин, нарушил предписание? Ты что, в тюрьму захотел?

- Сейчас не в этом дело! Пошли скорее, Семен Гаврилович! Надо действовать, задержать тех двоих! Вадим Борисович в опасности!

- А кто его туда звал? Кто разрешил?

- Да он… Мы… посмотреть только… Нам нужно было!

- Разберемся! Ответите по закону! Оба! Пломбу сорвали с люка? Знаешь, что за это бывает?…

- Не трогали мы вашу пломбу! Мы совсем другой ход нашли.

- Другой? Какой другой?

- Нашли другую дверь. Она не была запечатана.

- Все едино ответите!

- Ладно, это потом. А сейчас давайте охранников! Пошли!

- Что вы командуете? - сурово оборвал Бердников. - Не ваше дело!

- Как не наше? - взорвался Флегонт. - А чье же? Не хотите, не надо, пойду к реке и позову ребят, без вас справимся!

- Стой! Не имеете права! Для этого охрана существует. Я обязан сначала доложить начальнику товарищу Николаеву.

- Тогда действуйте! Человека убить могут, а вы тут воду в ступе…

- Молчать! - заорал Бердников и так ударил эмалированной кружкой по столу, что остатки чая выплеснулись ему в лицо. Затем, зло зыркнув глазами на Флегонта, Бердников направился в дежурку, где находился телефон и отдыхала смена охранников. А Флегонт выскочил на улицу возмущенный: ему показалось, что Бердников не спешит. А там, под землей, Вадим Борисович ждет помощи. Может, его в эту минуту убивают.

Мимо проходил знакомый слесарь.

- Митька! Ребята на реке?

- Там. Купаются.

«Это хорошо! - сообразил Флегонт, - это ведь не так далеко от той трубы, что выходит к реке…» И он помчался на набережную.

Сиплый все чаще ворчал. Наконец он швырнул лом и пошабашил:

- Ща! Пойдем купнем грещное тело!

- Еще поработаем немного. Может, Архитектор подойдет.

- Пошли. Потом еще поищачим.

Щурок поддался на уговоры, они взяли рубахи, сняли с гвоздя фонарь и стали спускаться вниз по лестнице. Свет фонаря запрыгал по стенам.

Вадим, опасавшийся, что со стороны реки внезапно подойдет Архитектор, поспешил отступить к выходу.

Сиплый и Щурок не спеша вошли в тоннель. Пиджаков они не взяли, рассчитывая вернуться.

«Сколько времени прошло с тех пор, как ушел Флегонт? -думал Вадим, сожалея, что у него нет часов, - может, охранники успели уже зайти со стороны реки?»

Когда урки, миновав развилку, пошли к проломанному проходу в стене к реке, Вадим направился следом, засунув за ремень брюк костыль. Боясь выдать себя, он шел наощупь, не зажигая фонаря.

В ту минуту, когда незнакомцы пролезли в проход и скрылись в подземном зале, до Вадима донесся властный мужской голос:

- Поднимайтесь сюда по скобам, скорей! Вадим замер.

- Алле? Ты што ли, Архитектор? - крикнул Сиплый.

- Да, да, обрываться вам надо! Поняли? - приказал тот же строгий голос.

«Сверху кричит, а не из трубы, упоминает скобы, приказывает вылезать через люк, - догадался Вадим, - значит, тот самый Архитектор».

- Не трави! - усомнился Сиплый. - Откуда? Що? Тут тихо…

- По делу говорю! Обрывайтесь, пока не поздно!

- Мы пиджаки оставили, - спохватился Щурок. - Там лопатники*.

[* Бумажники (воровской жаргон).]

- Пусть Щурок сбегает и возьмет их. А ты, Гриня, поднимайся сюда. Живее!

Щурок схватил у Грини фонарь, проскочил в проход и бегом побежал по тоннелю к развилке. Все случилось так неожиданно, что Вадим не успел отступить в глубь тоннеля.

Щурок быстро надвигался прямо на него. Деваться некуда!

Еще несколько мгновений - и фонарь осветит его с ног до головы!…

Ничего другого не оставалось: Вадим, чтобы выиграть время, отступая в поспешности, споткнулся и упал. По каменному полу зазвенели стекла разбитого фонаря, вывалился из-за ремня костыль.

Щурок по инерции сделал еще несколько шагов и остановился. Подняв фонарь повыше, увидел на полу Вадима.

На мгновение оба замерли. Щурок, стоя во весь рост, несколько секунд рассматривал распластавшегося человека. Вадим лежал скорчившись, загораживая глаза рукой от света…

Широко размахнувшись керосиновым фонарем, бандит неожиданно метнул его в лежавшего, но промахнулся. Стекло хрястнуло о пол, со звоном полетели осколки!

Жестянка с керосином покатилась, вскидывая и закручивая огненные языки, ярко освещая тоннель. В ту же секунду Вадим, обнаружив на полу костыль, схватил его и вскочил на ноги. Он даже не почувствовал, что осколки от разбитого фонаря в кровь поцарапали ему подбородок и щеку. В сполохах он увидел финку, блеснувшую в руке бандита. Пригнувшись, тот готовился броситься на Вадима.

«Не дамся!» - решил Вадим.

Вдруг прогремел выстрел, гулко прокатившись эхом по тоннелю.

Щурок, решив, что стрелял Вадим, приняв в полутьме костыль за пистолет, повернулся и стремглав кинулся прочь. Вадим бросился за ним. Он был уверен, что стреляли подоспевшие охранники, и бежал без опаски.

Бандит, добравшись до прохода, поспешно проскочил его и скрылся.

«Наверно, через трубу приближаются охранники», -мелькнуло в голове Вадима. Он поспешил к проходу.

Подбегая к скобам, ведущим к люку, Щурок неожиданно споткнулся в темноте обо что-то, похожее на распростертое тело человека. Он не упал и, подгоняемый страхом, успел схватиться за первую попавшуюся под руку скобу и стал торопливо карабкаться наверх.

Вадим, следом за бандитом проскочив проход, бросился к скобам, но споткнулся впотьмах о что-то и упал. Что это было, разглядеть Вадим не мог: Щурок заслонил собой слабый свет, проникавший через открытый люк.

В ту же секунду, когда Щурок схватился за последнюю на выходе из подземелья скобу, над ним прогремел выстрел! За ним второй! Он замер на мгновение в горловине люка, потом сорвался и камнем рухнул вниз.

Не успел Вадим подняться на ноги, как свалившийся Щурок оглушил его, ударив сапогами по голове…

Среди купающихся рабочих все знали Флегонта Морошкина. Они наспех оделись и, не особо расспрашивая его, бросились за ним по берегу к трубе.

Найти отверстие трубы, выходившей из подземного лабиринта к Москве-реке, оказалось просто, но для этого пришлось влезть в реку. Включив фонарик, Флегонт первым полез в трубу. За ним влезли один за другим еще пять человек.

Добравшись до середины трубы, они услышали звуки двух выстрелов, после чего наступила тишина.

- Опоздали! - вскрикнул Флегонт. - Стреляли в Вадима. Выбравшись из трубы и проскочив тайник, спасатели бросились в тоннель. Там никого не было. Вернувшись в подземный тайник, Флегонт осветил его фонариком. В углу, где были вмонтированы скобы, друзья увидели на полу три человеческих тела, распластавшихся одно на другом.

Двое полураздетых - убитые урки. У обоих головы залиты кровью. Третий - Вадим.

Сердце у Флегонта сжало тоской:

- Это я, братцы… я виноват! Зря покинул его… Вдвоем мы бы отбились от бандитов…

Но тут Вадим пошевельнулся и тихо застонал.

- Жив! Жив он, братцы! - обрадовался Флегонт. - Слава тебе господи! Несите его через трубу к реке и на берег. А я побегу в медпункт.

В тот же вечер ввиду чрезвычайных обстоятельств управляющий трестом «Дворецстрой» Линовский приказал опечатать железную дверцу в цокольной стене Храма, установив возле нее круглосуточную охрану. Вход в трубу из подземного помещения к Москве-реке заложили кирпичной кладкой, наземное отверстие с чугунным люком замуровали.

За самовольное вторжение в подземелье Флегонта арестовали. Только вмешательство начальника Управления строительством Дворца Советов В.М. Михайлова* помогло освободить его, и он отделался лишь устным выговором.

[* Михайлов В.М. (1894-1937) - с 1933 года начальник Управления строительства Дворца Советов в Москве. В 1937 году безвинно репрессирован, 29 сентября расстрелян. В 1956 году приговор от 26 сентября 1937 года отменен и дело за отсутствием состава преступления прекращено.]

У Вадима оказалась серьезная травма головы и сломанная ключица. Его положили в больницу. Но едва придя в сознание, он смог все-таки рассказать, что видел и слышал в подземелье, оставшись один.

Следователь еще до показаний Мостовикова установил, что оба уголовника убиты одинаково - выстрелами из револьвера на близком расстоянии в теменную часть головы.

Убийца стрелял через открытый люк, когда по скобам поднимались на поверхность сначала Сиплый, потом Щурок. Настоящие имена их вскоре были установлены. Они значились в досье МУРа опасными налетчиками, бежавшими из мест заключения. Но кто такой Архитектор - третий сообщник, главарь в банде и вероятный убийца Сиплого и Щурка, оставалось неизвестным, несмотря на самые энергичные поиски.

Бердникова за неумение действовать оперативно сняли с должности заместителя начальника отряда вооруженной охраны и перевели вахтером в городок строителей Дворца Советов на Малые Кочки.

При допросе он энергично оправдывался, доказывал, что сразу после сигнала Морошкина принял необходимые меры: отправил одну группу охранников на берег Москвы-реки, а другую послал искать вход в подземелье. Однако из-за того, что Флегонт убежал, толком не пояснив, где расположены вход в подземные тоннели и труба, охранники потеряли много времени на поиски. Потому, мол, их и опередили рабочие, подоспевшие первыми к месту происшествия.

Понижение в должности Семен Гаврилович переживал тяжко. Напомнил начальству, что он участник гражданской войны, громко уповал на торжество справедливости, грозил, что будет жаловаться.

Через несколько дней Вадим почувствовал себя лучше, и врачи разрешили товарищам навестить его. Первыми в палату пришли Флегонт и Валентина. Они рассказали о том, что говорят о происшествии на стройплощадке, о ходе следствия.

Друзья еще раз припомнили все, что видели в подземелье и что каждый из них пережил после того, как расстались. Ни Вадим, ни Флегонт не сомневались, что Сиплого и Щурка застрелил Архитектор. Но кто он? Также было не ясно, откуда Архитектор узнал, что его «компаньоны» в подземелье обнаружены. Кто мог ему сообщить об этом?

И еще странно: почему никто из охраны стройки не слышал, как Архитектор стрелял из револьвера? Правда, люк находился в самой отдаленной от помещения охраны стороне, но все-таки в тихий вечерний час выстрелы, наверное, можно было бы услышать?

После ухода Флегонта и Валентины, взволнованный разговором, Вадим долго не мог успокоиться. До позднего вечера он продолжал сопоставлять факты и строить разные догадки.

Первоначально Архитектор, Сиплый и Щурок могли проникнуть в подземелье через вскрытый алтарный вход, пока он не был опечатан, или через замаскированный чугунный люк. И в том, и в другом случае попасть в подземелье можно было только с территории бывшего Храма. Значит, кто-то из банды работал или работает во «Дворецстрое»? Или… свободно входит через проходную? Но тогда преступники были бы связаны с охраной территории? Случайно ли охрана проявила в тот вечер такое удивительное ротозейство? А хитрый и усердный Бердников оказался вдруг таким недотепой?

К утру Вадим попросил врача срочно передать работавшему во «Дворецстрое» следователю записку, в которой рекомендовал выяснить два вопроса.

Первый - С КАКОЙ ИЗ ГРУПП ОХРАННИКОВ ОТПРАВИЛСЯ БЕРДНИКОВ НА ЗАДЕРЖАНИЕ БАНДИТОВ? Второй - КТО ИЗ ОХРАННИКОВ И ГДЕ ВИДЕЛ БЕРДНИКОВА ВО ВРЕМЯ ОПЕРАЦИИ?

Врач до конца дежурства уйти из больницы не мог. Он послал с запиской студента-практиканта. Тот по молодости рассказал в проходной стройплощадки «Дворецстроя», где в тот день оказался Бердников, что он идет к следователю с запиской от больного Вадима Мостовикова.

Пока практикант добрался до следователя, Бердников со стройплощадки исчез. На квартире его тоже не оказалось. В комнате все было разбросано, печка-голландка забита сажей и обгорелой бумагой. В золе уцелели клочки ватмана. На одном из них обнаружили фрагмент чертежа Храма Христа Спасителя. Тогда к следователю подключили опытного работника московского отдела милиции Алексея Ефимова, который несколько лет назад занимался загадочным убийством в «Теремке».

Ефимов обнаружил на одном из клочков буквы «Н.М.», какими Никита Мостовиков помечал свои чертежи. Выстраивалась правдоподобная версия: матерый преступник тогда проник в дом Никиты Мостовикова, чтобы завладеть синей папкой с чертежами Храма Христа Спасителя.

У следователя были дополнительные вопросы к Вадиму, но встречу с ним на время пришлось отложить. На шестой день пребывания в больнице у него неожиданно появились симптомы отравления: тяжесть в голове, головокружение, позывы рвоты с расстройством кишечника, общая слабость. Были ли это последствия травмы, полученной в подземелье, или «болезнь археологов», наступающая вследствие длительного пребывания в затхлом, удушливом подземном тоннеле, врачи определить не могли.

Вскоре удалось установить, что Семен Гаврилович Бердников преступником не был. Он умер в 1920 году в полевом госпитале в Умани от тяжелых ран. Документы на имя Бердникова выкрал Архитектор, находившийся в том же городе, где скончался Бердников, когда узнал о том, что у его малолетней племянницы Вали Любимской умерли родители, проживающие в Москве, и не осталось никого из близких. Пробравшись в Москву под видом дяди, Семена Гавриловича Бердникова, самозванец поступил на работу под этим именем в отдел охраны на строительство одной из московских теплоэлектростанций. Позднее, узнав о сносе Храма Христа Спасителя, перешел в охрану «Дворецстроя» для того, чтобы иметь доступ к подземелью Храма, - это совершенно очевидно. Но чем оно его привлекало? Куда и зачем пробивались в подвале под Храмом Гриня и Щурок? Оставалось пока тайной, так же, как и подлинное имя Архитектора, хотя у Ефимова уже были догадки относительно цели разборки уголовниками фундамента под алтарем…

Вслед за этим событием по Москве расползлись страшные слухи. «Знающие люди» рассказывали, что в подвалах под Храмом Христа Спасителя разразилось сражение между шайкой бандитов и взводом стрелков ОГПУ. Погибло будто бы с той и с другой стороны никак не меньше двух десятков человек. А вспыхнуло подземное сражение из-за находившихся под Храмом несметных сокровищ.

Развалин от Храма оставалось все меньше. Рабочим, разбиравшим цоколь и подземную часть, было дано указание действовать с осторожностью, памятуя постоянно о якобы невзорвавшемся динамите, заложенном в фундаменте, а при обнаружении гранитного камня тотчас прекратить работы и доложить начальству.

Солнечным августовским утром Матвей Сковородников из бригады Морошкина, нагружая тачку камнем от разборки фундамента, обнаружил массивный гранитный камень*.

[* Это был гранитный камень, доставленный с Воробьевых гор, заложенный там при начале сооружения Храма Христа Спасителя по проекту Витберга.]

Когда очистили поверхность его, вспыхнула отраженными солнечными лучами вложенная в камень золотая равноконечная крестовина, наподобие той, на которой устанавливается рождественская елка, с выгравированными надписями. Из-под нее из каменной сокровищницы были извлечены золотые и серебряные монеты: 30 полуимпериалов, 24 пятизлотника, 60 червертаков, столько же двугривенных, пятиалтынных и гривенников*.

[* С 1839 года чеканили золотые империалы достоинством в 15 рублей и полуимпериалы - в 7 рублей 50 копеек до 1899 года. С 1910 года они изымались из обращения.]

Рабочие, стоявшие в отдалении, не могли глаз оторвать от невиданного зрелища - золота, огнем горевшего на солнце, когда его извлекли из сокровищницы представители ОГПУ. Дивился и Флегонт и вспоминал недавнее посещение с Вадимом подземелья, где они видели грабителей, неистово рвавшихся к золотому кладу.

Об этой тайне, скрытой под Храмом Христа Спасителя, мало кто знал даже из старожилов-москвичей.

Тогда же распространились по Москве слухи, что на нескольких мраморных плитках, заложенных в сокровищницу, были изображены масонские знаки. Однако на плитках, кроме имен присутствовавших при закладке Храма Христа на Воробьевых горах членов императорской фамилии, никаких других надписей не было.

До начала разборки фундамента Храма Спасителя в октябре 1933 года археолог Стеллецкий вновь пытался осмотреть подземные ходы близ Храма и исследовать тоннель, ведущий в сторону Кремлевского холма. Однако управляющий трестом «Дворецстрой» Линковский запретил осмотр, так как в подземных ходах произошел обвал.

Через некоторое время, в конце 1933 года, ученому сообщили о разрешении поиска библиотеки в Кремле. Уверенный в том, что она находится в подземном тайнике Кремля, Стеллецкий с энтузиазмом взялся за работу в надежде найти тайник с бесценным сокровищем. Ему было известно, что под Угловой Арсенальной башней есть подземный тайник и там же был когда-то резервуар для воды, поступавшей из подземного ключа. От тайника был проложен широкий тоннель до Боровицкой башни и далее к Тайницкой. Тайники и подземные ходы были сооружены Аристотелем Фиораванти** по просьбе Софьи Палеолог, в них она спрятала бесценное культурное сокровище, привезенное из Рима, - манускрипты и книги из библиотеки императоров Византии.

[**Рудольфо Фиораванти Дельи Альберти (ок. 1415 - 1485), известный под именем Аристотеля (имя, данное при рождении), - итальянский зодчий.]

Стеллецкий начал поиски с Угловой Арсенальной башни 1 декабря 1933 года. К середине февраля он нашел ход Макарьева, и тогда комендант Кремля Петерсон приказал, прежде чем расчищать замуровку входа в тоннель, вести раскопки подземелья башни до самого основания. Стеллецкий пытался доказать бесполезность подобной работы, но ему это не удалось, и в результате 24 марта неожиданно в раскопе появилась вода и стала затоплять подземелье.

Когда же соорудили отлив и установили насосы, вода неожиданно ушла, так же как и неожиданно появилась.

Для Стеллецкого это было загадкой…

Долго велись раскопки в подземелье, причем с длительными перерывами, так как рабочие часто перебрасывались на другие объекты в Кремле.

В первых числах ноября, перед октябрьскими праздниками, было приказано работы прекратить и замуровать все раскопы, а Стеллецкому предоставить отпуск и отправить в санаторий.

Уезжая из Москвы, ученый рассчитывал после отпуска со свежими силами продолжить исследование кремлевского подземелья.

Однако когда Стеллецкий вернулся из отпуска, на его телефонный звонок сообщили из Кремля, что по указанию Петерсона раскопки запрещены. Стеллецкий звонил по телефонам, писал заявления в различные инстанции, обивал пороги в наркоматах, но его просьбы остались без последствий.

Появление воды в подземном ходу и лукавство «благодетелей» в верхах, охранявших Кремль и разрешивших Стеллецкому поиски библиотеки в кремлевском подземелье, чтобы на время, до начала разборки фундамента Храма, отвлечь его внимание от Чертольского подземелья, - звенья одной цепи.

Поиски Стеллецким либереи Ивана Грозного, которым он посвятил почти всю жизнь, к успеху не привели. Он обследовал многие подземные ходы, тайники и пещеры в центре Москвы.

В послевоенное время научные археологические раскопки на территории Кремля проводились несколько раз. В 1959-1960 годах их организовали Институт археологии Академии наук и Музей истории Москвы. При этом был сделан ряд важных открытий. На глубине 5-10 метров ученые обнаружили остатки бревенчатых защитных сооружений древней Москвы, а также много интересных бытовых предметов.

Проводились раскопки и во время реконструкции Кремля в 70-х годах. Однако эти экспедиции к прежним сведениям о либерее Ивана Грозного ничего существенного не прибавили, так как поиски проводились в ограниченных местах. А в тех местах, где следовало искать библиотеку, раскопки были запрещены.